Оп, нацист, давай, давай.

Автор: Михал Мосальский Первая часть рассказа 1/3

Поздняя осень конца первого десятилетия двадцать первого века нависла сыростью и холодом в воздухе. Колючий ветер пробивался сквозь мокрую одежду, мороз сковывал тело до судорог. Озеро, наполненное в отражении света от горбатых фонарей, серой водой, окольцовывала бетонная дорожка, выложенная из серых плит, похожих на молочное печенье. Молодая пара людей, которые пришли прогуляться вечером вокруг озера, пофлиртовать и испить два пива и бутылку вина, гонимые бесчувственным ветром прочь в город, почти на бегу пронеслись мимо горевших ксеноном фар, припаркованной на стоянке авто. За два часа до полуночи, у Южного озера, чёрная Toyota Celica пропускала сквозь тонированные, приоткрытые окна клубы синего дыма табака с примесью гашиша. На заднем сиденье авто лежали синяя с зелёным и зелёная с синим большие спортивные сумки.
— Сегодня весь вечер становую одну делал, — сказал владелец Toyota, капитан милиции Артём К. Короткая армейская стрижка, красные, влажные от привычного недосыпа глаза и острый нос. Подбородок обычно скрывался, в бумажном на ощупь, треугольном воротнике олимпийки. От природы был любопытен, общителен, когда будили ото сна, ругался, на чём свет стоит.
— А я так, всего понемногу. – с наполненными дымом лёгкими сказал его лучший друг, старший лейтенант вооруженных сил РФ – Роман Е. Зелёные глаза, подсознательно вызывали у незнакомых людей доверие и настраивали на дружеский лад. Широк в плечах и подстриженный практически наголо. От пристрастия к курительным запрещенным веществам, обрёл взгляд психолога. Любил две вещи на свете: хорошую шутку и Майн Кампф. С растяжкой выпустив дым, Роман продолжал: « Михалыч урод, заебал подсовывать крапали уже. Шесть сотен за то, что не стоит больше двух! Надо в Питер вырваться, Зудик говорит, там за пять рублей можно кусок гашиша размером с человеческую голову взять»!!!
Оба мечтательно замолчали, мысли с последним выпущенным дымом медленно потекли в головах. Мечталось о том, что жизнь удалась бы, если бы гашиш был всегда и не нужны были заморочки с прозвонами, чтобы замутить ничтожный крапаль у барыги, вроде, Михалыча. За футбольным полем, которое разделяло машину Toyota от начала леса, страшно задул ветер, и деревья люто зашумели. В центре опушки грохот, достигнул своего максимума. Бушующие деревья могли бы легко дать фору любому Африканскому водопаду. Со скамейки для болельщиков на землю посыпались, сваленные ветром пустые пивные бутылки, а весь летабельный мусор, исчез в одну секунду.
— Ром, прикинь, вместо леса макароны росли бы. Ха-ха-ха.
— На макаронном тесте, как на лианах из конца в конец леса летаешь.
— Да… А ещё с двумя бабами на плечах.
— Да, да, Тём, и чтобы ебальники, как у Сталлоне. Ха-ха-ха.
На торпеде загорелась подсветка мобильного. От вибрации пластик под телефоном затрещал, как насекомое, а из динамика полилась музыка: «Кровь патриотов, слёзы и плачь матерей. Павших Героев, воинов правой руки…» Артём взял мобильный в руку, на экране мигала фотография молодого человека, загадочно улыбающегося в камеру, оттянув указательными пальцами края век, напоминая китайца.
— О, смотри, Ром (Роман вытянулся по струнке), Павел Викторович звонит.
— Эээ, белые братья, где вы там?
— В Чг, на озере стоим…
— Ну, понятно с вами клоунами. Ой, детка, давай ещё раз пройдись по жопе и ногам…
Из телефона по машине разносились звуки ударов банным веником по телу. В машине молчали.
— Короче, завтра в десять утра у меня дома. Срочняковая тема!
— А, что за тема? – спросил Артём.
— Заебал ты! Подожди до завтра, мне не до этого. Жду ровно в десять часов. Отбой.
Подсветка потухла.
— Ну, что за кипишь?
— Хуй знает, если снова чёрных на рынках прессовать, то я только за, давненько не разминался на людях.
— Базара нет, Тёма. Блядь, Михалыч сука убивает своими крапалями ссаными. – по ладони страдальчески перекатывался кусочек гашиша.
— Тём, добрось до подъезда меня, а завтра в девять утра, жду тебя у часов.
— Давай, белый брат, до завтра. Мочи хачей, будь мужиком блядь.
Двумя часами ранее. Занавешенные красными шторами окна, с пятнами от грязи и пота не давали холоду и ветру ни малейшего шанса потревожить, тех единомышленников, которые собрались в этот вечер, как и всегда по четвергам в одном месте. Подвальный зал в спортивном комплексе советской постройки, принимал в своих рядах исключительно братьев правой идеи. На бетонных столбах, тянущихся через весь спортзал, висели фото со многими из тех, кто был на тренировках с разными наградами и призами. На одной из фоток стояли все бойцы, обнимаясь с Пауком, в каком-то затемненном клубе. На тренировках из старого магнитофона постоянно доносились напевы группы «Коловрат» и «Киборг». Под нарастающую игру электрухи и треша на барабанах, бритые бойцы из зала, под стягами флагов со свастикой, рвали от груди по сто пятьдесят килограмм. Зал вмещал в себя единовременно до сорока человек, где половина из пришедших не занимались на тренажёрах для тяжёлой атлетики, а сидя на матах, обсуждали новости, а некоторые только засматривались и завидовали природной неполноценности собственных габаритов. Правда, таких, кто смотрел с завистью, было совсем немного, между всеми отношения были сами наилучшие. При вступлении в группу проводилось тщательное расследование на предмет личности человека самими участниками, самым активным образом. Залом заведовал и пользовался всесторонним уважением — Толян. Толян был тренером шестидесяти лет от роду, угловатый и невысокого роста. Сам он выступал на соревнованиях с ветеранами и, хотя и казался вызывающе сухим, под красной спортивной олимпийкой Советского покроя этот мужик был, как самый-блядь-пиздатый-чугун на всём белом свете, который он отливал сорок лет своей жизни.
— Давай, давай, Артём, тяни. Воооот, вот так. Молодец.
— Четырнадцать восемьдесят восемь лет жизни вам, тренер.
Оба вскинули зигу.
На следующее утро, ровно в девять часов пятьдесят пять минут Артём с Романом, миновав деревянную, хилую калитку, способную задержать, только стаю королевских пуделей, оказались на пороге загородного дома Павла Викторовича в деревне Якушово. Приходилось, как по минному полю перешагивать пустые пивные бутылки всех марок и размеров, разбросанных по гнилой траве, под деревянным домом. На стук никто не открыл, в доме была тишина. Из бани напротив дома вывалился в полуобморочном состоянии Павел Викторович собственной персоной. Из одежды он предпочёл только серую банную шапку с надписью: «Boss». Почуяв человеческую незащищенность, осень яростно накинулась на голого Павла Викторовича, заставив при этом бы любого человека быстро скрыться внутри.
— Эй, матросы, давай сюда чешите. – Павел Викторович взял в правую руку член и как заправский постовой указывал нужное направление, потом скрылся внутри.
Роман с Артёмом, уже давно ничему не удивляясь, прошли по мощеной дорожке к бане. На двух бетонных блоках, близ дороги к бане, стоял промёрзший за ночь мангал, усеянный внутри золой и кусочками фольги, облепившими стены и днище. В центре лужайки, на пересечении дома, бани и дощатого туалета, очень гармонично занял своё место некогда ярко-розовый фламинго, поджав под себя одну лапу. В предбаннике облокотившись о стену и скрестив руки на груди, Павел Викторович очень походил на гарлемского отморозка, косящего под крутого сутенёра. По другую сторону стола, уперев лицо в скамейку и свесив руки на пол, спала голая женщина, разнося тошнотворный запах перегара. Вся спина была в татуировках свастики и, словно, кто-то на ней тренировался писать разных размеров и разным почерком числа 1488.
Присутствие Павла Викторовича в закрытом помещении неминуемо вызывало чувство тесноты. Он был рождён с этим. Он если и не понимал этого до конца, то догадывался о чём-то и порой непринуждённо использовал это в своих целях.
— Садитесь, братья. – Павел Викторович указал на скамейку.
Артём ударом с берца в лицо опрокинул спящую бабу на пол. Оба сели за стол и поставили ноги, как на подставку на пьяную женщину.
— Белые братья, мой расклад неважный. Наш сотоварищ по борьбе с лимитой, отвечающий за сбор денег с игровых аппаратов и шлюх, эта рязанская, хитрожопая падла спиздила весь наш общак. Поэтому, друзья мои, денег на патроны и новые кастеты, теперь не ждите.
Артём в святом негодовании извелся от таких новостей.
— Как это без кастетов?! Да мне больше, чем на неделю двух не хватает!!
Павел Викторович развёл руками, мол, не приделах. Роман гневно ударил кулаком по столу и топнул ногой, наградив пьяную бабу еще одним ударом в голову. Она громко икнула и замолчала. Павел Викторович доверительно подмигнул и Артём с Романом сами собой приподнялись с мест, полностью превратившись в слух.
— Вчера наш брат, работающий во Внуково, сообщил, что эта мразь вылетела из страны в Индию, прибрав при этом все наши деньги. Блядь, ну ведь чуял, что наебёт, когда-нибудь, как наебал с трёхсот метровой вышкой.
Павел Викторович глубоко выдохнул, мысленно успокаиваясь. Воздух вокруг его головы и плеч завихрился бесцветными и раскаленными потоками, ещё одно мгновение и воздух вокруг Павла Викторовича загорится красно-фиолетовым пламенем. Иконка размером с половину ладони с изображением Ильи Пророка, в целлофановом пакете, плохо спасающим от постоянной влажности в бане, была прибита гвоздиком под самым потолком. Оборвавшись и, раскачиваясь на горячем воздухе, неторопливо, как лист клёна приземлилась под ноги Роману.
— Через две недели в Москве будет встреча с нашими белыми братьями из регионов. Будем совет держать. Я хочу, чтобы вы двое привезли мои, то есть НАШИ деньги обратно.
Артём и Роман переглянулись в нерешительности и с робкой надеждой в глазах.
— У вас три дня, чтобы утрясти ваше отсутствие на работе, а через четыре дня у вас вылет в Индию.
Павел Викторович достал из-под веника с пола два билета.
— Обратный билет открытый, вылетите, когда закончите дело. Хочу, чтобы он сдох! И жду подробного отчёта. Всё понятно??
— Да, да, Павел Викторович, всё понятно, как белый нацистский день.
— Костьми ляжем, а всё сделаем.
— Это на расходы. — Павел Викторович снял банный колпак, а на голове ровно по центру лежали две толстые пачки банкнот американских долларов.
— Держите. – он выдал по одной на нос. – Можете оторваться пока там, но не забывать про дело!
— Конечно.
— В Нью Дели вас встретят и всё объяснят насчёт дальнейшего, а теперь валите отсюда.
Снова откинувшись спиной на стену, Павел Викторович расслабленно прикрыл глаза. На выходе из бани, Роман и Артём услышали звуки, походившие на посасывание крайней плоти. Под скамейкой пьяной бабы уже не было, а только виднелись её пятки под столом.
— Бей жидов, спасай Россию! – крикнули в унисон и вскинули зиги, но Павлу Викторовичу было не до этого.
По дороге до города, в машине с надрывом в динамиках играли «Бухенвальд Флава». Не говоря друг с другом, Артём не выдержал приступа радости.
— Бля, отдых наконец-то!
— Какой отдых?! Нам надо этого типа ушатать, а это далеко не отдых.
— Ну, всё равно Индия и всё такое...
Роман параллельно со службой в вооружённых силах получал вышку на заочном отделении в уездном филиале института и на время своего отсутствия взял на работе учебный отпуск. Артём, используя возможности своей матери, работавшей в поликлинике, без проблем замутил себе больничный.
Разрезая утренний, под серым небосводом, лёгкий воздух, Toyota ехала по дороге между сосен и пышных, упитанных елей. Мелькали дачные дома и дорогие автомобили. Мысли о приключении, достойного лишь секретного агента, путались с рваными и пока неосмысленными обрывками предложения Павла Викторовича о смерти их собрата за предательство. А может он вовсе и не говорил этого… про убийство… может быть послышалось…
Лес по сторонам внезапно расступился. Выехав на перекрёсток с бензоколонкой на съезде, Артём вывернул рулевое колесо круто налево. До города Чг по этой дороге был не больше трёх километров. Сбросив обороты перед железнодорожными путями, протянувшиеся стальной лентой от крупного завода по производству напитков в редкую березовую лесополосу, где рельсы разбегались в разные стороны. За поворотом показалась одноименная городу деревня, постоянно встречающая людей деревенскими домами у самой дороги и дорогими особняками поодаль за ними, в быстро застраиваемом пространстве, некогда золотистого поля. Неширокий мост через реку и город на скорости восьмидесяти километров в час надвигался сверху, закрывая серыми и красными многоэтажными домами осенне-серое плаксивое небо.
— Поехали на озеро гашиш покурим?
— А хули ещё делать!?
*******

Роман вышел из подъезда своего дома, неся на плече спортивную сумку. Артём еще не подъехал, тем самым дав Роману возможность задуматься об этой проклятой сырости. В ту же минуту, словно назло, с неба заморосил мелкий и частый дождик. Роман втянул шею в куртку и спрятал руки в штанах, отойдя под козырёк подъезда.
— Даже кости отсырели уже! – Роман со злостью плюнул перед собой, стараясь тем самым показать осени своё отношение к ней.
Тем же вечером перед началом тренировки в спортивном зале. Толян на магнитофоне нажал кнопку стоп, и кассета остановилась в деке.
— Белые братья, сегодня к нам пришёл почётный гость и наш большой друг.
Все посмотрели друг на друга, ища гостя.
— Встречайте, братья, Вениамин Рацык.
Из-за широких спин бритоголовых в центр зала вышел массивный боец с маниакальным взглядом. Волосы, вздыблены вверх яркой чёрной копной, как при ударе электричеством, кривая усмешка на тонких губах, острый подбородок и вальяжная, уверенная в себе походка.
— Я много слышал о вашем отделении братства белых воинов. Сегодня хочу с вами потренироваться.
Толпа одобрительно кричала, особо ретивые вскидывали зиги и кричали Слава России.
После тренировки, в раздевалке Рацык подошёл к Роме.
— Мне вчера позвонил Павел Викторович, он хочет, чтобы я отправился с вами для подстраховки.
«Не доверяет нам. А может и к лучшему, вот пусть он и делает всю чёрную работу» — думал Рома, глядя в лицо Вениамина.
— Мы будем только рады. – сказал Артём, стоя за спиной у Ромы.
— Завтра в шесть вечера встречаемся в аэропорту, вылет будет в восемь. Слава России!
— Слава России, Слава России, Слава России!!! – подхватили все бойцы в раздевалке.


*******
— Здорово, Макс!
— О, приветики, парни. Джа нашептал мне, что вы зайдёте ко мне.
Макс заросший, как леший с водянисто-курчавой бородкой не разделял ни правых, ни левых идей, верил только в силу огнестрельного оружия и убойной марихуаны. Заканчивал духовную семинарию и думал о постриге в монахи в день «Когда всё заебёт».
— Заходите, хули вы, как бедные родственники на пороге встали.
Пока Артём с Романом разувались в коридоре, Макс закричал: «Наташ, выйди хоть поздоровайся с людьми».
Из соседней комнаты, шаркая по полу тапками, вышла верная спутница Макса. Полная девушка с ручной металлической щёткой, маслом и дулом пистолета в другой руке.
— Привееет. – с большой растяжкой поздоровалась Наташа.
— Что снова амфитамина въебала и оружие чистишь?
Наташа хотела, что-то ответить, но Макс её опередил.
— Ещё как въебала! У неё был сегодня открытый урок в 82 школе (Наташа проходила обучение в областной педухе, имени давно забытой перхоти, на учителя Русского языка начальных классов) она перед уходом меня разбудила. «Максим, сделай мне дорожечку, а лучше две». Снюхала начисто и убежала детей учить. Как мы любим! Да, Наташ?
— Да, да, да.
Квартира Макса, где он жил походила на рай для растамана. На полках лежали купленные и самодельные приблуды для курения, на стене в центре комнаты висело огромное фото Боба Марли, над музыкальным центром, который не умолкал ни на минуту уже неделю, играя сеты Rcola. Второй страстью Макса было оружие, которое буквально валялось тут и там. Упав на диван перед телевизором, Макс поднял с пола бонк, стоявший на раскрытой Библии, забитый до краёв ганджей.
— И сказал Господь, — Макс вещал притворным голосом, как перед игуменом, — да накуритесь Вы и накурите ближнего своего, как хотели бы, чтобы накурили Вас. Аминь. Парни, ебанёте по православному напасу?
— А как же!
Рома с Артёмом сели на диван по обе стороны от Макса. Наташа уселась на пол, не переставая начищать дуло пистолета.
— Что нового, нацисты? – спросил Макс, затягиваясь травой под бульканье воды из бонка.
— Завтра в Индию по делам летим. – с лёгкой гордостью поделился новостью Рома и принял бонк из рук Макса.
Наташа с Максом уставились на него.
— Да, ну?
— Ну, да!
— Круто!!! Подожди, сейчас огня дам.
Тёма постучал по железной сеточке-воронке, стряхивая не прогоревшую траву на дно. Макс зажёг спичку и дал прикурить.
— Макс, ты знаешь некого Рацыка? – спросил Рома.
— Да, слышал о нём немного. Это же ваш белый брат! – Макс откинулся на диване и засмеялся.
— Он летит с нами.
— Ого. Нормальная ебать компания нарисовалась. А Толян не летит с вами? – все рассмеялись.
— Толян с ума сойдёт от такого количества чёрных в одном месте. Ха-ха-ха.
— И когда обратно?
— Хуй знает, пока неизвестно.
— Темните, суки. Ха-ха-ха.
— Надо одно дельце провернуть и сразу обратно.
— Только не занимайтесь ебалой, Джа всё видит. А, если вдруг что, я всегда на связи, парни.
Артём изменился лицом. Стал очень серьёзен и внимательно посмотрел, заглядывая куда-то очень глубоко в глаза Максу.
— Макс, я хочу тебя попросить об одной очень серьёзной вещи! Полагаюсь на тебя, как на истинного христианина.
Макс при этих словах поперхнулся.
— Всё, что угодно для тебя!
Большая стрелка циферблата настенных часов отмерила сорок минут. Сменив тему разговора, Тёма поинтересовался.
— Слушай, Макс, а есть бокс?
— По пять сотен, высший сорт, круче хуй сыщешь!
— Верю. Давай два.

*******

В ночь перед вылетом, сколько бы Артём ни старался никак не мог унять внутреннюю дрожь, вырывавшуюся наружу. Дождь барабанил по металлическим подоконникам, слышалась сигнализация автомобиля в дальнем конце двора, за детской площадкой. Долго умывался и с напущенным спокойствием посмотрел на себя в запотевшем зеркале в ванне. Глубокий выдох и все проблемы уйдут из тебя вместе с углекислым газом из лёгких. В ту ночь Артёму снились слоны, гуляющие среди диковинных деревьев в джунглях под полной луной. Удивления не было, но присутствовало упрямое любопытство. У каждого из слонов, чтобы они не смешались с другими, и их легко можно было отличить, хозяином на головах белой краской были нарисованы свастики. Только свастики были краями направлены в обратную сторону, что немало удивило Артёма. Ночные джунгли скрывали в темноте животных, только свет от яркого лунного диска на небе отражался на белой краске. Дюжина белых символов плавала между деревьями, оплетенных лианами. Где-то наверху, у самых крон, чёрная молниеносная тень перелетела с дерева на дерево. Слоны сбились в кучу и заревели, устремив хоботы в ночное безоблачное небо. Тень перелетела обратно, но теперь в каком-то метре от голов слонов. Артём приближался к животным, но не шёл и не бежал, а просто перемещался в пространстве. Чёрная, блестящая пантера спрыгнула на землю, встав между слонами и Артёмом. Глубокий, насыщенный зелёный цвет широких и злых кошачьих глаз, переливался и мерцал, как большие головешки. Взгляд пантеры проникал внутрь, наводя неописуемый ужас на само естество. В какой-то момент Тёме показалось, что он оторвался от земли и не в силах сопротивляться падает внутрь страха и боли в зелёные глаза пантеры. Артёма осенила мысль ещё более страшная, чем глаза хищника. «Морда… расположение носа к глазам… даже мимика… Рацык!!! Если бы он был зверем, а не человеком он выглядел бы именно так. Сомнений быть не может!!!»
Пантера, словно прочитав догадку Артема, хищно оскалилась и повернулась к сбившимся слонам. Над головой со свистом рассекая воздух, пронёсся кнут погонщика слонов. Пантера, завидев человека, не испугалась и не бросилась на него, а как по команде села на задние лапы, довольно мурлыча. В одной набедренной повязке из джунглей медленно выходил молодой человек со спутанной длинной бородой и смуглой кожей.
— Глупая пантера, ты будешь делать только то, что я прикажу и только тогда, когда я тебе прикажу!
Пантера, опасаясь удара в наказание, смиренно склонила голову, глядя на погонщика исподлобья.
— Эти глупые слоны мне ещё пригодятся. Потом можешь делать с ними, что захочешь.
Хищник поднялся на лапы, с радостью в глазах смотря на человека с кнутом. Погонщик подходил всё ближе, накручивая кнут с локтя на ладонь. Лунный свет упал на сухое, не по годам морщинистое лицо. Располагающие к себе карие глаза с налётом превосходства и снисходительности, блуждали вокруг, не замечая Артёма. Пантера послушно подставила голову, чтобы её погладили. Погонщик держал скрученный кнут в левой руке, а правой гладил голову животного. Слоны почуяв, что опасность миновала и полностью успокоившись, разбредались по джунглям, потонув в темноте от ветвистых деревьев, и только белые свастики мелькали, где-то вдалеке, удаляясь всё дальше и дальше. В спину подул тёплый ветер, и Артём уносился вместе с ним вперёд прямо на хозяина слонов и пантеру. Резкий порыв и ветер стих, оставив Артёма лицом к лицу с погонщиком.
«Не может быть». Мысль бешено пульсировала в висках. Убрав бороду, сменив цвет кожи, Павел Викторо…
— Артём, — обратился к нему погонщик. Медный колокол внутри Артёма ходил из стороны в сторону, увеличивая амплитуду, страшно гремя. Погонщик и пантера смотрели ему, прямо в глаза, не моргая.
— Артём, хочешь посмотреть в лица слонов?
Колокольный звон достиг предела сил Артёма, наполняя каждую клетку организма чистым и ужасно громким звуком, которого не выдерживали барабанные перепонки. Лёжа в своей кровати, Артём проснулся в холодном поту.

*******

— Алло, Тём, такси будет в три часа, нас Мазепа повезёт. Он сперва ко мне заедет, мы покидаем вещи, а потом к тебе заедем.
— Да, не вопрос, Ром.
— Ну, всё, тогда, давай.
— Ага, давай.
Тёма сидел на кухне, делать было нечего, надо было убить время и он, в очередной раз пересматривал концертник «Коррозии металла» с Горбушки, мотая в такт бритой головой на накаченной шее. В соседней комнате зазвонил мобильный. Не ставя запись на паузу, Артём вышел с кухни.
— Да, Павел Викторович.
— Тёма, мой белый брат. – в голосе чувствовалась расслабленность, словно горло не напрягалось от произносимых звуков, просто выбрасывая их из лёгких.
— Тёма… — зная Павла Викторовича, Артём выжидающе молчал. – Ты самый охуеный мужик! Нееее, я серьёзно, ты самый охуеный мужик на свете!!
Сложилось чувство, что он сейчас заплачет.
— Спасибо, Павел Викторович.
— Зиг хайл! Зиг, ебаный ты в рот, хайл!!!
— Слава России, Павел Викторович! – он всхлипнул и связь отключилась.
«Странно, это не похоже на него. Как будто прощался со мной. Ха-ха-ха». – от такой мысли Артём рассмеялся про себя.
Звонок в домофон.
— Да, Ром, уже выхожу. Мам, пока, я пошёл.
В коридор вышла мать Артёма, улыбающаяся через силу.
— Уже уходишь, сынок?
— Да, я же говорил тебе об этом.
Мать впопыхах стала носиться из комнаты в комнату, не забыл ли чего.
— Тёмочка, а свою награду не возьмёшь на соревнования? Друзьям спортсменам покажешь, какой ты у меня молодец.
В Тёминой комнате стояла латунная статуэтка длинной с человеческую ногу, изображая культуриста, показывающего огромный бицепс, изогнув в локте руку.
— Не, ма, зачем она мне там?!
— Ой, не ехал бы ты… — глаза у матери расширились от сказанного ей самой, слова сами вырвались наружу. Артёму стало жаль её. Он ей говорил, что уезжает в Феодосию на соревнования по двоеборью и погостит там, у хорошего друга, которого с армии не видел.
— Ты ещё будешь гордиться мной, ма. Привезу денег, если всё получится, куплю вам с отцом всё, что только захотите.
Мать смотрела в пол, сдерживая слезы.
— Вам мужчинам этого не понять, но материнское сердце не обманешь, оно всё чувствует. – она с надеждой посмотрела в глаза сыну. Маленький червь сомнения разрастался в груди и вызывал муки раздумий. Звонок мобильного нарушил тишину.
— Да, да, Ром, выхожу, выхожу.
Артём взял за ручку огромный жёлтый чемодан, с которым ещё его отец в Крым ездил в санаторий для профилактики оздоровления организма.
— До скорого, ма. Бате привет от меня передавай. Пока! – Артём поцеловал мать в щёку, мокрую от слёз, скрытых от его взгляда.
— Пока, сынок, возвращайся, пожалуйста, скорее.
Под щелчок замка, закрывающейся входной двери вслед Артёму с кухни кричал Паук: «Давай, блядь, жги. Давай, давай».

*******

— База, это девяносто пятый.
— Да, девяносто пятый?
— Меня не будет пару часов, я на обед, а потом в гараж надо.
— Поняла тебя, девяносто пятый. Отбой.
Мчась субботним днём по шоссе А 103 в направлении Москвы, даже сквозь закрытые, насмерть тонированные окна такси на милю вокруг был слышен Infected Mushroom. Буфер в багажнике издавал сильные вибрации по кузову автомобиля. Скрученная в рог бутылка минералки с фольгой на горлышке перемещалась по салону из рук в руки.
— Блядь, ДПС! – сказал Мазепа.
— Я разберусь.
Артём вышел из машины, показал капитанскую ксиву, обменялся парой фраз с инспектором и сел обратно на заднее сиденье.
— Ну? Что он сказал?
— Он попросил пятку травы ему отсыпать.
— Ха-ха-ха. Да, ладно?
— Ну, да. Так и ебанул: «Капитан, есть, что-нибудь интересное покурить?».
— Ха-ха-ха. А ты чего?
— Я сказал, что у нас у самих пятка, и мы спешим в аэропорт. Ха-ха-ха.
— Совсем уже они охуели! – негодовал Мазепа. – Скоро будет тема: едешь с бабой – дай бабу поебать, едешь с пиццей – дай пожрать, дай, дай, дай!!!
— Ха-ха-ха…

Сумки лежали на парковке аэропорта, а Мазепа закрывал багажник своей древней нисан-хуета-на-колёсах.
— Ладно, парни, как приедете обратно, дайте знать, только не как, блядь, обычно, Рома любит в последнюю минуту.
— Да, ладно, заебал, Славик.
На прощание пожали друг другу руки. Клаксон визгливо огласил парковку во Внуково, Рома и Артём махнули рукой вслед дребезжащей машине.
— Тём, летал отсюда?
— Ну да, когда в тай летал два раза.
— Ааа, точно!
В середине зала для ожидания столпилась группа людей. Женщины уводили детей подальше от этого места, а мужчины всех возрастов взирали за происходящим. Те, кто был помоложе, в наглую глазели на толпу в центре зала, пожирая чипсы, а те, кто был постарше, прятали любопытствующие взгляды за газетами.
— Смотри, Тём, там Вениамин!
Стоя, как вкопанный под напором толпы из шести – восьми человек, Вениамин держал руки перед собой, больше улыбаясь, нежели участвуя в перебранке.
— Эй, глюпый хуй, я тэбэ тваи ноги на хуй сэйчас отдэру от тэла!!!
— Что такое? – Тёма и Роман моментально подлетели в центр кипиша, встав по обе стороны от Рацыка. Внушительные габариты бритоголовых, вселили нотку измены в кричащих черножопых.
Чё орешь? ЧЁ ОРЕШЬ, ХУЕСОС?? – Рома сорвался на крик, оглашая зал исполинским голосом.
Крик на пример незримого щита сместил черножопых на метр назад. Тёма покидал сумки и ждал малейшего повода. Вениамин не двигался с места, держа вытянутые руки перед собой, казалось, что он даже не заметил своих белых братьев.
— Эй, что здесь происходит?
Особо законопослушная мамаша позвала охрану аэропорта.
— Ничего не происходит, в том-то и дело! – с разочарованием ответил Рацык, не глядя на охрану, а сверля взглядом обоссавшихся чёрных.
— Всё! Разошлись!!! Разошлись, я сказал или в обезьянник пойдёте.
Рацык не двигался с места, всё дырявил взглядом толпу расходившихся нахохленных от гордости черножопых. Охрана окружила центр зала.
— Ладно, Вениамин, пойдём у нас всё впереди. – Артём тронул его за плечо, стараясь увлечь за собой.
— Убери на хуй руки от меня!!! – Артём недоуменно переглянулся с Ромой.
Когда последний чёрный скрылся из вида, Рацык опустил руки.
— Натянули крестики с придуманным МАССАДом божком и думают, что Один не видит всей этой жидо-массонской хуеты и спустит им всё с рук, собаки ебаные!!!
— Пойдём, Рацык, у нас есть дела поважнее сейчас.
Всё подняли с пола свой багаж.
— Надо ещё на регистрацию успеть. – бросил на ходу Рома.
Охрана с опаской проводила всех взглядом и разбрелась по своим постам, теребя семечки в карманах спецовок.
— Я их, блядь, ещё достану!!! – Рацык сам не свой ругался, на чём свет стоит.
— В duty-free зайдём до посадки, я сильно нервничаю перед полётом? – Рома по мере приближения к самолёту, бледнел всё больше и больше.
— Русский – значит трезвый!!! – сказал Рацык.
Рома и Артём чувствовали незыблемое и неоспоримое давление от этого человека. Поднявшись на борт самолёта, все заняли свои места. Рома попросил снотворного, так как не переносит перелётов и милая стюардесса принесла таблетку в зелёной облатке и пластиковый стаканчик с тёплой водой.
— Приятного полёта. – стюардесса улыбнулась и крутя аппетитной жопой ушла в комнату для обслуживающего персонала.
Сиденья, располагавшиеся впереди, медленно поплыли перед глазами, не в силах больше держать окаменевшие веки, глаза сомкнулись сами собой.




*******

Красная ковровая дорожка тянулась по узкому коридору, между стен цвета морской волны и бесконечными белыми дверьми, с висячими на ручках амбарными замками. Конец коридора тонул в темноте. Роман тщетно напрягал зрение, стараясь увидеть, что находится по другую сторону, но, сколько бы он ни старался, в награду ему доставалось лишь всё та же самая темнота в глазах. Этот сон преследовал Романа не в первый раз, но в последний время он приходил всё чаще. На массивных замках, которые висели на дверях, крепились разной длинны таблички с просьбой: «Не беспокоить». Оглянувшись назад Роман, предельно точно знал, что увидит серую бетонную стену и, конечно его. В белых, подвёрнутых по колено джинсах, тяжёлых строительных ботинках, с металлическими мысками, с подтяжками на голом, татуированном торсе, бритый наголо, стоял никто иной, как Рассел Кроу, а точнее его персонаж из культового Romper Stomper, который Роман боготворил.
— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты, даже и не помышлял о вольнодумии. Зачем это тебе, блядь, надо? Ты – воин! Гордись этим. Тем более что тебе повезло больше моего. Плаксивые Гукки не имеют ничего общего с Кавказом, понимаешь? Разная весовая категория!
Роман уже слышал это, но природная склонность к сомнениям всегда взывала к себе, когда Роман был трезв.
-Да, но…
— Какое на хуй «но»??? – Кроу подскочил к Роману, схватил за грудки, встряхнул и прижал спиной к стене.
— Закрой ебальник, Роман, или я его разнесу на куски. – Кроу покраснел лицом до корней волос и с последними сказанными словами изо рта вылетали слюни, отчего Роман невольно зажмурился.
— Хочешь, Ромочка, судьбу себе другую, да?!
Когда Роман открыл глаза Кроу стоял, как ни в чём не бывало, в паре метров от него и улыбался одними губами. Бешено выкаченными глазами Кроу неотрывно следил за Романом.
— Я не знаю, что такое «другая жизнь». – Роман оправдывался перед собеседником, опустив глаза на ковёр, как пристыженный ребёнок.
— Ой, какой бедный мальчик. Он не знает. Никто не знает!
Роман не двигался с места и голову оставил в прежнем положении, словно изучая ковёр.
-Ну, хорошо, хорошо, бедный мальчик, давай посмотрим, что тут у нас. – сладким голосом пропел Кроу и взял Романа под руку, как берут невесту на свадьбу, когда ведут к алтарю.
После минуты ходьбы Кроу с Романом остановились напротив первой попавшейся белой двери с замком на ручке, на котором висел бежевый прямоугольный кусок картона, исписанный синими чернильными буквами.
— Что здесь у нас? – пропел на ухо Роману Кроу и снял картон с двери, поднеся его на уровень глаз. — Трое детей, брак в гармонии, смерть от пневмонии, просьба не беспокоить! Оооочень хорошо. Ты этого хотел?
Роман молча смотрел на табличку.
— Я тебя спрашиваю!!! Ты ЭТОГО хочешь? Хорошо, хорошо. – успокоительно сказал Кроу, — давай ещё посмотрим.
На такой же белой двери напротив.
«Детей нет, хороший коллега, случайные половые связи, смерть в старости от рака горла, просьба не беспокоить!»
Оба быстро пошли по коридору, но тьма не расступалась, как будто, находясь в тумане, Роман мог видеть только то, что было перед носом. Он знал, что то, что ждёт его в конце коридора, расставит всё на свои места в его жизни. Он обретёт смысл жизни, тот смысл, который для очень многих так и остаётся, чем-то туманным и недостижимым. Жизни, по которой его всегда вели, и по которой он самостоятельно едва сделал несколько неуверенных шагов. Но нужная ему дверь ускользала от глаз и пряталась, где-то очень глубоко в темноте души.
«Сын в детдоме, перебиваться халявой, в окружении, но всегда один, героин, тюрьма, смерть в середине жизни, туберкулёз, просьба не беспокоить».
«Две дочери, нелюбимая жена, генеральный директор фирмы, гомосексуализм, СПИД, смерть в одиночестве, просьба не беспокоить».
Роман хватался руками за виски. Реалии не своей жизни разрушали сознание от собственной ненужности в чём-то много большем, чем он сам и всё окружающее, словно был выброшен за шиворот на обочину. Роман хватался за все двери подряд, ища спасения от собственной ненужности, но большие, висячие замки лишь довольно улыбались отполированным металлом. Кроу не отпускавший Роминой руки хохотал, как одержимый, глядя на тщетные усилия Романа.
«Беги! Беги, мальчик, что есть силы!!! Ты ещё можешь успеть!!!» — внутренний голос, женский голос, подмывал сорваться с места и одним рывком достичь ответа на все свои вопросы, скопленные за жизнь. Роман резко рванул с места, оставляя своего спутника позади, и на секунду показалось, что тьма стала рассеиваться и, казалось бы, вот она, та самая заветная дверь.
— Беги, беги, ссыкло! – Кроу стал приплясывать на месте, кружась вокруг себя, и подняв обе руки над головой. В одну секунду всё замерло перед глазами. Шаг. Всё, как всегда. Шаг второй – пол пошатнулся, как при землетрясении от поступи идущего. Шаг третий – стопа опускается на ковровую дорожку, как пол тут же, словно тонкий лёд, сперва трескается под ногой и миллион маленьких трещин расползается во все стороны, а через секунду маленькие кусочки, как от взрыва летят во все направления по коридору. Пол под ногами исчезает начисто, открывая безмерную бездну с чёрной пастью. Опора теряется и, запрокинувшись на спину, Роман, распростершись, падал в самую бездну, с широко открытыми глазами, а где-то наверху доносился сумасшедший хохот Кроу.