Собака

Автор: Компот Ранней осенью бывают такие приятные вечера, когда чуть стемнело, воздух свеж и прозрачен, дышится легко, и осень видна только в чуть пожелтевших листьях деревьев. На перекрёстке улиц, ещё шумных как днём, где весело названивают трамваи, ревут машины и горланят пешеходы начнётся эта история.
Местные жители больших и малых городов любят присваивать магазинам неожиданные клички. Магазин могут сто раз переименовать, переделать, перестроить и даже перепрофилировать, но по непонятным причинам народной памяти он будет обзываться раз и навсегда по — старому. Например, такие названия, как «Кооперативный», «Старый», «Обманный», «Проходной», «Ветеранский» и тому подобные названия совсем не соответствующие современному облику и назначению магазина. Начало нашего рассказа и произойдёт у подобного заведения под народным названием «Угловой», на самом деле это самый обычный гастрономом и совсем не угловой. Может быть когда – то и стоял там дом с угловым магазином, но сейчас его нет, и никто не помнит, был ли он. У «Углового» магазина сновали люди, после работы многие заходят купить, «докторской» колбасы на ужин, или ветчины к завтраку. Люди мелькают, шурша одеждой, сумками, пакетами и это очень выразительно пахнет. Примерно так размышлял молодой пёс светло – серой масти, добродушной наружности и «дворянского» происхождения. Он давно слонялся возле магазина и тешил себя иллюзией перекусить перед сном и уже получил кусочек колбасы, от какой – то доброй женщины. Колбасы было, мало и он её сразу проглотил. Сейчас колбаса лежала, в желудке приятным воспоминанием и очень хотелось ещё. Он вдруг в мыслях вернулся в своё собачье детство, его звали тогда Шариком, и колбасы было много. Он действительно походил тогда на светло – серый шарик, живой и подвижный. Каким бесконечно счастливым он себя чувствовал, в большой и дружной семье его все любили и все старались подсунуть ему лакомый кусочек. Как давно всё это прошло.
Дачный дом стоял в сосновом лесу вместе с другими домами посёлка. Семья состояла из двух маленьких людей мальчика и девочки и двух взрослых – женщины и мужчины, а вожаком у них была старая женщина, которая всем указывала, что им надо делать и чего делать не следует. Она была вожаком стаи, но к нему относилась справедливо и зря не наказывала. Когда он очутился у них в доме, то ещё плохо стоял на ногах и его поили вкусным и ароматным молоком, он быстро подрос и окреп, а дети с удовольствием с ним играли. Они носились по лесу, купались в тёплой и мелкой речке, вместе ели, утомившись, все вместе спали, как убитые. Так счастливо начиналась жизнь Шарика. Пришла осень тёплая и тихая, как сейчас. Семья стала вдруг жить иначе: — дети исчезали на несколько дней и появлялись с взрослыми на выходные. Он жил со старой женщиной – вожаком, которая и говорила, что скоро выходные дни и приедут все наши. Нашими она называла всю остальную семью. Шарик, конечно, грустил, и скучал всю неделю, но когда появлялись маленькие люди, в так называемые выходные, он с радостным визгом бежал к ним на встречу. Старый вожак говорила, что Шарик жрёт все подряд без остановки, его легче удавить, чем прокормить. « Очень прожорливая скотина, а главное бестолковая, изодрал в клочья старую меховую жилетку. Безмозглый идиот»!: — посетовала старая женщина. «Одна у него забота лаять на всех подряд без разбора»:- закончила она. После её слов все смеялись, а человек – мужчина сказал: «Мама, Вы к нему не справедливы, нормальный щенок, который растёт и развивается». «Смотрите, какой большой вымахал, не узнать нашего Шарика»! – «Мам» — сказала человек – молодая женщина: «Ты, его раскормила сама, как бегемота, а теперь удивляешься». Шарик, слушал всё это и понимал, что говорят о нём, и конечно говорят только хорошее. Наверное, любуются им и восторгаются, что он так быстро растёт и крепнет. Шарик довольный и счастливый весело бежал к детям, которые скакали и прыгали на площадке возле дома. Такая жизнь продолжалась довольно долго, но изменилась погода, пошли холодные дожди и с деревьев опали все листья. На дворе стало неуютно сыро и противно. Семья перестала собираться вся вместе на даче.
Дождливыми вечерами старая женщина – вожак, говорила: « Видишь Шарик, какая отвратительная непогода стоит, хороший хозяин собаку на двор не выгонит»! И прибавляла задумчиво: «Что нам с тобой делать, глупая псина»? Шарик слышал своё имя и как всегда думал, что его помянули «добрым словом» вилял радостно хвостом и тёрся о ноги старухи как заправский кот. Между прочим, к всеобщей любви ко всем и ко всему на свете, котов Шарик как – то не уважал, он их скорее, боялся и в отличие от других собак не лаял на них, а старался не замечать и обходить стороной.
Чёрный день пришёл именно в выходной, которого так ждал Шарик. Утро выдалось, погожим и солнечным когда к воротам участка подкатила большая машина, которая непрерывно рычала и неприятно пахла. Из неё вышел человек – мужчина и другой, неизвестный, на которого Шарик на всякий случай тявкнул. Человек сказал: « Здравствуйте, мама, пора Вам на зимние квартиры, командуйте погрузкой, времени у нас в обрез». Вожак старуха тут – же закрутила мужчин, в круговом хороводе: они, как заведённые сновали от дома к машине с какими – то тюками и коробками и тут – же возвращались в дом за новой партией груза. Скоро часть машины, которую называли кузовом, была заполнена. Шарик во всё время погрузки крутился волчком, и раз даже заработал пенок от незнакомого мужчины со словами: «Не путайся под ногами, скотина». Старый вожак вдруг сказала: «Всё, Слава Богу, посидим на дорожку». Все действительно присели за столом на веранде дома. Затем суетливо закрыли входную дверь на большой висячий замок и расселись в машине, куда затащили и оцепеневшего от ужаса Шарика. Машина страшно затряслась и покатила к выезду с дачных участков, туда, где была сторожка и дорога на выезд к шоссе. В этой маленькой сторожке сложенной из брёвен с одним окном, где под тесовой крышей жил и служил сторожем старый человек дед Василий. Тем временем машина с шипением остановилась у владений деда, и молодой хозяин выволок из неё чуть живого от страха Шарика и положил на крыльцо домика. Потом молодой, долго о чём – то говорил с дедом Василием, размахивал руками, показывал ими разные направления, приседал, подпрыгивал и вообще вёл себя и был похож на безумную бешеную собаку. В заключение разговора Шарик увидел, как молодой – старому пихнул какие – то бумажки, но дед Василий вернул их со словами: «Оставь себе – засранец, купишь своим живодёрам игрушку из пластика. Я, старый дурак думал, что пристроил щеночка в добрые руки»! Дед глубоко вздохнул и выдохнул со звуком: «Э – эх»! Последующие события Шарик помнил плохо, да и вспоминал не охотно. Случилось так, что машина с людьми быстро укатила к шоссе, а его забыли. Забыли, казалось, вопило всё маленькое существо Шарика. Забыли, стучало в висках, когда он бежал за машиной, забыли, билось в его голове, когда он упал без сил на обочине дороги. Очнувшись, Шарик, долго выл, хотел бежать по следу, но следов на дороге было, очень много и он не мог понять, где следы родных ему людей, следы грузовика, смешались с множеством таких – же, пахнущих, резко и тревожно. Родных ему людей, своих хозяев, он потерял.
Сутки, Шарик, это помнил, он пролежал на обочине, потом несколько дней плутал по лесу вдоль дороги. Шарик мечтал, что за ним вернутся, и станут его искать. Найдут и будут трепать по шее, гладить и приговаривать: «Псина, бегемот, скотина, охламон, дуралей и много других, как он думал, ласковых слов, которые ему обычно говорили в семье его хозяева.
Не сразу, а постепенно Шарик начал понимать, что искать его не будут, он понял это шкурой, загривком – чутьём. Он ещё неделю плутал, по лесу держался, буквально на подножном корме, но осенний лес плохой кормилец, да ночи становились всё холодней и выжить в нём, молодой домашней собаке, было невозможно. Шарик понимал это и из последних сил на расползающихся лапах, добрёл до жилища деда Василия. Дед принял полуживую собаку – накормил и положил спать на подстилку у тёплой печки.
Дед Василий был знаком Шарику, как человек добрый и отзывчивый. Когда они встречались, летом, дед гладил, его по голове и иногда угощал сахаром или конфетой. Человек – вожак, так думал о нём пёс, что только хороший человек может быть вожаком, Шарик был почти уверен.
Шарик стал жить у деда Василия, как и ещё целая свора таких же бездомных брошенных собак, так ему объяснила его нынешнее положение одна знакомая собачка, которая летом жила в доме по соседству. Шарик почему – то вспомнил, что люди их всех, всё собачье племя называют одним словом без роду и племени – собаки.
У деда жили пять кобелей и три сучки. Восемь собак с одинаковой судьбой. Среди них были породистые: немецкая овчарка, кокер – спаниель, и ещё был третий, такой собачей национальности, что повторить её или вспомнить Шарик не мог. Еды на всех у деда, конечно, не хватало, и весь собачий люд подкармливался целыми днями кто как мог. Одни подворовывали в ближайшей деревне, другие выпрашивали еду у шофёров на трассе, третьим и так давали за «красивые глаза». Шарик был самым молодым и неопытным, обходился в питании только тем, что давал ему добрый старик.
Зима подходила к концу, снег потемнел, и усел дни стояли лазорево – голубые под слепящим солнцем с крыши сторожки, невпопад забулькала жизнерадостная капель. Собаки весело гавкали и играли на рыхлом снегу. Тот день был по — настоящему весенний, только ветер был излишне порывист и свеж. Дед почти до вечера просидел в доме. Сказать — дом это сильно польстить этому сооружению. Входная дверь, когда-то обитая клеёнкой, со временем превратилась в лохмотья, из которых торчала серая вата утеплителя, за дверью был маленький тамбур, в нём обычно спали три собаки, спасаясь от морозов. Вторая дверь из тамбура вела в дом, интерьер которого, казалось, целиком состоял из печи. Огромная, она была с сушилкой и большой духовкой, на четырёх конфорках, можно было приготовить шикарный обед на целый батальон. Топилось это чудо – дровами. В сушилку упирался топчан с матрацем, основанием служили, четыре берёзовых пня. У старого письменного стола с одной тумбой и столешницей покрытой мутным органическим стеклом стояли два разных стула с затёртой обивкой неизвестного цвета и рисунка. Единственное окно закрывала занавеска в жёлто – зелёную полоску. Рядом с входной дверью с одной стороны стоял, деревянный сундук, заменяющий, платяной шкаф с другой — рукомойник с ведром для воды. Завершали это аскетическое жилище две книжные полки совершенно инородного вида – полированные и блестящие, забитые до отказа книгами. Надо сказать, что книги были везде, где было возможно. Отличали всё жилище относительные порядок и чистота. Книги были особой страстью деда Василия, своего рода валютой, за неё он делал любую работу за дачников, которую они делать не хотели или не умели. Топил печи, чистил выгребные ямы, копал канавы и тому подобные чёрные работы, которые люди делать не любят. За всю работу дед брал оплату в виде книг и читал их всё свободное время — днями и ночами.
Иногда дед не топил, печь, и не варил еды, это означало, что книга ему нравится и пока он её не дочитает, супа, не будет. Так и случилось в тот день, книгу дед Василий дочитал и вечером стал собираться в ближайший магазин за продуктами. Собирался он очень обстоятельно и медленно. Дед облачился в ватные штаны и телогрейку обулся в огромные валенки с калошами, сверху напялил широкий плащ, на голове у него всегда была маленькая вязаная шапочка, а на улицу он сверху надевал тёплый капюшон, с завязками, от старой куртки. Сама куртка служила ковриком – подстилкой для собак. Экипировка была закончена, на входную дверь дед накинул замок, (ключ был давно потерян) и, прихватив с собой детские санки, побрёл по тропинке к шоссе. Вся собачья стая дружно потянулась за ним. Через час дед Василий был в поселке, устроив два перекура по дороге. Первым делом он заглянул в «Сбербанк», а оттуда двинулся в местную торговую точку, он ходил в посёлок раз в месяц, за пенсией, в остальное время посещал магазин ближайшей деревни. Магазин в посёлке был крупнее, чем в деревне и выбор товаров был шире, дед Василий покупал в нём и разные хозяйственные товары: мыло, стиральный порошок, мелкие инструменты, гвозди – все, что в данный момент требовалось в его маленьком доме. В тот вечер он покупал только продукты, которые отпускала смуглая женщина восточной наружности, помогал ей мужчина славянской внешности и пьяной наружности. Тем не менее, они быстро отоварили деда, причём женщина постоянно приговаривала: «Всё свежий, всё хароший! Уважаемый, тебе понравица, ещё потом придёшь»! Дед что – то буркнул ей в ответ на « великом и могучем» собрал все пакеты в две руки и вышел из магазина к санкам, загрузив их, он и его кавалькада собак двинулись в обратный путь. Старик шёл очень медленно, часто останавливался и глубоко дышал, поднимая голову вверх, как будто пытался что – то разглядеть в тёмном небе. Когда вся их компания была на тропинке, ведущей к сторожке, полностью стемнело, и пошёл крупный лохматый снег, сквозь деревья уже ясно мерцал огонёк на столбе у дома. Дед опять затеял перекур, раньше он в этом месте никогда не останавливался, дом был рядом в каких — то ста метрах. Старик сел на санки достал белую палочку сигареты, но не зажёг ее, а как – то медленно сполз с санок на снег и его небритый подбородок опустился медленно вниз. Дед молчал, глаза не мигая, смотрели в небо, на его лицо падали снежинки и не таяли. Это была смерть. Смерть деда Василия — её собаки почувствовали сразу и завыли на разные голоса уныло и протяжно.
Труп деда нашли только на следующий день, ближе к обеду. К нему шёл его приятель, из деревенских, той же тропой, он увидел всю картину и тело несчастного старика, и стаю его собак. Скоро к сторожке подкатило несколько машин, появились люди, которые осмотрели округу и кажется, всё обнюхали и истоптали весь снег вокруг тела старика. Ближе к вечеру тело деда погрузили в белую машину с красной полосой и крестом и увезли в неизвестном направлении. Собаки пытались бежать за машиной, но скоро отстали. Знакомый деда Василия получил в наследство его санки с запасами еды и потянул их за собой, собаки увязались следом. Они пришли в ближнюю деревню, человек зашёл в свой дом и долго не появлялся оттуда, собаки слонялись во дворе и изредка тявкали от скуки. Наконец из дома появился не он, а полная женщина с красным лицом и руками, в них она держала две больших миски с едой. Но еду, женщина не поставила сразу перед собаками, а вынесла её за калитку на деревенскую улицу и расположила у поленницы дров. Собаки бросились к мискам. Первыми насытились более сильные и неохотно отошли, слабым осталось совсем немного. Шарик удовольствовался тем, что до блеска облизал обе миски. Раньше за справедливостью следил, дед Василий теперь его не стало, не стало и её – справедливости! Собаки какое – то время тявкали, ожидая добавки, но потом растянулись по всей деревне в поисках жилья и еды. Через несколько дней стая распалась, одних собак забрали жители деревни и посадили на цепь пугать лаем прохожих за объедки. Сука и три кобеля бродили вместе.
Шарик гулял один по деревне и её окрестностям. Для него наступил настоящий голод. Он ел всё что можно и всё что нельзя, он плохо соображал. Не мог он вспомнить и то, как оказался на этой длинной и узкой площадке, к которой периодически со стуком и грохотом подкатывали зелёные будки с окнами. У будок сами собой открывались двери, и народ гурьбой входил и выходил из них. За теми, кто входил, внутрь будок двери закрывались, и будки медленно отползали от узкой площадки, постепенно увеличивая свою скорость. Шарик от людей много раз слышал слово «электричка» видимо так и назывались эти зелёные будки на колёсах. Ослабевший от голода Шарик сидел на платформе, так она называлась, и скулил. Когда напротив него открылась дверь электрички, он от отчаяния в неё зашел, двери за ним закрылись, и он поехал в раскачивающейся будке – вагоне в пугающую неизвестность. Целый день Шарик катался в длинной колбасе электричке, где его слегка подкормили сердобольные женщины. На ночь уставшие за день вагоны отправили отдыхать в тупик. В электричке появились, другие женщины их нельзя было, назвать сердобольными, они были в синих халатах с огромными чёрными мешками, вениками, тряпками, палками и вёдрами. Женщины были уборщицами, в вагонах они собирали мусор, подметали и мыли полы, протирали стёкла и собирали пустые бутылки и жестяные банки. Когда им на глаза попался Шарик, то все свои орудия труда они обратили против него, особенно неприятно было получить по хребту мокрой тряпкой. Шарик, спасаясь от расправы фурий в синих халатах, сиганул из вагона прочь. Внизу его ожидало железнодорожное полотно с железными рельсами, о которые он чуть не сломал свои передние лапы. Снега почему – то вокруг почти не было. Кругом горели разноцветные огни и откуда – то громогласно раздавался трескучий женский голос, который вещал, что шестой свободен, а бригадир Закруткин должен зайти к дежурному по депо. Сильный запах съестного вернул Шарика к суровой действительности. Жрать Шарику хотелось страшно, именно жрать, ему даже казалось, что он с удовольствием сейчас съел – бы бригадира Закруткина вместе с дежурным по депо! Голодный пёс метнулся на запах, он был рядом и шёл из трёх железных ящиков стоящих у бетонной стены. Возле ящиков валялись пластиковые пакеты, в которых Шарик обнаружил какие – то булки, остатки варёного мяса и колбасы и прочие отходы, которые люди выбрасывают на помойки. Шарик, впервые за свои скитания, заглушил чувство голода и даже оставил кусочек ароматной копчёной колбасы на следующий день, но не совладал с собой и съел его. «Буду пока жить тут» — размышлял сытый Шарик, то, что в ящиках полно еды он не сомневался, запах говорил сам за себя и утром будет что перекусить. Но утро обмануло ожидание бедного пса, к ящикам подкатила большая машина, и при участии цепей и человека содержимое ящиков исчезло в её огромном чреве. Какая обжора без злобы, как о живом существе, подумал Шарик о машине, которая уже успела отъехать от помойки.
Шарик стал городским жителем. Лёгкой рысцой, чтобы быстрее согреться, он потрусил искать своё собачье счастье. Собаке необходимо разведать местность, где ему предстояло жить и кормиться в ближайшем будущем. Городская местность значительно отличалась от дачной и лесной, к которой привык Шарик, людей и машин здесь было больше, чем деревьев. Что особенно удивляло собаку — это всеобщая суета. Все куда – то спешили, а машины носились в таком огромном количестве, что он еле успевал, от них уклонятся. Что хорошего было в городе – это помойки. Вот что хорошо, то хорошо! Главное для бродячей собаки не умереть с голода, а при наличии такого количества помоек жить можно. Конечно, как всякая порядочная собака Шарик понимал, что ему нужны люди, нужен дом, нужен, в конце концов, хозяин. Он видел счастливых собак, которых выводили гулять по утрам и вечерам их хозяева из своих домов. Завидовал ли он своим счастливым соплеменникам? И, да и нет. Шарик внутри себя хранил тёплые воспоминания о светлом доме среди сосен, о ласковых руках которые его гладили, о добрых словах и главное людях, которые его любили.…На этом приятные воспоминания прерывались, и Шарик с тоской смотрел на огромные каменные дома, в которых так уютно светились вечерами окна, и где ему пока, не было места.
Шарик, скитаясь по всему городу, прожил две зимы и два лета. Жить в городе было неплохо, зимой конечно хуже, не всегда удавалось заночевать в тепле, зато летом была благодать. Мечтать о своём хозяине и доме Шарик не переставал никогда. Ему часто снились сны, как его в красивом кожаном ошейнике на длинном поводке, ведёт гулять большой и добрый человек.
Воспоминания и мечты Шарика оборвались, он вернулся в свою раннею осень к заветному магазину «Угловой». Дело в том, что к нему обращался какой – то незнакомый человек, с дурацким вопросом: « Ну что, собака, жрать хочешь? Жди здесь, сейчас всё будет и у тебя, и у меня! Жди » — ещё раз повторил незнакомец и исчез в глубинах гастронома. «Что это за человек»? – размышлял пёс, что принесёт новое знакомство и что значит, будет и у тебя и у меня. Одни вопросы и пока без ответов.
Этим незнакомцем был человек по кличке Серый, по- настоящему его звали Сергей. Это деформированное имя Серый, так укоренилось за ним, что он и сам, пожалуй, не отозвался на своё родное имя – Сергей. Надо сказать, что кличка Серый весьма точно характеризовала этого человека. Возраста он был неопределённого, ему могло быть 40, а могло и все 48-50. Волосы на голове были серые, щетина на щеках – серая и само лицо от постоянного и упорного пьянства было серое. Одет он был в серую куртку, под которой, была видна майка грязно – серого цвета, штаны когда – то были брюками серого оттенка и только ноги блестели обутые в чёрные резиновые сапоги, которые ещё не успели стать серами от грязи и пыли. Жил этот серый субъект не далеко от пресловутого магазина в двух — комнатной квартире – один. Вернее числился и прописан был один, а реально у него всегда были гости. Гости шли просто «косяком» на огонёк в его окне на первом этаже. Дело в том, что Сергей принадлежал к «славной когорте» хронических алкоголиков, по — народному определению синяков, алканавтов, алкашей и так далее, в каждой местности существуют свои собственные эпитеты для любителей непрерывных праздников с похмельным синдромом. Квартира Серого выполняла важную национальную функцию – круговорота алкашей в окрестностях данной местности. В течение дня они сновали туда – сюда, одни приходили, приносили бутылку для распития, другие уходили за новой порцией, третьи покидали праздник, возвращаясь, домой или валились спать в комнате Серого с неожиданно лирическим названием — спальня. За этот оазис алкашей, за квартиру, платила мать Сергея, она работала и получала пенсию. Серый давно нигде не работал, он якобы искал работу, на самом деле просто пропивал пенсию своей мамы. Он клялся ей, что ищет хорошую достойную работу и вот — вот устроится, через неделю, в следующем месяце и так далее бесконечная ложь, которою может сносить только мать. Работу Серый давно не искал, он жил хорошо, его жизнь была сплошным пьяным праздником. Гости приходят и уходят, а праздник остаётся.
Серый не всегда так жил, он был, Сергеем и даже Ивановичем у него была жена, которая работала вместе с ним на заводе электроаппаратуры. Сергей Иванович сидел за монтажным столом и собирал разные умные электронные приборы. На сложные печатные платы он распаивал электропаяльником: транзисторы, сопротивления, ёмкости и другие сложные детали. После работы паяльником с припоем печатные платы положено промывать техническим спиртом. Это утопия! В России, что – либо протирать спиртом – невозможно! Спирт можно только пить! В больницах медсёстры экономят на задницах, а спирт собирают и копят для себя. Покажите мне хотя – бы одну медсестру допущенную до уколов, до спирта у которой мы дома, в заветном шкафчике на кухне, не найдем ёмкость с этой жидкостью настоянной на какой – нибудь травке. Спирт идёт на настойки, наливки, домашние лекарства, его употребляют и в чистом виде, а задницу пардон, можно помазать йодом или зелёнкой.
На электрозаводе платы протирали бензином с лёгким добавлением спирта, а основная масса ценной жидкости шла по прямому назначению внутрь. Серёга, когда стал работать на заводе, то сначала злоупотреблял как все по строго установленному графику. Первая «мензурка» (рюмка), принималась, как положено в 11 утра – для настроения, вторая в 13-30, перед обедом — для аппетита, и третья – в 16-45, перед окончанием работы – на «посошок». Иногда «посошков» было несколько. Постепенно Сергей «усилием воли» сломал эту схему и стал пить свободно и легко с утра и до вечера, его долго воспитывали, «брали на поруки», но в результате выперли с этой чистой и хорошей работы.
Три года Сергей работал грузчиком в разных местах, но когда его мать вышла на пенсию, решил, что её как раз хватит на двоих, а если, что он всегда сможет подработать грузчиком. Жена Сергея к тому времени сбежала с негодяем технологом с того самого электрозавода куда — то в Краснодарский край. Что не говори, Серый был свободен и счастлив, кстати, женщины, иногда, заглядывали к нему на огонёк, а иногда, жили неделями, не выгонишь.
У Серого была младшая сестра, которая жила в пригороде с мужем и дочкой. Но с ней он почти не знался. Они виделись, на семейных событиях в основном это были, похороны. В городе жили разные дедушки и бабушки, дяди и тёти, племянники и племянницы двоюродные, троюродные и прочие родственники которых Серёга охотно хоронил, а ещё охотней поминал. На похоронах он и общался со своей сестрой Валей. Валька всегда его ругала. Просила бросить пить, взяться за ум, и пугала тем, что он сдохнет под забором или угодит в тюрьму. Серого раздражали, эти нравоучения от младшей сестры он считал, что она не способна понять его свободолюбивую творческую натуру. Мать в такие моменты присоединялась к дочери и причитала, что при живом отце он бы не пил, что он бы ему задал, он бы не посмел, он бы не смог и так далее. Серый, как кот Васька – слушает, да ест, а он пил и набирался на поминках по самые брови. Но в любом состоянии он тащил с собой сумки с остатками «банкета» и початые бутылки водки на свой праздник к себе в «берлогу», так он называл свою квартиру, от истины это было не далеко. Вот такой человек зашёл в магазин, заинтриговав в ожидании Шарика.
Наконец, Серый, появился с большой сумкой в красную клетку с надписью «Тати». « Нравишься ты мне псина, пошли ко мне» — обратился Серый к Шарику. Он сразу почуял из сумки волшебный аромат копчёного мяса и как привязанный пошёл за человеком в надежде угоститься кусочком этой благоуханной прелести. Минут через пять они подошли, к пятиэтажному дому в народе окрещённому – хрущёбой. По короткой лестнице поднялись на первый этаж, Серый ногой толкнул облезшую, дверь без замка и они вошли в то, что называется прихожей. Это помещение, как и вся квартира, мало подходили для жилья человека. Пол был весь заплёван и устлан окурками сигарет, бумагой, объедками и прочим мусором. Стены, когда-то оклеенные обоями, были ободраны и пестрели старыми жёлтыми газетами. Мебель состояла из садовой скамейки, которую стянули из сквера напротив, и завалена она была разным хламом и тряпьём. Две комнаты были смежными, дальняя была маленькая со старым шкафом без одной дверки, она стояла за дверью комнаты, два пружинных матраца стояли на полу – это была спальня. Большая комната мебелированна была обшарпанным сервантом, за его треснувшим стеклом почему – то валялись кроссовки, и на боку лежал пустой аквариум. Центр комнаты занимал довольно большой стол, когда – то полированный, сейчас грязный и прожженный во многих местах, сигаретами. У стены противоположной окну и перпендикулярно столу, располагался, диван кровать, полностью разложенный и покрытый старым пикейным одеялом. С одной стороны стола была расположена импровизированная скамья, сиденье заменяли две длинные сплочённые доски, основанием служили три опоры: — одна из металлического бака, две других из стопок книг собрания сочинения В.И. Ленина. На столе лежал большой кусок белой бумаги, на котором кто – то старательно выписал шариковой ручкой, знаменитую фразу Ленина: «Интеллигенция не мозг нации, а её говно». Надпись была интересна тем, что она давно валялась на столе и каждый, считал своим долгом её украсить и внести свою лепту в декор, там были и рисунки, и геометрический орнамент и растительный и ещё много всего. Казалось, стоит это творение подобающе оформить и разместить на современной выставке, картинка точно бы имела успех. Вот на что способны алкоголики в ожидании водки. По другую сторону стола располагались три кухонных табуретки когда — то белые и пуфик совершенно неопределённого цвета. Во главе стола стоял телевизор советского производства по прозвищу «Электрон» он давно не работал и служил просто посадочным местом. В кухню входить было просто страшно! Кухонный стол был завален грязной посудой и остатками пищи. На газовой плите стоял тазик с набором сковородок грязных и очень грязных. На полу валялись бутылки, банки, упаковки от продуктов, тряпки, объедки и прочий сор и помои, так плотно, что ногу поставить было некуда. В кухонном шкафу, который весел между газовой плитой и мойкой, не было дверок, внутри стояла, пачка соли и валялись россыпью макароны и вермишель. Мойка с горой была заставлена грязной посудой разного назначения, всех времён и народов. В ней можно было найти детскую тарелочку с нарисованным медвежонком, оторопело блестящий благородный хрустальный фужер, невесть как попавший в эту клоаку. Что ещё было на этой территории кроме хлама и грязи – это страшная вонь, замешанная на алкогольных парах, табаке и помоях. Что выглядело в этой квартире прилично – это окна, на них весели темно – синие занавески, с жёлтыми цветочками. Довершением этого вонючего ужаса был совмещенный санузел. Совмещать, к слову сказать, было нечего, унитаз давно лежал расколотый и несчастный в углу, а ванна, где люди обычно моются, хранила стратегический запас картофеля, который кто – то привёз со своего дачного участка. Источников света было четыре, кроме естественного освещения. Один на кухне в виде лампочки в холодильнике, который не морозил, зато исправно светил. В прихожей света не было, а в комнате над столом болтался провод с лампочкой, второй такой – же осветительный прибор был в спальне. На серванте стояла небольшая искусственная ёлочка, которая радостно и пыльно светила разноцветными новогодними огоньками. Она говорила, каждому сюда входящему, что он попал на вечный праздник. Такую картину или примерно такую увидел вокруг себя Шарик. Как могла сосуществовать в многоквартирном доме такая квартира? Трудно понять, ясно, что шумели и буянили пьяные ухари с завидной постоянностью.
Серому повезло с соседями. Квартиру рядом снимала нормальная восточная семья с неопределённым количеством её членов. Две другие квартиры на лестничной клетке, были отведены какой, – то тайной пенсионерской организации, закрытого типа. Закрытого потому, что почти всегда двери были на замке и собирались там пенсионеры от силы раза — два или три за год. Жалобы иногда поступали от жильцов верхних этажей. Постоянно заходил участковый, он давно для себя решил, хорошо, что алкаши вьются в одном месте, а не слоняются по всей вверенной ему территории. Вот в какое место вечного праздника занесла судьба Шарика.
Серый вошел в большую комнату занятую столом, следом Шарик. Их встретили радостные возгласы двух субъектов, сидевших за столом. Один из них был местным сантехником и в целом приличным человеком, пропивал половину зарплаты, другую отдавал жене с маленьким сыном. Второй был, радостно возбужденный преддверием пьянки профи высокого класса алкаш со стажем лет – 30. Звали его женским именем Ася, от того, что он постоянно глупо повторял «Ась»!? Может быть, он плохо слышал, но скорее всего он плохо соображал. Море водки, которое он выпил, за тридцать лет смыла мозги вместе со слухом.
Торжества предстояли по случаю уничтожения сантехником Климушиным Петром Григорьевичем половины своей зарплаты. По этой причине Серый и бегал в «Угловой» за водкой и закуской. Асю посылать было нельзя, когда у него оказывались деньги, он исчезал, чем больше сумма, тем на более длительное время исчезал Ася. Он жил в соседнем доме со старухой мамой и был уже пенсионером лет пять или семь. Пенсию за него получала старуха мать, а он таскал у неё деньги понемногу, собирал на бутылку и шёл к Серому вместе распивать ее, то есть честно делился. Но когда его несколько раз посылали с общественными деньгами в «лавку» он на все деньги брал водку и пил, один у себя в гараже, уютно расположившись, в старом «Запорожце». Один раз его наказали физически, но было очевидно, что всё это и ругательства и побои не изменят ничего. Решили всё просто – Асю за водкой не посылать!
Шарик обнюхал новых знакомых и скромно присел в дальнем углу комнаты. Коллеги похвалили Серого за расторопность и качество доставленных продуктов. Водка моментально заплескалась в стаканах, забулькала в лужёных глотках, согрела ливер и зажгла радостью мозги. Компания рьяно взялась за закуску. Шарика тоже не забыли и от щедрот своих отхватили ему большой кусок шкурки от грудинки и ещё добавили две горбушки от колбасы. Алкаши приняли по «второй» и по «третьей» и умиротворённо наперебой заговорили между собой. Объектом обсуждения был Шарик. Ася спросил, как зовут пса. Серый ответил, что не знает и будет звать просто Собакой, по тому, что он и есть собака. Ася несколько раз переспросил: «Ась»? – и получив подтверждение в виде такой — то матери, замолчал. Сантехник, спросил: « Серый, а на кой он тебе сдался»? «От него пользы, как от козла молока, а ещё ему надо жрать и, причём каждый день» – завершил свою мысль обстоятельный сантехник. Серый был уже навеселе и от того был добрым и щедрым: «Пес мне нравится, мне кажется, он даже улыбается. Забавная морда и уши смешные! Что пожрать найдём – будет день, как говорится, будет и пища» — а, ещё продолжал новый хозяин Шарика: «Будет нести караульную службу, и выносить помои». Сантехник залился весёлым смехом: « Ты, Серый, научи его ещё и за водкой бегать»! – за это надо выпить, подвёл черту сантехник Петя. Мгновенно осуществили предложение Петра, следом выпили ещё, потом ещё и ещё, сантехник стал кидаться в Шарика кусками колбасы, а он ловил её на лету и ел. Ася спал с ангельской улыбкой, но весь в соплях. Серый ещё держался какое – то время, но вдруг молча, встал и пошёл, вернее почему – то побежал в свою «спальню», через минуту оттуда раздался храп. Сантехник Петя самый молодой, стало быть, и крепкий вылил в свой стакан оставшуюся водку, получилось с « горкой» и, расплёскивая с трудом, запихал её внутрь себя. Несколько раз он пытался встать, из – за стола, в конце концов, ему это удалось, и он целеустремлённо рванул к выходу. Двигался он как парусная лодка галсами, по прямой, первым галсом упёрся в стену, второй точкой была прихожая. Очередным галсом Пётр пробил дверь квартиры, через несколько минут хлопнула входная дверь подъезда, и всё стихло.
За столом сладко сопел Ася, за дверью спальни похрапывал Серый, Шарик улёгся на какие – то тряпки в углу и заснул почти счастливым. Он засыпал дома и его, наверное, поведут завтра гулять во двор. Шарик спал, спал, долго и крепко это была ночь, которую он, наконец, провёл дома со своим хозяином – человеком.
Дальнейшая жизнь Шарика завертелась, как заведённая вокруг двух точек, столом за которым пили, и «Угловым» где покупали то, что потом ели и пили. У Серого не было постоянных друзей, у него были все те, кто хотел выпить в данный момент. На время он и они становились друзьями – собутыльниками. Из за водки случались, конечно, и драки, но они были пьяные и вялые. Стукнет один другого, а потом спят вместе на одном диване. На другой день никто не может вспомнить, откуда у какого – то там Миши или Саши синяк под глазом, или не хватает любимого зуба. Шарику не нравилась карусель разных пьяных людей, но он жил у Серого – хозяина и был ему благодарен и предан. Новый хозяин иногда забывал о существовании собаки, мог с «похмелья, по причине отсутствия водки со злостью запустить, чем-нибудь тяжёлым, а мог приласкать, погладить и даже вывести погулять. Однажды, один из знакомых Серого, принёс для Шарика старый, кожаный ошейник с поводком, оставшийся, от его сдохшей собаки. Шарик был счастлив. Он стал собакой с домом, с хозяином. Ошейник это как погоны для военного, все сразу видят, вот идёт, военный человек, а вот бежит, чей – то пёс, наверное, гуляет с хозяином. Шарик преданно смотрел на Серого и лизал его руки от полного собачьего счастья, он был отдать жизнь за своего хозяина – человека. Когда Шарик жил у Серого второй год у них в квартире стал появляться очень неприятный тип злой и коварный. Он часто издевался над собакой с особой изощрённостью и жестокостью. Он мог приласкать и погладить собачку и внезапно ткнуть горящей сигаретой в доверчивый мокрый нос. Шарик тогда взвыл от боли и обиды, долго тёр лапами и облизывал больное место, а человек заливался до слёз веселым раскатистым смехом. Звали его все уважительно Леонидом Павловичем, а за глаза Быком. Он действительно был здоров, как бык, с толстой шеей, огромными руками, высокий, но с маленькой не пропорциональной головой, с мелкими чертами лица и глазками подернутыми злобой и бешенством. О нём говорили, что он служил в каких – то органах, а сейчас в отставке пьёт от несправедливости, что его незаслуженно отправили на пенсию, слишком рано. Себя Леонид Павлович считал ещё в силе, и говорил, что он может пообломать рога любому козлу. С этим Шарик был согласен, он видел, как однажды Бык, врезал одному здоровому парню так, что тот «умылся кровью», и упал под стол, только за то, что тот первым схватил свой стакан и выпил не чокаясь. Один раз пьяный Бык сжал морду Шарика руками как в тисках и сдавил так, что у пса потемнело в глазах, сам при этом искренне веселился и не собирался отпускать. На что, совсем пьяный Серый возмутился и обозвал Быка – живодёром. Милый Леонид Павлович отпустил собаку и тут – же запустил гранёный стакан в голову Серого, но к счастью не попал, стакан разлетелся брызгами по всей комнате, ударившись о стену. Бык исчез так – же внезапно, как и появился, говорили, что он нашёл себе бабу и переехал к ней жить в другой район. Так было, довольно часто, люди появлялись и исчезали, одни сменяли других, квартира принимала всех пьющих. Иногда появлялись и женщины, они пили со всеми вместе и ни чем особенно не отличались от мужчин. Шарика они, конечно, баловали, ласкали его и хорошо подкармливали.
Однажды появились две особы, которые очень удивили Шарика. Эти дамы, когда протрезвели, навели в доме Серого почти идеальный порядок, на сколько это было возможно. Выбросили весь мусор, всё отмыли и очистили и преобразили так, что стало даже уютно. Воздух стал чистым, полы сверкали свежевымытые, стол застелили яркой клеенкой, а в кухню можно было теперь зайти и сварить, например, суп, или вскипятить воду в чайнике. Серый весь день проспал в спальне после вчерашней пьянки, когда он проснулся, и оглядел своё обновлённое жилище, удивлённо брякнул: « Вы, что наделали, девки, где я теперь всё найду»!? Что он собирался искать, совершенно не понятно, видимо в такой форме выразились его восторг и замешательство. Тётки дали ему денег и он побежал за водкой, опохмеляться и праздновать обновление своей квартиры. Женщины были из другого города и приехали по своим делам, но вероятно им негде было остановится в чужом городе, гостиницы дорогие, дешевле попивать водочку с Серым, а днём заниматься делами. Через месяц они уехали. Квартира долго после них оставалась в относительном порядке. Серый и сантехник Пётр Климушин установили старый, но целый унитаз и убрались в ванной. Теперь Серый мог мыться, дома, и унитаз не лишняя деталь в человеческом жилье. Огромным достижением тёток, было то, что они при помощи местных алкашей, выбросили старый холодильник на помойку, и поменяли на работающий агрегат, который отмыли и привели в порядок. Серёжа мог теперь сохранять продукты питания и пить холодную водку.
Это случилось ровно за неделю до Нового года. У работающих людей пошли корпоративные праздники, так теперь называются новогодние пьянки. В кабацкой квартире Серого стало, оживлённо он то и дело встречал подвыпивших гостей, которые требовали продолжение банкета, и желали добавить ещё спиртного. Добавляли, иногда много, по два три дня, и Серый благодаря им, был всю неделю в полной пьяной прострации.
В ту ночь он был относительно трезв или совершенно пьян. Гости разошлись очень быстро. Серый выпил свой крайний стакан и устремился спать, но перед сном закурил лёжа на диване. Закурить он успел, а докурить нет – заснул! Сигарета упала на диван и тлела, поджигая его обивку. В целом классический пожар в алкогольном опьянении. Серый спал, диван тлел. Шарик проснулся от резкого вонючего дыма. Открытого огня не было, но дым был везде. Шарик запрыгнул на диван и начал будить Серого, но тот пьяно и крепко спал. Пёс скрёб его лапами, лаял, тянул зубами за штаны – всё было тщетно. Тогда пёс в отчаянии зубами хватанул Серого за ухо. Тот с воплем вскочил, не сразу сообразив, что к чему, но довольно быстро очнулся и бросился в ванную за ведром с водой. Три ведра ликвидировали очаг возгорания, открытые окна и дверь вытянули на морозный воздух весь дым. Серый вынес на помойку обгорелое тряпьё, диван застелил одеялом из спальни. Убирая воду, после пожара он заодно вымыл полы. На следующий день Серый всем рассказывал, как его спас пёс, от верной гибели. Он и дальше повторял эту историю изо дня в день, как только его пьяный взгляд утыкался в Шарика. Он часто теперь говорил заученно, что собака друг человека, но плохо когда друг собака и при этом ухмылялся, видимо своим возможностям запомнить такой сложный каламбур
Шло время, и благоденствие Серого разрушила его родная мать. Она заболела и не могла больше работать, а на одну пенсию вдвоём жить было сложно. Серый попытался было работать грузчиком в своём любимом угловом, но скоро его оттуда выгнали за пьянку и за мелкое воровство. (Две бутылки водки и батон колбасы). Выгнали и не заплатили ни копейки. Серый в тот день рванул к маман, так он её называл. Вернулся он довольно скоро, очень озабоченный и мрачный, старуха совсем слегла и видимо скоро наступит развязка. Сестра сидела у матери неотлучно и этот факт очень беспокоил Серого. Надо быть начеку и не прозевать своё наследство. У мамани, скорее всего, есть накопления, а квартира это вообще баснословные деньги! Получив наследство можно будет жить и пить в своё удовольствие несколько лет, что – то подобное вертелось в очумелой башке Серого. Он попросил Колю, местного алкаша и соседа матери по лестничной клетке, немедленно сообщить ему о смерти мамаши. В тот вечер Серый и Шарик возвращались из магазина в компанию сантехника Климушина Петра Григорьевича, он как обычно пропивал «свою половину зарплаты». Шарик весело бежал с довольным хозяином, эта парочка была неразлучна, пёс всюду сопровождал Серого и ждал его, где надо и сколько надо. Как только Серый выходил из помещения на улицу он звал Шарика: «Собака ко мне»! — и пёс со всех лап летел ему на встречу. В тот вечер Серый и Петя основательно загрузились водкой, сантехник домой не ушёл, заснул, где сидел – на диване. Серый трубно храпел на матрасе в спальне.
Наступил август, был хороший летний вечер, тёплый и ясный. Два бойца, алкогольного фронта, полегли в борьбе с зелёным змием, когда стрелки часов показывали 20-10. В квартиру вошёл сосед матери Серого. Он попытался разбудить, спящих алкашей, бесполезно. Водка сделала своё дело. Для того чтобы проспаться им необходимо было несколько часов сна. Шарик знал этого человека, Коля здесь бывал и раньше. Пёс обнюхал его, на всякий случай и добродушно завилял хвостом. Гость нашёл клочок бумаги и шариковую ручку, долго расписывал стержень и, наконец, накарябал: «Серёга! Твоя мать померла сегодня в пять часов вечера. Сосед Николай». На правах гостя Коля налил себе полный стакан водки и, похрюкивая ее, заглотал, не трогая непочатую бутылку водки – ушёл. Записку он оставил, на самом видном месте, в центре стола. Серый проснулся раньше сантехника, в 7часов утра, и сразу схватился за водку, вылечить свою похмельную головушку. Он выпил водки – закусил, налил себе ещё и столько – же спящему Пете, начал его будить и только тогда заметил записку. Сантехник быстро поднялся, услышав о горе постигшем Серого. Мать умерла. Необходимо срочно помянуть. Срочно выпили, и Сергей стал собираться в путь. Его слегка потряхивало от предчувствия скорой удачи, но надо спешить, как – бы подлые родственники не обделили его! Серый на всякий случай, отыскал свой паспорт, и занял денег у Пети на дорогу. Они ещё выпили, причём сантехник, сочувствуя, налил Серому больше чем себе. И вдобавок вдруг изрёк: «Держись, Серёга, все там будем»! Так сантехники выражают своё соболезнование. Они выпили и Серый заторопился на остановку трамвая. Шарик рысцой бежал рядом, он был спокоен и предан. Хозяин идёт и я рядом с ним. А Серый вдруг подумал, что собака в его ситуации лишняя обуза. «Надоел, мне этот пес, таскаюсь с ним везде, как чёрт с писаной торбой»! — рассуждал Серый. В это время они подошли к остановке трамвая, скоро названивая, подкатил и сам трамвай, машины встали, пропуская народ, который шустро усаживался в вагоны. Шарик шёл следом за Серым, тот вдруг резко вскочил на подножку трамвая, а его пнул ногой под ребра, под вздох. Шарик действительно задохнулся от обиды и боли. Двери закрылись и, грохоча по рельсам трамвай, весело укатил по своему маршруту. Шарик ещё не отошел от боли, он не сообразил сразу, что случилось, где его хозяин, и метался по проезжей части дороги. Первый удар Шарик получил от большого грузовика, далеко отлетел вперед, но был жив. Позвоночник был перебит и задние ноги отказали ему. Он полз в горячке на передних лапах, и получил, второй удар от какой – то легковой машины. Она пыталась его объехать, но не смогла и сильно задела, затем удары посыпались один за другим, его швыряло в разные стороны, он летал, как шарик, но Шарик был уже мёртв. Через час по нему проехали, сотни машин и от Шарика осталось что – то бурое и бесформенное. Вечером то – что было собакой, превратилось в плоский блин. Рано утром пришёл дворник и, насвистывая, соскоблил серый блин с асфальта и бросил в ковш мусорной машины. От собаки Шарика ничего не осталось, он исчез навсегда.