Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Графомания:: - Мой адМой адАвтор: Мещерский Я проснулся от луча солнца, пробивающегося сквозь щель в дырявой занавеске. Нет, это не было приятным пробуждением. Солнце, похоже, решило прожечь мне веки. Оно всегда так светило по утрам, как будто напоминая мне, что другие люди радуются его утренним проказам, но я не из них, я точно не из тех людей. Оно мстило мне. За что — я не знаю, но точно уверен, что это была месть. Я ненавидел солнце. Стоило мне открыть глаза и заткнуть, наконец, ненавистный будильник, как солнце тотчас куда-то исчезало, а небо сразу же покрывалось хмурыми тучами. Конечно я не выспался. Ни сегодня, ни в какой-либо другой день за последний месяц… или может быть последний год? Я не помнил, но это было не важно — впереди меня ждал новый день. Я не возлагал на него никаких надежд, я просто плыл по течению и, будь что будет. Для всех вокруг я уже давно умер, впрочем, и для себя тоже. Если бы тогда я только мог подумать… если бы я знал то, что знаю сейчас, этот новый день был бы для меня совсем другим.Всю жизнь меня окружали ублюдки и предатели. Учителя в школе, которые заваливали меня по всем предметам, не видя во мне потенциала. Преподаватели в институте, которые считали, что их науки в реальной жизни смогут мне хоть чем-то пригодиться. Друзья, которых и друзьями-то назвать язык не поворачивается. Друзья, которые только и ждали момента, когда я сломаюсь, чтобы нанести удар в спину. Их сладкие речи о том, что они заботятся обо мне, что переживают… о! как это наигранно! Коллеги по работе, что готовы идти прямо по твоим костям, обсуждающие тебя за твоей спиной, плетущие интриги, строящие козни. Всё человечество – огромный кусок дерьма. Одних я мысленно проклинал, другим хотелось всадить кол в задницу. Лишь некоторые могли считаться нормальными с моей точки зрения, но их было так мало… Я приподнялся на кровати и оглядел свою комнату. Обстановка вызывала отвращение: разбросанные вещи на полу, одежда, перекинутая на спинки стульев. Боже, у меня даже нет мебели, куда бы можно было всё сложить. Квартира настолько маленькая, что я удивлялся, как сюда вообще могло что-то поместиться. Потолок давил на меня. Похоже, с каждым днём он опускался всё ниже, а стены сужались. Встав, я инстинктивно пригнулся. «За что мне это всё? Ещё этот дурацкий душ...» — думал я, стоя в ванной согнувшись. Вода, словно в ответ на мои мысли, превратилась в кипяток, я дёрнулся и поспешил прибавить холодной. Душ обдал меня ледяной струёй. «Хватит, надоел уже!» — закричал я, как будто и вправду здесь обитает кто-то кроме меня, управляющий напором воды. Время поджимало. К девяти я должен быть на работе. Скорее одеваться и выходить в мир. В этот удушающий мир, с запахом зловоний, крови, перегара, испражнений, со скрипящими звуками, сигналами, ярким, режущим глаза светом, с людьми настолько мне ненавистными и уродливыми, что не хотелось смотреть им в глаза, на их лица. Я ненавидел их всей душой. За последнее время я не видел ни одной улыбки. Странно, но я вообще не видел в нашем городе детей. Ни одного. Ни малыша в коляске, ни подростка. Даже в моём подъезде не собиралась шумная компания. Я не видел детей у соседей, не видел их в нашем дворе. Может быть, они просто идут другой дорогой? Может это место проклято? Может я просто не замечал? Да пошли они эти дети! Без них лучше. Внезапно я вспомнил о своём старшем брате. Вспомнил, как в детстве он читал мне книжки, потом, когда я подрос, мы клеили из дерева и бумаги корабли, а вечером бегали в тир стрелять по спичкам. Несмотря на то, что наши взаимоотношения казались вполне дружелюбными, брата я недолюбливал. Ему всегда всё удавалось, а меня удача обходила стороной. Сколько бы я не старался походить на него, у меня не получалось. Он был любимчиком, а я всегда находился в его тени. Родители вечно были чем-то заняты, и он стал моим учителем во всех науках. В детстве он знал ответы на все вопросы, что приходили ко мне в голову. Прямо сейчас воспоминания ожили. - Мама говорит, что меня принёс аист! - Ага, аист, точно... Он рассказал мне всё в подробностях, а я слушал, открыв рот – трудно было поверить, что такое бывает на самом деле. Между тем, я верил ему. Он был единственным человеком, которому я верил до конца. Я просто не мог ему не верить. И сейчас он был нужен мне, именно сейчас мне так необходима его помощь. Только он один сейчас смог бы всё мне объяснить. Но рядом его не было. Нет, он не умер и не переехал в другой город. Наоборот, я знаю, что он жил в соседнем доме. Я видел его почти каждый день. Завидев издалека, шагая навстречу, я перебирал в мыслях те нужные слова, которые скажу ему при встрече. Но каждый раз, запаниковав, я решал отложить разговор и, отвернувшись в сторону, проходил мимо, будто не заметив. Он делал то же самое. Проходя мимо, мы даже не встречались глазами. Долбаный брат! Я не помню ни причин нашей ссоры, ни сам момент, когда это случилось. Скорее всего, и он тоже не помнит. Хотя, как знать. Сегодня я его тоже увижу и обязательно заговорю. Я это твёрдо решил. Сегодня точно. Он мне нужен. Выйдя из подъезда, я направился в сторону остановки. Ровно в 8:32 автобус будет там, если конечно, что-нибудь не случится. Я шёл по тротуару и смотрел на обшарпанные дома некрасивого кривого города. Вот-вот этот огромный кусок стены отлетит и убьёт кого-нибудь, подумал я, подняв глаза на трещину в стене. А что, весело бы было! Я обогнал какую-то старуху, и, проходя мимо, взглянул на неё. Я понял, что часто её видел, но никогда не общался. Кажется она из моего подъезда. Лицо её вызывало у меня отвращение, как и лица многих людей в этом проклятом месте. Мне была ненавистна старость в любом её проявлении, и я считал, что стариков надо ссылать на какой-нибудь отдельный остров и оставлять там умирать. Впрочем, сейчас мне они особо не мешали. Я услышал лишь, как посыпались сначала мелкие камушки, а потом и тот самый кусок с треском и грохотом отвалился от стены. Я пригнулся, и когда эхо от удара затихло, обернулся. На тротуаре, прямо позади меня лежала та самая старуха, вернее то, что от неё осталось, придавленное огромным куском бетонной стены. Кровь вытекала прямо из её глазниц, от удара глаза вылезли наружу, лужица росла и уже подбиралась к моим ботинкам. Я отпрыгнул в сторону. «Фу, мерзость, вот вляпался! Но… неужели это сделал я?! » — подумал и начал набирать телефон скорой — лучше быстрее вызвать, чтоб не было вопросов. Вокруг места трагедии тут же образовалась толпа зевак. Они с необъяснимой животной эйфорией смотрели сначала на размазанный по асфальту труп, а потом переводили взгляд на меня. В этом взгляде чувствовалась злоба. Они смотрели и как будто знали, кто стал причиной обрушения. Они винили меня. Я чувствовал это. Но откуда они могут знать? Я не мог спрятаться от этих глаз. Уже через минуту им было наплевать на старуху, они окружили меня, как стая стервятников, смотрели на меня, молчали, но в их глазах застыл вопрос: «Зачем ты её убил?». Их было уже три десятка, не меньше, многие присоединились к ним, даже не взглянув на кровавое месиво. Они встали плотным кольцом и, молча, выжигали меня взглядами. Я стоял, застыв с лицом человека, готового к линчеванию. Мне потребовалось собрать все свои силы, чтобы выдавить: - Простите, я не виноват... - Именно ты и виноват! — послышалось из толпы. - Да, это всё он! — закричал кто-то ещё. - Это он точно! — вторили им другие. - Такие как он не должны жить! Шквал обвинений посыпался на меня. Толпу прорвало, они кричали, тянули растопыренные пальцы, сжимали кулаки. Кто-то попытался схватить и ударить меня, но его оттащили желающие сделать то же самое. На всю улицу стоял гул орущих людей, к которым присоединялись другие. Мне казалось, что вся улица заполнилась вопящими, они стояли так плотно, что, скорее всего, своей массой раздавили останки старой женщины. Эти люди стояли в луже крови, не замечая её. Каждый считал своим долгом как можно громче обвинить меня, а потом ударить, пнуть носком ботинка или пырнуть ножом. Они разрывали мою одежду, они резали меня. От страха и боли я скорчился на асфальте, прижал колени к груди, зажмурился и закрыл руками уши, так плотно прижал их, что услышал, как треснул мой череп. Вдруг послышался дикий гогот, такой пронзительный, что заглушал рёв толпы, казалось, что смеётся великан, склонившись надо мной. Сердце колотилось, выскакивая прямо из горла, во рту я чувствовал вкус крови. У каких-то неведомых сил я просил, чтобы ничего этого не было, чтобы ничего не случилось, чтобы всё это мне приснилось, чтобы не было никакой старухи и никаких людей вокруг. Внезапно всё исчезло. Я ещё лежал, придавив ладони к ушам, когда ощутил, как крики замолкли. Я ощутил это телом, стало легче, воздух перестал давить на меня, а боль вдруг исчезла. Потихоньку я открыл глаза и увидел, что ничего нет. Не было толпы, не было и старухи. Даже тот кусок бетона оказался на своём месте — в стене. Никаких ран на своём теле я не обнаружил, да и одежда моя была в порядке. Всё те же хмурые тучи над кривым городом. От трагедии не осталось и следа. Не было ни пятнышка крови в том месте, где ещё недавно лежала раздавленная старуха. Гогот великана тоже прекратился. Сердце моё застучало ещё быстрее. Нет, они не могли мне присниться, я точно всё видел. Неужели я пролежал здесь так долго, что они успели убрать труп? Такого не может быть. Я вскочил на ноги и посмотрел на часы: ровно половина девятого. Мысли мои путались. Кажется, я сходил с ума. Я старался не думать и не пытаться понять. Всё пройдёт, успокойся, это невысыпание, стресс, проклятый город, проклятый мир. Надо спешить на работу. Работа — стресс. Стресс — работа. Я не знаю, что со мной произошло, но я разберусь с этим позже. «Проклятая работа! Чтоб вас всех там взорвали!» — сказал я вслух, не заметив, как подошёл к остановке. На часах 8:32, но автобус так и не подходил. Кроме меня здесь были и другие люди. - Наверное, что-то случилось, — сказал кто-то. Да, точно что-то случилось, думал я. Автобус этот никогда не опаздывал. Во всяком случае, сколько я помню этот маршрут. За последний месяц — ни разу… или даже за последний год. Теперь на работу опоздаю. Наберут водил! Чтоб они сдохли! Уже опаздываю. Надо срочно на чём-то ехать, иначе несдобровать. К остановке выруливал другой автобус, без номера и с надписью «дежурный». Водительские двери открылись и водитель крикнул: - Кто на маршрут номер 103 — садитесь! Отлично, это как раз то, что мне нужно. Но всё равно ведь опоздаю из-за этих сволочей. Я сел, и водитель осторожно вырулил в основной поток. Кто-то из пассажиров поинтересовался: - А что со стотретьим-то случилось? - Да ни с того ни сего наехал прямо на столб. Что конкретно случилось, не знаю. Выехал на встречку, а оттуда прямо в столб. Погиб сразу же. Пассажиров мало было, вроде никто не пострадал. От этих слов меня передёрнуло. Я вдруг вспомнил, как полчаса назад в моей голове промелькнула мысль. Одна маленькая шальная мыслишка — секундный видеоряд, об автобусе номер 103 врезающемся в столб. Тогда я не придал этому никакого значения и даже нашёл забавным, а сейчас этот образ насквозь прошибал моё сознание. Я видел это, как будто кто-то остановил ролик с аварией в моей голове. Я испугался. Теперь я испугался собственных мыслей. Не верил я во всякую магию и чепуху о силе мысли, но мой страх перевешивал сознание. Я старался не думать, вообще прекратить поток мыслей, но не получалось. Вы пробовали? Всё самое страшное лезет наружу и невозможно не думать, особенно когда ты стараешься не думать: нет, не думай, не думай, не думай, не думай, что сейчас этот автобус может перевернуться... Колесо наскочило на кочку или на камень, возможно, вообще ничего не было, но автобус начало наклонять. Водитель был явно не готов, он не заметил на дороге никакого препятствия. Выкрутив руль, он старался справиться с ситуацией, но тяжелая машина не поддавалась, наклоняясь всё больше и больше. Воздух наполнился жутким скрежетом и запахом горящей резины. Я вцепился в поручень и от страха закричал. Пассажиры тоже кричали и хватались за что придётся. Краем глаза я заметил мужчину, который, сидя в своём кресле, сохранял железобетонное спокойствие. Он смотрел на меня и улыбался. Внезапно я понял, что он очень похож на моего брата, кажется, это он и был. Его улыбка переросла в смех, а затем в гогот такой силы, что заглушил все остальные звуки. Я смотрел на него и не мог отвести взгляд. Мы уже ехали на двух колесах, а угол наклона был настолько опасным, что, казалось, ничто уже не сможет остановить силу инерции, когда я вдруг, собрав волю в кулак, стараясь не смотреть на того человека, начал представлять, что автобус опять встаёт на все свои четыре колеса. Пассажиры ощутили толчок, как будто могучий великан на ходу подставил плечо под падающий кусок металла и, приложив некоторое усилие, толкнул его обратно. Автобус принял своё нормальное положение. К тому времени водитель, не помня себя от испуга, остановил двигатель. Он так и сидел, вцепившись в руль. Какое-то время все были в шоке и замерли в абсолютном безмолвии. - Кажется, дальше мы не поедем, — скривил улыбку водитель и открыл двери. А мне дальше и не надо. Я выскочил из автобуса, предварительно убедившись, что брата в салоне не было. Не знаю, чем всё закончилось. Наверное, люди благодарили водителя за спасённые жизни. Наверное, даже захлопали в ладоши. Сейчас нужно поскорее добраться до здания офиса. Я уже знал, что там увижу. Запах гари и вой пожарных сирен я услышал ещё за пару домов от здания, в котором располагалась наша контора. Я ускорил шаг — в конце концов, нужно было увидеть всё воочию. Вокруг столпился народ, органы правопорядка оцепили территорию, но и отсюда были хорошо видны масштабы трагедии. Часть третьего этажа, где располагался офис, перестала существовать. Сильный взрыв буквально выгрыз кусок здания, при этом, почти не повредив соседние этажи. Зеваки обменивались мнениями: - Кто-то конкретно эту контору взорвал. - Говорят это взрыв газа! - Да ну, ну ведь другие не пострадали, а там, вроде, шестнадцать трупов, я слышал! Я натянул капюшон, зная, чем оборачивается внимание зевак. Я был уверен, что зажмурившись, смогу вернуть всё на место, каждый кирпичик, коих на оцепленной территории, разбросанных взрывом, валялось немало. Стена будет целая, офис чистый, а мой директор, будет отчитывать меня за опоздание. Клерки будут глупо улыбаться, но никто не проявит сочувствие, каждый сам за себя. Да, я могу разрушать силой мысли, но я могу возвращать всё назад. Нет уж, горите в аду, суки. А сейчас я должен во всём разобраться. И единственный человек, который может ответить на мои вопросы – мой брат. Брат, я должен тебя увидеть. Прямо сейчас. Я шёл по ненавистному городу в направлении дома, плохие мысли не посещали меня, я думал лишь о нём. Я знал, что у него есть ответы. Брат шёл мне навстречу. Я знал, что он появится и нисколько не удивился. - Я думаю, что тебе нужны ответы, — сказал он — Нам надо о многом поговорить. Он обнял меня, а я вцепился в него так, как когда-то в детстве я вцепился в отца, когда тот вернулся из долгой командировки в горячую точку. - Пойдём, пойдём. Посидим в кафе, поговорим за жизнь, за смерть — он странно улыбался, — ты позвал меня, и я пришёл. Я всё тебе расскажу. Мы сидели в кафе, заказали покрепче. Выпили. Пойло показалось мне до одурения противным, и я мысленно пожелал бармену остаться инвалидом. Вспомнили родителей, вспомнили детство, но когда я спросил его о том, как он живёт сейчас, он замолчал. Он смотрел на меня добрым взглядом, и его глаза заблестели. - Разве тебе это важно? Ты умер. Застрелился. Разве ты не помнишь? Да, я помнил всё. Помнил, как вставил двустволку себе в рот и как нажал на курок. Помнил, как пот лился ручьями, как стучало сердце, и ствол выскальзывал несколько раз. - Почему же тогда я здесь? Почему не горю в аду?! – я усмехнулся. - А разве то, что есть у тебя здесь не ад? Люди всегда стремились управлять всем силой мысли. Но в материальном мире это не так-то просто. После смерти нам всем дана такая возможность. Это не рай и не ад, это именно то, что ты об этом думаешь. Ты сам сформировал этот мир: кривой город, некрасивые лица, неприятные запахи, гул машин, здесь нет детей, ты заметил? - Да... - Ты видишь мир таким, потому что ты сам есть ад внутри себя. Вместо того чтобы творить и достигать, ты жалел себя и обвинял других. Ты злился и раздражался, твой ежедневный рацион — поливание грязью других людей, ты ругал, критиковал и обливал помоями. Вместо того чтобы любить себя и других, ты ненавидел и завидовал. Ты желал мучений и смерти всем, с кем имел дело. Всё это досталось тебе в наследство. Поздравляю, воплотилось в жизнь то, о чём ты так много думал! Пока ты был живой, ты не мог повлиять на мир так сильно. Здесь тебе предоставлена эта возможность. Посмотри вокруг: видишь, прямо на улице насилуют женщину, обзывают её последней шлюхой. Ты уже видел это сегодня, но сделал вид, что не заметил. Именно так ты смотришь на женщин. Посмотри, там за углом убивают парня, твоего друга – так ты относился к друзьям. Гляди, бармен отрезает себе руки – это твоё отношение людям, о которых ты вообще ничего не знаешь. Загляни дальше — там за городом всё горит, пламя выше неба, люди в агонии — это твоё подсознание, оно кишит ненавистью... Я знал, что брат говорит правду. Сейчас я не мог не верить ему. - Постой! — вдруг осенило меня, — Но ведь, если по-твоему, то сейчас мне достаточно представить всё что угодно? Например, что я живу в прекрасном месте, и меня окружают красивые и добрые люди, а мир мой — сказка! - Можешь, конечно, но насколько тебя хватит? Насколько?! — он засмеялся и смеялся до тех пор, пока смех не перерос в гогот такой силы, что стены задрожали. Весь мир вокруг начал дрожать. Гогот усиливался, он упивался им, и, казалось, был готов взорваться от распирающей его изнутри энергии. Он начал увеличиваться в размерах, рубашка пошла по швам. В разрывах я увидел его кожу, но она не была таковой, эта была чёрная чешуя. Я посмотрел на его лицо и увидел, что и оно тоже покрылось чешуёй. В глазах засверкал огонь, а из пасти показался змеиный раздвоенный язык. Брат, а вернее то, во что он превратился, рос в размерах и теперь уже был выше меня раза в два. Разорванная одежда валялась на полу, он отшвырнул её заострённым кончиком своего длинного чешуйчатого хвоста. Я зажмурился. Сколько лет прошло с тех пор, я не знаю. Я живу в прекрасном месте, на берегу моря. У меня отличные соседи, которых я очень уважаю и ценю. Солнце каждый раз будит меня своими ласковыми лучами. Здесь очень хорошо и уютно. Изредка, конечно, бывают всякие неприятности, то тайфун налетит, то самолёт упадёт. Недавно сгорели все соседи, но я завёл себе новых. Один вчера пришёл и застрелил меня. Никто из них не задерживается надолго, и никто из них не сможет меня полюбить. Каждый день я тренируюсь думать только о хорошем. Хотя знаю, что это бесполезно. Это и есть мой ад. Теги:
1 Комментарии
#0 12:31 20-03-2012Лидия Раевская
Автору восемнадцать-то есть? осилила только до бабки. уронила «огромный кусок бетонной стены» на ГГ вместо неё… и рассказ к щастью закончился Это пока лучшее в ленте. г. Мурманск, ул. Тарана, д. 14, кв. 75… и индекс 183038 Мещерский, это твоя электронка? Еше свежачок Порхаю и сную, и ощущений тема
О нежности твоих нескучных губ. Я познаю тебя, не зная, где мы, Прости за то, что я бываю груб, Но в меру! Ничего без меры, И без рассчета, ты не уповай На все, что видишь у младой гетеры, Иначе встретит лишь тебя собачий лай Из подворотни чувств, в груди наставших, Их пламень мне нисколь не погасить, И всех влюбленных, навсегда пропавших Хочу я к нам с тобою пригласить.... Я столько раз ходил на "Леди Джейн",
Я столько спал с Хеленой Бонем Картер, Что сразу разглядел её в тебе, В тебе, мой безупречно строгий автор. Троллейбус шёл с сеанса на восток По Цоевски, рогатая громада.... С первого марта прямо со старта Встреч с дорогою во власти азарта Ревности Коля накручивал ересь Смехом сводя раскрасавице челюсть. С виду улыбчивый вроде мужчина Злился порою без всякой причины Если смотрела она на прохожих Рядом шагал с перекошенной рожей.... Смачно небо тонет в серой дымке Повстречать пора счастливых дам. Путь осветят в темноте блондинки Во души спасенье встречным нам. Муж был часто дамой недоволен Речь блондинки слушать он устал Только вряд ли хватит силы воли Бить рукою ей с матом по устам.... Мне грустно видеть мир наш из окна.
Он слишком мал и что он мне предложит? Не лица - маски, вечный карнавал! Скрывают все обезображенные рожи. Но там, шатаясь, гордо ходит Вова. Он гедонист, таких уже не много. У Вовы денег нету, нет и крова Стеклянный взгляд уставленный в дорогу.... |