ОТЧУЖДЕНИЕ-2 гл.3 - «Южные электрические сети» ч.3

Автор: AlexPervov Ильич был самым опытным работником, проработавшим в энергетике с тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Когда он ходил оформлять пенсию, ему сказали: «С тобой одно удовольствие работать – всего одна запись в трудовой книжке». Он никогда не был женат, у него не было детей, и работа была вторым его домом. Он чувствовал себя в энергетике, как рыба в воде. У него консультировались все: работники, кладовщики, начальники, инженеры… Он с удовольствием отвечал на все вопросы и работал. Весёлого нрава, активный, в вечном движении — Ильич сверлил, колотил, вырезал, собирал что-то с увлечением. Энергетика для него была, как для меня музыка и литература. Всё, чему я научился в чуждой мне профессии, которой, однако, я посвятил пять лет своей жизни, я обязан Ильичу.
Совершенно другим типом был Александр Михайлович Корячко. Теоретик и сноб, он мог на полчаса развести абстрактную демагогическую бодягу, обвинить всех в некомпетентности, критиковать, затягивая при этом рабочий процесс. Регулярно, во время работы, он ни с того ни с сего, вдруг, начинал задавать теоретические вопросы, проверял знание табличных данных, после чего делал заключение о том, какие мы все долбоёбы. С Ильичём нередко у него происходили стычки. В отличие от Корячко, Ильич предпочитал оптимальным способом выполнить практическую, конкретную работу, и не отвлекаться на постороннюю ерунду, а мастер, напротив – огромное внимание уделял несущественным деталям, провоцировал на споры и упускал из вида главное.

Вскоре Корячко то ли заболел, то ли вышел в отпуск. Ильич стал ещё активнее, и на две недели запланировал сделать все работы, которые мастер растянул бы на полгода или больше.
С первой серьёзной работой я столкнулся в феврале. Все ТП находились за городом. Вместе с Ильичём и Димой, мы уехали за сто сорок километров от города. Почти два часа у нас ушло на одну только дорогу. Добрались до объекта мы во второй половине дня. На улице стоял крепкий мороз, минус тридцать. Приехал уже знакомый мне по разгрузке мусора, крановщик. Затем грузовик с трансформатором. Мы сняли трансформатор с ТП, и заменили его на другой, стали менять провода (не те тоненькие, что протягиваются в домах, а толстенные, сечением 95 квадратных миллиметров). На морозе они гнулись с трудом. Затем мы заменили щит. Работка, скажу вам, та ещё. Не офисная в уютненьком кресле перед монитором компьютера. Сидишь на краю ТП, на высоте три с половиной метра от земли, одной рукой держишься за железку, второй – откручиваешь ржавый болт. Сорваться с неё – нефиг делать. Именно с такой, если не ошибаюсь, упал и умер электрослесарь на глазах у Димаса, когда тот только начинал работать в энергетике. Руки замёрзли и покраснели от холода. Наконец, работа закончилась. Оперативный персонал произвёл включение, и трансформатор загудел. Выехали мы только в половине пятого. Рабочий день заканчивался по идее через полчаса. На базе мы появились в семь вечера. Находилась она на окраине города. Маршрутки с этого района уже не ходили. Домой пришлось добираться на такси.

Потом вернулся Корячко. В бытовке линейщики, как обычно, играли в домино. Эту игру они неформально называли «мондавошка».
- Рассказывай, Лёха, чем ты тут без меня занимался, — спросил Александр Михайлович.
- В Ш…е тэпуху менял, — ответил за меня Ильич.
- А сейчас что сидишь без дела?
Я промолчал.
- Собирайся, поедешь с Димкой Оращенко и Ильичём люминий грузить.
Димок в нашей бригаде было двое: один молодой, а другой – ровесник Корячко, по совместительству его приятель. Дима Оращенко всю жизнь проработал сварщиком. Он также оказался в «Электросетьремонте», когда раздробили «ЮЭС». Когда там начались проблемы с выплатами заработной платы, Корячко походатайствовал ему в переводе в «ЮЭС». Это был самый нервный тип в нашей бригаде. Работа с ним превращалась в сплошной кошмар. Он психовал и орал, как недорезанный, если что-то шло не так, с его точки зрения. Раз в две-три недели он стабильно уходил в лёгкий запой. Приносил бутылку тоника с водкой, замаскированную под «Sprite», пил, и, пьянея, становился добреньким. В этот день он был именно в таком состоянии: всё утро прихлёбывал из бутылки, а во время и после обеда спал мёртвым сном и громко храпел.
На местный телефон позвонил Корячко.
- Поднимись ко мне, — ответил мне его голос из трубки.
Я поднялся.
- Дима Оращенко что делает? – спросил он.
- Без понятия.
- Как без понятия? Пьяный или трезвый?
- Не знаю.
- Как не знаешь?
Затем Корячко спустился вниз, разбудил своего друга.
- Давай, едь домой, — строго сказал он ему, — нехер здесь лежать, ещё не дай бог тебя начальство увидит такого!
- Да не, не, я работать пойду, — заплетающим языком убеждал Дима мастера.
- Домой иди спать!
- Хорошо, хорошо. Я понял. Завтра приду нормальный, обещаю, — оправдывался Оращенко.
А на другой день он пришёл злой с самого утра. Видимо, организм требовал продолжения праздника и возмущался тем, что хозяин не удовлетворяет его требованиям.
Мы грузили в «буханку» инструменты, провода, изоляторы… Вместе с Оращенко тащили сорокалитровую канистру с трансформаторным маслом. Поднесли её к УАЗику, и поставили на землю.
- НУ ЁБ ТВОЮ МЕДЬ! – внезапно заорал Оращенко, — ХУЛИ ТЫ СТОИШЬ?! ПОДНИМАЙ!!!
- Ты бы хоть сказал… — опешил я от неожиданной гневной экспрессии.
- СМОТРЕТЬ НАДО! – не унимался он.
На объекте происходило то же самое. Мы снимали старый щит. С одной стороны, при помощи гаечного ключа, я держал болт, а Дима Оращенко откручивал гайку с другой стороны. В какой-то момент я отвлекся, отпустил ключ, и болт стал прокручиваться.
- НУ ЁБ ТВОЮ МЕДЬ! – услышал я уже знакомый крик, — ДЕРЖИ КРЕПЧЕ!
В общем, всякий раз, когда он был трезвый, орал в таком духе не только на меня: на Ильича, водителя, иногда на Корячко. И лишь в пьяном виде он был более-менее сносен. Ваня, застав в очередной раз его в приступе истеричного ора, не выдержав, сказал: «Лучше бы, Дима, ты всё время бухал.». Услышав это, Оращенко растянулся в улыбке. Одобрил идею.

Рабочие дни пролетали один за другим. Я понял, что «ЮЭС» – это то же самое, что и армия. Тот же маразм, неорганизованность, абсурд, противоречивость заданий и производственного процесса, иерархия. Устав здесь заменяла техника безопасности, которая ни черта не соблюдалась, но требовалось её чёткое знание, вплоть до зазубривания. «Эти правила писаны кровью», — нередко приговаривают инженеры по охране труда и начальники, вспоминающие о ней только на экзамене, и в те моменты, когда работника нужно лишить премии. При этом нигде и никогда не говорят о том, что сами и толкают её нарушать. Очень часто бывает, что приезжает бригада на объект, и у неё есть два варианта: 1) Выполнить работу, нарушив технику безопасности. 2) Развернуться и уехать, объяснив тем, что работу невозможно выполнить, не нарушив такой-то и такой-то пункт техники безопасности (за нарушение оной, собственно, можно лишиться премии).
Наблюдалась и скрытая дедовщина. Так, например, в обходы по линиям, на погрузочно-разгрузочные и прочие грязные и неприятные работы, отправляли только молодых работников, в то время как старые сидели в бытовке. Старых работников задействовали только в крайних случаях. При этом, я заметил, что, собравшись в бытовках, они начинали кряхтеть, брюзжать, ругать начальство, правительство и молодых работников.
- Вот молодёжь, — ворчал Егорыч, — ничего не умеют. Ваньке говорю: «Сходи повесь заземление», так он в этих проводах запуталси, а я хляжу на него и говорю: «Ёб твою мать, Ваня. Хто тебя так учил заземление вешать? Ты же высшее образование получаешь, а сам даже не можешь элементарную работу сделать!». Рацкевич тут приезжал к ним, когда они столбы ставили, так и говорит: «Что вы как каторжные работаете?».
- Да! – откликнулся Корячко, — Ни хера не знают! Приходят со своих учебных заведений и ничего не умеют. А кто их тут учить будет? Я?! Мне это нахуй не надо!
Так они ворчали ежедневно. Я понимал, что попал в энергетику случайно, ничего не умел, и испытывал первые полгода чувство вины из-за этого, поэтому проглатывал всю критику молча, без комментариев и возражений. Я никогда не спорил с Оращенко, когда он кричал, не перечил Корячко, не обращал внимания на Егорыча.
Когда не было никаких дел, все сидели в бытовке, смотрели телевизор, играли в карты или в «мондавошку». В один из таких дней я сел на диван и стал читать книгу. В бытовку зашёл Корячко.
- Что читаешь? – спросил он.
- Владимира Тендрякова «Покушение на миражи».
- Это что такое?
- Да так… – замялся я, — об одном историке, который хотел провести эксперимент: заложить в базу данных основные исторические даты и события, а затем убрать из истории Иисуса Христа, и посмотреть, как бы развивалась история нового века, если бы не возникло христианство.
- Нечего читать всякую философию. Читать надо ПТЭ*, — недовольно заметил Корячко, — Ильич, что у тебя Лёха без дела сидит? Дай ему какое-нибудь задание. Пусть переберёт какие-нибудь болты с гайками, порядок наведёт, а не хернёй всякой занимается!
- Рыба! – громко стукнув по столу доминошкой, объявил Егорыч.
- Ну, пойдём, нужно будет, это, распилить шинку пополам, — обратился ко мне Ильич.
Корячко придвинулся к столу и присоединился к игре в домино.



*ПТЭ – Правила технической эксплуатации