Зеркальный бред

Автор: Платон Сумрaq Я не думаю о себе как о человеке, который «бросает работу, чтобы быть писателем». Я бросаю работу, чтобы, наконец-то, быть.
Джон Фаулз

Согласно православному канону, — всю пасхальную седмицу небесные врата распахнуты настежь. Умершие в эти благодатные дни попадают прямиком в рай. Тихон Громак полагал, — что и живые не должны упускать случая, — минуя многие ненужные тернии, — проскользнуть в иную, новую жизнь. И если уж становиться, к примеру, писателем, то непременно в пасхальные 168 часов.
«У меня растут года, будет и семнадцать. Кем работать мне тогда? Чем заниматься?» Не прошло и 34 года, как Тихон Громак, наконец, осознал, — кем он хочет стать. Вроде и родословная обязывала. И полученные образования. И бабушка Тихона была не абы кто. Аглая Громак. Знаменитая детская писательница. Она умерла шесть лет назад. В Стокгольме. В шведскую столицу она переехала жить в 1989 году. Поближе к давней подруге — Астрид Линдгрен. Книг из-под пера Аглаи Громак — за полвека невоздержанного творчества — вышло множество великое; они и поныне переиздаются рекордными тиражами во всех читающих странах мира.
Тихон едва не окончил филологический факультет МГУ. Когда-то говаривали: «Женщина-филолог — не филолог, мужчина-филолог — не мужчина». Но во второй половине 80-х — это наблюдение уже устарело. Получив право на отсрочку от армии, дневные отделения гуманитарных факультетов заполонили курсантоподобные юноши, чувствительно потеснив девушек даже на кафедре искусствоведения.
Позже Тихону приходилось слышать: «Если хочешь сделать своего сына алкоголиком — отправь его учиться на истфак». Из гущи народной — с этим не стоило соглашаться: по части оглушительного пьянства и изощренного плотского досуга — «филои» никому не уступали. Однако, Тихонялог, как почти несправедливо прозвали его сокурсники, изловчился не всего-то вписать свое имя в анналы бурливой студенческой жизни, — но и вылететь с факультета за месяц до защиты диплома. А ведь шел на красный…
Перепугавшись, что ее Тихоня, пренебрегший благами военной кафедры МГУ, загремит в армию, — бабушка Аглая на три года упекла его в Кембридж. В колледж Тринити. Скамьи этого учебного заведения, бывало, полировали ягодицами и Ньютон, и Теннисон, и Капица. Да и Тихон Громак не дал маху. Королевского образования — получил сполна…
Правда, не взирая на красноречивые авансы судьбы, — роман с писательством у Тихона никак не задавался. Он подхалтуривал в журналистике, мастерил тексты к песенкам-однодневкам, дважды покушался на крупные литературные формы.
В чем причина? То ли необоримая внутренняя расхлябанность, то ли наследство бабкино, проистекавшее из пятидесяти лет номенклатурного благополучия советского поэта, то ли сотни прочих причин… Что не давало Тихону Громаку поверить в себя как в писателя? Кто знает… Может, — его 34 года. Может, чересчур въедливое изучение биографий признанных классиков — сквозь призму их поздних дебютов…

Всеправославные возлияния в Пасху, — что иногда так веско меняют людей, — не миновали и Тихона.
У кого-то — дело было в шляпе. У Исаака Ньютона — в яблоке. Тихон Громак — превзошел всех. В его истории — воля провидения материализовалась в стеклянной бутылке кетчупа. Вот о ней-то, обо всем том, что закрутилось вокруг нее, и к чему это привело, Тихон — за 3 дня и 3 ночи — сочинил свое первое законченное литературное произведение. Обозвав его «Такая вот Хатанга!», автор дерзновенно приступил к поискам литературного агента. Ибо, поучившись в МГУ и Кембридже, — Тихон отлично знал, что у каждого вменяемого писателя должен быть литературный агент.
Неранний первомайский вечер не убавил Тихону энтузиазма. Он воодушевленно открыл записную книжку сотового телефона и вызвал Дениса Корина. Через 11 гудков сводный брат Тихона — отозвался.
Узнав повод для полночного звонка, он с минуту помолчал; потом еще минуту издавал некие хмыкающие и поддакивающие звуки; после чего затрубил в трубку, чтобы все, мол, сохраняли спокойствие, и что «скорая помощь» сейчас подъедет.
Тихон знал, что брат блефовать не станет. Он предусмотрительно отключил электронную систему охраны, которая целиком просеивала весь ареал его обитания, и пошел на кухню приготовить закуски.
Через полчаса старенький «Ягуар» Корина был под окнами Тихона. Ни звонить, ни стучать в дверь не пришлось. Хозяин уже поджидал на пороге. Гость же, отсрочив приветствие, стремглав выскочил из машины, пронесся мимо и сгинул в полутемных недрах родового гнезда Громаков.
- Жажда или минус? — спросил Тихон приехавшего вместе с Кориным Егора Золовского — закадычного друга обоих братьев.
- Минус, — ответил Золовский и протянул Громаку руку.
- И тебе здорово, — Тихон пожал руку незваному, но всегда желанному гостю и, похлопав его по плечу, провел в дом.
В циклопической кухне — за пятиметровым буковым столом — их уже поджидал Корин.
- Примерно так в Ираке ждали Буша. — Корин был в своем репертуаре. Но руку брату — пожал.
Сыгнорировав его подтрунивания, Тихон первым поднял бутылку с пивом. Корин с Золовским не замедлили присоединиться. Чешское стекло игриво звякнуло, и, — не спеша начать собравшую их здесь беседу, — полуночники приступили к трапезе.
После второй бутылку пива, Тихон отважился напомнить брату о своей просьбе.
Корин его опередил.
- Итак, Тихоня, — начал Денис. — Мы сюда не жрать приехали. Как говорили древние: Тихоня — ты мне брат, но женщина дороже! Давай без Версалей.
Как и просили, — Тихон деловито и сжато изложил суть своего фатального перерождения. Не утомляя гостей художественными деталями и стилистическими находками, — он так же лаконично обрисовал сюжет повести «Такая вот Хатанга!».

На 54-х страницах — формата А-4, через 1 интервал, — Тихон Громак воссоздал картину разлихого запойного сосуществования обеспеченного бездельника и его квартирантов-гастарбайтеров.
Единоличный владелец двух гектаров соснового леса — вблизи железнодорожной станции Жуковка — люто тосковал после развода с женой. Разлука с двумя лучшими на свете дочками — угнетала тем паче. Нечаянный отшельник не умел трезво делить одиночество со своим огромным домом. Построенный в стиле сталинского ампира, — он напоминал типичный дом культуры незабвенной эпохи Иосифа Прекрасного. На его двух этажах было — 7 спален, 2 столовые, кабинет-библиотека, бильярдная, зимний сад, 3 ванных комнаты и кухня размером с «Макдональдс» в спальном районе Москвы. А еще огромный обустроенный чердак. А еще вполне пригодный для жилья подвал. А еще — дюжина бельевых, гардеробных, кладовых и прочих разнополезных каморок… Как тут не запить?!
В Жуковке Тихон ни с кем не общался. Говоря по совести, — большинство обитателей поселка он безмятежно презирал. По праву старожила в третьем поколении. К тому же — в нем нежданно взыграли гены народников. Были, были в его роду ясноглазые ходатаи, исступленные радетели повального счастья. Вот и нашел себе скучающий Робинзон не одного, — а пятерых Пятниц.
Бывшие жители таймырского города Хатанга — дни напролет продавали мороженое в электричках белорусского направления. До встречи с Громаком — коробейники из Хатанги снимали в Усово комнату, сравнимую по площади с письменным столом в кабинете его бабушки Аглаи. В родном же Заполярье — они владели двухкомнатной недвижимостью. В связи с чем, — в Усово им, бесспорно, жилось тесновато. Однажды они ни к месту расхрабрились и расклеили, где ни попадя, объявления: «Русская семья из 5 человек: муж, жена и три дочери (20, 23, 27) снимут 2-3 комнаты по Смоленскому или Усовскому ж/д направлению. Недорого. К/т — -- --».
Мороженщики Русаковы были исконными русаками. Но — в снятой за 100 долларов в месяц хоромине — потерялись, как невезучие таймырские аборигены на просторах Белого безмолвия… Как тут не запить?!
И запили.
Поначалу — порознь с хозяином. Чурались. Странный какой-то.
Пили Русаковы, пили… Их чуть с работы не уволили.
Потом, конечно, с электричками все уладилось. И с хозяином — тоже. Он милостиво позволил благодарным мороженщикам совмещать их досуг со своими запоями.
Так прошло полгода. Чертей по углам пока никто не зажимал. Зато накануне Пасхи — старшая дочь Анатолия Русакова заявила, что была зверски объедена жирной белой мухой. Истерика продолжалась часа три. Чтобы угомонить не трезвевшую Катю, — Тихон принял Соломоново решение. В пятницу вечером — все три дочери Анатолия получили авиабилеты в оба конца, по 700 долларов отпускных, попрощались и улетели в Хатангу. До конца майских праздников.
На этой почве — Громак и старшие Русаковы — отметили Пасху, как родные. Еще до заката — все трое наспиртовались до беспамятства.
На следующее утро — Тихон, опамятовавшись первым, увидел ужасное: его кухня — дословно — утопала в крови. И вместе с кухней — в крови утопали бездыханные тела Анатолия и Галины. Но Тихон, насквозь пропитанный склизкой, липкой жидкостью, — даже не успел примерить на себя маску бессознательного убийцы. Его взгляд — бездумно опережал его мысли. А тело Галины уже ожило…
Нежить из Жуковки — почти бодро поднялась на ноги, оправила испорченное платье и загипсованной походкой пошла на Тихона. Подойдя к нему вплотную, — мертвячка с живой укоризной взглянула в его потусторонние глаза и заговорила:
- Тихон, ну… на хрена… вы с моим Толькой… целый ящик кетчупа разбомбили?! Деньги-то какие… коту под хвост!..
И тогда — в полипсестном мозгу Громака — возникла идея. Чета Русаковых тут же была отослана в Хатангу. А Тихон — сел писать...

«…Муха размером с маслину нестерпимо озвучивала воздух… То ли храпела она на лету, то ли визжала от отчаянного запора. А еще звенел будильник. Электрическая хрень захлебывалась от восторга. Она знала… Сергей никогда не переборет свою лень и не преодолеет пять комнат, — чтобы убить вечно звенящую тварь, мать его! Хотя и матери у него нет. И жена его бросила. Или выгнала… А убивать эту живучую муху в паре с бессмертным будильником… Они издают звуки! В жизни Сергея почти не осталось звуков. В жизни Сергея остались сплошные запахи…
Зря Сергей приютил в своем доме гастарбайтеров из Хатанги. Они располагали неисчерпаемым запасом запахов. Отвратительных запахов. Поразительно, как эта затхлая семейка (папа, мама и три дочки детородного возраста) умудряется почти каждый день выкарабкиваться на работу из сумерек производимых ею запахов.
Бедные крышки унитазов: обмоченные, промятые, сбитые набок. А использованные гигиенические тампоны в чашках с недопитым чаем? А тухнущая на разделочном столе баранина? Не дом! Смрадная кунсткамера!
Вдобавок к поражающим запахам, у гастарбайтеров Сергея имелось всеобщее высшее образование (у мамы даже два), гипертрофированная ностальгия по советскому полуострову Таймыр, несметное количество беспардонных друзей и благодушный пофигизм хозяина всего этого огромного Дома культуры. В Жуковке (со времен бабушки Сергея) он так и назывался. Дом культуры…
Жильцы и их гости без устали сновали по двум тысячам квадратных метров особняка Сергея. Они жарили баранину, курили анашу, пили задешево и в обоих предоставленных им туалетах — при открытых дверях — пускали громоподобные ветры; короче, живейшие и искреннейшие люди. Раньше Сергей никогда не встречал сходных с ними на своем гладком жизненном пути. И пусть они разобьют еще один телевизор. Пусть приторговывают анашой. Пусть воняют. Главное, чтобы среди муравейников окурков, сугробов хлебных крошек и козявок, добродушно подвешенных на раму портрета покойной бабушки Сергея… Главное, чтобы они ЗВУЧАЛИ! Но жильцы его ЗВУЧАТЬ не хотели…
И за что на него вся эта Хатанга свалилась?! Может за то, что Сергей, как мелочный мальчишка, затаил обиду на собственных дочек? Дескать, почему за папку не сражались и с мамкой не помирили? Не стыдно мужику, у которого уже мошонка седеет?
Такая вот Хатанга! Такой вот вечный будильник на пару с бессмертной мухой, мать его! Хотя и матери-то у него нет…»

«Такая вот Хатанга!» получилась. Расправившись с текстом, Тихон подошел к узловому вопросу. Автор не знал, — что — делать — дальше. Зато его сводный брат — знал наверняка. И Золовский — тоже. Он уже издал два исторических романа. Бестселлерами они не стали. Но опыт общения с таинственным кланом литературных агентов — у него, бесспорно, наличествовал. Мало того, на днях — в соавторстве с Кориным — Золовский закончил третью книгу. Стоило поторопиться. Послезавтра Корин с Золовским улетают в Прагу. Из Праги — на машине — они отправятся вглубь Чехии. В Южную Моравию. К развалинам замка Валенштин, — лет шестьсон тому назад проклятого римским папой.

Спустя 10 минут после корыстной исповеди Тихона — Корин с Золовским покинули его дом.
В 01.30 ночи Тихон снова остался в одиночестве. В громадном и пустом доме. Он невесело призадумался, как его бабуле удалось сохранить за собой это бесовское логово? Согласно семейной мифологии и отдельным документам из архива Аглаи Громак — недвижимость в Жуковке ей отписал Лаврентий Палыч Берия...
И не напиться нельзя. Не из-за неизбывного страха перед бабушкиным домом. Нет. Напиться придется — по делу. В кои-то веки — оно у Тихона Громака завелось. Ранее у него заводились только привидения, тараканы с крысами и педикулез. А сегодня — завелось дело. Дело — это настоящее слово. Стоящее.
Итак, Тихон, как напутствовал сводный брат, залез в Интернет и немедля отправил на оставленный ему адрес текст повести «Такая вот Хатанга!». Корин с Золовским поручились. За этим адресом скрывается один из лучших литературных агентов Москвы. Что ж. Сеть покажет. Впредь — от Громака ничего не зависит. Автор сделал свое дело — автор может наливать...

Тихон проснулся на медвежьей шкуре. В просторном туалете, соседствующем с его спальней. Это значит, что, кроме демона Алкоголя, — за Тихоном снова гонялись местечковые призраки. А он с детства не знал места безопаснее, чем сортир при спальне. Его осиновая дверь — была надежнее бесплодия скопца. Когда-то — Тихон понавешал на нее столько чеснока, крестов и разнообразных серебряных побрякушек да оберегов, — сколько не сыщешь и во всех хуторах Трансильвании.
Корин как-то пошутил, не заливает ли его брат в сливной бачок святую воду? Смех-смехом, но Тихон и впрямь подумывал присовокупить к уже имеющемуся антибесовскому арсеналу — дюжину склянок со святой водой. Потом он здраво рассудил, что это отдает сатанизмом. И передумал.
Из кармана джинсов Тихон достал сотовый телефон. 11.40. В 10.00 — пришло последнее СМС. «13.00. Кафе в Доме композиторов. Твой литературный агент».
Как ни тяжко было похмельному Тихону, а пристало поторопиться. Он, повизгивая, пометался под контрастным душем. Подравнял недельную щетину. И поплелся в гардеробную.
Не представляя, как должен выглядеть начинающий писатель, — Тихон решил не мудрить. Стоя в дверях гардеробной, он удовлетворенно обозрел теснящиеся ряды вешалок, забитые полки, переполненные обувные стеллажи.
Громак уверенно выбрал светло-синие джинсы «JOOP», бежевый свитер «Malo», накинул на широкие плечи коричневый кожаный пиджак «Hermes»; слегка замявшись, натянул черные «казаки» ручной работы — и вернулся в ванную. Там он снова замешкался. В итоге — побрызгался «Allurе». Затем — Громак с гелем зачесал назад угольно-черные, не побитые возрастом, но уже чуть посеребренные вихры. Пригладил виски. И…
Черт, забыл про дезодорант! Надо бы устранить оплошность. Тогда и, с богом!..