Четыре вечера

Автор: philmore В сущности, у нас не так уж и много времени, друзей и любимых
Генри Миллер

Все лаяла и лаяла собака. Я стоял у окна гостиничного номера и отрешенно смотрел наружу. Заходящее солнце все больше скрывалось за горизонт, безмолвствовала свинцово-серая Двина и ветер не давал покоя пожелтевшим березам.
Я глядел на реку, вспоминая то прекрасное, что было между нами, и тихонько напевал вместе с Джо Кокером: «Unchain my heart (unchain my heart), baby let me be…»

Все шло как обычно. Мог ли я предположить, что этот привычный порядок вещей таит в себе нечто, что навсегда изменит мою жизнь?
После обеда вышел пройтись. Шел по улице Толстого в сторону старого города, наслаждаясь покоем и тишиной. Спешить было некуда: мне нравился сам процесс перемещения из одной точки пространства в другую, нравилось гулять, смотреть и предаваться безделью. Просто идти, бездумно посматривая по сторонам, «пока другие парни, несчастные дураки, работают». В конце концов есть вещи и поважнее «упорной работы».
И тут я увидел ее. Отгородившись плеером от мира, навстречу медленно шла тоненькая девушка. Коротко стриженые светлые волосы, бежевый свитер, клетчатая юбка, открывающая красивые ноги в колготах, и черные сапожки на низком каблуке. Во всем ее облике, особенно в лице, было что-то детское и очень милое. Так, наверно, выглядела бы Роза из сказки о Маленьком Принце, стань она девушкой.
Незнакомка посмотрела на меня и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ. Казалось, мы уже встречались и сейчас только повторяем прошлое. Сердце дрогнуло и замерло. Мы прошли мимо друг друга.
Я сделал пару шагов и остановился. Обернувшись, несколько секунд смотрел на то, как она уходит. Вокруг было десятки девчонок, но я смотрел только на нее. Что выделило ее среди остальных? Отчего так забилось сердце? Мысли путались в моей голове, нужно было на что-то решаться, что-то делать, но что?
Я бросился следом. Догнал и коснулся ее руки:
- Привет! Ты не спешишь?
Она обернулась и посмотрела на меня. Потом сняла наушники и улыбнулась. Нет, она не спешила. Мы свернули на Пушкинский мост. Ветерок играл листвой в кронах деревьев, солнце пробивалось сквозь облака. Мы улыбались.
- Как тебя зовут? – опомнился я.
- Наташа.
- А меня Володя.
Она была студенткой-заочницей. Молоденькой студенткой с серо-голубыми глазами и красиво уложенными светлыми волосами. Свитер, золотой медальон на груди, клетчатая юбка, сапоги, плеер – ничего особенного. Но было в ее облике что-то еще, что-то такое, что не бросалось в глаза, но привлекало внимание, говорило о некой тайне. Может быть, смутное сходство с девушкой из снов, радовавших и бередящих душу обещанием неведомого? А может, души нашли что-то общее, не ведомое банальному порядку вещей, не выразимое словами? Не знаю. Но я вдруг понял, что Наташа – моя, именно моя девушка, и я не могу, просто не должен ее потерять.

Мы договорились встретиться вечером, когда у нее закончатся занятия. Возле технического университета на Московском проспекте. Здесь было почти темно, лишь возле остановок светили желтые фонари. Среди деревьев скрывались дома не старше двадцати лет, дома, похожие друг на друга, как кубики конструктора.
Я думал о том, какими чудесными совпадениями наполнена жизнь. Если бы я не поехал в Витебск в командировку, не вышел погулять во время обеда или пошел другой дорогой… если бы Наташа не приехала из Вороново на сессию, если бы занятия у нее начинались в другое время…. Тысяча разных «если бы» составляли единое целое, то самое, что мы называем «случаем». И однажды, окинув взглядом все эти случаи и если бы, мы поймем, что это и была жизнь. Именно это и ничто другое.
Я прошел налево вдоль дороги. Желтели липы, краснели клены, в свете фонарей дрожали их тени. Город казался призрачным, нереальным. Казалось невероятным, что рядом, за стенами домов, идет привычная жизнь, люди пьют чай и смотрят телевизор.
Тренькнул мобильный.
- Алло.
- Привет! – Наташин голос звенел. Я почувствовал, что она улыбается.
- Привет, – улыбнулся в ответ.
- Я освободилась. Подходи к остановке возле университета.
- А я уже рядом.
- Хорошо, я сейчас буду.
Вот и Наташа. Она улыбалась. Казалось, даже стало теплее.
- Наташенька…
- Что?
- Ничего. Так здорово… Куда пойдем?
- Давай сходим потанцуем. Куда-нибудь в центр.
Потом мы стояли на остановке, прижимаясь друг к другу: все-таки было довольно прохладно. Наташа чуть дрожала. Я делал что мог, чтобы заслонить ее от ветра. Наконец показался трамвай.
В центре было оживленно: то и дело проезжали троллейбусы, сверкала реклама, гуляли влюбленные парочки. Свернув на улочку Суворова, косо уходившую влево от строящегося собора, мы прошли шагов сорок и неожиданно вышли к уютному скверику с множеством фонарей, лавочек, цветов и римским фонтаном посередине.
- Посидим? – предложил я.
Присели на скамейку. Наташа достала из сумочки сигареты, протянула мне одноразовую зажигалку «Bic». Закурили. Покрутив зажигалку в руках, вернул ее девушке. Мы сидели на скамейке и смотрели в ночное небо. Тайком я поглядывал на Наташу: она была такой красивой! Нежный профиль, светлые волосы, чуть приоткрывающие кусочек уха, такой маленький, такой трогательный, что хотелось поцеловать.
- Какая ты красивая! – не выдержал я. – Давай, пусть вон та звездочка будет для тебя.
- Давай, – кивнула она и рассмеялась.
У нее был удивительный смех: такой легкий, журчащий.
- Мне нравится твой смех. Он не звонкий, а такой.… Не знаю, даже, как сказать…
- Мягкий, — подсказала Наташа.
- Нет, он такой…. Хотя и мягкий тоже. Но я бы сказал, легкий, детский…. В общем, ты поняла.
Мы снова засмеялись. Было удивительно здорово сидеть рядом с ней. Просто сидеть и не говорить ни слова. Просто быть вместе. Мне вдруг мучительно захотелось коснуться ее руки, хотя бы даже одежды
- Ну вот, — проговорила Наташа, отвечая каким-то своим мыслям, и бросила выкуренную сигарету. – Пойдем?
Мы вернулись на главную улицу. Прошли полквартала, пока не оказались возле яркой вывески «НОЧНОЙ КЛУБ ПАРАДИЗ. Светошоу, танцпол».
- Зайдем?
Она кивнула. Прошли внутрь, присели за столик. Подошла официантка:
- Пить что-нибудь будете? – спросила она, перекрикивая музыку.
- Будем, — кивнул я, — и есть тоже.
Чуть посовещались и заказали белое вино, два салата, два фрикасе. Мы все смотрели друг на друга, истаивая от нежности. Хотелось сказать Наташе что-нибудь приятное, но из-за музыки говорить не было никакой возможности. Мы просто сидели, глядя друг другу в глаза.
Приторно-белые лучи прожектора блуждали по залу, временами задевая край нашего стола.
- Потанцуем?
Мы отложили вилки и из-за столика. Наташа танцевала скромно, словно даже робко на фоне других. Это было так трогательно, так мило, что я обнял ее за плечи и немного постоял рядом.
- Давай потанцуем вместе, – попросил я. – Хочешь?
Мы стали тихонько кружиться, не обращая внимания на окружающих. Даже когда замолчала музыка, и люди стали расходиться, освобождая танцпол, мы все кружились в объятиях друг друга, словно не в силах остановиться.
Следующий танец был быстрым. Мы вернулись за столик и выпили по глоту вина. Потом Наташа пошла в комнату для девочек, а я увидел, что из-за соседнего столика на меня многозначительно посматривает рыжеволосая девушка в белом джемпере и голубых джинсах. Я даже растерялся. Нет, и раньше меня, бывало, принимали за кого-нибудь другого. Но это в Минске. А здесь, в Витебске? В городе, куда я приехал в первый раз в жизни?
Еще раз взгдянув на девушку в белом джемпере, я увидел, что она поднялась и направилась ко мне.
- Привет, — сказала она, подойдя к столику.
- Привет.
- Это ты?
- Ну да. (А кто же еще?)
- С женой?
- Нет.
- С девушкой?
- Да.
- Позвони мне. Позвонишь?
Я покачал головой:
- Нет, не смогу.
- Жаль.
- Мне тоже…
Пришла Наташа. Рыжеволосая попрощалась и отошла.
- Ты пользуешься популярностью, – шутливо заметила Наташа, садясь на место.
- И не говори, – в тон ей ответил я. – Может, она меня с кем-то спутала? Но, знаешь, мне никто не нужен. Только ты…
- Давай уйдем отсюда? – попросила она.
- Конечно…
Мы рассчитались и вышли на улицу. Было прохладно, но до остановки рукой подать. Подъехал троллейбус, мы зашли и встали на задней площадке. Я все любовался ей, лицом, фигурой, изящными руками. И мне было классно…
Я и не заметил, как мы дошли до ее дома. У двери остановились.
- Спасибо тебе, – сказала она.
- Тебе спасибо, Наташенька.
Я поцеловал ее в щеку.
- Спокойной ночи.
- Позвони мне завтра. Позвонишь?
- Позвоню. Конечно, позвоню…
Мы простились, и я отправился домой: не замечая окружающих, прямо по мелким осенним лужам. «Вот бы сейчас все бросить и быть вместе с ней», — кружилось у меня в голове.

Я позвонил на следующий день.
- Привет.
- Привет, – ответила она и улыбнулась.
- Увидимся?
- Конечно.
- На твоей остановке в девять вечера?
- Да.
Она закончила разговор, а я еще несколько мгновений стоял с трубкой в руках и смотрел в окно. Все оттенки любовного влечения сменялись в моей душе: симпатия, интерес, желание, надежда и даже смутный страх потерять эту девушку…
Мы снова отправились в центр, туда, где сияли огнями вечерние улицы, встречались влюбленные и слышался звук поцелуев. Мы шли, посматривая по сторонам и болтая о милых пустяках. Свернув на тропинку вдоль здания почты, зашли под сень кленовых листьев. Пахло землей и свежей зеленью. Порой ветки были расположены так низко, что задевали листьями, и тогда казалось, будто они нас ласкают. Подняв руку, я легонько коснулся, словно гладя, листьев ближайшего дерева.
- Представляешь, есть люди, которые посвящают жизнь деревьям и цветам! В Англии каждый год проходят праздники цветов. Правда, здорово?
- Я знаю, – ответила Наташа.
- Если бы у меня был садик, я бы тоже выращивал цветы. Просто для души…
Мы прошли до конца тропинки и вышли на площадь.
- Зайдем куда-нибудь?
И мы свернули в первый попавшийся бар. Спустились по лестнице и оказались в уютном полутемном подвальчике. Справа тянулась длинная барная стойка темно-вишневого цвета, затем ряд двухместных столиков, еще один ряд столиков у стены. Сантиметров на тридцать выше поверхности столов к стене была прикреплена деревянная решетка в крупную клетку. На нижней грани каждой ячейки стояли большие кружки и кувшинчики, в которых светились красноватые лампочки. Еще два светильника на длинных цепочках над барной стойкой. Мило и хорошо.
Свободных мест было совсем не много. Наташа выбрала первый от входа столик возле стены. Присели. Почти сразу подошел бармен и вручил нам меню. Она открыла меню, а я все смотрел и не мог наглядеться.
- Ты что?
- Ничего. Если б ты знала, какая ты красивая…
Она улыбнулась:
- Спасибо.
- Тебе спасибо.
Я нагнулся к ее ладошке и поцеловал пальчики. Садясь на место, сообразил, что ногти на руках у Наташи были покрыты свежим розовым лаком. Готовилась.
Подошел бармен. Мы заказали по чашке зеленого чая и пирожные. Помолчали. Наташа курила, я любовался девушкой.
- Ты удивительная, – вырвалось у меня.
- Обычная, – возразила она.
- Нет, Наташенька, не обычная, – самая лучшая. Самая лучшая из всех, с кем я был.
Я подумал, что, видно, есть какая-то закономерность в том, что девушки, считающие себя обычными, оказываются самыми лучшими, самыми добрыми и заботливыми.
- Ты не обычная, – повторил я, – ты чудесная. Такая зайка…
- Белочка, – поправила Наташа.
- Что?
- Я люблю белочек.
- Хорошо, белочка моя.
Бармен принес чай, и мы принялись за пирожные. Но я все посматривал на нее и любовался. У меня и в самом деле никогда раньше не было такой девушки.
- Почему ты подошел ко мне вчера? – спросила Наташа.
- Не знаю, – честно признался я. – Наверное, что-то почувствовал, увидел свет в твоих глазах… ну, и так сложился момент…
Я замолчал, прислушиваясь к своему сердцу. Наташа тоже молчала.
- Пойдем? – предложил я.
Мы рассчитались и вышли на воздух. Пройдя между клумб с поздними осенними цветами, оранжевыми гвоздиками и красными петуниями, вышли на улицу Ленина. Купили пива и потихоньку пошли на на Суворова, в тот самый маленький сквер.
Было тихо. Мы сели на пустую скамейку возле фонтана, открыли пиво, закурили. Негромко, словно сама себе, Наташа что-то пробормотала.
- Что?
- Так хорошо, – повторила она. – Почему все должно заканчиваться сексом?
- Кто сказал, что мы что-то кому-то должны? Нам не нужно ничего доказывать. Может, таким образом мы просто пытаемся стать ближе друг к другу?
Она улыбнулась:
- Проще всего пытаться искать смысл в постели.
- Да нет, дело не столько в сексе, как таковом. Понимаешь, – я запнулся, подыскивая слова, – важна близость, душевная открытость, раскрепощенность, которой мы достигаем в постели и после нее. Чувство влюбленности, радость общения… А уж как мы будем общаться: пить пиво, заниматься любовью или танцевать, это дело десятое…
Мы замолчали. Пили пиво, думая каждый о своем. Когда бутылки опустели, откуда-то сбоку появилась бабулька, которая подхватила их в сумку.
- Пора, – вздохнула Наташа.
- Да.
Мы вновь повернули к чистеньким домикам на улице Суворова.
- Не знаешь, как называется эта улица?
- Суворова, — ответил я. — Хотя нет. Давай дадим ей другое название, о котором будем знать только мы с тобой. Например, улица Карлоса Кастанеды. Хорошо?
- Хорошо, — легко согласилась она.
Так у нас появилась своя улочка.
…И потом, ложась спать, я мысленно пожелал Наташе, чтобы ей приснились мои поцелуи, и, засыпая, спрашивал себя, за что мне такое счастье, спрашивал, и не мог найти ответ.

Весь следующий день я провел в приподнятом настроении. В предвкушении встречи ходил по городу, глядел на реку и думал о том, как было бы здорово жить в Витебске. Ходить по городу, держать любимую за руку, шептать друг другу нежные слова и быть счастливыми. Просто быть счастливыми...
Вечером купил бутылку вина, конфеты и фрукты. Дожидаясь Наташу, я думал о том, как пригласить ее к себе, какие найти слова, чтобы не обидеть. Потом решил довериться случаю: пусть все произойдет само собой. Главное ведь не в словах, но в том, что за ними…
Она вышла из трамвая, такая красивая, что я не мог удержаться от восхищения.
- Привет! Какая ты красивая!
Она смущенно улыбнулась, но было видно, что ей приятно. Мы перешли улицу и пошли в сторону Западной Двины.
- Что будем делать?
- Не знаю, — ответила она.
- Хочешь, пойдем ко мне в гости?
Она промолчала.
- Я не хотел тебя обидеть. Если не хочешь…
- Не в этом дело. Утром я спрашивала себя, соглашаться или нет, если ты пригласишь меня в гости. И решила ответить «да».
- Наташенька! – я обнял ее за плечи и поцеловал в губки. – Ты — чудо!
Гостиница была рядом, на обычном месте. Все как всегда: занавески в крупную светло-коричневую клетку, кровать, стол, телевизор, телефон, телефонный справочник, пара стульев, тумбочка, томик стихов Пастернака на ней, шкаф для верхней одежды, ковер на полу, туалет за дверью, там же душ. Но мне вдруг показалось, что комната наполнилась новым, доселе неведомым смыслом, словно Наташа освятила ее своим присутствием.
На подоконнике безмолвствовал дорожный плеер. Я поставил «The Rolling Stones» и нажал «Пуск». Зазвучал голос Мика Джагера.
- Можно я оставлю тебя на минутку?
- Конечно.
Наташа вышла в ванную комнату, а я выглянул в окно. Ничего. Только небо пронзительно синело, и сумерки сгущались все больше и больше.
Вернулась Наташа. Села на подоконник и стала тихонько болтать ногами. Мой взгляд скользнул по сапогам, задержался на юбке и мысленно забрался дальше. Перехватило дыхание, я почувствовал, что краснею. Промелькнула даже мысль протянуть руку и коснуться ее ноги, но я удержался от этого намерения. Открыл бутылку и разлил вино по стаканам.
- За встречу?
- За встречу.
Выпили, помолчали. Куда девались слова? Что теперь? Что я должен сказать Наташе? Вообще, чего бы ей хотелось? Наверно, того же, что и всем: ласки, тепла, дружеского участия и любви. Хотя бы немного любви.
Слегка подавшись вперед, обнял Наташу за талию и привлек к себе. Поцеловались. Снял покрывало, обнажая постельное белье насыщенного голубого цвета.
- Ляжем под одеяло?
Она посмотрела с упреком, но ничего не сказала. Почти одновременно начали раздеваться. Сбросив одежду, я посмотрел на Наташу, что сидела на кровати, слегка прикрываясь руками. Беззащитно белели маленькие груди. «Что я делаю?» — мелькнула неожиданная мысль. Заглушая эту мысль, опустился на колени и стал целовать ее ноги, руки, губы, шею, плечи…
Чуть смущаясь, Наташа смотрела на меня. Ее лицо отражало удивление, нежность и какую-то тайную удовлетворенность, словно она с самого начала знала, что это должно произойти. Потом вздохнула и закрыла глаза, словно желая утонуть, раствориться в любовных ласках. Мои руки спускались и снова поднимались по ее телу. И звучала музыка «Angie»: «Let me whisper in your ear: Angie, Angie, where will it lead us from here?»
Нежно-нежно, робко-робко, легко-легко… Медленно, очень бережно искали мы пути друг к другу, бережно, очень медленно протягивали ниточки чувственной симпатии…. Нежные ласки, робкие поцелуи, легкие прикосновения…. Скрипела кровать, и тело билось о тело. И мы любили друг друга, любили бережно и нежно…. Это было прекрасно и удивительно, это было чудесно и великолепно…
Когда все закончилось и она пошла в душ, я задумался, глядя на смятые простыни. Да, пусть мы знакомы всего несколько дней, но разве по этим смятым простыням нельзя написать целый роман о встречах, нежностях, поцелуях, любви и страстных ночах?
После душа снова легли под одеяло. Немного полежали, обнявшись, потом Наташа отстранилась и села в постели.
- Принеси, пожалуйста, сигареты, — попросила она.
Я встал, взял сигареты и пепельницу. Закурили. Я все смотрел на нее.
- Наташенька, белочка моя…
- Что?
- Ничего. Я тебя люблю...
И потом, когда мы ехали в такси, нежно прижимаясь друг к другу, и возле Наташиного дома, когда я вышел, чтобы поцеловать ее на прощание, меня не покидало чувство какой-то нереальности, чудесности происходящего. Я не знал, почему это произошло со мной. Знал только то, что у меня никогда не было такой милой и славной девочки.
- О чем ты думаешь? — спросила Наташа перед тем, как расстаться.
- Ни о чем. Я просто счастлив. Счастлив быть рядом с тобой.
- И я…
На подушке остался запах ее духов. И долго лежал я, глядя в пустоту ночи и размышляя о нас с Наташей, пока сон не сморил меня...

На следующий день было ясно, было сухо, было грустно. Наташа уезжала домой и попросила проводить ее на вокзал. Как только она повесила трубку, я собрался и ушел с работы, даже не дожидаясь окончания рабочего дня.
По дороге к Наташе я думал о жизни, о том, как странно все переплетено. Вот, вроде, все было в порядке, но стоило услышать ее голос, как сердце пронзила печаль. Грусть расставания, тоска по несбывшимся надеждам. Но с другой стороны, разве не было нелепостью строить планы на будущее? Разве не было куда важнее то, что происходило с нами прямо сейчас?
Наташа встретила улыбкой. Отбросив грусть, я радовался моей девочке. Как хорошо было нам вдвоем! Как нежны были объятия, как трепетны поцелуи!
- Знаешь, – сказала Наташа, – мне снились твои поцелуи.
- И мне, – сказал я. – Жаль, что я не мог подарить их тебе на самом деле!
Мы завезли сумки на вокзал и поставили в камеру хранения. До отправления автобуса оставалось часа полтора.
- Пойдем погуляем? — предложил я.
- Пойдем, — согласилась она.
Мы прошли мимо облупленных заборов заводской окраины, мимо каких-то сараев прямо к Западной Двине. Немного постояли над обрывом, глядя на темную воду.
- Пойдем уже, — попросила Наташа и взяла меня за руку. – Мне страшно.
- Не бойся, — я обнял ее за плечи и крепко прижал к себе. – Все будет хорошо…
Отправились в старый город. Мимо чистеньких дореволюционных домиков, где даже жизнь, казалось, текла размеренно и неторопливо. Свернули на улицу Кастанеды к нашему скверику.
- Посидим?
Присели на скамейку. Наташа достала из сумочки сигареты и зажигалку, несколько раз безуспешно почиркала кремнем.
- Сломалась...
Хотела выбросить, но я остановил ее:
- Подари мне.
- Она же сломана.
- Ну и что.
Девушка протянула зажигалку, я молча сунул ее в карман.
- У меня есть парень, – сказала она.
Я посмотрел на нее. Наташа сидела, вся сжавшись и опустив голову, и, казалось, молила, чтобы я сказал то же самое.
- У меня есть девушка, – соврал я.
- Знаешь, – добавил я, – люди встречаются, когда должны чему-то научиться, и расстаются, когда урок закончен. Просто потому, что пришло время учиться чему-то новому.
Она не ответила, погруженная в размышления. А мне пришли в голову слова Карлоса Кастанеды: «Всё останется на своих местах, и ты всегда можешь сесть на самолет и прилететь обратно. Но ты никогда не сможешь ВЕРНУТЬСЯ, ибо уже никогда не будешь прежним...».
Я вздохнул, потом поднялся и протянул руку:
- Давай пройдемся еще чуть-чуть.
Город казался призрачным. Не разбирая дороги, мы шли куда-то в осенних сумерках. Все шли и шли, словно пытаясь убежать от самих себя.
Остановились на мосту через долину, разделенную мелкой речушкой. Привалясь к ограде, стояли вровень с верхушками деревьев и смотрели друг на друга. Просто смотрели друг на друга. Проходили редкие прохожие, а мы все стояли и глядели. Не знаю, сколько, может быть, час, а, может, десять минут. Мы были в безвременье, там, где, ничто не имело значения – только любовь.
Когда мы пришли в себя, уже заметно стемнело. Маячили желтые фонари, шумели клены, остро пахло какой-то травой.
Обратный путь мы проделали в полном молчании. Все было сказано, все было пережито, и добавить мы ничего не могли. И вот, когда мы стояли на вокзале, снова и снова прижимаясь друг к другу, я вдруг почувствовал, что наше общее время ушло. Как бы мне на было жаль, нужно двигаться дальше.
Потом Наташа села в автобус и уехала. А я шел опустевшей улицей и думал о том, что где-то в сумерках навсегда исчезает ее автобус…

Я снова вышел к Двине. Спустился, утопая в песке, к маленькому ручейку, несущему воды темной реке. Немного постоял возле него и стал подниматься обратно. Все было кончено. Все было пусто. И ветер гнал куда-то сухую листву… Как долго я боялся любви, боялся потерять себя, попасть в зависимость. И только теперь понял, как прекрасно, как здорово забывать о себе ради любимой, как удивительно отдавать сердце тому, кого любишь…
Я шел, заглядывая встречным в лицо и пытаясь разглядеть в глазах у них что-то, что бы меня поддержало. Но тщетно, люди шли, опустив головы или глядя сквозь меня; люди шли мимо. И только в одних глазах – в глазах битого жизнью бомжа – я прочел что-то, похожее на сочувствие. Или это было такая же печаль и одиночество? Мы переглянулись и пошли дальше, каждый своей дорогой. Но мне стало легче…

Иногда, когда мне становится грустно, я вспоминаю Наташу и думаю о том, для чего же нужна была наша любовь, от которой остались лишь сломанная зажигалка в ящике письменного стола и несколько милых сердцу воспоминаний.

Отрывки неотправленного письма

«Здравствуй, солнышко, добрый день!
Сегодня снова думал о тебе. Бродил по улице Кастанеды (по нашей улочке!) и вдруг на фонарном столбе, прямо на уровне глаз, увидел крохотную полоску бумаги со словами «Позвони мне. Я скучаю».
Не знаю, кому предназначались эти четыре слова, аккуратно выведенные девичьей рукой. Знаю только, что точно так же я скучаю по тебе, и точно так же, должно быть, ты все ждешь моего звонка.
Вот почему мне так захотелось написать тебе письмо. Просто сказать что-то о моей любви, что-то нежное и доброе. Не знаю, сумею ли я так сказать…. Знаю только, что любить тебя, дышать тобой – уже счастье.
Помнишь наши улицы, наши прогулки там, на другом берегу памяти? Сколько дней прошло с той поры, сколько ночей. Но всякий раз, когда я выхожу из дома, я снова и снова надеюсь увидеть тебя. В этом правда и смысл моей жизни. Я тебя люблю.
Будь благословенна, милая девочка!
Спасибо за то, что ты есть!»