После зеркального бреда...

Автор: Платон Сумрaq Мне и в голову не приходило, что никто так не нуждается в снисходительности, как я.
Сомерсет Моэм

Джип Тихона Громака въехал в Жуковку в 15.12. Его спутница держалась как немая. И Громака — не утомляло ее пленительное молчание. Ему — было — о чем — не говорить — за рулем. Инга Сарга пробудила в нем давненько дремавшие мужские инстинкты. Корин с Золовским — не предупредили Тихона, что их маститый литературный агент — подавляюще красивая женщина за 30. И был какой-то подвох в том, что Инга Сарга возжелала провести переговоры — в гостях у Тихона, а не в Доме композиторов. В кафе — Тихон просидел сорок минут. Он-то ждал дошлого мужичонку. Тихон как-то не подумал, что мопассановская красавица — за соседним столиком — кидает на него цепкие взгляды не скуки ради…
Взвизгнул пульт. Кружевные чугунные ворота ручной ковки — плавно втянулись в пазы. Громак въехал на широкую аллею своего литературного ранчо и затормозил. Между ног Тихона возгорался низменный и несвоевременный протест против почти годового воздержания. Оставив джип у ворот, он предложил гостье — пройтись до дома пешком.
Бесстыдная запущенность усадьбы — очаровала Ингу. Властная и высокомерная, — она с отсутствующей улыбкой шла под руку с Громаком по вмятой в цемент гальке аллеи, — и как-то затравленно любовалась обветшавшим пейзажем. Хозяин заносчиво подмечал, — что его гостье до чертиков нравятся зеленые сумерки его сосен, рассеянные среди них парковые скульптуры, полуобвалившийся фонтан с позеленевшими бронзовыми тритонами и диковинная беседка в обрамлении джунглевых зарослей сорняков …
Как вкопанная, — Инга надолго застыла у этого тяжеловесного строения.
И не понапрасну.
Беседка вызывающе выпадала из совокупного фона типичной сталинской усадьбы. Она была отстроена из неизвестного гландово-розового камня. Ее крыша — с высоким карнизом — зиждилась на четырех квадратных колоннах. На четырех углах крыши — и по центру двух ее более длинных сторон — обвисали треугольные корзиноподобные стоки. А вдоль карниза — вился замысловатый геометрический рисунок: нечто среднее — между руническим письмом и шумерской клинописью…
Войдя в «Дом культуры им. Аглаи Громак», — Инга Сарга почти победоносно выдохнула на пороге. Тихон не удержался от сарказма:
- Покойная Аглая Яновна не признавала литературных агентов, как институт.
- Напрасно иронизируешь, Тихон, — парировала Сарга. — Прости за высокопарность, но я выросла на ее книгах. Из-за них же и в издательский бизнес поперлась… С детского сада забыть не могу:

Для любимой куклы Даши,
Для любимой куклы Кати
Я сварю овсяной каши
И сошью два новых платья.

Этих девочек упрямых
Я не буду ставить в угол.
Я хорошей буду мамой
Для своих любимых кукол…

- Ладно, пойдем, покажу, где классики трапезничали, — Громак кивком головы предложил гостье следовать за ним.
С покорностью младшей сестры — Инга Сарга пересекла просторный круглый холл, окруженный крутобокими колоннами карамельного цвета; они же — поддерживали верхнюю галерею с сутолокой бессмысленных комнат. За колоннами — так же по кругу — выделялись филенчатые двустворчатые двери. Вели они внутрь нижнего лабиринта. Инга насчитала их семь.
Громак дернул за ручку одной из дверей. Перед Ингой предстала круглая — как нутро барабана — кухня. Горки, буфеты, колонки, шкафы, разделочные столы, полки, тумбочки — все тут было сработано с учетом округлости стен. Заставленную резной древесиной кухню — расчленял длинный буковый стол. Отодвинув вычурный стул, Инга Сарга присела и приосанилась. Личина самонадеянной дивы — вернулась на ее смуглое лицо. Тихон — оторопело и суетливо — включил электрический чайник. Затем отступил к холодильнику. Молча накрыл на стол. Прицелившись в еду ножом и вилкой, — Инга Сарга заговорила первой.
- Входя в дом, я… переоценила уровень железа в собственном характере. Ты не должен был видеть меня… растроганной, что ли… Не сегодня. — Громак вопросительно вскинул волевой подбородок. — Итак, повесть я твою не читала. Но просмотрела. Без обид. У меня такой стиль работы. За час в Доме композиторов… я достаточно к тебе пригляделась. Мне 36 лет… Половину из них — я в бизнесе. И, клянусь бутылкой дорогущего, так сказать, игристого вина, которую ты припрятал для меня под столом в серебряном ведерке… ты уже писатель. Пусть неумелый, неопытный, зажатый… Но — прирожденный.
У тебя есть — главное. Правильный выбор. И стиль… Дальше — моя забота. Засучу рукава, возьму рубанок, постругаю тебя кое-где… И, может, когда-нибудь станет Тихон Громак — Большим Писателем, оставив на заднице Вечности славный и незаживающий шрамчик.
Ошарашенный Громак перебил Ингу:
- Я… Но ты, сдается, избираешь клиентов методом лозоходцев? Это они шатаются по степи с веточкой и не ведают, на что набредут: то ли на колодец, то ли на шахту ПВО...
- Я не ясновидящая. И не шарлатанка. И на нищую я не похожа. Как, по-твоему, я зарабатываю деньги? У меня есть малюсенький, но самодостаточный дар. Я — вижу писателей… Поверь. Список моих клиентов тебе известен по полкам книжных магазинов. Он — моя гарантия. Но иметь предназначение — еще не значит быть писателем по жизни.
Переведя дух после сердитой тирады, — Инга поспешила утешить растерявшегося Тихона:
- Ты пойми, не все так печально и однозначно. Каюсь, краешком глаза я изучила твои листочки. Говоря, что у тебя хороший стиль и рассказчик ты отменный, — я не блефую. Правда, твой дебют… даже я не берусь продать. Ты пока толком и не понял, зачем начал писать, что хочешь сказать публике, в чем твое именное литературное мессианство. — Громак укоризненно вздохнул. — Ты пока не пишешь, не сочиняешь, а виртуозно кувыркаешься под куполом изящной словесности. В твоей повести слишком много самолюбования, смакования деталей и сведения счетов. Зачем?..
Гоголь, Диккенс, Пруст… Они давным-давно исчерпали все, что имеет отношение к местам действия и внутреннему миру книжных героев. Зачем довольствоваться вторичностью?!
Нужны диалоги — динамичные, каверзные, нахрапистые. В них можно втиснуть любые детали. И при этом никого не утомлять литрами слов о качестве изумрудов в гребне Гертруды или о цветовых оттенках коры древа, на котором повесился Иуда. Ни при Теккерее, ни при Флобере или Тургеневе — не существовало кино, телевидения, интернета. Вот и приходилось изворачиваться, чтобы читатель не заблудился в виртуальном мире писателя… Ну-ка, попробуй, писатель, опиши мою внешность.
Тихон встал, налил воды из-под крана — и долго-долго пил ее жадными глотками…
- На… Ты похожа на Фани Ардан.
- Мне только 36. Но за сравнение — спасибо. Оно лестно. И… ты сам признал, что кино отняло у тебя немаловажную прерогативу. Описывать людей. Не расстраивайся. Лев Толстой вышвырнул бы в корзину половину «Анны Карениной», если бы был знаком с Самойловой.
Не хочу тебя обнадеживать. Но… Величайшую тайну написания хорошей книги… ты, минуя годы труда и ошибок, все же постиг. То есть… ты как-то понял, что в основе ликвидного сюжета — лежит простейшая житейская ситуация, которую надо довести до абсурдной схемы. В наши дни — писатель уже не инженер человеческих душ… Он их дизайнер. Технологии надвигаются. И загоняют книжных червей в интеллектуальную резервацию, где им придется побороться за выживание в условиях новой эволюции.
То-то. И засим. Завтра. Тихон Громак. Обязывается. Подъехать ко мне в офис. Мы подпишем выгодный и жесткий контракт. И начнем. Работать. Над его первой книгой.
- Если со мной закончили, может… про Аглаю Яновну? — суматошно предложил Тихон.
Сарга оставалась восхитительно невозмутимой.
- К Аглае Яновне мы вернемся. Скоро. А пока, Тихон, — еще кое-что о тебе. И обо мне между строк… Чтобы впредь у нас не случалось досадно нежданных откровений...
Как выразился мой именитый клиент Васька Баженов, я — угнетающе красива. И не надо раздевать меня глазами и представлять свой знаменательный член у меня за щекой или в иных сугубо функциональных отверстиях… Я, Тихон, — отпетая лесбиянка.
Тихон зачем-то привстал — и опять сел. Его правая рука машинально опустилась под стол — за шампанским.
В терпко-синих глазах Инги — мелькнуло что-то вроде женской, рачительной жалости.
- Разумеется, я преувеличиваю. Единожды я трахнулась с мужчиной. Чтобы удостовериться в мудрости матери природы. Еще… я четыре раза, как говорится, брала в рот: один раз у твоего сводного брата, два раза у Егора Золовского и четвертый раз у безымянного гаишника… Тот хотел засадить меня в «кутузку» за кокаин в ноздрях и «бардачке»…
Тихон откупорил-таки «Дон Периньон» — и незряче разлил его по кружкам с недопитым кофе. Планета Земля — сердечными толчками — сужалась до размеров кухни. Тихон залпом осушил кружку шампанского.
- Ты первый, кто столь безыскусно справляет поминки по моей красоте. — Инга состроила Тихону милую гримаску.
Поставив локти на стол, — она утвердила свое точеное личико на узкие ладони и пронзительно взглянула в побежденные, облачные глаза Громака. Тихон — от тряского волнения — осушил и кружку Инги...

Тихон лет десять, как перестал теряться наедине с женщиной. С любой женщиной. Но такого осязаемого ужаса — в ожидании неизбежной близости — бедняга не испытывал никогда.
- Ты очень… Ты очень трогательный… — промурлыкала Инга и, будто перетекла под стол...
…Тихон искушенно сосредоточился на неумелой — и бесстрастно болезненной ласке Инги. Он возблагодарил себя за утренний душ. Чистоплотный по натуре, — Громак, бывало, баловал себя недельным немытьем…
Минут через пятнадцать — неутомимый суккуб вылез из-под стола и, снова усевшись напротив Тихона, заявил:
- Поздравляю, ты — пятый… Ненавижу глотать… Зато отныне — мы почти одна команда. Представь, если бы не я… сколько бы мы с тобой потратили сил, средств, нервов… и времени, чтобы придти к тому же результату. Или к полному краху деловых и интимных отношений. Ведь лесбиянки — тоже немножко женщины…
- Голову отдам на отсечение! — истерично всхлипнул Тихон.
Ингу было не унять:
- Через пару минут мы продолжим наш многообещающий разговор. Мне — очень — нужен — писатель — Тихон Громак. Мне 36. Коллекционировать положено то, что не положено. Я, к примеру, коллекционирую книги писателей, которых… отыскала лично я, и которых лично я вывела в люди. И у тебя, Громак, есть шанс стать очередным ценным экземпляром на моей книжной полке.
Громак недоверчиво склонился к Инге и невесело спросил:
- За работу?
- Аглая Яновна до смерти мечтала издать что-нибудь не для детей. Хоть что-нибудь не для детей… И издала бы. Не будь она одержима непролазной готикой.
Сталинская премия за пионэрские вирши задавила карьеру писателя-мистика. С 1949 года любимица советской детворы не имела права на буржуазную шизофрению Майринка или Лавкрафта.
Мы встречались с Аглаей Яновной. Однажды. В Стокгольме. Я заклинала ее возвратиться к сюжетам, которые она вынашивала лет сорок. В конце концов, кое-что в России изменилось.
Но Аглая Яновна была непреклонна. В восемьдесят шесть — люди не меняются.
На, почитай… Комментарии потом… Кроме этой статьи в неизвестном шведском журнальчике — ничего…

«Сон Гамлета о неведомом Кадате

Что есть сновидение?
С досужей точки зрения — неверный отблеск грядущего. Для уверовавших во Фрейда, и едва ли познавших его, — это мимолетная тень счастливо позабытых кровосмесительных связей; зачатых, но мертворожденных желаний; портрет нашей похоти работы Пикассо. Поборник здравого медицинского смысла скажет, что сновидение, как архивная картотека или компьютерная программа растаскивает нашу повседневность по разным участкам головного мозга; или, того лучше, как рачительная хозяйка, которая, стоя перед холодильником, сортирует продукты: и кладет мясо в морозильник, зелень в пластиковый лоток, а на прочих полках между ними мешает масло, сыр, сковороду с рыбными котлетами.
Итак, что же есть сновидение?
«Вот беспокойный час, когда подростки спят,
И сон струит в их кровь болезнетворный яд», —
Привиделось Бодлеру.
Лавкрафт дает свое толкование предмета. Сновидения его героев — это инобытие, точнее сказать, снобытие. Ушедший в мир снов персонаж Лавкрафта есть Гамлет ХХ века, переживший наяву, по ту сторону сна, гибель «Титаника», мучительное послевкусие Великой войны, феерический подъем и опустошающий кризис новорожденной американской империи, утверждение фашизма, крушение межличностных отношений, крах общественных устоев, обрушение нравственных опор и традиционных ценностей.
Диагноз: отторжение человеческой личности окружающим миром.
Рецепт: либо летаргия, либо смерть.
Но мертвец не видит снов, поэтому герой Лавкрафта обречен на жизнь, скорее, на существование, ради снов. Не случайно же и шекспировскому Гамлету мысль об избавлении от ужаса жизни приходит в виде цепочки: умереть (нет!) — забыться (нет!) — уснуть (да!) — и видеть сны (вот спасение!).
Нет ни Ктулху, ни Нарьялатхотепа, ни кошек Ультара, ни морока над Инсмутом. Их нет, и они есть. Они снятся. Вернее, герой их себе снит. И чем страшнее сон, тем действенней лекарство. Как воскликнул когда-то Беранже:
«Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не сумеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!»
В этом сне герой волен выбрать спутников по своему усмотрению. Кошмар длится годы, века, тысячелетия: но это всего лишь мгновения фазы быстрого сна, ради достижения которой требуется полноценный 6-8 часовой сон. Четверть, а то и треть жизни должна быть посвящена тому, чтобы состоялось это путешествие в поисках неведомого Кадата, длиной в час, вмещающий всплески и сломы десятков эпох межгалактического масштаба.
Но герой никогда не достигнет своего неведомого Кадата, ибо достичь конца путешествия означает умереть.»

- …Аглая Яновна с младых ногтей увлекалась паранаучными исследованиями. Мы говорим Аглая Яновна Громак — подразумеваем Анна Арнольдовна Дубасова… Помнишь экспедицию 1974 года? Где пропали твои родители? До сих пор непонятно, ради чего… профессор Дубасова созвала под свои знамена девятнадцать авторитетнейших археологов планеты. А вот о том, что Аглая Яновна — через подставные международные фонды — финансировала пропавшую экспедицию… Короче, телевизор смотреть надо… Прочел?
- Угу… Я только «Культуру» смотрю, — с извиняющейся улыбкой отозвался Громак. — …Лавкрафт… Здорово она про него…
Инга саркастически вскинула брови:
- Да-да. По каналу «Культура» и показывали документальный фильм о загадках дубасовской экспедиции. — Инга достала из сумочки серебряный портсигар и извлекла из него самокрутку с анашой. Прикурила и продолжила:
- Аглая Яновна была со мной непредсказуемо и неправдоподобно откровенна. В ее стокгольмской квартире — я… впервинку услышала о некоем внуке, коему она жаждала отписать свое литературное хозяйство. Она была убеждена… Рано или поздно… этот ее внук — возомнит себя писателем. И тогда читающий мир оценит, — чего стоит готика Аглаи Громак…
«Лавкрафт. В Стокгольме с бабкой встречалась? Ей — не 36… Но хороша!», — мечтательно подумал Тихон, отобрал у Инги самокрутку, затянулся и ехидно спросил:
- Неужели бабуля не достала тебя ни одной своей байкой?!
- Не обижай меня, — хмыкнула Инга. — Идея новеллы о серийном убийце по прозвищу Каменщик — это не байка.
Тихон вздрогнул и дробно рассмеялся.
- Каменщик… — Он ущипнул себя за кадык и принялся вспоминать вслух:
- Нормальным детям перед сном колыбельные поют. Максимум — сереньким волчком пугнут. Но с фантазией бабушки Аглаи… Ты про черного волхва, который вечно слоняется по белу свету, ищет грешные души и прячет их в волшебные камни? Про него?.. Корин — из-за Каменщика на мистике сдвинулся. И Золовский… И я… Из-за них, придурков, разучился трезвым засыпать. Думал, обзовусь писателем, трезвее заживу…
- Дописать за бабушку… — оживилась Инга. — Не твой ли это долг? И не ее ли эта воля?
- Долг, воля… Один живи и здравствуй, другой, напротив, сгинь… — саркастически продекламировал Громак. — Я с подгузников исполнял ее волю. От человека моего возраста этого трудно ожидать. И кстати… Ты, кажется, претендуешь на роль медиума?
- Ты меня демонизируешь, — обелилась Инга. — Я всего-то обещала Аглае Яновне приглядеть за ее внуком. И потом. Роскошествуя на ее деньги, должно испытывать благодарность. У тебя самого — две дочки подрастают.
- Да, две… Две! — пробурчал Тихон. — Зачем мне чужие мысли? От своих череп пузырится...
Ретировавшись к холодильнику, отец двух дочек — с двумя бутылками шампанского наперевес — окликнул Ингу:
— Эй, меньшинство, пойдем в кабинет бабушки Аглаи. Каменщика поищем...

Войдя в кабинет, Тихон оседлал единственный стул и несмело завел нараспев, покачиваясь в такт словам:

- Тук, тук, тук, тук.
Ходит Каменщик вокруг.
Тот, кто дурно поступил —
Свою душу погубил.
Ночью явится за ней
Старый Каменщик-злодей...

Замершая на пороге Инга — недовольно фыркнула и демонстративно поежилась. Сморщив нос, она почти равнодушно обозрела обширную комнату. За неимением выбора — она прошла к письменному столу и плутовато притулилась в троноподобном кресле.
- Бабуля была крупным человеком, — сострил Тихон. — С чего начнем?
- С…
- Верхний ящик справа от тебя, — посоветовал хозяин.
Через минуту Инга — выложила на инкрустированный стол толстую кипу нотных тетрадей.
- Я-то, дура…
- В напрасном гневе калории не сжигаются, — обрадовался Тихон. — Ты не знала, что бабушка Аглая творила, исключительно, на нотных тетрадях?! Вот она — ее недостроенная готика.
Инга — тотчас реорганизовалась и, посмеиваясь над собой вместе с Тихоном, погрозила ему загорелым кулачком. Показав Тихону язык, она кокетливо провозгласила:
- Я рада, что ты… возомнил себя писателем. Иначе… пришлось бы тебя убить.
Тихон дурашливо нахмурил брови:
- Убить.
- Деньги надежней любого оружия.
- Я мог отказаться.
- Верю. Для тебя деньги не манок. Я бы… выкрала эти ноты.
Вместо ответа — Громак напомнил о деле, постучав указательным пальцем по стопке пожелтевших за десятилетия тетрадей.
- Может, тетрадки полистаешь? Ты из-за них собиралась моих девочек сиротками сделать.
- А они не сиротки… при живом отце? — буркнула Инга. — Полистаешь?! У меня от твоих… кобелиных взоров уже вмятины в сиськах, — приговаривала она, деловито расстегивая пурпурную шелковую блузку. — Почему я, старая, больная лесбиянка, обязана бросаться на амбразуру твоего неудовлетворенного либидо? — Невесомая блузка опала на пыль нотных тетрадей. — При бешеных деньгах, с супружницей блядовитой за плечами, не пристало угрюмо дрочить, оплакивая утраченные иллюзии. — Пунцовый шелковый бюстгальтер, которому Тихон безошибочно присвоил 3-й номер, повис на резном подлокотнике его стула. — Учти, Громак, сегодня ты употребишь меня в первый… и последний раз. Рекомендую оттрахать меня чрезвычайно изощренно… Завтра же, после подписания контракта, найдем тебе… приемлемую любовницу, — взыскательная анти-дева слегка замешкалась в рыхлом кресле, стягивая полупрозрачные, кружевные трусики…
Хищная нагота Инги Сарги — в одночасье — обратила смиренную и шаткую волю Тихона — в эфирный фантом. Он блаженно простил Инге ее недавние, унизительные выпады. Он даже отвлекся от колотящегося в висках имени жены. И — не хотел видеть полых, — не желавших его, — глаз Инги, — которая проказливо ползала на четвереньках по облысевшему кашмирскому ковру, и мимонотно напевала:

- Тук, тук, тук, тук,
Ходит Каменщик вокруг...

Тихон самнабулически отпихнул стул — и пошел на Ингу. Каблуки его черных ковбойских сапог безжалостно топтали — расшвырянные по полу и пожелтевшие от времени, — как прокуренные зубы, — нотные тетрадки бабушки Аглаи…