Хоакино Мурьеттэ

Автор: Serven ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ ХОАКИНА К МУРЬЕТТЕ

Где то в ближнем Подмосковье кот жил, звался Хоакином,
Был он старый и облезший и орал на крыше в марте.
Молодая кошка Мурка, что по паспорту Мурьетта,
Часто на соседней крыше, грациозно изгибаясь, совершала променады.
Он давно ее приметил, ее стройную фигуру,
И от глаз ее зеленых он орал не только в марте,
А и в мае и апреле, то есть выл круглогодично.
Наконец в конец охрипши, темною июньской ночью,
Силы все собрав в остаток, облизав остатки шерсти,
Ну и прочие подмышки, приняв пробку валерьянки,
Храбрость тем свою повысив, очень дурно заоравши,
Хоакиныч к кошке Мурке свои лыжи навострил.
Хоакиновы коленки, впалое кошачье пузо, ну и прочие места, щекотала травка нежно,
И от этого от действа даже замурлыкал Хоки,
Что не делал лет так восемь, сочинив кошачьи хоку,
Ведь любовь, даже кошачья, совершает чудеса!
Кое-как на крышу влезши, не нашел он там Мурьетты,
Мурку снял, не только с крыши, черный и с акцентом Гиви,
Заплатив ей пачкой Вискас, принеся на крышу в пасти.
Гиви жил в большом коттедже, так же и в Москве имелась,
Котжилплощадь на Смоленке, а хозяин был Резо,
Тоже был он черной масти, с погонялою Резограф,
Потому что в том КотТедже, напечатавши бумажек,
Как  Мурьеткиных глаз цветом, загрузил четыре фуры,
И вполне официально прикупил он ту высотку,
По Кутузке и упрешься, там еще был МИД РФ.
А КотТэджик, тот поменьше, ростом как пятиэтажка,
Что Хрущев когда то строил и названье было то же.
Крыша вся была у Гиви (и Резо без крыши не был),
Ел на завтрак только Вискас, в черном BMяуW катался,
Играл с латексною кошкой, и сырых мышей не ел...
Ну а что же Хоакини? От измены и коварства,
Он хотел уж было спрыгнуть в бездну ночи прямо с крыши,
И занес уж было лапы для прощального полета,
Слеза влажно заблестела и пронзила сердце болью.
Но вдруг взгляд его случайно в пачку Вискаса уперся,
Не везет в любви кошачей, хоть попробовать бы Вискас!
Брел понуро он по ости, щекотало больно там же.
Но не ведал Хоакино, что за ним кривой дорожкой,
Стелется проклятый Вискас из дыры, что как компостер,
Как кинжал джигита острый, прокусили зубы Гиви.
Тут земля вдруг задрожала, и на запах того корма,
Изнутри, как из Аида, стали появляться твари — 333 крота.
Комбикормы изчезали, и не стало той дорожки,
То кроты их потаскали в свои хладостные норы.
Опечалился Хоако: и не Мурки, и не корма...
Вдруг остатки его мозга молнией мысля пробила!
Ссыпал он остатки корма небольшою кучкой, рядом
Сам удобно примостился. Не поел еды заморской,
Так хотя б крота на ужин я поймаю, это факт!
От любви переживаний и от дозы валерьянки,
Задремал Хоки внезапно и уснул поднявши лапы.
Кучка быстренько изчезла, да и мясо споро в норы,
Юркнуло, не стало пищей...
Ничего бы не случилось далее с котом Хоако,
Лучик солнца разбудил бы и поел бы на помойке...
Задрожало теперь небо, птицы тож как из Аида, Закружили в смертном вальсе, а круги все ниже, ниже!
Вид пернатых впечатляет: у Резо такой же профиль:
Клюв горбатый, взгляд коварный, только есть еще и крылья!
Грифы это были птицы, падкие до крови жертвы,
Их любил за то Резограф, разводил их и лелеял...
Не проснулся Хоакино, подвела любовь к Мурьетте,
Выклевали грифы печень, а останки черви с''''ели...
А мораль сей басни длинной на больной пришедший разум:
Коли спиздил ты чего то, ешь на месте сразу разом,
Не мешай любовь и дело, не один Хоко попался,
И не надо валерьянки, ни любви с ней, ни успеха!

09:00  17-08-2017

Сашенька Лапочка Зайчик Филистович

:

Вечер в ноябре

[0] [Х (cenzored)]

...

[дальше]