Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Палата №6:: - Ловец человеков![]() Ловец человековАвтор: Барыбино Non te peto, piscem peto, quid me fugis, Galle?(Не тебя ищу, а рыбу, что ж ты убегаешь, галл?) Песенка гладиатора-ретиария Venite post me et faciam vos fieri piscatores hominum (Следуйте за мною, и я сделаю вас ловцами человеков) Библия Заречье. Предсмертный или любовный стон. Любимое место сбора рабов и римского плебса, На перекрестке – таверна “Центурион” – Нерона (улицы новой здесь) с улицей старой Зевса. Зайдем. Низкий зал, осыпается глина со стен, Светильники козьего жира (ибо темное время суток), Соты сосет в углу мальчик продажный Алкмен, И пятна теней на телах упившихся проституток. За грязной стойкой сидит (и чешется) Костолом – Хозяин корчмы, сам - раб бывший и гладиатор, Рядом – дубинка, утяжелена свинцом, Что c юмором он зовет Замедлитель, то бишь Кунктатор. На стенах вечные радость, сомненье, страх, Выражают латынью, в пословицах, сквернословьи, Надписи, выцарапанные на стенах Ножом и углем, а иные написаны кровью: “Шлюха Ананкэ, царица моих престарелых лет” – Вырезано на столе досках темных дубовых Криво и косо, а ниже чуть-чуть – ответ: “Брешешь, царица она лишь собственных вшей лобковых.” “Гермес, помоги! За долги я попался, беда! О монеты ростовщиков, мою жизнь отравили вы ядом! Беру вас на время чужие, отдаю же свои навсегда!” А вот и ответ, темно-буро написанный рядом: “Тридцать монет мне ссудил ростовщик Абдулла, Рабу же его двадцать пять потихоньку я сунул, И Абдуллы в лупанарии свернута шея была. Прибыль в карман. Раб свободен. Хвалю я Фортуну”. “Люпус-солдат, на мосту раз похвастав, сказал, Мол, так остер его меч, что и панцырь ему не помеха. Сделали опыт – да, честен солдат, не соврал, В Тибре лежит он, пробиты солдата доспехи”. За столиком, вон, что стоит, чуть от зала прикрыт Лестницей полугнилой на этаж к номерам для клиентов, Женщина пьет из стакана вино, перед нею другая сидит – Посмотрим, давай, и послушаем пару моментов. Одна – без двух пальцев, уродлива и немолода, Сводня и врач, повитуха, с именем древним Дидона, А с ней – гладиатор Мария, диковина в Риме тогда, Нововведение в Играх властью безумной Нерона. Платит Дидона. Вздыхает чуть слышно. Молчит. Слушает, анализируя опытом женским немалым, То, что Мария с акцентом на “эр” говорит, Ловко кромсая баранью лопатку кинжалом: “В вечном стыде мы, поднять не решаясь лица, Жили в селе, ибо кто-то давно растрезвонил, Что, мол, до свадьбы беременна мать была. Не от отца. А от кого – так никто никогда и не понял. Может, и правда, не знаю. Так брат был рожден. Он за всю жизнь свою, судя по многим рассказам, Кем только не был – пророком, святым и врачом, Плотником, нищим, витией, отшельником, магом. Но плохо кончил, его привязали на крест, И на жаре он за день в страшных муках скончался, После того, как взяли его под арест, Когда он с мальчишкой в полночном саду целовался. А до погибели брата в Кесарии я родилась. Звали Марией, в честь матери, чуть не погибнувшей в родах. Из дому бежала и в Рим умудрилась попасть, И тридцать два года своих провела в нищете и невзгодах. Здесь же недавно услышала я, что Нерон Делает то, что не видел народ в Играх сроду – Ищет рабынь-гладиаторов. После же он Выжившим всем гарантирует честно свободу. Я б никогда не попалась на этот крючок – Ведь это верная смерть на кривом чьем-нибудь ятагане, Но, как сказали мне, Игры сейчас пустячок – Сейчас в них участвуют – слышала? – какие-то “христиане”. И отвечает Дидона, макая в вине Хлебец ячменный, помазанный салом оленьим: “Слышала, да. Так сегодня придешь ты ко мне?” “Нет, не могу, завтра бой у меня, выступленье”. Утро пришло. И кипит и бурлит Колизей. Смешаны расы, религии, варвары, галлы, халдеи, Шлюхи, преступники, плебс всех всех родов и мастей, Римляне, слуги, рабы. Эллины и иудеи. И новый бой объявляет распорядитель-семит: Лысый в доспехах старик, немощной дланью, как плетью, Держит клинок неумело. Нагая Мария стоит Точно напротив, во шлеме, с трезубцем и сетью. Бой. Чуть пригнулась Мария. Крадется, сужает круги, Сетью трясет и старинную песнь напевает: “Не тебя я ищу, не беги от меня, не беги!” А старик не бежит… И что делать, не знает, не знает... Выпад, бросок – и запутался в сети старик, И на кровавом Арены песке еле дышит, И сквозь народа и свист, и гуденье, и крик, Тихо бормочет, Мария едва его слышит: “К Богу теперь, больше мне никуда не пойти. Помню, ловцом человеков назван я был и назначен, А теперь пойман сам, словно рыба, в ужасной сети, Я рыбак, я и рыба, ловил я других, и сам схвачен. Как зовут тебя, дочь?” – “Я тебе не ровня, Звать Марией, рабыней-товаром”. “А как звали родителей?” – “Мать как меня, А отец еще жив и зовется Иосифом Старым”. “О, я вспомнил! Тебя сам Учитель сестрой называл, Я по имени Петр, и когда-то с тобою играя, Я тебя на коленке – ты помнишь? – качал.” – “Нет, старик, я не припоминаю”. “Всю Империю вдоль-поперек исходил, Проповедник средь глада и боя, Я народ твой учил, я народ твой крестил.” – “Нет, старик, незнакома с тобой я”. “Ты сестра Самого, Иисуса сестра, Буду раб твой послушный и низкий, Там замолвлю словцо как настанет пора!” – “Нет, старик, ты чужой мне, не близкий”. Напряглась на трезубце Марии рука. В многоцветном Театре упали движенья и звуки. И Мария молчит и не слушает бред старика, А внимательно смотрит на весь Колизей, на все руки. Так и знала – судьба старика решена. От Нерона и до распоследнего самого перса, Вечный Рим, люди все и религии все, вся страна, Приговор оглашают стотысячным pollice verso. Из Арены ворот, чуть кренясь на крутом вираже, Выезжает отряд божедомов, одежда в заплатах. И молчит уже Петр, каменеет уже, На кресте, на трезубце нанизан как рыба, распятый. Теги:
![]() 0 ![]() Комментарии
в любом случае пора задуматься о сборнике. Идея не оригинальна. А качество стихов ужасающе. Отглагольные рифмы, примитивные формальные диалоги, дикие инверсии... Что с Барыбино? ага, формирование когнитивного диссонанса у читателя, налицо Еше свежачок Я не особо за собой ухаживаю будучи на воле, брею лицо 2 раза в месяц, голову брею один раз в два месяца. Но обязательно подстригаю брови и удаляю волосы из носа и ушей. В психушке запрещены ножницы. В карантинном перед переводом в девятое всех заставили подстричь ногти, делали это больные сами под надзором сестры....
Не знаю, я за пол года такого не видел. Овощи в отделении были, но овощами они были по факту рождения а не потому что их такими сделали. Один всё время на полу сидел в коридоре напротив санитаров. Второй хоть и на лавочке сидел в том же коридоре и по левую руку от санитаров, но всё время бился затылком об стену, к тому же к лавочке он был привязан....
В выходные нет врачей а главное заведующей. Эти два дня можно расслабится. Чем же будние дни так напрягают? Каждое утро происходит обход, его осуществляет заведующая с врачами и сёстрами. Заведующая строгая женщина лет сорока пяти.
Стройная, симпатичная, но не в моём вкусе.... Рассвета неподвижен вид,
Он - желтый свет в стакане; Как будто в сторону глядит Раскаявшийся Каин. Рассвета сдержаны лучи, И неподвижно время. Так подозрительно молчит Латентный шизофреник. Он молча новый день сулит, И новый бред пророчит, Что схож с тектоникою плит Процесс рожденья строчек.... "...
Ночь умывается слезами И в той тёмной вышине Своими звёздными глазами Не даёт покоя мне, покоя мне..." @Андрей Лысиков Ночь самый лучший период времени в психушке. Вы пьёте кефир и предвкушаете скорое избавление от чудовищной реальности хотя бы на несколько часов.... |
работа в общем-то впечатляющая, но качество стихотворного слога меня не радует.