Сто сорок ударов в минуту (отрывок романа)

Автор: Снежок Плотный, вязкий поток музыки разрывает на куски барабанные перепонки. Сто сорок ударов, сто пятьдесят ударов, сто шестьдесят ударов, быстрее, еще быстрее… Успеть, успеть, успеть… Сердце колотится, сердце летит безостановочно… Пот растекается вдоль спины и вниз, по рукам. Липкая, концентрированная, едкая, соленая влага. Раз – раз-раз, Раз-раз-раз, еще немного, еще чуть-чуть…
Несколько десятков ног втаптывают в землю все надежды и печали этого вечера. Позади оставлены выхлопные газы, линии электропередач, больные собаки, стерильные офисы, печальные больницы и продуктовые магазины, исполосованные люди на вокзалах, трамвайные пути. Над нами оранжевое небо, а впереди – ночь. Волшебная и уродливая московская ночь в середине мая. Ритмы, такты, басы теперь вместо минут. Время нелинейно, время ускоряется и замедляется, время дышит. Тяжело, упруго скрипят его легкие, разворачиваются шестеренки и механизмы. На секунду мир замирает, вздымаются руки, напряженные, полусогнутые, готовые рассечь все сомнения, сокрушить этот вечер. Гильотина со скрипом обрушивается, худощавый парень за вертушками делает незаметное движение рукой, под глазами его синяки. Новая волна баса захлестывает танцпол. Сорок конвульсивных тел извиваются, стараясь выбить всю дрянь, все дерьмо, всю кровь и энергию этого вечера.
Я чувствую, как кружится голова. Пересохло горло. Подошвы кед горят, футболка прилипла к телу. Время отдыха. Я продираюсь сквозь лабиринт человеческих конечностей, выныриваю из жаркого клубка и делаю глоток свежего воздуха. Ноги немного подкашиваются, я прислоняюсь к стенке и рассматриваю танцпол. Двадцатилетние парни в белых кроссовках яростно топчут пол. Несколько симпатичных кокоток умело вертят окружностями. Пахнет никотином, алкоголем и сексом. Убойный коктейль. Ништяк. Так и надо. Только так и должно быть.
-Что, танцор, ошалел от напора вечера? – трогает меня кто-то за плечо. Оборачиваюсь. Это Егор – бармен и по совместительству мой лучший друг. Или наоборот, мой лучший друг и бармен.
-Ага, ошалел – говорю я – Нужен перекур. Перекур и еще пятьдесят виски.
-Справишься?
-Не сомневайся
-Я в тебе никогда не сомневался.
Егор ныряет под стойку бара, снимает с полки Jameson. Лед стукается о стеклянное дно и приобретает песочный оттенок. Егор протягивает восьмигранный стакан с виски. Я лезу в карман за деньгами.
-Это за счет заведения – усмехается он
Я пожимаю плечами. Хорошо. Пить за счет кого-то – это всегда хорошо.
- За тобой банка кофе и следующий гель для душа – ржет Егор – Заведению тоже нужно мыться.
Я смеюсь и довольно киваю. Егор проделывает этот финт уже третий или четвертый раз. Банка кофе и гель для душа. Жизненно необходимые вещи в квартире, где живет четыре почти взрослых почти мужика.
Какой-то парень справа отвлекает Егора, тот кивает, берет бокал, наливает пива с горкой пены. Я пригубливаю виски мелкими глотками и лениво рассматриваю людей вокруг. Из-под футболки у чела на шее выглядывает фрагмент крыла серафима и зубец свастики. Еще один юный борец за чистоту кровей. Спасибо деду за победу. На вид ему не больше двадцати. Лысый, крепкий, правильные черты лица, высоко держит голову. В последнее время их все больше и больше. Надо будет сделать репортаж, покопаться, узнать, что там сегодня в голове у этих ребят. Чем живут, чем дышат. Расследования о субкультурах никогда не устаревают, все очень быстро меняется, а на самом деле движется по кругу.
Отплываю из-за барной стойки к нашему столику. Живописная картина. Степан уронил голову на локти и тихонько храпит. Неудивительно, уже четыре утра. Медленный день сменился быстрой ночью. Неутомимый Феликс прищемил двух смешливых студенток и рассказывает им головокружительные истории из жизни бизнесменов и мотоциклистов. С Феликсом я знаком почти пятнадцать лет, за это время через него прошла небольшая армия девушек всех возрастов и национальностей. Учительница русского языка из Рязани, белокурый судебный пристав города Омска с борцовским весом за восемьдесят, любознательные американки, тайские проститутки, модели всех мастей. Однолюб, но многоёб – это про него. Талантливый сердцеед, обезбашенный мотоциклист, средней руки предприниматель. Ловец мохнатого золота – наш Феликс. Можно присоединиться к нему, поиграть второй скрипкой в этом блядском оркестре, но что-то не хватает настроения. Феликс сегодня солирует.
Я подсаживаюсь к Максу, он сосредоточенно рассматривает барную стойку. Взгляд его вечно что-то оценивает, подсчитывает, умножает и делит. Даже после бутылки виски Максим Сокол не теряет концентрацию. Настоящий финансист.
- Что задумался? — спрашиваю
- О вечном…– меланхолично отвечает он
- О вечном противостоянии добра и зла? – уточняю я
- Можно и так сказать — отвечает он
- Понятно – говорю я
- Сева, как ты думаешь, сколько стоит этот бар? – неожиданно переводит он взгляд на меня
- Не знаю – пожимаю плечами – Думаешь купить?
Макс почесал подбородок и начал загибать пальцы.
-Надо рассчитать, сколько времени он будет окупаться… Вот смотри, если взять кредит на три миллиона скажем под двенадцать процентов, арендовать помещение, купить кофеварочные машины в рассрочку, нанять таджиков….
Мой размякший от алкоголя и музыки мозг мгновенно отключается. Кредиты, проценты, таджики… Нет, так хорошего бара не сделаешь, важна атмосфера, музыка, люди. Это первично, первично во всем, начиная от бара и заканчивая государством. Но с Максом тяжело спорить, в голове у него встроен калькулятор. Он посчитает, обоснует, разобьет любую точку зрения, если ему дать цифры. В пятом классе он спокойно перемножал трехзначные числа в уме.
- Загляну в уборную – встаю из-за столика – Пока твои таджики делают клубничный мохито в твоем культовом баре.
Макс удивленно смотрит на меня, не оценив иронии. С юмором у него проблемки, слишком серьезен Максим Сокол.
-Ну ты баран…– догоняет он и смеется – Иди проссысь, мечтатель. Миром правят прагматики. Таджики в пять раз дешевле и в десять раз производительнее русских.
-Расскажи об этом Егору, он три года работает здесь барменом – ржу я – Или вон тому лысому Геббельсу – киваю я в сторону юного нацика — Уверен, они оценят твой научный подход.
Макс усмехается. Я оставляю полупустой стакан виски на крае стола и пробираюсь сквозь тесно расположенные столики к туалету. Диджей хуячит плотный драм на своих пластинках, но уши привыкли и с трудом отделяют шум вечера от грохота колонок мощностью четыреста ватт.
На подходе к кабинкам толпа, я пристраиваюсь куда-то сбоку очереди. Накурено так, что невозможно дышать. Толпу развлекает здоровенный казах. Или бурят, по азиатам всегда сложно сказать с первого раза. “Девушка, девушка, куда же вы так торопитесь, мы еще не поговорили о театре” – громко говорит он девушке, пытающейся под шумок проскользнуть в свободную кабинку. “Девушка, девушка, постойте, мне кажется, вы меня избегаете…”.
Очередь осторожно смеется, худой кучерявый чел в кедах на босу ногу и вытертой футболке с военным лозунгом времен Черчилля “Keep calm and carry on” достает косяк и чиркает зажигалкой. Терпкий запах травы рассеивается вдоль толпы. “О, топливо прибыло…” – радуется шумный казах-бурят. “Братиш, поделись с друзьями…”. Кучерявый затягивается несколько раз, обводит толпу немигающими стеклянными глазами и передает закрученную папиросу.
Казах делает несколько хапок, глаза его окончательно превращаются в щелочки. Запах мочи смешивается с каннабисом, у меня начинает кружиться голова. Прислоняюсь к стенке, в голове крутятся фрагменты каких-то недодуманных мыслей, обрывки фраз. Иметь свой бар, каково это? Приходить рано утром, протирать барную стойку, медленно мыть стаканы, жарить яичницу с беконом на завтрак, заправлять воду в кофемашину, открыть настежь двери, здороваться с завсегдатаями и первыми посетителями, выбирать диджеев и концертную программу на вечер… Своя вселенная… Если собрать интервью с владельцами оригинальных баров, может получиться отличный репортаж. Иметь свой бар – это же настоящий дзен, философия и все такое.
Очередь доходит до меня, юркаю в кабину и неспешно освобождаю мочевой пузырь. Относительная тишина действует отрезвляюще, тщательно мою лицо холодной водой и рассматриваю себя в зеркале. На меня с удивлением смотрит какой-то тощий голубоглазый хмырь. Нет, не может быть, это не я, это кто-то другой. Если долго смотреть на себя в зеркале пьяным – можно сойти с ума. Всеволод Разгуляй, неудачливый журналист, начинающий алкоголик, человек сомнительных моральных качеств корчит рожи самому себе в туалете бара “Пироги ”. Картина маслом.
Кто-то громко стучит в дверь. Пора выходить. Неспешно открываю, делаю невозмутимое лицо и прохожу обратно в зал. Вроде слегка попустило. Вечер медленно катится к финалу. Я нахожу свой стакан с виски, сажусь возле спящего Степана и тоже прикрываю глаза. Музыка работает в затихающей фазе, отчаянные тусовщики покидают танцпол. Медленно наступает стадия релакса. Феликс продолжает ворковать с милыми девушками, вязкая сонливая атмосфера окутывает столики с полумертвыми телами.
И вдруг резко что-то меняется. Звон разбившегося стакана, короткий легкий крик “сука” и все на секунду замирает. Далее — ускоренная съемка…