Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Графомания:: - Погружение во мракПогружение во мракАвтор: Мизантроп Глава четвертая цикла "Маргинальное волшебство".В соавторстве Мизантроп & Lord of the Flies. http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=27823 глава I http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=27938 глава II http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=28030 глава III Во глубине сибирских руд Два старика усердно срут. Не пропадет их скорбный труд И дум высокое стремленье – Говно пойдет на удобренье.(1) * * * Сумрак расстелется, ляжет туман, Что там шевелится - зренья обман. Может, из полночи выпадет к нам Сущностью черною древний наш срам. Cтукнет по косточкам, грохнет об стол Старая корочка, грязный подол. Спрячься под простынью и не дыши - Блеклые россыпи тают в тиши. * * * Зайдя в подъезд, Муня не стал подниматься к Ссыглеру, а повернул в провонявший застарелой мочой спуск в подвал. Вытаращив глаза и вглядевшись в сгущавшийся с каждым шагом сумрак, Жозел осторожно заковылял по загаженным щербатым ступенькам. От аммиачного смрада заслезились глаза и перехватило дыхание, но он упрямо шел, пока не уперся в прямоугольник, грубо сваренный из ржавых металлических уголков. На покосившуюся конструкцию, которая служила дверью, была натянута дырявая металлическая сетка, закрепленная кусками проволоки и скрутками тонкого телефонного провода. Задвижки не было, и Жозел осторожно потянул за липкую сетку. Дверь приоткрылась, и из щели понесло сыростью и могильным холодом. Промежуток между мокрой бетонной стеной и кривым уголком был абсолютно черным, ни лучика не вырывалось из подвала старого дома. И тут Муне стало так страшно, что он перестал замечать душившую его прежде вонь, где-то в районе желудка екнуло, судорожно дернулась диафрагма, ноги подкосились, а зассанные штаны неприятно защипали яйца. - Вот же, в рот тебя ебать, - пропищал севшим голосом Жозел. Муня прикрыл дверь, судорожно выдохнул и, стащив с головы шапку-гондончик, вытер ей холодный пот со лба. – Надо же, хуйня-то какая, - никогда не вспоминавший о душе Муня вдруг неуклюже перекрестился и попытался сплюнуть через плечо. Липкая слюна повисла на куртке, подмышками зачесалось и потекли противные струйки, и тут Муня внезапно понял, что он не может заставить себя повернутся и пойти наверх, к свету. Непреодолимая сила тянула Жозла вглубь страшного подвала, породившего смутные воспоминания о жуткой крутящейся пирамидке и уходящей во мглу улице с бесполезными фонарями. Он снова взялся за дверь, потом бессильно уронил руку. И тут ему захотелось отлить с такой силой, что он еле успел нашарить и вытащить из прилипших к телу джинсов свое хозяйство. Струя пошла не сразу и, больно прорвавшись через узкое отверстие (благодаря этому врожденному свойству Жозел был неоднократным чемпионом по пусканию струи в высоту), с силой ударила прямо по хлипкой дверце. Лужа мочи начала постепенно растекаться прямо под муниными ногами. - Сссука, пидарасина ёбаная! – матюгнулся Жозел и резко отпрыгнул, тут же, на ходу, заправляя рубашку. «Сколько хуем не тряси - последняя капля в трусы» - вспомнилась старинная поговорка. Муня потряс хуем и застегнул ширинку, но последняя капля мерзко и холодно расползлась в мокрых трусах. Стало немного легче, и внутренняя дрожь постепенно унялась. Жозел достал сигарету и, чиркнув зажигалкой, которую он по аналогии с «Зиппо» называл «Залуппо», закурил, тут же поперхнулся и натужно закашлялся. Огонек зажигалки осветил серые, в потеках и выбоинах, стены, неровный земляной пол, усыпанный мусором и кучу чего-то, подозрительно напоминающего человечьи кости. Лужа муниной мочи проявилась мутным пятном. Жозел глубоко затянулся и вдруг резко вздрогнул от неожиданного громового хлопка открывающейся двери парадной. Вокруг немного посветлело, Муня поднял голову и, содрогнувшись, уронил сигарету. Округлый силуэт с метлой, смутно видневшийся наверху, непонятно почему нагнал на Жозла такой ужас, что Муня, не дыша, вжался в холодную, мокрую стену и замер, пытаясь сдержать вновь охватившую его «трясучку». - Эй, кто там, блядь? – ввинтился в уши мерзкий бабий визгливый голос. - А ну там, выходи, бля, курят тут, хуерыги! И срут, пидарасы ёбаные! – дворничиха переступала с ноги на ногу, но спускаться и не подумала, да и она не особо любила этим заниматься - из черноты подвала исходил мрачный, поистине сатанинский дух. - Сталина нет на вас, фулюганы ебаные, он бы вас выеб в грызло, уроды, нахуй! Муня Жозел не издал ни звука, и, стоя словно истукан, дождался, пока дворничиха не исчезла. Спускаться в подвал Жозел не стал бы и сам, если бы его, подобно нити Ариадны, не вело особое предназначение. Дверь парадной с грохотом захлопнулась, и тут мощным приливом Муню окатила поднявшаяся из глубин вибрирующего кишечника горячая волна. Исчез страх, от похмелья не осталось и следа, подбитый нос перестал болеть, все заслонило и повело за собой великое осознание собственной важности. Забыв о страхе, холоде, сырости и казавшейся теперь такой мелочной обиде на Ссыглера, которого Жозел почти уже и простил, Муня встал пред дверью в полный рост и выпятил хилую грудь. И когда он увидел мерцающие золотом на темно-синем фоне огненные руны, бросающие отблески на вожделенное мертвое животное, рука его рванула дверь, которая, чуть не рассыпавшись, со скрипом поддалась. «Бафомет, Сатана и Вельзевул! Сабнак, Бельфегор и Бегемот» - шептал Жозел, уставившись в черный, словно космический монолит, прямоугольник прохода. В такой же черноте вращалась пирамидка - воплощение муниного страха, но былого ужаса сейчас и не было вовсе. «Один, Тор, Стрига, Локи, Утбурд, Суккубус! Помогите, мать вашу распроёб» - Муня бормотал увиденные им в ссыглеровском «анускрипте» непонятные слова и имена. Вдруг Муня преисполнился чувством благодарности к Минету, и даже захотел вернуться и все рассказать, однако тщеславие и эгоизм взяли свое. - Хаймдалль, блядь!- чиркнув зажигалкой и судорожно всхлипнув, Муня шагнул в черный провал и немедленно получил в лицо поток смрадного дыхания, смешанного с картавым гнусавым голосом: - Даль умег, господин хогоший. И Мамин, тыкскыть, Сибигяк тоже пгеставился. А тог, милстиыйсдарь, ето всего лишь бублик. Вонючий воздух задул чахлый огонек Муниной «Залуппо» и Жозел в панике крутанул пальцем шершавое скользкое колесико. Тусклый свет появился вновь, Муня вздернул руку кверху, повел по кругу и чуть не уронил зажигалку. Словно явившись из недавнего сна, на Муню красным многоглазием плотоядно уставился жирный паук, вцепившийся в превратившуюся в настоящие канаты паутину, которая свисала с низкого бугристого потолка. Отшатнувшись, Жозел опустил глаза и уткнулся взглядом в смотревшее на него снизу лицо, которое как будто появилось из любимого Муней и Минетом фильма «Рассвет мертвецов». Сквозь спутанные космы просвечивал покрытый гноящимися ранами лоб, а над неразвитым подбородком с сивой клочковатой бороденкой нависал гигантский нос, испещренный волдырями и черными порами. Закисшие белесые глазки уставились прямо на Жозла, который так и остлобенел с зажигалкой в поднятой руке. Раскалившийся корпус «Залуппо» больно обжег кисть. - Но, хоть Даль и помег, Хаим все же остался. Я - Хаим, позвольте пгедставиться, - донеслось из полумрака старческое шамканье. - Хаим? – выдохнул Муня. – Жид, что ли? - Да что Ви, господь с Вами. Какие тут могут бить жиды, у нас юденфгай. Пгозвище у меня такое, за мой, пагдон, акцент. Раскаленная зажигалка куснула Жозла за пальцы так, что он взвыл, отшвырнул ее и затряс рукой. Огонек погас, но Муня продолжал видеть мерзкую рожу. Темнота не наступила - мутный фосфоресцирующий свет струился от стен и потолка. Гниющая образина придвинулась к самому рту Жозла и дохнула вопросом: -А Ви соссно, кто будете, судагь? Электгик? - липкая шершавая клешня схватила Муню за руку. От смрада свет перед глазами померк, Муня попытался отшатнуться и еле слышно промычал: - Сам ты хуектрик блять. Я принц Уэльский по имени Пиздрагон. Граблю убери, слышь, бля? - Князь! - радостно заорал подвальный абориген Хаим. – Ваш-шь-ство! – он попытался вытянуться в струнку, выпустил мунину кисть и, отдав честь, гнусаво запел: Скажи мне, сны несут секгет? Ти знаишь пгавду, а я нет. Ти видел спгятанный исток, Где плавал чегный лепесток? Молчал родник, х’анил секгет: Ти знаишь пгавду, а я - нет. - Какими судьбами к нам, Вашьство? - внезапно прервал завывание Хаим. - Неужели? - Крысу ищу. Ты не видел? - Муне наконец удалось немного отодвинуть лицо от ходячего зомби, но Хаим тут же ухватил его за пуговицу на куртке и стал ее судорожно крутить трясущейся рукой. - Кгысу? Да их тут лови - не хочу, хоть отбавляй! Все-таки может Ви не совсем князь, Вашьство? Надо же, кгыса?! - Да князь я, хуязь, бля! Гушгынский этрап, нахуй! Сатрап, во! Мне нужна ТА крыса. - Ой, таки-да князь! ТА кгыса, боже милстивый! – радостно запричитал Хаим и приглашающе замахал рукой. – Я так и знал, я так и знал! Муня молча пошел за стариком, замотанным в вонючее драное тряпье. Мрачные стены, светившиеся тусклым светом, казалось, впитали в себя многолетнюю вонь, перед глазами Жозла мутилось и он уже не понимал, видит ли он на самом деле или просто воображает облепивших щербатые нечистые стены пауков, змей и шевелящихся червей. Вдруг под ногами чавкнуло, и Муня, глядевший на стены, пролетел, споткнувшись обо что-то мягкое, вперед на пару метров и замахал руками, хватаясь за воздух и пытаясь не упасть. Под ногами снова смачно чавкнуло, за подошвой потянулось что-то липкое, и вонь свежего говна перебила даже смрад Хаима. Оглянувшись, он увидел, что споткнулся о такое же тощее, грязное и заросшее существо, как и его проводник. Создание сидело на корточках и срало. Вонь от субъекта исходила неимоверная. - Ах ты, ёбаный засранец! - Муня пытался отскрести говно от подошвы. – Пиздопроушина ебливая! - Ин-на, блть, хуйлоблпидрёбн, - вступило в контакт существо. От злости Муня ощутил прилив сил, перестала мучить вонь, забылись мокрые, обоссанные штаны. – У-у-у, с-сука… - Муня занес было над сруном ногу в испачканном ботинке, однако провожатый Хаим оказался тут как тут: - Да шо Ви, шо Ви, Ваше Вашьство, это же милейший Афанасий Онуфгиевич! Ну-с пегебгал чуток, дело житейское, хе-хе-хе…бивает. - Блпидруебублтьнауй! Науй! – заорал Афанасий Онуфриевич на Муню, осекся и завалился в кучу собственного дерьма. - Ебануться, бля, - Муня сплюнул. Злая эйфория внезапно кончилась, а перед глазами снова волнами поплыли стены, пауки, щупальца, клешни и оглушительно завоняло. - Издегжки, Ваш-шь Високогодие. Не поймите пгевгатно… - залебезил Хаим, но Муня лишь махнул рукой и пробормотал: «Хуятно. Пошли, что ли?» И они пошли по бесконечным темным переходам, то оказываясь в кромешном мраке, то снова выходя на светлые участки. Свет хоть временами и появлялся, но, казалось, ничего не освещал, воздух с каждым шагом все сгущался, и Муне уже мерещилось, что он плывет в густой смрадной жиже, легкие у него отказали, и он все пытался расправить жабры, вспомнив о читанной в далеком детстве книжке о человеке-амфибии. «Ихтиандр – в жопу ёбаный скафандр» - пронеслась неуместная мысль. От напряжения он перестал различать мерзких существ на стенах, все силы вложив в движение вперед и, когда их уже не осталось, путники, наконец-то, пришли к массивной железной двери, изготовленной из ржавых проклепанных железных листов. - Где крыса, образина ебаная? Ты куда завел меня, хуйло? Это что еще за ёбаный бункер тут? – от усталости голова у Жозла кружилась так, что казалось, еще мгновение - и она отлетит от тела… - Ви пгедвзято относитесь к пгостому пгивгатнику. Я хоть и отбиваю повинность, но человеческий облик ишё не потегял… - донеслось из беззубого провала рта. Муня тщетно пытался сфокусировать взгляд хоть на чем-то. - Издержки, блядь! - рявкнул он. – Где мы? - Удивляете, Князь. А может, ви и не князь никакой? - лукаво подмигнул Муне нагнаивающимся глазом будто вовсе и не уставший Хаим. - Князь, хуязь – какая тебе, нахуй, разница? Аль-Хаким би-Амруллах, сука! Поднявшееся раздражение поглотило последние капли энергии, Муня уже ощущал себя выжатой тряпкой для вытирания ног, валяющейся у порога, и поэтому совершенно не испугался, решив, что внезапно появившееся над дверью синеватое облако и в нем – жуткая рожа - существует лишь в его воображении. Голову жителя подземелья венчало криво надетое на рога ржавое дырявое ведро, и из разверстой пасти, с торчавшими оттуда гнилыми обломками клыков, вырвался трубный глас: «Клюуууч!» - Какой еще, в пизду, ключ? Хуй тебе, а не ключ! – заорал Муня в сторону облака и погрозил кулаком. - Ви очень эксцентгичны, Ваше Високопгевосходительство, - успокоительно прошамкал Хаим, и, спустив драные штаны, присел возле железной двери. Обнажились серые ягодицы, покрытые сеткой рваных чесоточных расчесов и россыпью разнокалиберных прыщей, подземный житель поднатужился, закряхтел, и с вонью и треском изверг сложно закрученную твердую какашку, которая по виду действительно напоминала ключ. «Ну и засранцы, бля!» - поразился Жозел. - Пгошу Вас, Ваш-шь-ство, Князь! - Что, срать? Я уже посрал! – соврал Жозел. Присесть и испражниться в публичном месте и в присутствии посторонних он не смог бы ни при каких условиях, хотя, в принципе, подперло. - Да нет же, не «сгать», как Ви некоггектно вигазились, не «сгать»! - А шо? - Ви сами знать должны. - Сейчас как въебу, блядь!- Муня вновь ощутил приток силы. Поднимавшаяся злость и всплывшая изнутри обида переполнили Жозла. - Все магистгу гасскажу, все-все-все! - визгливо заквакал Хаим. - Открывай, сука, а то убью, к ебеням! – истошно заорал Муня, схватив его за расползающиеся вонючие тряпки. Провожатый испуганно сжался и попытался что-то промычать, но тут атмосфера вокруг как будто бы изменилась. Откуда-то подул слабый жидкий ветерок, а в сиянии над дверью, отодвинув монстра в ведре-шлеме, показался лик еще более отвратный: оплывшие щеки покрывали волосатые бородавки, на лбу краснел гигантский чирей, однако слипшиеся и блестящие от сала космы были аккуратно зачесаны назад, а сама физиономия источала непоколебимое самодовольство и уверенность. - Ма-а-а-а-гисг, - гнусаво заблеял согнувшийся в каральку Хаим. - Щас он тебе, - погрозил Муне кулаком обнаглевший бомж. -Так-с, Апостол Мартемьянович, вижу, куролесить изволите? А ну-ка, текст зачитать! - рявкнул Магистр. Хаим согнулся еще больше и с завываниями и дрожью в голосе затянул: Гадом буду я, бля буду, только пусти, В свою веру меня не крести! Дураки да Штыки, да Госстрах, да Собес, Елы-палы, сыр-бор, темный лес!..(2) - Свободен! - коротко проскрипел в его сторону Магистр. - Но, Магистг, это ж лже-Князь явно… К-как свободен, вообще, что-ли? – с надеждой спросил старик. - Во-о-о-обще? Ишь ты, наглец какой! А ну, бегом арш! Ко входу, службу служить. - Слушаюсь, Вашевество, - старик удалился, бормоча под нос какие-то матюги. Муня, так и не отошедший от сумасшедшей злобы, бесстрашно уставился прямо в глаза «пахана», как мысленно прозвал он Магистра. - Уж простите его, негодника, дорогой мой друг. Служба, знаете ли, не сахар у него. - Ну и? Открывать будешь или реверансы надо отбить? - грубо ответил Жозел. - Ну, полно Вам, если не хотите подобрать ключик, который предложил Вам дорогой наш Апостол Мартемьяныч, Герасим Вам откроет. В светящемся облаке «пахан» уступил место рогатому дылде-Герасиму, и тот, поднатужившись, потянул массивный рычаг. Дверь с грохотом опустилась на цепях, подняв тучу пыли, и Жозел вступил в неожиданно теплый коридор, освещенный горевшим в помятых ведрах деревянным хламом. Продолжение следует. (1) Фольклор. (2) Тимур Кибиров, «Лесная школа». Теги:
-2 Комментарии
#0 18:36 19-10-2008Lord of the Flies
да блять ахуели ваще нахуй! сцуки бля. Еше свежачок Смачно небо тонет в серой дымке Повстречать пора счастливых дам. Путь осветят в темноте блондинки Во души спасенье встречным нам. Муж был часто дамой недоволен Речь блондинки слушать он устал Только вряд ли хватит силы воли Бить рукою ей с матом по устам.... Мне грустно видеть мир наш из окна.
Он слишком мал и что он мне предложит? Не лица - маски, вечный карнавал! Скрывают все обезображенные рожи. Но там, шатаясь, гордо ходит Вова. Он гедонист, таких уже не много. У Вовы денег нету, нет и крова Стеклянный взгляд уставленный в дорогу.... Светлее звёзды осторожных принцев И ярче самой пламенной мечты. Ночами даме важно насладиться Души полётом в дебрях высоты. Забросить в небеса простую душу Залётный принц строился с листа. На целый век красавице не сужен Но как ласкает сладкие места.... Вы помните беднягу Кука,
который двинул за моря, не взяв ни бластер, ни базуку… но жаждал въехать в дикаря - его аршином общим мерил и познавал его умом, за головные трогал перья… И что с ним сделали потом? Он к ним с букетом и улыбкой явился ясным летним днём… Но в чём была его ошибка - молчит история о нём.... Видя всю грибная прелесть До земли отвесил челюсть, В кучу стал сметать грибы Краем собственной губы. Побросал в корзину разом Гнуться больше не обязан, Удивляясь сколь попалось, Поясница бы сломалась. Всё равно родная скажет, -Не вспотел сегодня даже, А грибочков целый короб Заграбастал с перебором.... |