На грани

Автор: Скорых Дмитрий — Эй, Сопливый, скажи что-нибудь в камеру?

— Чего тебе сказать? – Сопливый появляется на экране телефона. Маленький, тщедушный, на голове красная панама с эмблемой «Спартака», щурится на солнце и шмыгает носом.

— Не тупи, говори давай.

— Ну, не знаю. На вышку полезем. Стремно… — за его спиной плотными рядами тянуться гаражи, а уже за ними стоит березовый лес.

— Так, — перевожу мобильник на остальных. – С тобой, Сопливый, все ясно. Еще кто-то желает высказаться?

Бородач Фео, Олька и Санек кучкуются в сторонке. Разложили рюкзаки на земле и о чем-то переговариваются. У Фео во рту неизменная сигарета, без которой его просто невозможно представить. Курит он постоянно, говорит, это помогает ему лучше соображать. Весьма сомнительный довод, как мне кажется. Я, например, дымлю, потому что нравится и не заморачиваюсь на сей счет. Олька улыбается и машет мне, широко растопырив пальцы. На ней яркая розовая кофточка с капюшоном и светлые, обтягивающие джинсы. Если бы не она, никогда бы не связался с такой компашкой. Жаль, что не отвечает взаимностью, но это только пока. Сегодня я рассчитываю произвести на нее впечатление.

Санек пьет минералку из маленькой прозрачной бутылочки. Из пацанов он самый нормальный. Он спортсмен и болеет, как и я, за «ЦСКА», а не как Сопливый за «мясо»*. Санек в отличие от этого неудачника настоящий «конь»**, крепкий, здоровый, у него даже хвост имеется до самых лопаток. Если распустит волосы, будет похож на очень страшную бабу.

— Я скажу, — Фео делает глубокую затяжку, – Итак, на правах старшего, хочу объявить: друзья, те, кто сейчас со мной и те, кто увидит эту запись потом, попивая пивко и называя нас свихнувшимися, потерявшими страх идиотами…

— Ближе к делу, — обрываю его я.

Если не заткнуть умника вовремя, будет чесать языком до самого вечера. Мнит себя крутым писателем и революционером, выкладывает свой неформальный бред в интернет и считает, что таким образом имеет самое прямое отношение к современной литературе, а по мне, так просто обычный бухарик, который любит приковывать к себе внимание.

— Как скажешь, оператор, — хмыкает он, щелчком отправляя бычок в кусты. – Итак, сегодня мы находимся в славном городе Электросталь, для того, чтобы сделать большое дело. Большое в прямом смысле этого слова. Вон там, — Фео делает жест в сторону леса, — находятся знаменитые, я бы даже сказал культовые сооружения. Это давно заброшенные радиовышки. Всего их шесть. В среднем высота каждой двести пятнадцать метров, тринадцать огромных пролетов. Так вот, поборов страх и отбросив сомнения, я и мои друзья совершим эпическое восхождение на одну из них. Запасайтесь попкорном и вдохните побольше воздуха, так как скоро вы увидите такие пейзажи, от которых ваше сердце сожмется до размера грецкого ореха и будет колотиться, как у маленького, трусливого зайца. Так же в программе нашего мероприятия запланирован лично мой выход с самой высокой платформы на балку без страховки. Так что, мальчики и девочки, впереди вас ждет настоящее приключение!



* Мясо – прозвище «ФК Спартак»

** Кони – прозвище «ФК ЦСКА»



— Все, достаточно, — я убираю телефон в карман.

Фео разочарованно на меня смотрит. Ага, только разошелся, но уж извини, брат, память на флешке не резиновая, и придется красноречие попридержать. Нет, но выглядит он и правда чудно. Косматый, с бородой, в черной футболке с надписью «Когда мне хочется услышать что-нибудь умное, я начинаю говорить» и серых длинных шортах, из которых выглядывают белые волосатые ноги. Фео вообще весь волосатый, как баран. Если взять машинку и как следует над ним поработать, шести наберется немеренно.



Идем через лес. Деревья вокруг толпятся, как на митинге. Дышится как на сеансе ароматерапии. Тропинка широкая, видно, что ей часто пользуются. Летом сюда, на вышки, народ слетается, как птицы на хлеб. Я стараюсь держаться поближе к Ольке, развлекаю ее забавными историями, подкалываю Сопливого и его несчастный «Спартак», короче, стараюсь быть на виду. Фео несет какую-то околесицу про необходимость свержения настоящего правительства и необходимые стране реформы. Тоже мне, Ленин нашелся. Санек идет рядом с ним, слушает явно в пол уха и иногда позевывает, запрокидывая назад голову. Хвост его при этом болтается, как шнурок на заднице ослика Иа. Впереди над деревьями возвышается первая вышка, огромная, как две ракеты, если их поставить друг на друга. Просто дух захватывает, когда на нее смотришь.

— Оль, не передумала еще туда лезть? – обнимаю ее за плечи. Она не вырывается, как шла, так и идет. – Спорим, дальше пятого пролета не поднимешься?

— Ты сам-то сначала поднимись, — бубнит Сопливый. Недоделок, похоже, пытается реабилитироваться за последнее дерби, проигранное его «поросятами» в пух и прах.

Ну уж нет, после такого позора тебе теперь никак не отмыться, мой некомпетентный в вопросе выбора любимой команды друг. Возле одной из берез стоит огромный мухомор. Ярко-красная шляпка блестит, как сигнал светофора. Глазам не могу поверить, что за удача!

— Вот-вот, — хохочет Олька, — здесь, внизу все смелые.

Отпускаю ее и бегу срывать гриб. Несмотря на жару, он холодный и склизкий на ощупь. Олька, Фео и Санек остановились и с интересом смотрят на меня, Сопливый так вообще втянул голову в плечи, будто замерз, и топчется на месте, видимо почуял неладное. Что ж, правильно почуял.

— Смотрите, кого я нашел, — возвращаюсь, держа мухомор на ладони. – Узнаете?

Олька прыскает, закрывая рукой рот, Санек глупо улыбается, демонстрируя лошадиные зубы, Фео как всегда не врубаясь, в чем прикол, поднимает брови и удивленно таращится. Это он только строит из себя умника, на самом деле ассоциативного мышления у него никакого. Сопливый хмурится и сопит. Будь его воля, он бы наверняка избавился от красной панамы, но тогда даже Фео бы сложился от смеха.

— Брат мой, — блею тоненьким голоском я. – Брат мой, Сопливый, я так долг тебя искал. Я шел через леса, карабкался через горы, пересекал реки и моря, чтобы увидеться с тобой, — тычу мухомором ему в рожу, упиваясь собственным триумфом. – Давай обнимемся, я хочу…

Сопливый выбивает гриб у меня из рук. Мухомор падает на землю по частям, отдельно шляпка и ножка. С удовольствием бы сделал с этим козлом тоже самое, сбил бы к чертям его поганую панаму.

— Может хватит херней страдать? – боже, да придурок уже чуть не плачет.

— Интересно, — закидываю очередную удочку я, — а бывают сопливые грибы.

— Не знаю, может быть, и бывают, — Олька поправляет лямки рюкзака. — Я слышала, есть сморчки, волнушки, а во Франции вообще трюфели.

— Нет таких сопливых грибов, — серьезно говорит Фео. – Пошлите уже, вышка ждет. Смеяться потом будем.

— Ты не переживай, это я так, шучу просто, — кладу руку на плечо Сопливому. – А то аж побледнел весь. Не бери близко к сердцу.

— У меня имя есть, — дуется он и одергивает руку.

Ловлю себя на мысли, что не помню, как его зовут.

— Да ладно, уже так привык тебя называть, — примирительно говорю я. – Если бы ты еще не сопел каждые пять секунд, тогда…

— Я серьезно, еще раз назовешь меня «Сопливый», пожалеешь, — смотрит с вызовом, щеки надул, ну просто старичок-боровичок.

— Ребят, не ссорьтесь, — Олька вклинивается между нами. Вовремя, надо сказать. Совсем чуть-чуть, и я бы ушатал недомерка.



Толпимся у подножия вышки, надевая перчатки, приободряя друг друга и настраиваясь на подъем. Официально она считается второй. Фео сказал, что на первую лезть не стоит, так как качка на ней самая зверская, да и сама вышка, говорят, не надежная. Я достаю телефон и начинаю снимать. Прошу Ольку изобразить ужас.

— Ну как тебе вышка?- беру ее в кадр.

— Огромная, просто кошмар! – она подходит к основанию вышки и берется за металлический каркас. – У-у-у, страшно!

— Боишься?

— Бою-ю-ю-сь! – Олька смешно надувает щеки, обхватывает голову руками и качается как кукла-неваляшка.

— Про спор не забыла?

— А на что спорим?

— С тебя поцелуй, — с ходу выдаю я.

— С языком? – уточняет она.

— А как же! Поцелуй с языком на такой высоте – это круто!

— Ладно, тогда с тебя… — она делает паузу, обдумывая свои условия, — триста рублей мне на новую помаду.

— Фу, как пошло, — встревает Санек. – Я бы с него тысячу потребовал.

— Идет, — соглашаюсь я, пока она действительно не прислушалась к его совету.

— Можешь уже денежки готовить.

— Ага, а ты можешь пока язык разминать.

Узкая лестница, словно артерия тянется вверх через весь каркас вышки. Первым лезет Фео, за ним Санек, потом Олька. Сопливый уже готов карабкаться следом за ней, но я его опережаю. Пускай тащится последним, там ему самое место.

Первый пролет проходим нормально. Я даже делаю небольшую остановку, чтобы запечатлеть олькину задницу. Что и говорить, она того стоит. Сопливый сразу начинает бубнить, поторапливая. Молча игнорирую его, пока Олька не поднимается слишком высоко, затем лезу дальше. На втором пролете уже ощущается высота. Деревья внизу становятся все меньше и меньше. Я стараюсь ни о чем не думать и смотрю только на перекладины лестницы перед собой.

На площадке делаем перекур. Здесь так мало места, что лучше особо не двигаться, чтобы ненароком кого-нибудь не столкнуть.

— И зачем только такую махину построили? – опасливо поглядывая вниз, спрашивает Олька.

— Как за чем? В свою время отсюда шли радиотрансляции на весь мир, — покусывая фильтр сигареты, объясняет Фео. – Это сейчас у нас есть Останкино, а раньше такие вышки были просто необходимы.

Я читаю надписи, оставленные прошлыми верхолазами. В основном это нехитрые «здесь был …», но попадаются и довольно оригинальные сообщения, например: «если спущусь отсюда живым – курить брошу», или «если ты это читаешь, значит, ты такой же псих, как и я, не останавливайся – дальше будет еще веселей». Что ж, будем надеяться.

Лезем дальше. Становится ветрено. Я решаю немного поразвлечься и спрашиваю Сопливого:

— Слышь, а у тебя девушки вообще были?

— Тебе не все равно? – отзывается снизу он.

— Просто, если не было, будь поосторожней, держись крепче, а то так и помрешь девственником.

— Да пошел ты!

И тут происходит настоящее чудо, с его головы сдувает панаму. Этот кретин даже не догадался ее снять, так и лез все время, сверкая за километр красной башкой. Вид у Сопливого такой, будто он только что продал душу дьяволу.

— Лови ее! – угораю, сам едва не срываясь. Рука соскальзывает с перекладины, и я изо всех сил прижимаюсь к лестнице всем телом.

Сопливый орет какие-то проклятия, но я не разбираю слов, а лишь наблюдаю, как панама планирует по воздуху, словно бумажный самолетик. Высота тут, конечно, страшная. Надо бы быть аккуратней.

На четвертой площадке огромная белая надпись, от которой всем становится немного не по себе: «О черт!!! Да, я люблю его! А он внизу и ничего об этом не знает!..» Интересно, а не сиганула ли эта деваха от несчастной любви с самого верха, после того как оставила послание?

— Фео, ты не знаешь, а отсюда кто-нибудь падал? – глядя на завораживающую панораму Электростали спрашиваю я.

— Да был пацан какой-то, — неопределенно отвечает он. – Там, — кивает от наверх, — про него написано. Помним, скорбим, и все в таком духе.

Сопливый судорожно сглатывает. Без панамы он кажется еще меньше и тоньше, как гриб с отбитой шляпкой. Смотрю на Ольку, пытаюсь понять, каковы мои шансы выиграть спор. Ее глаза широко открыты, на лице возбуждение, больше похоже на радость, чем на страх. Видимо, придется раскошелиться, что тоже неплохо. Будет повод зайти к ней в гости.

На следующей площадке признаю поражение и поздравляю Ольку с победой. Пацаны тоже присоединяются, особенно старается Санек. Не пойму, он что, к ней тоже неровно дышит? Достаю телефон и снимаю панораму. Красотища неописуемая! Дух захватывает. Огромный пруд возле парка отсюда размером с небольшую лужу, а деревья, как мох. Сам же город, словно собранный из кубиков «лего», указательным пальцем можно накрыть целый район.

Ворона, широко распахнув крылья, летит над лесом. Завидую ей, такие виды у птиц каждый день перед глазами. Перевожу телефон на Ольку: строит забавные рожицы и показывает язык. Демонстрирую обиду за проигранный спор и убираю телефон в карман. Лезем дальше.

Что-то вышку уж очень сильно начало качать. Ветер задувает в уши, гудят металлические конструкции, сердце бьется в учащенном ритме, как после длинного марафона, руки нестерпимо болят. Уже более получаса карабкаемся вверх, а все не видать конца и края. Вид олькиного зада, правда, существенно греет душу и помогает немного расслабиться, но все равно тяжело.

— Оль! – пытаюсь перекричать ветер я. – И почему ты юбку не одела?

— А чтобы вы, мальчики, спокойней были и с лестницы не попадали, — смеется в ответ она.

— Сопливый! – я смотрю вниз. – Не устал?

— Нет.

— Знаешь, чем ты отличаешься от Незнайки?

— Отвали.

— Он такой же мелкий, но хотя бы в панаме.

— Очень смешно.

Ближе к концу вышка перестает шататься. Высота уже не пугает, к ней все давно привыкли. Наоборот, появляется пьянящее желание прыгнуть вниз и лететь, подгоняемым ветром, над лесом и домами, как дельтаплан. Я смотрю на соседнюю вышку. Кажется, по ней тоже кто-то карабкается. Впрочем, приглядевшись, понимаю, что показалось. А жаль, неплохо было бы увидеть единомышленников, крикнуть им что-нибудь, помахать рукой, или продемонстрировать средний палец, хотя вряд ли его можно разглядеть с такого расстояния.

«Жизнь удалась!», «я на вершине мира!», «хочешь стать крутым парнишкой, залезай на эту вышку» — вот он – финиш! Мы это сделали. Последняя площадка. Располагаемся на ней поудобнее, делимся впечатлениями, снимаем перчатки, рассматривая стертые ладони. Олька визжит, поднимая вверх руки, Фео достает из рюкзака бутылку шампанского и пластиковые стаканчики. Ба-бах! Пробка летит вверх над нашими головами, затем ее ветром уносит в сторону, и мы смотрим, как она падает, постепенно скрываясь из виду.

Ненавижу шампанское, но тут оно пьется совсем по-другому. Настоящий вкус свободы. Кислый и терпкий, как сама жизнь.

— Как тебе, Соплипый, — снимаю его рожу крупным планом. – Двести метров – это не шутка, да?

— Двести пятнадцать, если быть точным, — встревает Фео. Ветер нещадно треплет его космы, от чего чувак становится похожим на капитана корабля, попавшего в шторм.

Сопливый молча отворачивается, кладет руки на ограждения и плюет вниз. Едва сдерживаюсь, чтобы не отвесить ему хорошего пинка.

— Господа, а теперь внимание! – Фео перебрасывает ноги через ограждения и становится на металлическую балку, уходящую метра на два от площадки, где мы стоим. – Исторический момент, смертельный номер, — вещает он. – Сейчас я сделаю выход над пропастью!

— Давай, мужик – вперед! – хлопает в ладоши Санек.

— Осторожней, — хнычет Олька.

Пользуясь моментом, я встаю рядом с ней, продолжая снимать. В голову лезет нехорошая мысль, что я сейчас вполне могу запечатлеть чужую смерть. Отгоняю ее, как надоедливую муху. Фео, словно канатоходец, балансирует на балке, пробираясь вперед маленькими шажками. Зрелище, прямо сказать, не для слабонервных. А если учесть, что я и сам собираюсь проделать подобное, так вообще капец.

Возвращающегося Фео принимаем, как героя, так же наверно встречали когда-то Гагарина. Санек помогает ему перелезть обратно. Сопливый, вылупив от страха глаза, тоже тянет худосочные ручонки.

— Блин, ну ты вообще, охренеть просто, — лепечет недоделок. – Как ты это сделал?

— Главное вниз не смотреть, — отшучивается Фео. Вид у него до тошноты предовольный.

Пока все заняты нашим бородачом, подкрадываюсь еще ближе к Ольке и сую ей телефон. Шепчу на ухо: «снимай» и иду к балке. Сказать, что от одного вида жалкого «мостика», уходящего прямиком в бездну, я едва не навалил в штаны – это ничего не сказать. Первой мыслью было: «какого хрена мне это надо?», второй: но бородач же это сделал, а он не мастер спорта по альпинизму и не Брюс Уилис, которому вообще все по фигу», и только потом я кое-как перекинул дрожащую ногу через ограждение и ступил на балку. Мои спутники, поглощенные успехом Фео сначала ничего не заметили, а потом я услышал, как закричала Олька (ну да, она же меня на телефон снимала), которой этот номер и был предназначен. Вскоре спохватились и пацаны.

— Эй, куда поперся? – раздался голос Санька. – Ты же на вышке первый раз. Разобьешься, твою мать!

— Спокойно, девочки, — как можно смелее кричу в ответ я, медленно опускаясь на балку, так, чтобы она оказалась между ног, – авось не свалюсь, — обхватываю ее ляжками и ползу, словно гусеница по ветке.

Ощущения фантастические. Внизу все как будто нарисованное на бумаге, реальная карта города в нереально большом масштабе. Я как космонавт в открытом космосе. Еще бы скафандр для полного соответствия или хотя бы шлем, а то уши уже просто горят от ветра. Доползаю до середины и делаю попытку встать. Не тут-то было. Ноги совсем не слушаются. Трясусь, как в паркинсоне и ничего не могу с собой поделать. Позади слышу какую-то возню, оборачиваюсь и не верю собственным глазам. Сопливый, балансируя на балке движется ко мне на полусогнутых. Его глаза блестят, словно стеклянные, а на лице застыла дьявольски-безумная улыбка. Пацан, походу, совсем рехнулся. Остальные пытаются его остановить, но куда там.

— Потанцуем? – орет этот псих, неумолимо приближаясь.

Балка шатается, глаза слезятся, язык словно прирос к небу, и я даже не могу крикнуть, чтобы он отвалил, получается только какой-то неопределенный, клокочущий хрип.

— Где же твоя смелость, «конь»? – Сопливый совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. – Неужто испугался? А-ха-ха-ха! Так я и думал. Давай же, вставай, покажи, какой ты крутой! – странно, но на него не действуют банальные физические законы, по которым ветер давно должен был сдуть с балки и закружить по воздуху этого кретина.

Сижу не в силах отцепить руки, стараюсь дышать глубже и спокойнее, иначе просто потеряю сознание от страха.

— Ну что, сдулся, как мыльный пузырь? – Сопливый нависает надо мной, словно гора.

— Они л-лопаются, — кое-как выдавливаю из себя.

— Смотри сам не лопни, — он легонько хлопает меня по щеке ладонью, медленно разворачивается и идет обратно.

Немного придя в себя, тоже ползу назад. Пацаны затаскивают меня на платформу. У всех призрачно-белые лица, у Ольки еще и опухшие глаза. Плакала что ли? В руках телефон. Молча сует его мне. Беру и пытаюсь убрать в карман.

— Ну и к чему была эта эскапада? – философски замечает Фео. – Жить надоело? А ты вообще с нами больше никогда не полезешь, — кивает он в сторону Сопливого.

— Да и пофиг, — весело отзывается тот.

— Закурить дайте, — только и могу вымолвить я.

Телефон падает из дрожащих рук, отпрыгивает от решетчатого пола площадки и улетает вниз. Санек пытается его поймать, но куда там, впереди у мобильника двести с лишним метров свободного полета, и мне почему-то нисколько его не жалко.