|
Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Кино и театр:: - Это. Часть перваяЭто. Часть перваяАвтор: goos Проба пера в жанре классического ужастика класса B.Рассказ на лит. дуэль, поэтому, если не в лом, черкните пару слов. Что не так? Дождь стоял сплошной стеной, и Марк промок до нитки, пока бежал от машины до двери. Лужа оказалась глубже, чем ожидалось, и туфли наполнились ледяной водой. Оказавшись под навесом, Марк нашёл на стене кнопку вызова и нажимал её, пока дверь не открылась. Ему открыл высокий, худой, как жердь, мужчина с недельной щетиной на лице. Не виске ещё виднелся след от складки на наволочке. Он кутался в плед и переминался с ноги на ногу, словно пытаясь засунуть ноги поглубже в тапки. — Чёрт! – выругался он. – Три часа ночи. Что вам не спится? Мужчина потёр пальцами заспанные глаза, недовольно осмотрел Марка, словно оценивая, пускать его или нет и, наконец, отошёл в сторону, пропуская гостя внутрь. — Неужели до сих пор льёт? Не залатали дыру в небе? С утра зарядил. Может, уже потоп начался, а нас не предупредили? Проходите. Марк пошёл к стойке, оставляя за собой мокрые пятна на полу. — Вам номер? Любой на выбор. Снимайте плащ, сейчас я вам сделаю кофе. — Нет, спасибо. Мне не нужны ни номер, ни кофе. — Тогда какого чёрта… Марк ткнул под нос портье жетон и представился. — И охота вам в такую погоду посреди ночи… — портье зашёл за стойку и включил настольную лампу. – Я уже обрадовался, что постояльцы. Говорите. Марк достал из кармана фото. — У вас останавливался этот человек? Портье напялил на нос очки, взял карточку, поднёс ближе к свету. — Да, он и сейчас здесь. Сейчас посмотрю. Он открыл журнал и, водя пальцем по записям, прочитал: — Сид Финк. Вселился сегодня, то есть уже вчера, в одиннадцать сорок три утра. Номер восьмой. Оплачено за сутки. Только он выглядит не совсем так, как на фото. Сейчас он похож на зомби, которого переехали фурой. — В смысле? — Не очень хорошо выглядит. Скажите по секрету… думаю, мне нужно знать…он маньяк? Беглый преступник? Сумасшедший? Зачем вы его ищете? — Он мой зять. — Ладно. Понимаю. Не моего ума дело. Дать вам второй ключ? — Нет, я думаю, он откроет мне и так. Спасибо. Не подскажете, где восьмой номер? Они вернулись к двери, вышли на улицу. — Вон, видите, единственное окно, где горит свет. Будьте осторожны. Может, стоит вызовете подмогу? Могу позвонить шерифу. Тот парень явно не в себе. — Повторяю, это мой родственник, — отрезал Марк. — Ну, вам виднее. Удачи. Портье скрылся за дверью, а Марк стоял, глядя на размытую пеленой дождя неоновую вывеску на крыше мотеля. Он не знал, как поступить с Сидом. Просто пристрелить – слишком лёгкая смерть для такого говнюка. Арестовать – непредсказуемость юридического аппарата может отпустить его на все четыре стороны. Пытать, ломая отдельно каждую косточку, срезать полосами кожу, выколоть глаза, вырвать ногти и кастрировать – бред, вызванный яростью, которая погасла, остыла. Месть – блюдо, которое нужно подавать холодным – так говорят? Но Марк не знал теперь, что делать с этим деликатесом. Хотелось просто сесть в машину и уехать, гнать по сочащейся дождём трассе, не думая ни о чём. Всё равно Линду уже вернуть. Он ступил прямо в лужу, погрузившись по щиколотки в воду, и направился к пятну света, расползающемуся по мокрому асфальту из окна номера восемь. Остановился возле двери, достал из кобуры пистолет и постучал. — Сид, открой. Это Марк, — его голос утонул в раскате грома. Молния на мгновенье осветила дверь, табличку с цифрой восемь, глазок, царапину на краске, отпечатав эту картину на сетчатке, как фото, сделанное на «Полароиде». Дверь открылась, и ослеплённый молнией, Марк пару секунд видел только чёрное пятно с сияющей восьмёркой посредине. Потом проявилось лицо Сида. — Заходи, — сказал Сид, и сразу же развернулся и пошёл вглубь комнаты, сел в кресло, вытянув ноги. Марк зашёл, наставил на Сида пушку, но поняв, что не сможет выстрелить прямо сейчас, опустил руку. — Зачем ты приехал? – спросил Сид. – Не нужно было приезжать. Как ты меня нашёл? — Ты забыл, где я работаю? — Всё тщетно. Марк иначе представлял эту встречу. Всё, что угодно – крики, мольба, угрозы, драка. Какие-нибудь эмоции, которые спустят курок в голове Марка, и он уже в свою очередь покончит с этим уродом раз и навсегда. Но Сид просто сидел в кресле, уставившись в серый свет, льющийся из экрана телевизора. Сид выглядел ужасно – синие круги под воспалёнными, слезящимися глазами, впалые щёки, кожа лица цвета серой глины, волосы всклокоченные, и пустой взгляд. Он действительно напоминал зомби из «Рассвета мертвецов». — Что тщетно? – спросил Марк. — Садись, — Сид кивнул на кровать. – Здесь больше нет ни кресел, ни стульев, да и спать я всё равно не буду. Так что, не стесняйся. Угощайся. Сид протянул бутылку с остатками виски. Марк снял плащ, положил его прямо на пол и сел на край кровати. Бросил взгляд на экран телевизора – там транслировали «Дракулу» с Лугоши в роли вурдалака. — Сид, что с тобой? Сид отпил из горлышка, закашлялся. — Что со мной? Со мной всё кончено, Марк. Ты любишь фильмы ужасов? Знаешь, эти все цветные ужастики с кровью из кетчупа – полная чушь. Вот, — кивнул он в сторону телевизора, — это ужастики. Чёрно-белые, чёрно-серые, чёрные. И не важно, что там показывают, не важно, как играют актёры. Ужас не может быть цветным. Ты зря приехал. Зря. — Что ты несёшь, сукин сын? Какие ужастики? Зачем ты убил Линду? Как ты мог? Ты знаешь, что я приехал, чтобы вынести тебе мозги? И я сделаю это, не сомневайся. Как ты мог? – Марк еле сдержался, чтобы снова не наставить на Сида ствол. — Ты опоздал, парень. Я уже мёртв. Осталось разобраться с телом, — Усмехнулся Сид. – Я не убивал её. Я уверен в этом. На девяносто девять процентов. Я пытался спасти её. Я любил её. Но ничего не вышло. Как она умерла? Её выпотрошили? Так? Так, я знаю, можешь не отвечать. А на лице осталась гримаса, словно она увидела что-то кошмарное. Самое кошмарное, что только можно представить? Я всё знаю. Сид огляделся, будто пытался найти в комнате убийцу Линды. Глаза его заблестели, губы задрожали. Страх, ненависть, отчаяние, безумие читались в его взгляде, позе, мимике. — Сука! – выкрикнул он и снова обмяк, приложился к горлышку. Марк понял, что у Сида окончательно съехала крыша. Нужно было что-то делать. Не хотелось уже ничего выяснять, не хотелось потакать больному рассудку, не хотелось рисковать; он знал, что психи довольно опасны и сильны. Просто пристрелить, как бешеную собаку. Кисть сильнее сжала рукоятку пистолета. — Марк, я должен рассказать тебе всё. И мне всё равно, поверишь ты или нет. Мне совершенно наплевать на это. Я должен хоть кому-то рассказать. И хорошо, что моим слушателем будешь ты. А потом делай что хочешь. Думаю, я уложусь в полчаса. Потерпи. — Ну, давай. Хотя, мне всё равно, что ты мне расскажешь. Совершенно наплевать. Сид долго не мог прикурить, так дрожали у него руки, наконец, затянулся жадно, будто это был его последний вдох воздуха. — Это случилось неделю назад. В пятницу. Я встретил Дубину Айка, которого не видел лет десять. Ты не знаешь его. Мы с ним работали в одной конторе, он клёвый парень, и нам есть, что вспомнить. В общем, зашли в бар «Синий пират» на Глэм-стрит. Слово за слово, бокал за бокал. Я позвонил Линде, чтобы не искала меня. Ты же знаешь меня, и знаешь её. У нас никогда не было конфликтов из-за этого. Короче, мы просидели там, пока нас не попросили уйти, потому что они закрывались. Не знаю, сколько было времени – час ночи, два. На улицах совсем никого не было, и мы раскурили косяк прямо у входа в бар. И разошлись. Мне до дома пара кварталов. И я побрёл. Не торопясь, разглядывая звёзды на небе. Настроение было замечательное. И тут что-то промелькнуло в подворотне. Знаешь, между книжной лавкой и парикмахерской? Там проход между домами. Две глухие стены и мусорные баки. Я сначала не придал значения, но потом почему-то оглянулся, и увидел чёрное пятно. Просто тень на и так тёмной стене. Я не знаю, что это было. Может, просто померещилось, но мне вдруг стало так страшно, что домой я почти бежал. До дома оставалась сотня ярдов, и я преодолел их быстрее, чем обычно, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Здравый смысл говорил, что никто за мной не гонится, и этот страх – всего лишь плод фантазии, разбуженной ночной тьмой. Но фантазия не особо прислушивалась, и я представлял чёрный силуэт, смотрящий мне вслед, зловещий и уверенный, что мне всё равно никуда не деться, как быстро бы я не бежал. Он уже не прятался в подворотне, а стоял посреди улицы и провожал меня взглядом. У него не было глаз, но взгляд был, это точно. И он прожигал мне затылок. Тогда у него ещё не было ничего – просто пустота, тень, дыра в пространстве, сгусток абсолютной темноты. Вот так романтично. Да. Мне сложно объяснить, что именно меня так напугало. Просто стало страшно, и всё. Без всяких причин. Так я успокаивал себя на кухне. Но жалюзи всё равно закрыл, чтобы ненароком не увидеть в окне заглядывающую тьму. Всю ночь мне снились кошмары. Странные кошмары – зловещая пустота, из которой должно появиться нечто ужасное. Я чувствовал, что оно уже рядом. Вот-вот, и оно выскочит, и от одного его вида у меня разорвётся сердце. Но оно всё не появлялось. А я всё ждал и ждал, не имея сил пошевелиться. Самые страшные кошмары – это те, от которых не можешь проснуться и закричать, сбросить их с себя и вернуться в милый дом, в которых проходишь до конца весь ужас, и потом забываешь. Память стирает их, но не подсознание. И от них потом свинцовый привкус во рту и следы от впившихся ногтей на ладонях. И утром я проснулся всё с тем же страхом. Он прилип ко мне и никак не отпускал. Линда уехала в город, а я всё лежал в постели, пытаясь понять, что же меня так напугало. Эта фигня из подворотни никак не выходила из головы. Всякая банальность вроде вампиров, злобных инопланетян, древних духов, оборотней и прочей нечисти отвергалась. Нет, эти картонные заезженные в фильмах и книжках в мягком переплёте герои находились в области страшилок для подростков. Это должно быть что-то по-настоящему зловещее и непобедимое – идеальное зло. Жуткое до помутнения разума, сплетённое из самых невероятных сокровенных кошмаров, о которых даже не пытаешься рассказывать кому-либо, чтобы не вызвать их к жизни. Я пытался облачить это в какую-нибудь форму, придать ему личностные черты, но в памяти всплывало только чувство неконтролируемого страха. Сигарета совсем истлела в руке Сида, палочка пепла осыпалась к его ногам. Он сделал ещё глоток виски. Марк слушал краем уха, в ожидании, когда Сид выговорится. Не хотел ему мешать. Пусть это будет предсмертной исповедью. Пусть говорит. Перед глазами стояла сестра Линда. Белокурая, со вздёрнутым носиком и голубыми глазами, в синем ситцевом платье из детства. Он пытался удержать этот образ, но лицо Линды постоянно менялось, глаза расширялись, рот открывался в немом крике, превращая её в Линду с фотографии, которую ему показал детектив. В мёртвую Линду, лежащую в луже крови с выпущенными наружу внутренностями. Он закрывал глаза, стряхивал этот образ, чтобы снова и снова наблюдать жуткую метаморфозу. — Марк, — сказал Сид, — ты меня слушаешь? Марк утвердительно кивнул, взмахнул рукой, мол, продолжай. — Так вот, я так и не смог отогнать эти мысли и с ужасом ждал вечера. Днём все мои страхи были лишь в голове, но вечером, когда стемнеет… Почему-то я был уверен, что этим всё не закончится. Так оно и случилось. Линда всё пыталась выяснить, что со мной случилось, но я сослался на недомогание. Когда она уснула, я пошёл на кухню, где выпил полбутылки бренда. Мне нужно было отвлечься. Спать я тоже боялся. Боялся, что снова придут сны о пустоте. И бодрствовать тоже было страшно. В каждой тени мне мерещилось это. Я даже назвал его, или её, или чёрт знает что оно там – Это. Оно получило имя. И меня тянуло увидеть, хоть краем глаза рассмотреть, чтобы понять причину страха. И я не сдержался – раздвинул жалюзи и выглянул на улицу. И что? Я добился своего. Я увидел. Чёрный, совершенно чёрный силуэт стоял на газоне перед окном. Я не успел ничего рассмотреть, потому что…во-первых, я чуть не потерял сознание. Я упал на пол и…мне даже не стыдно в этом признаться… я обосрался. Навалил полную пижаму дерьма. Это и спасло меня от помешательства. Мне пришлось идти в ванную, мыться, отстирывать штаны, поливать кухню освежителем. Но всё равно, мысли все были там, на долбаном газоне. Ты никогда не задумывался, что почувствуешь, если вдруг столкнёшься с чем-то действительно ужасным, необъяснимым, нереальным, потусторонним, не оставляющим тебе ни единого шанса? Теперь я знаю – сначала ты обосрёшься. А потом уже умрёшь. Я стал разговаривать с ним. То есть, бормотал под нос текст, предназначенный Этому. Что-то типа «пожалуйста, прошу тебя, оставь меня в покое». Я умолял его, я мысленно ползал у его ног, прося о пощаде. Я вспомнил всех моих соседей, посылал Это к ним, пусть заберёт кого угодно, только оставит меня в покое. И потом, измотанный до предела, уснул прямо на полу кухни. - Зачем ты мне всё это рассказываешь? – перебил Сида Марк. – Что за ахинею ты развёл? Ты что, усыпить меня собрался? Время тянешь? Сид, по-моему, ты просто псих, и у тебя с головой непорядок. Мне не интересно, как именно ты наложил в штаны. Я всегда знал, что ты настоящий засранец! Ты никогда мне не нравился. Что только Линда нашла в тебе? Я говорил ей…говорил…а она не послушалась… Знаешь, я не собираюсь это слушать. Прощай, Сид… Марк поднял пушку и наставил на Сида. Но у того не дрогнула ни одна мышца на лице. Казалось, ему было совершенно всё равно, пристрелят его или оставят в живых. - Давай, Марк, — сказал Сид равнодушно, — только сделаешь мне одолжение. Но никогда не узнаешь, как умерла Линда. Никогда. Никакая экспертиза это не прояснит. Ты же за этим приехал. Ты уже который раз наставляешь на меня пушку, и ни разу не выстрелил. Кишка тонка? Тогда просто сиди и слушай. Теги: ![]() -2
Комментарии
#0 18:31 12-05-2013goos
херня, уже переписал наново..половину героев стёр из памяти, короч, не знаю, что с этим позором делать. "Это" вроде усеченного "Оно" Кинга. Эффект тоже усеченный Усеченным бывает конус. А Оно только обрезанным Масоны обрезали Оно и обратили против неиудейского мира? Это уже интереснее это первая часть..предполагалось так..но, короч, если бы я мог это удалить,ябы удалил Нет уж. Теперь пиши продолжение. Что я зря читал штоле? Я выложу переписанный, кастрированный вариант. Надеюсь, по-хорошему кастрированный. Без Марка Фигасе. А Марка сам будешь юзать в одно рыло? Это не по-товарищески как-то момент с освещённой грозой восьмёркой как из комикса нарисовался. Штамп типа, а меня приколол. чё так все боятся штампов? Они для того и созданы, чтобы ими пользоваться. Это всё равно,что бояться молотка и забивать гвозди булкой с маком..зато оригинально А марку, короч, пипец..Я забыл написать,что он таки уснул на кровати, и Сид трахнул его и сожрал Согласен. И отглагольные рифмы надо уже узаконить! Хватит! Намучились! гггг интересная версия насчёт штампов Как это - трахнул Марка? Это же за гранью? Еще скажи, что в жопу Я согласна насчет штампов с автором. Штампы также можно и создавать. *Как это - трахнул Марка? Это же за гранью? Еще скажи, что в жопу* Нет, не в жопу конечно,что ж от совсем, что ли? В карман Ну тогда совсем другое дело! А то я уже огорчился было они ж почти родственники. им в жопу вера не позволяет. а про карман в библии ничё не сказано. Я сам библию не читал, но не исключаю, что про карман там тоже есть тогда карманов не было не придумали А в чем они семки хранили? в кулёчках из старых газет В фунтиках, свернутых из газеты "Гудок"? да, Гудок - первая газета еврейского пролетариата А это повесть про евреев штоле? Я думал, про обычных людей имя Марк разве не насторожило, и фамилия Цукерман? кстати, нашёл сейчас в Википедии - газета Гудок была специально создана для семок. И формат был подогнан к идеальному для скручиванию фунтиков Я думал, что Цукерман - это для прикола нет, это его настоящая фамилия. он мне паспорт показывал. израильский А зачем ты смотрел в этот вражеский паспорт? Там всякого могут понаписать я же таможенником работаю на укринско-израильской границе Ощупываешь евреев и хохлов? Чем все закончится, автор? Они спустятся в канализацию, обнаружат Это и убьют его? Найдут его ахиллесов карман? Будут танцевать под хава-нагилу? *Ощупываешь евреев и хохлов?* Евреек и хохлушек,а у евреев и хохлов только паспорта смотрю Владимир Павлов, нет, конечно, зачем в канализацию? они же не сантехники..они просто сдохнут. и всё. короч, сегодня допишу, вышлю. Еше свежачок
В задумчивости — мы ли это были?
Я проведу придирчивой рукой По клавишам под паутиной пыли, Чтоб хрустнул мой фарфоровый покой. Они расстроены, как зеки без прогулки, Что Шнитке, что Чайковский — всё не в масть. Воткнулись в бок мне в тёмном переулке Все ноты разом.... Понур, измотан и небрит
Пейзаж осенний. В коридорах Сквозит, колотит, ноябрит, Мурашит ядра помидоров, Кукожит шкурку бледных щёк Случайно вброшенных прохожих, Не замороженных ещё, Но чуть прихваченных, похоже. Сломавший грифель карандаш, Уселся грифом на осину.... Пот заливал глаза, мышцы ног ныли. Семнадцатый этаж. Иван постоял пару секунд, развернулся и пошел вниз. Рюкзак оттягивал плечи. Нет, он ничего не забыл, а в рюкзаке были не продукты, а гантели. Иван тренировался. Он любил ходить в походы, и чтобы осваивать все более сложные маршруты, надо было начинать тренироваться задолго до начала сезона....
Во мраке светских торжищ и торжеств Мог быть обыденностью, если бы не если, И новый день. Я продлеваю жест Короткой тенью, продолжая песню. Пою, что вижу хорошо издалека, Вблизи — не менее, но менее охотно: Вот лошадь доедает седока Упавшего, превозмогая рвоту.... 1. Она
В столовой всегда одинаково — прохладно. Воздух без малейшего намёка на то, чем сегодня кормят. Прихожу почти в одно и то же время. Иногда он уже сидит, иногда появляется чуть позже — так же размеренно, будто каждый день отмеряет себе ровно сорок минут без спешки.... |


