Джонни депо. Продолжение

Автор: Олег Макоша Эпиграф:
«Боже упаси! Я не интеллигент, у меня профессия есть».
Л. Гумилев

1

У нас новый мастер. А бывший, Серега, командует электриками на каком-то бетонном заводе. Иногда, он пишет мне в аську. Я купил компьютер, и это стало переворотом в моей жизни. Серега в своих писульках в основном интересуется, набацал ли я чего нового про родное Депо. Вот – бацаю.

2

Нового мастера зовут Эдуард, он армянин, не пьет, не склоняет по родам и не может смириться с порядками, заведенными в Депо:
-- Олег, если ты такой смелый, пойдем завтра к директору и все ему скажем!
-- Что все?
-- Все! Но мы вдвоем не сумеем перевернуть ноги и голова.
-- Эдик – говорю – ты на сайте «Армяне» был?
-- Был.
-- «Правила настоящего армянина» читал?
-- Нет.
-- Вот, если бы читал, то понял бы, что это не армянский поступок – идти к директору.
-- Как это?
-- Армянин – сам директор.

Еще он был поражен, когда я пришел на работу в рубашке, с рукавами, сделанными под запонки. Он никогда таких не видел.

3

Я решил организовать клуб Снобов. Запонки – первый вклад в дело снобизации Депо. Андрюха уже вступил. А Сидоров – отказался. Сказал, что он в гробу видел, меня – конкретно, а остальных – в общих чертах.

Вчера нас водили в поликлинику на диспансеризацию. Мы стояли около кабинета ЭКГ, когда ворвался Главный инженер и по привычки заорал на Андрюху:
-- А! Этот уже здесь! Небось, опять за границу собрался? В Болгарию?
-- Нет. В этот раз подальше.
-- Подальше, я тебя сам пошлю!
И вошел, гад, в кабинет, без очереди.

Сидорова, проболевшего всю эту тяжелую зиму, у нас в бригаде, подменяет Шурик Клочков, по прозвищу – Свободное посещение. Он болеет куда реже. Примерно – два раза в месяц. Поэтому его появление на рабочем месте, воспринимается нами неадекватно. Андрюха, видя его, спрашивает:
-- Ты чего приперся?

4

Перегонщица Оля, ловит меня у проходной и интересуется:
-- Ты, стихи все еще пишешь?
-- Пишу.
-- А, которые не получились, ты с ними что делаешь?
-- Берегу, Оль, для академического издания. А что?
-- Да я подумала, может, отдашь мне не нужные?

Страна знает своих героев.

Сегодня, только я пришел на работу, Андрюха тут же говорит:
-- Сходи, повесь кулачковый механизм на 1233 и колодки заодно поменяй.
-- Ладно – отвечаю.
Иду, ставлю кулачковый, меняю тормозные колодки, регулирую зазор. Едва вывел верхнюю, в канаву спускается Андрюха, трясет колодку и удовлетворенно произносит:
-- Более-менее идеально.

5

Эдик выходит из комнаты мастеров, где секунду назад стоял ор, как будто кого-то лишали зарплаты и, тряся головой, тихо мне рассказывает:
-- Зам по ремонту меня спрашивает – опоздания были? Я иду к диспетчеру, узнаю – не было. Возвращаюсь и говорю ему.
-- Ну?
-- Он спрашивает – возвраты были? Я иду к диспетчеру, узнаю – не было. Возвращаюсь и говорю ему.
-- Ну?
-- Он спрашивает – почему 1314 оставили на ТО-1? Я говорю – а куда надо? Он – на Подъемку.
-- Ну?
-- Я говорю – так, можно переписать. А он – нельзя!
-- Ну?
-- Кричит – его надо было на Подъемку! Я переписываю, а его все равно ставят на ТО-1!
-- Ну?
-- И все это матом, Олег!

Я немного подумал и спрашиваю у него:
-- Так, что тебя удивляет?
-- По-моему, он искал повод, чтобы придраться.

6

-- Сидоров, если ему дать вагон, любой эффект найдет, да, Олег?
-- Еще бы – говорю – Эдик. Только дай.
-- Он мне говорит – я сегодня три вагонов сделал. А сколько он должен делать?
-- Сколько-сколько? Сколько все. Семьдесят четыре штуки.
-- Он все знает! Любой вагон, как пять пальца об асфальт!

Вчера вытащил из помойного ведра книжку Соколова-Микитова. Похоже, водилы кинули. Отряхнул, полистал, убрал на полку в теплушке. Сегодня пришел на работу – опять валяется в ведре. Только вчера, ведро – у канавы, а сегодня – здесь. Похоже слесаря кинули. Достал, протер тряпкой, положил на ту же полку. Сейчас думаю – чего дальше будет?

7

Сегодня воскресенье, разрывных трамваев нет и закончив работу к часу ночи, я лег на топчанчик и заснул. Андрюха с Эдиком остались колбаситься на канаве, и мучить Сидорова. Они его работать заставляют.
А просыпаюсь я, в таких случаях, обычно, от дикого мата Зама по ремонту, что-то в районе четырех тридцати утра. Потому как по понедельникам – он выпускающий. В этот же раз, будит меня наш новый мойщик вагонов Димон и говорит:
-- Олег, там тебя зовут.
-- Сколько времени?
-- Четыре пятьдесят семь.
-- Ничего себе.
Выхожу на канаву. Сидят, мои красавцы на лавке и на меня смотрят.
-- Чего – говорю – не пришел, этот уебок на работу, что ли? Мата не слышно. Испортил утро, скотина. Проспал из-за него.
А красавцы продолжают смотреть на меня, но при этом, бровями, как-то странно шевелят.
-- Чего – говорю – вы, как идиоты рожы мне строите?
И поворачиваюсь на лево. И вижу, натурально, этого самого Зама. Который, – уебок и скотина.
И я, как бы, замираю на месте, а он, как бы, делает движение в мою сторону. Порыв такой. Искренний. Но – не судьба. Я, значит, отмер и типа в туалет, а он, продолжая порыв – в другую сторону.

Двадцать минут спустя, я меняю шток соленоида. На первой канаве. Соответственно, стоя в приямке. А он, мимо идет. И поравнявшись со мной, делает такое решительное движение – нагибается, протягивает мне руку и говорит:
-- Здравствуй, Олег!
А я, честно чувствуя себя виноватым, отвечаю:
-- Виделись уже.

8

Встретил я уволившегося Серегу Знаменского. Закурили, и он мне говорит:
-- Читал я тут, твоего, этого… как его… Джека в депо.
-- Ну?
-- Уж больно там все умные.
-- Понятно – отвечаю – другие из головы пишут, а я, как Лев Толстой – прямо из жизни.

Мировой кризис, напрямую коснулся Депо. Вместо обещанных – фуфайки, спецовки и куска мыла, мне выдали, только спецовку. Зато пятьдесят шестого размера, рост – два. При заявленном – пятидесятом, рост – три. Я в ней, как-то странно смотрюсь.

Напротив моего дома строят новый Торговый центр, тоже у людей кризис.

9

В прошлое воскресенье, из трамвая, заехавшего на канаву, вышла Кошка. И осталась жить на скамейке возле первой ямы. Ей тут же натаскали всяких баночек с едой и водой и стали задумываться об имени. Обнаглевшая от такого сервиса Кошка, выбрала себе место, аккурат посередине скамьи и никого туда не пускает. Перегонщицы теперь, сидят на скамейке по-очереди. По краям от кошки.
А в это воскресенье, к ней явился Кот. Все Депо заинтересовалось, – с какой целью? Высказывались многообразные предположения. Приводить их здесь, мне не очень удобно.
И только мы с Андрюхой, были возмущены нахальством этой парочки. И дикой свистопляской устроенной этими дружелюбными существами при знакомстве. Но, учитывая, как, накануне, Кошка, реально наехала на мирного Шунта, державшего себя за хозяина Депо, знакомство – прошло в теплой атмосфере.
Заступающие на смену водители, считали своим долгом поинтересоваться у нас:
-- Ну, чего? Как у них?
-- Почти, как у людей.
-- А он, вообще, откуда взялся?
-- С гор спустился.
Наше Депо стоит – в овраге, в низине. А за Депо, понятно – холмы.

10

Мои ровесники дожили до первых инфарктов. Друг Саня лежит в больнице. Ездил его проведать. Возле Приемного покоя встретил мастера смены ЕО-2, Ильюху Курепина.
-- Ты здесь чего делаешь? – спрашиваю у него.
Ничего не ответил мне Курепин, только рукой махнул.
А на следующий день, узнал я на работе, что уволился мастер Илья, швырнув на стол заявление, с патетическими словами – да пошли вы все на.

С этой сменой, вообще, беда. Сколько у них мастеров сменилось, только при мне. Не выдерживают начальники сильного состава бригады – Саня Казаков, Коля Колмыков и мифический Ильин. Один из мастеров, напился в первый рабочий день после стажировки, до потери, не только что, человеческого вида, но и двух трамваев. Вот, насмерть не помнит человек, где вагоны. Его, ясен фиг, под зад коленкой и мастером временно стал Саня Казаков. Другой кандидат в мастера, сломался на, сравнительно легком, этапе двухнедельной стажировки. Поглядел внимательно и сказал:
-- Чего-то тяжеловато будет. Ну, я пойду.
И ушел. Но с каким-то ненужным цинизмом – перевелся в кондуктора.
И Саня Казаков, временно стал исполнять обязанности мастера.
Третьим был Илья.

В тот мягкий зимний вечер, придя на работу, обнаружил мастер Курепин свою бригаду, как бы это помягче сказать – не готовой к трудовому подвигу. А за выпуск вагонов на линию, отвечать придется, независимо от готовности бригады. Вот он и ответил, написав заявление и произнеся вышеозначенную фразу. И мастером временно стал, естественно, Саня Казаков.

11

Эдик, решительно борется с традиционными опозданиями Сидорова на работу. Использует разные методы. Среди них – внушение, лишение и избиение.
-- Но Вована, голыми руками не возьмешь – радостно говорит, измученный, этим самым Вованом, Андрюха. – Здесь вообще никого голыми руками не возьмешь. Даже мою Мотю (маленькая собачка). Вчера с ней, первый раз в сад ходили. Вернулись – у нее, разве что, уши не грязные.

Эдик, очень тщательно заполняет наряды. Пишет черновики, консультируется с Андрюхой и все переживает – правильно ли? Уместно ли писать – ремонт шланга песочницы, при отсутствии самой песочницы. Или лучше написать – замена бункера песочницы, при отсутствии кронштейна, под этот самый шланг? Андрюха говорит:
-- Напиши, по-электрике чего-нибудь там делали. А лучше – ремонт пантографа. Все равно вычеркнут. Половину всегда вычеркивают, так что пиши больше.

12

Я понял, на кого похож Вовчик Сидоров. На Василия Васильевича Розанова. Вылитый. Сегодня, идет мне навстречу вдоль первой канавы, а я ему:
-- Вован!
Типа пароль.
А он мне в ответ:
-- Сто грамм!
Типа отзыв.
И заворачивает в комнату, где стоят наши верстаки. Но за ним крадется Эдик. И закрыв дверь, начинают они, около верстаков пререкаться. Потом Эдик выходит и исполненным трагического недоумения голосом, рассказывает:
-- Олег, у него бутылка! Он водку вареньем разбавляет и пьет! Такой Джин- тоник! Понимаешь?
-- Чего ж тут не понятного?
-- А говорит – ему прописали!

Эдик ушел, правда, не далеко. Вернулся и достал из кармана своей кожаной куртки, книгу трамвайного поезда:
-- Нашел. Валялась в канаве. 1236. Кому отдать, Андрюха?
-- Оставь себе. Когда они будут на нас наезжать, мы – хуяк и предъявим. Вскроем недочеты. Начнем собирать компромат.

Эдик, опять ушел, но опять вернулся. На это раз, он держал в руке книжку трамвайного поезда номер 1633:
-- Олег, что это написано?
Я читаю – «Во время торможения на маленькой скорости, вагон резко останавливается, пассажиры падают».
-- И чего? – говорю.
-- Что мы должны сделать?
-- Напиши – пусть держатся крепче.
-- А серьезно?
Тут влазит Андрюха:
-- Дополнительные поручни поставим.
-- Это, вот такие палки?

13

Для бригады ЕО-2, стажируется очередной мастер. Ходит по канавам две недели и пристает к слесарям с вопросами. Его в основном посылают, но Вован Сидоров, будущего мастера зверски полюбил и ведет с ним задушевные беседы. Эдик подпрыгивает:
-- Ты погляди! Как нашли друг друга! Прям, как капля и вода!

Выходит Андрюха из комнаты мастеров и говорит мне:
-- Тут, смотри, что написано – нет болта в т-образном элементе. Поставь болт.
-- Андрюха, а чего такое т-образный элемент?
-- Я думаю, это палец т-образный. Его, как только не называют. Каждое новое поколение водителей – по-своему.

14

Как я не встретился с Петром Мамоновым

Звонит мне друг Саня и говорит:
-- Мамонов приезжает. У меня есть приятель, так он его приятель. Обещал билеты. Бесплатно. А после спектакля, встретимся с Петей, поговорим. Пойдешь?
-- Конечно – говорю – я Петю после «Острова», просто полюбил.
-- Договорились.
Ну, проходит недели полторы и снова звонит Саня:
-- Послезавтра идем. Готов?
-- Послезавтра я работаю в ночь. Но попробую договориться. Мне Андрюха смену должен.
И пошел я в депо договариваться, да и смена, как раз моя была.
Пришел и сообщаю Андрюхе:
-- Я завтра в ночь задержусь. Типа опоздаю.
-- Очень хорошо, только проверка будет. В связи с усилившимся падением карданов. С нами в ночь начальники остаются. Смотреть, как мы фланцы крепим.
-- И чего?
-- А того. Можно им и объяснить, что ты задерживаешься. Но это будет компромисс. А идти с ними на компромисс, это, как девственность потерять. Вступить в товарно-денежные отношения. А у тебя безупречная репутация!
Вот так я и не встретился с Петей Мамоновым.

15

Про Колю Кузнецова и лошадей

Коля Кузнецов, он же Кузнечик, он же Чих-Пых, слесарь Божьей милостью. И набранный не по объявлению, потому как всю жизнь возле техники. Тракторов, танков и трамваев. После очередного увольнения, принятый на работу, но уже не в сменную бригаду ЕО, а на Подъемку, он почти бросил пить. То есть, дней десять. Но вчера, выходит к нам на канаву со своей Подъемки в интересном настроении и начинает орать:
-- Владимирыч! Владимирыч!
Владимирович – это я.
-- Чего – говорю – орешь, Коля, как в лесу?
-- Дай сто рублей!
-- Нет у меня ста рублей, Коля. Да и нельзя тебе, только в больнице лежал.
-- Спасибо за поддержку.
И ушел. Денег, понятно, ему найти – нефиг делать. Так что сходил Колян в ларек, взял пол-литру и стал искать закуску:
-- Олег Владимирович, у тебя закуска есть?
-- Нет, Коля.
-- А сигареты?
-- На.
Пошел Коля к перегонщицам и взял у Анны Ивановны хлеба. И возвращается вдоль первой канавы, неся в руке четвертинку ржаного. Свежего. Останавливается около меня, стоящего в приямке и говорит:
-- Вот иду и нюхаю.
Я ключи положил и на него смотрю.
-- И вспоминаю, Олег, детство. Как в ночное ходил. И лошадям хлеб нес. И по дороге его все время нюхал. Не могу забыть.
Сказал и дальше двинул.
А через десять минут вышел из теплушки, увидел меня, чего-то погрустневшего и заявил:
-- Все пистасто!

16

Водитель со снегоуборочного вагона, зажимает меня около доски объявлений и начинает рассказывать, округляя глаза и матерясь, как по-писанному:
-- Значит, пошел я за вагоном. На Веер. Он, значит, на шестнадцатом пути стоит. Ну, подошел, сел в кабину и поехал. А чего? Все на чистом автоматизме. Приехал на Обгонку. Затормозил, хочу пантограф привязать. Все по-инструкции. А он уже привязан! Какого хуя, говорю. Как доехал? Он же на аккумуляторе, двери не может закрыть! Не то, что с места сдвинуться! А где Веер и где Обгонка. Представляешь? Чего это было? Вот ты слесарь! Скажи!
-- Мистика – говорю – Вася. А точнее – темные силы электрики.

Этот Вася, вообще – хорош. Прошлый раз заезжает на канаву. Я спрашиваю:
-- Вася, замечания и пожелания есть?
-- Нет – отвечает мне Вася – все в порядке.
Я под вагон залез, посмотрел и слегка охренел. Два соленоида из четырех – расторможены. А это значит, что Вася приехал на четырех работающих тормозных колодках на двадцатитонном вагоне. Да и те, как-то неуверенно прижимались к тормозному барабану. Но приехал. И, главное, без замечаний.

17

Эдик говорит:
-- Это голая правда!
А Андрюха ему в ответ:
-- Голая правда – это как порнография. И вообще краткость – младшая сестра моего таланта. Я ей, кстати, посылку послал.
-- ?
-- Сестре.

Андрюха говорит:
-- У Моти теперь Чарлик. Соседский друг. В низинке живет. Но она к нему не ходит в грязь. Так, переглядываются.

Коля Кузнецов:
-- Здорово, Сидоров! Борода многогрешная! Опойка.
А Сидоров, еще к тому же, и херово слышит:
-- Сам ты – попойка.
-- Ох, ты...

Сидоров:
-- Я – нецензурно – бы – нецензурно – а они – нецензурно – их.

18

Эдик на канаве, как адмирал. Он мне ростом, мягко говоря, по грудь, но когда вагоны с линии встречает – растет на глазах. Заезжает 1241, который все равно мимо нас на ТО-1 идет. Да и ворота, как раз открыты, и Эдик ему так по-морскому машет – мол, езжай дальше. Водитель испугался, но поехал. Возвращается пешком и в недоумении, Эдик ему говорит:
-- На ТО-1.
-- А!
И водитель уходит, прихватив за талию свою кондукторшу. Эдик, долго смотрит им в след, а потом говорит мне, показывая головой, о ком речь:
-- Его жена.
-- С чего это ты решил?
-- Я вчера видел – они под лестницей целовались.

У нас новые водители. Те, которые начали учиться в сентябре, отстажировались в январе-феврале и сели за штурвалы в марте. Опыта у них еще не много, а понтов уже достаточно. То ли они понты на курсах приобретают, то ли с рождения владеют в совершенстве. Но на канаву поставить вагон не в состоянии. Правильно поставить. И учиться уже не могут – кончились силы, все ушли на пятимесячные курсы. Поэтому заезжают они, мало того, что через традиционное место молодого водителя, но иногда, вообще не туда. То есть. Идет такая красотка вдоль первой канавы, а Вера Анатольевна у нее спрашивает:
-- А где вагон?
-- Там.
-- Где там?
-- Ну, там.
-- Ты, что это, милая моя, говоришь?
-- Ну, как его, на этом… на Веере!
-- Кто учил?
-- Я не помню.

19

Сидоров на все попытки приучить его к дисциплине, отвечает:
-- У меня проблемы.
А Андрюха всегда спрашивает:
-- Какие?
Вариантов у Сидорова не много – ключ сломал в замке, снег проломил крышу и – какие-какие, проблемы и все. Но тут он нас поразил. Пришел, как всегда, к девяти вечера, вместо восьми. Эдик наступает:
-- Вова, скотина, ты, почему опоздал?
А Сидоров гордо в ответ:
-- Понос!
Все, понятно, онемели от такой новизны, а Сидоров, независимо, прошествовал в раздевалку.
Пять минут спустя Андрюха оклемался и говорит:
-- Все-таки, есть у человека масштаб. А вы – скотина-скотина.

Кошка наша ушла. С котом. Видать, в горы подались.

20

Андрюха, интригует насчет отпуска. Стоя у доски объявлений, высчитывает, кого лишат премии в этом месяце. Потом говорит мне:
-- У наших слесарей, что не фамилия, то загадка – Старообрященский, а? Толи дело у водителей, простые, доступные фамилии – Мирман, Фугу, Жартун.
Мимо бежит Эдик видит нас, притормаживает:
-- Казакову было велено поменять ускоритель не 1632, он поменял?
Андрюха:
-- Видишь, вагон стоит и с места сдвинуться не может? Значит поменял.

В обед сидим курим в теплушке, заходит Вован Расправин мастер ТО-1:
-- У меня слесаря взбунтовались. Зарплата маленькая. Четверо написали заявления на увольнение. Вася написал – прошу уволить меня в связи с низкой работой.
И Вова, заливается счастливым детским смехом.
Андрюха, довольно мрачно выслушав смех Расправина, говорит:
-- Бля, завтра день и недельку отдохнем.
Имея ввиду будущий отпуск.

21

Тут ситуация не однозначная. С одной стороны, мы конечно больше сочувствуем слесарям ТО-1, а не мастеру Вовику, тем более, что ему наплевать. С другой стороны, зарабатывают они не меньше остальных. А Вася этот, вообще, слегка достал – увольнялся уже в соседний автосервис, но вернулся через неделю. Хотя, такую отвальную закатил и такие слова говорил. Про то, что ноги его не будет, про квалификацию и самоопределение коренных народов. А еще, его в автосервисе курить научили и, по-моему, даже поддавать. Короче, испортили нам мальчонку.

Сидоров-скотина, заставил нас сегодня впустую поменять два соленоида. Андрюха обещал его убить. А, зайдя в комнату с нашими верстаками, я был поражен в самое сердце. У нас там тиски прикручены. Здоровенные такие. На вид килограммов сто. И размером в две с половиной сидоровских головы. Так вот, их, предыдущая смена порвала. Как бумагу. Место слома свежее такое, пупырчатое, красивого серебристого цвета.

22

Сидим с Андрюхой на лавке возле первой канавы. Напротив вагона, которому надо вставки поменять на пантографе. Прямая работа слесаря-электрика, то есть Вовчика Сидорова. А Вована нет. Болтается где-то неподалеку, по своим таинственным делам. И Эдик просит нас с Андрюхой:
-- Помогите Вовчику вставки поменять.
Залазим на крышу трамвая, откручиваем старые и ставим новые вставки. Перемазались оба графитовой смазкой. Крепим направляющие, осталось только шунты накинуть и затянуть. Тут на вышке появляется голова Вована в вязаной шапке. Мы, на законном основании, собираем ключи и укоризненно смотрим на него. А он, окидывает результаты нашего труда орлиным взором потомственного раздолбая и произносит, плохо скрывая удовлетворение:
-- Шунтики-то прикрутите.

23

Эдик заходит в теплушку:
-- Сидоров – Джинн.
Все, прекращают базары и смотрят на Эдика.
-- Точно – Джинн. 1636, только что, не ехал. Не один соленоид не работал. Не растормаживался. Вовчик сел в кабину, клянусь – ничего не делал! Просто посидел! Вышел, мы проверили – работает! Джинн!
-- А то – говорит Андрюха – один никогда не скажет, что сделал, другой, никогда не признается, чего не делал. Шахерезада.

Джинн Сидоров ходит вдоль канавы с водочной четверкой в руке и отхлебывает из нее. На все вопросы, крайне заинтересованных слесарей, отвечает:
-- Минералка.

Кошка, зараза, вернулась. Вид – томный.

24

Сижу на скамейке, мечтаю о повышении зарплаты. Пока заезжает вечерняя смена, есть такие паузы – два-три вагона заедет, мы их осмотрим, и минут пять курим. И так я притерся к этому месту, что не заметно меня стало. Не сразу в глаза бросаюсь. Как привычная обстановка. Типа батареи. И вот я вижу, как выходит водитель, дородная дама, из кабины и спускается с подножки спиной вперед. Как раз, по причине своей дородности. А по дороге разговаривает с трамваем:
-- Ну, что, мой дорогой, до завтра? Молодец ты у меня. Умница.
Ставит ногу на землю:
-- Ну, все, пока.
И целует, нет, делает губами, такое – чмоки-чмоки. Замечает меня и говорит:
-- Олеж, посмотри тормоза.
И вот, скажите мне, разве можно такой даме отказать?

25

Сегодня вечерняя смена, начинается, как развязка дурного сна. В том смысле, что электрик Сидоров, является на работу, вместо восьми часов в девять. Пьяным. Электрик Клочков, в девять тридцать. Пьяным в дрова. А мойщик вагонов Димон, не является совсем. Но к этому времени, мастер Эдик, на стену уже залез и слазит обратно. Сидоров-скотина, объясняет свое опоздание походом в аптеку, аккурат перед работой. Клочков Свободное Посещение, не объясняет никак. А мойщик Димон, может и рад бы объяснить, да не может, по причине отсутствия.
Обстановка, не то что бы накалена, но нервозная. Вторая канава заперта вагоном с выгоревшими м-образными вставками, и менять их должны электрики. А еще вагоны не мешало бы помыть, а мыть их должен, ясен пень, Димон. Потому как мы с Андрюхой и так херачим за семерых. Чтобы еще вагоны мыть. Хотя мне не в падлу, даже наоборот, я люблю мыть наши вагончики.
А когда два этих виртуоза скрученных проводов, Сидоров с Клочковым, болтаются на одной канаве, у них возникает жуткая конкуренция. В том плане, кто будет вкалывать, а кто сачканет под шумок. И кивают они головами друг на друга. Мол, пусть этот делает, я один не буду. В результате, не делает ни тот, ни другой.
Эдик в ауте. Лично слышал от него фразу – Надо искать другую работу.
Андрюха, выработал позицию – У меня, блядь, сил не осталось. Пусть, хоть поубивают друг друга.
Сидоров говорит – Что я вам, электрик, что ли?
Клочков – Я в бригаде у Пономарева пятнадцать тысяч получал, а не делал там ни хрена.
Димон не говорит ничего, по причине тотального отсутствия.
А я, радуюсь новой главе в моей книжечке.

Да, Димон все-таки явился, часа в три ночи. Естественно, пьяный в жопу.

26

Сидоров человек простой до загадочности. Чего не спросишь, ничего не знает. Лишь бы работать не заставляли. Голыми руками не возьмешь.
Башмак сломался у вагона. Перестал падать на рельс. Дело обыкновенное. Эдик побегал, поискал Сидорова, не нашел.
--Пойдем – говорит мне – посмотрим башмак?
-- Пойдем – отвечаю. Жалко мне его.
Пришли. Открутил я две фишки контактных от башмака и говорю Эдику:
-- Вот так держи. Если искра пробежит – значит, башмак того. А если искры не будет, значит, проводка навернулась. Понял? А я в кабину – забебеню по педале.
Залез в кабину. Забебенил.
Искры нет.
-- Ищи – говорю – Эдик, Сидорова, пусть делает, Джинн трамвайный.
И ушел.
Спустя двадцать минут, разыскивает меня Эдик в приямке первой канавы, где я ставлю вертикальный подвес. На точно такой же башмак, только другого вагона. Разыскивает и, балансируя на грани коллапса, шепчет:
-- Олег! Я ему сказал. Все объяснил. Он пошел делать. А я через пять минут подхожу, чтобы проверить. Он же, если меня не видит, работать совсем не будет! А он! Твои фишки! На место ставит! Я ему говорю – Зачем! Мы же с Олегом проверили!
-- Ну?
-- А он! А он, говорит – я думал, не работает. Ты понимаешь? Он же все делает, чтобы его не делать! Чего не работает? Скотина, сейчас бить стану!
Эдик убегает.
С третий канавы, где стоит злополучный вагон, долго раздается боевое бормотание Сидорова. А потом, они оба пролетают мимо меня. На ходу, матерно, апеллируя, почему-то к Заму по ремонту. Который сегодня – выходной.

27

Про Клочкова и водку

Сделали мы вечернюю смену. Потом ночные вагоны зашли и даже бригадный заехал. Башмак поменяли. Сидорова-скотину, заставили прозвонить катушку соленоида. Махнули катушку. Решили поспать. Легли все по лавкам, а мы с Андрюхой, как ветераны движения неприсоединения, на топчанчики. Свет выключили. Спим. И только электрик Клочков, где-то шарахается. Ищет, значит, приключений.
В теплушке жарковато. А дверь откроешь – холодно. Сон тревожный, неверный сон. Только заснешь, кошка взвоет, вскакиваешь, ловя сердце под горлом, и смотришь очумело на товарищей. А они на тебя.
Ладно, уснули.
По ощущениям, часа в три ночи, слышу сквозь сон – вваливается в теплушку Клочков, осторожно врезав дверью по стене. На ощупь ориентируется в темноте и обращается к нам:
-- Ребята, вы извините, я включу свет. Водки выпить.
И включает.
Выслушивает все, что мы о нем думаем. Обижается, забирает водку и уходит, куда его послали. Ну, не совсем туда, а на канаву.
Мы нервно засыпаем.
Через пять минут, снова заходит:
-- Олег, я тебя еще раз разбужу. Дай закурить.
Андрюха, который не курит и не понимает этого ажиотажа, еще раз повторяет свое мнение о личных и профессиональных качествах Клочкова.
Тот уходит.
Мы психовано засыпаем.
Через десять минут Клочков возвращается:
-- Андрюха, может у тебя есть?

28

Прочитал я на доске объявлений приказ. О лишении премии. Всех мастеров бригад ЕО, на восемьдесят процентов. А Юру Гервасьева, мастера ЕО-3, на сто восемьдесят. Прочитал и задумался о проблеме временных лакун и окон, позволяющих заглядывать в будущее. А тут, как раз, Юра переоделся и домой идет мимо этой доски. И я ему говорю:
-- Слушай, Юрий Алексеевич, что за фигня? Премия всего сто процентов, а тебя лишили на сто восемьдесят? Авансом, что ли? На будущее?
-- Да нет, Олег, это, чтобы не обидно было.
-- Тебе?
-- Другим мастерам.
-- ???
-- Понимаешь, всех лишили на сто процентов в том месяце, и на восемьдесят – в этом?
-- Понимаю.
-- А меня, в этом месяце, сразу на сто восемьдесят!
-- О.
-- Ну вот.
-- Чего – вот?
-- Никому не обидно.

Плюнул я на эту мистику дурную и пошел торговаться с водителем Петей за его Жигули лохматые. Петя за «шестерку» свою, просит девятнадцать тысяч, а я его уговариваю, продать мне за пять. Петя чего-то упирается.

29

Вечером поехала смена на канавы и я, до конца рабочего дня материл ленивых слесарей. Иду по яме, первый вагон – нет тормозов. Выставляю зазоры. Второй – нет тормозов. Выставляю зазоры и меняю регулировочный болт кулачкового механизма. Третий – тормоза хрен ломом провернешь. Любо-дорого посмотреть. Вылажу из канавы и говорю мастеру Эдику:
-- Вот 1235, тормоза, как часы работают. Разве что время не показывают. Кто делал?
А Эдик, вместе с перегонщицами, странно на меня так смотрят и улыбаются неуверенно.
-- Чего это вы? – спрашиваю.
-- Так ты же его и делал утром.
-- Да?
-- Да.
А Вова Расправин, присутствующий тут же, язвит:
-- Приятно иногда, Олег, дырявую память иметь. Правда?

Я вагоны в лицо редко узнаю. Я их больше в ноги помню или, когда тормоза делаю – в брюхо. А по номерам, тем более не опознаю.

30

Есть у меня приятель – Олег Ширяев. И работает он в огромном торговом центре «Фантастика». А посередине главного торгового зала, этого торгового центра, стоит баба. Нет не так – БАБА. Безразмерная! Не знаю, из чего она сделана. Ростом с трехэтажный дом. Титьки и задница соответствующие. В купальнике каком-то дурацком. Так вот, этот Олег Ширяев, ее моет. Два раза в неделю. И как только на нее залазит, сразу выслушивает массу полезных советов. От набежавших покупателей.

Андрюха, взял таки отпуск и укатил в родной Воронеж. А тут еще история с порванными тисками. Потому как, я всех заложил. Дело было так. У регулировочного болта, контргайка встала и, не назад, не вперед. Я болт вывернул и пошел его в тисках прогонять. Забыл, что они сломаны. Автоматически пошел. А когда увидел, что тискам абзац – взбесился окончательно. Потому что, не прогнали предыдущие смены эту гайку. Не удосужились. Так вагоны выпускали.
Стою, матерюсь культурно, про себя, а мимо Главный инженер идет. Лучший друг, после Гитлера. И говорит:
-- Чего, ты, Макоша, ругаешься?
-- Тиски сломаны. Мне что, зубами болт зажимать?
-- А где я тебе, новые возьму, Макоша?
Он мою фамилию, хорошо выучил.

31

Сходил я на четвертую канаву, прогнал гайку, смазал маслом, поболтал со сварщиком Денисом. Ровесником моего сына. Я как этого Дениса вижу – вздрагиваю – дожил, с детьми работаю. Вернулся на Первую, поставил болт, отрегулировал тормоза. Уехал вагон.
А Начальник участка, Андрей Викторович, у дверей теплушки подпрыгивает – меня дожидается:
-- Чего ты нас всех вложил?
-- Куда?
-- Не куда, а кому. На фига ты Главному про тиски сказал?
Повторяю я ему про болт и зубы, а он мне:
-- Вы же сами и сломали. Ты, тоже, небось, по ним кувалдой лупил.
-- А как же – отвечаю.
Вечером, стою около лавки нашей любимой и любезничаю с перегонщицами. Мимо пиздюхает Главный инженер и говорит мне:
-- Возьми Копытова и пойдем со мной.
Беру, идем.
Главный, показывает на тиски и с большим подъемом объясняет Викторовичу:
-- Вот здесь приваришь. Вот здесь загнешь. Вот здесь прихватишь. И все. И тисков этих, Макоше до конца жизни хватит. Да, Макоша?
Хорошо он мою фамилию выучил.

32

Новая секретарша нашего Директора – картинка из журнала про деньги. Я как первый раз ее увидел, подумал – молодец мужик, разбирается в гламурной жизни. Она приказы носит к нам на Канаву. И развешивает их на доске Почета. Выходит из двери и идет. Юбка, чуть ниже, как бы это сказать, в общем, черты оседлости. Ноги, опять же. В черных сапогах. И волосы, светлые, как совесть. До попы. И попа, тоже, ну… образцовая попа. Разные мысли вызывает.
Замирают слесаря на своих рабочих местах. Даже ключи кладут. И тишина. Только головами качают справа налево.
А я, значит, из комнаты мастеров выхожу и все это вижу. Как они замерли у нее за спиной и дар матерной речи потеряли. А она мне на встречу. Вся такая. Не из нашей канавной жизни. А механики с электриками, как болванчики. С головами качающимися. И мойщик Димон с ними. Вижу я все это, и говорю:
-- Ну и чего, вы, бошками трясете, как бараны?
А они обиделись.
-- Испортил – говорят – сеанс, гад.

33

Я человек, на редкость благополучный. Обо мне, даже беспокоиться не стоит. Например, когда я иду мусор выносить. В принципе, всегда возвращаюсь домой. А то, есть дамы. Обязательно надо ее предупредить, когда мусор выходишь выкинуть. Иначе с ума сойдет. Позвонит, а тебя нет.
Андрюха говорит:
-- Это у них карма вперед идет. Двигаются вперед кармой.
-- Кормой?
-- Ты, Вовчик, сам – корма. В смысле – зад.
Вовчик не обижается.
Андрюхе нравиться перекличка кармы с кормой.

Эдик переживает:
-- Сидоров разочаровался в жизни. Поэтому и вагоны ремонтировать не хочет, да?
-- Пусть, спасибо скажет, что ему, вообще, разрешили ей очароваться.
Андрюха перемеряет свои четыре куртки. Не может решить – в какой работать.

Сегодня утром, Вован Сидоров, вдруг, стал объяснять Анне Ивановне, почему он не будет делать вагон 1630. Со свойственной ему поэтической прямотой. Где из трех слов – четыре с половиной матом. Половина – это «Бля». Андрюха послушал и сказал:
-- Вовик, не натягивай эпитеты.
Я был поражен.
Но Вован не растерялся и тоже ответил:
-- Что я тебе, как его… Державин, что ли?

34

Главный инженер на собрании заявил:
-- Есть у нас слесаря – хорошие. Есть – плохие. А есть Митяй, к которому так и просится рифма. Так вот, он – никакой. Потому что, вообще, ничего не делает.
И Митяй Люзнов стал звездой.
Весь день ходил и гордился. Может еще до сих пор ходит. А то, что нас – меня, Андрюху и Александра Павловича Борякова, склоняли как самых высокооплачиваемых слесарей-вредителей, никого не поразило.
Еще Главный кричал, что всех поувольняет, к такой-то матери, и наберет новых. Но уже по конкурсу. Девяносто, шестьдесят, девяносто. Где первые девяносто, видимо, желание трудиться.

Нашу теплушку от диспетчерской, отделяет тонкая стена. В один кирпич. И когда в диспетчерской собираются больше одного водителя, ощущение, как будто всем миром бьют конокрада. На Всемирной торговой ярмарке. А собираются они в пять утра.
Я однажды решил сходить проверить. По уровню визга – человек двенадцать дрались. Зашел – трое. Двое мирно беседуют, а диспетчер молча заполняет журнал.

35

Про Вована и чистый спирт

Я такого пьяного Сидорова не видел никогда. За все время работы. Поддатого – видел. В разлюли-малину – пожалуйста. В британский флаг – сколько угодно. Но такого.
Лег он в дверях раздевалки, и встать не может.
Нет в русском языке, великом и могучем, слова для степени опьянения Сидорова. В нашем языке, такими категориями говорят уже о мертвых. А Сидоров, вроде, живой. Десять минут назад, когда его из канавы доставали, еще разговаривал.
А началось все с борьбы Эдика за производительность труда. И борьбу эту, он взялся оттачивать на Воване. А Вован, все-таки, не поле для экспериментов.
Сначала, Эдик у него пиво с водкой отнимал, во время процесса употребления. Потом стал обыскивать. Заранее готовится. Придет Вовчик на работу, а Эдик на него уже смотрит. Ну, Вован помнется немного, и отдаст без скандала. Меньше стал пить, то есть, трезвее, как-то выглядеть. Но печальнее. Если это еще возможно.
Вот и сегодня, сдав, как анализы, полторашку пива и четверку водки, полез грустный Вован починять дверь. Ящик поставил, чтоб повыше было. Панель над дверью открыл. И копается в кишочках. И время от времени, бегает к верстаку за болтиками и шайбачками. И каждый раз все пьянее.
Слесаря, что поближе, впадают в недоумение. Потому что, обыскан он тщательно. Качественно так. И поэтому возможность заныкать бутылку на теле, коллектив отвергает, как антинаучную. Но Вовик пьянеет. И это не отвергнешь.
Потом он упал в приямок. Во время очередного похода к своему сейфу с электрической рухлядью.
Упал и лежит. Мы его вытащили. То есть, я и Эдик. Как наиболее близкие товарищи павшего. Поставили на ноги, отряхнули и отправили в раздевалку, где он упал снова.

36

Вечером Вован появился в теплушке. Без малейшего раскаяния на лице и во всей фигуре. Эдику было некогда, а мне Вовчик рассказал:
-- Открываю я это… панель. Шарю там, чтобы, как… определить. И нахожу ее! А уборщица стоит и нюхает… нет, не уборщица. В общем, четверок. Чистого!

Короче, нашел Вован, заныканный водителем четверок чистого медицинского спирта. В нише, где стоит электропривод двери. И во время кратких, но продуктивных визитов к сейфу, его выжрал. Из горла и без закуски. Даже без запивки. Неразбавленный. Кто разбирается – оценит.

37

Я, например, человек пунктуальный до ненависти окружающих. Но Вован Сидоров, переплюнул даже меня. В том плане, что, придя на работу, вместо восьми вечера в начале десятого, пьяным в лоскуты – работать отказался. Без дополнительной стимуляции. Эдик проявил гибкость сознания, соблазняя Вована, конфискованной у него же водкой:
-- Вовчик, сделай 1203, я тебе водочки налью.
-- Не надо мне.
-- Сто грамм.
-- Сам ты…
-- Полстакана.
Вован прикидывает шансы:
-- Да я не знаю, что с ним.
-- А ты сходи, посмотри.
-- Двести.
-- Вова, ты упадешь.
-- Не надо мне, я сказал.
-- После того, как сделаешь.
-- Перед.
-- Сто грамм.
-- Сам ты…
-- Вот столько – Эдик показывает на пальцах.
-- Наливай.

38

Андрюха, до того как уйти в отпуск, утверждал, что самый тяжелый день недели, не понедельник, а вторник. Одиннадцать сорок пять дня. Или утра. Кому как. Он точно высчитал. Потому что, именно в это время, в это день, в конце обеда, он проигрывает партию в домино. Домино его страсть. Он и обед съедает, где-то без пятнадцати одиннадцать. Чтобы с одиннадцати полностью отдаться игре. У них Кубок Северных морей.
По столу лупят так, что я на топчанчике подпрыгиваю.

Эдик продолжает стимулировать Вовчика, отобранной у него же водкой:
-- Вова, я тебе вечером пятьдесят грамм налью.
-- Лучше сейчас.
Я говорю:
-- Это Вована водка?
А Эдик мне:
-- Да. Я его угощаю.

У нас в Депо, как что, так сразу – А кто тебе сказал, что ты в сказку попал?

39

Вовчика, все-таки уволили. То, как он улегся в дверях раздевалки, и явно настроился спать, стало последней каплей. Зам по ремонту, так и сказал:
-- Где бумага на Сидорова? Это последняя капля! Пиши Эдуард докладную!
А Эдик ответил:
-- Мне легче самому уволиться. Сидоров лицо нашей бригады ЕО-4. И всего Депо.
-- Лицо? Ты уверен?
И Вована дожали. Заставил его Зам по ремонту, написать заявление на увольнение. Девятнадцатым числом. А потом, двадцать первым числом, встречное – о приеме на работу. Это дало Сидорову-скотине редкий шанс. Двадцатого, придя на работу, он четко лежал на топчане. Аргументируя это тем, что его вчера уволили, на работу возьмут – завтра, а сегодня он – безработный.
Под шумок уволили и Санька Клочкова. Явился он на канаву, в обед, посмотрел на меня грустно и сказал:
-- Я сам ушел.
А Коля Колмыков добавил:
-- Ну, еще бы. У нас все – сами.

Эдик печален:
-- Олег, надо быть как все. Пить, халтурить и уклоняться, да?
-- Конечно – говорю – Эдик. И зарплата будет, как у людей.
-- Вот, а то мы…
-- Ходим и всех раздражаем, своей неуемной трезвостью?
-- Как пять пальца.

40

Значит, с утра сегодня в воздухе витало нечто. Ходил народ по боксу ремонтному и улыбался. Даже не улыбался, а подрагивал. Переполненный секретом рвущимся наружу. Но все сдерживались. Единственной непосвященной была, понятно, наша бригада. Только заступившая. И мы, продолжали ей быть, пока я не подошел к доске объявлений.
А подойдя, я понял не сразу. Приказ как приказ. За нахождение на рабочем месте в состоянии алкогольного опьянения. Прочитал, думаю – кого? Перечитываю, точно – Зама по ремонту. И – объявить невъебенный выговор. По докладной Вована Расправина. Число, номер приказа, подписи, печать – все дела.
Перечитал еще раз – все правильно – Зама, невъебенный, доложил Расправин.
Однако – думаю.
А на канавах ликование. И скандал, не то, что бы набирает обороты, но расстилается таким ковриком, до соседей – троллейбусников. Оттуда уже приходили уточнять детали.

Но Зам, молодец, ходит, как ни в чем не бывало. А может, просто, не читал? Зато Вован Расправин места себе не находит. Буквально:
-- Мне плевать! Если бы не моя фамилия на конце! Я его не видел пьяным вчера! Будем выявлять, у кого есть компьютер! Сравним!
Витя-сварщиг говорит:
-- Уж больно профессионально сделано. Размер, шрифт, размещение на листе. Может оно настоящие?
-- Вот с тебя и начнем!

41

У нас есть вагон-кафе. По выходным на нем катаются люди. Заезжают к нам в Депо, пописать и в музей. Вчера детей привозили. Они столпились около туалетов и галдят. А Митяй Люзнов им говорит:
-- Дети, у нас есть ученая обезьянка. Она разговаривает и сама починяет трамваи. Хотите посмотреть?
Дети кричат:
-- Хотим, хотим!
И он, сволочь, отвел их к Сидорову.

А на прошлой неделе, водитель этого трамвая-ресторана, заходит на канаву и говорит:
-- У меня направляющие на пантографе сломались. Сделайте чего-нибудь. Мне еще кружок вертануть.
Эдик ему:
-- Ставь на канаву.
-- Не могу, у меня там пьют.
Я говорю:
-- У вас там чего, в натуре, наливают?
-- Какое! Они с собой приносят. Им меню не успевают раздать, а у них уже налито!

42

В Депо, в связи с кризисом, возвращаются уволившиеся, с большой помпой, работники. Уволившиеся с помпой. А возвращающиеся скромно, с чувством не до конца растоптанного собственного достоинства. Так, глядишь, скоро и звезда полей и огородов Леша Луконин вернется. И сам Вова Репа, менявший до обеда два ускорителя. А после обеда лежавший ниц.

Без Андрюхи приходиться делать ровно в два раза больше. Да еще и переговоры вести с водителями. Они мне:
-- Посмотри тормоза, посмотри тормоза.
А я им:
-- Что я тормозов, что ли никогда не видел?
Пугаются.
Юмора не понимают.

Это все напоминает, как мне на сайте Проза ру пишут – О, вы гений, о, вы гений. А я бегаю по квартире и ору – Ни хуя себе, ни хуя себе!

44

Вчера с работы, даже не приполз, а втек в квартиру. Сегодня, припахиваю мойщика Димона:
-- Пойдем – говорю – гайку ключом подержишь.
-- Как это?
-- Ну, ты же мечтаешь стать слесарем? Вот учись. Придешь потом к Директору и скажешь – не хочу быть мойщиком, а хочу быть механиком!
А присутствующий тут же Колян Колмыков, советует:
-- И не забудь добавить – Я, мол, по четвертому разряду, как эти чушки работать не буду. Давайте сразу шестой!
-- Их же всего пять.
-- Ничего, для тебя что-нибудь придумают.

В конце обеда, заходит в теплушку, где мы с Колей Кузнецовым курим после обеда, Инструментальщица и спрашивает меня:
-- А ты чего не обедаешь?
-- А-а.
Она ставит на плитку кружалочку с супом и предупреждает Колю:
-- Грязными руками в тарелку не лезь.
-- Для жизни, бактерии необходимы, Федоровна.
-- На все у тебя есть ответ.
-- Давно живу. Усе вопросы уже слышал.

45

Про Вована и справедливость

Сидоров, у нас уже не Сидоров, а Джеймс Бонд натуральный.
Ремонтируем мы с ним в приямке первой канавы соленоид. Я Вована уговариваю работать тщательнее, иметь рабочую совесть, а он – посмеивается. Тут прибегает Начальник участка, говорит, что Вованчика в Отдел кадров вызывают, и убегает. Вован сходил, вернулся, глаза, даже не на лбу, а вдоль всего тела.
Суть в следующем. Вовчика девятнадцатого уволили, а двадцать первого приняли обратно. А у него трудовой стаж. Двадцать семь лет. И за эти двадцать семь лет, он в отпуске был, от силы раз двенадцать. И теперь ему должны денежную компенсацию, за все неотгулянные отпуска. Что-то лет за десять-одиннадцать. Сумму, запредельную своей красотой.
Депо на ушах. Вован, опять всех накрячил. Не специально. Его хотели наказать. Он честно принял вину. Но инициатор увольнения, Зам по ремонту, наказал не Вовчика,а сам себя. Потому что своей вины не принял, а лелеял гордыню, за что и получил от Директора. Чем подтвердил истину, что дуракам Вованам, везет, а кретинам Замам – нет. А кретин и русский дурак, это, как известно, даже не две больших, а две противоположных разницы.
Коля Кузнецов говорит:
--Сидоров, половину суммы отдашь коллективу, который за тебя работал, все эти годы. Пока ты мордой возил по асфальту.
А Вованчик в ответ:
-- Ах-ах-ах. Рэкетир!

46

Сидоров обожает вешать людям на уши, даже не лапшу, а цветные сопли. Про тяжелое детство, трудовое отрочество и нищую зрелость. Особенно, Эдика любит этим загружать. Потому что с другими, уже не канает.
И вот, что я заметил. И, совсем, не в связи с Сидоровым-скотиной. Как, елки-палки, часто, составляющими здорового оптимизма, являются – наглость, глупость и хамство.
Я среди них теряюсь. Такая клаустрофобия на голом футбольном поле.
А Сидоров чего? Он, так – последний романтик развитого социализма.

Эдик передо мной провинился. Забыл наряд написать. Я полтора часа, нежно ремонтировал соленоид. Перебирал на месте использования. Проявил чудеса душевного равновесия. Обматерился, всего два раза. А он – забыл. А Начальник участка – напомнил. А я – услышал. И Эдик скис. Ему явно, неудобно. Нас в бригаде осталось двое. Из него слесарь, он сам понимает какой. И всю смену выпускаю я один. Вот ему и стыдно. Он хороший парень.

Ура, через пять дней из отпуска возвращается Андрюха! И я снова, смогу подтверждать свою квалификацию – ходи, клюшкой по колесам стучи. Хотя уже никто не верит. Подорвал репутацию ударным трудом. Советоваться стали ходить. Как эту фигню сделать, как эту, наоборот, не делать, но чтоб работала. Я, по мере сил, уворачиваюсь, но не всегда получается. Пришлось таки, идти на третью канаву к тэошникам, тормоза выводить. Встретили с надеждой. А проводили мрачно. Сумел я выставить зазоры. Чем подорвал тщательно выстроенную теорию о невыполнимости поставленных задач.
Витя сказал:
-- Тебя звать, только нормативы увеличивать. Шел бы ты, к себе на канаву. И Сидорова своего дебильного забирай.

47

Сидоров, перестал ждать милостей от природы. И приходя на работу, говорит Эдику:
-- Чего-то, нервная система у меня сегодня не в порядке. У тебя есть, что-нибудь успокаивающее?
-- Грамм двести? Да, Вова?

Вечером притаскивают вагон на сцепке – накрылся ускоритель. Ставят на третью канаву. Выходит Вован, смотрит на трамвай, потом на меня и спрашивает:
-- А он чего, с заявками, что ли?
-- Что ты, Вованчик – отвечаю – откуда?

По Депо гуляют видеоклипы. Падение пьяного Сидорова в ямы и приямки. Люди переписывают друг у друга с телефонов. Обсуждают. Обмениваются. Наибольшую ценность представляет запись, где Вован, выйдя из теплушки, делает несколько неверных шагов, и падает в приямок первой канавы. Весь цимис в том, что вышел он в одних трусах и с переноской в руке.

На доске объявлений, вывесили плакат с идеальными показателями лейкоцитов, холестерина и прочей хрени. Коля Кузнецов посмотрел. Сравнил со своим Паспортом здоровья. Собрал у остальных. Сравнил опять. Погрустнел и сказал:
-- Самым здоровым оказался Сидоров. Хоть он и не ходил проверяться.

48

Вечером Коля пел песни с тетками из Рекламного агентства. На четвертой канаве. Суббота, тетки поклеили вагоны, поддали и запели. А Коля после субботника, никак домой не может попасть, уже неделю. Вышел он, на нехарактерный для четвертой канавы шум. Увидел пьяненьких бабаек. Обрадовался страшно:
-- Налейте – говорит – девочки, рабочему классу!
А те:
-- Мы – отвечают – тебя уже полюбили, садись!

На следующий день Коля мне рассказывает:
-- Я одной, говорю – пойдем ко мне в офис? Я тебе специальное оборудование покажу?
-- Ну?
-- А она вызвала такси и умотала.
-- Ну?
-- А говорила – я тебя люблю, я тебя люблю… Может, я поторопился?

В раздевалке, водитель Виталик говорит Палычу:
-- Палыч, чего ты ругаешься? Да еще и матом?
-- А как мне ругаться-то?
-- Ну,… русским языком, что ли.

49

Мы с Вованом, помогали водителю Виталику, отрегулировать ручной тормоз. На его Жиге, двенадцатой модели. То есть, Виталик пришел и спросил:
-- Олег, можешь ручник на Жигулях сделать?
А Вован ответил:
-- Не фиг делать.
И мы пошли.
Я спустился в четвертую канаву, куда Виталик загнал свою тачку, а Вован, остался с ним беседовать. Обсуждать проблемы регулировки тормозов. Ну, сделал я тормоз. Вылез, Виталик сказал мне – спасибо и я ушел. На первую канаву. На свою родную. А Сидоров остался на четвертой. Дальше беседовать.
И забыл он про вагоны или, как Эдик произносит – забил. И хотел я ему сказать, что я думаю по поводу его умственной отсталости и морального релятивизма. Но плюнул. И пожалел. Его, себя, Эдика, Андрюху, вагоны, Депо, жизнь, мир.

50

И вот еще что.
Это не особенно относится к Депо, но жизнь после Депо, это ведь та же самая жизнь? Так что, пришла ко мне дочь. Которой, я не отец. То что, сейчас называется, не биологический отец. Сидит и чай пьет. А я на нее посмотрел и говорю:
-- Слушай, если ты не от меня, а от него, а он говорит, что не от него, хочешь, ты будешь от меня? И она, которая с двенадцати лет, на все мои слова отвечала – ты мне не отец. За день до своего восемнадцатилетия, произносит:
-- Конечно хочу. Очень.