Погром

Автор: spacetrozky Все думают, что у меня есть конкретный план. Это не совсем верное представление. Весь мой план это ровно три действия: пробраться на крышу, спустить баннер и оставить за собой как можно больше исписанных стен. Остальное лишь дело предварительной подготовки, да и там отличился коллективный разум – не мой.
Антон шепчет неприятно близко к моему уху. Из-за шёпота его слова сливаются в глуховатый свист. Он говорит, что скоро час ночи, а потому нужно будить остальных.
Надо, так надо.
Да… Шесть юношей теснятся в крохотной кладовке с 7 часов вечера, чтобы устроить ночью погром в вузе и вывесить политический баннер с его крыши. Какое благородство. Если их обнаружат сейчас в полудрёме, то наверняка примут за умалишённых воришек или первертов. Какой позор.
Я поднялся. Полушёпотом окликнул друзей, мол, просыпайтесь – время зацепиться за историю.
Пятеро молодых людей, переваливаясь с бока на бок, встали на ноги. Один промямлил, что и не спали они вовсе. Другой подхватил. И тут же зевнул.
Осмотрел своих товарищей и напомнил, что часть из них должна будет сразу подняться на пятый этаж, а остальные будут здесь, на втором, ради вандализма и кощунства.
Момент провис. В моих инструкциях зияла какая-то дыра, и её видели все, кроме меня самого. Не найдя, что сказать, я пожелал всем удачи. Затем повернулся к двери и, нащупав в темноте ручку, приоткрыл её.
Лёха одёрнул меня. Кто-то от неожиданности цокнул. Он попросил напомнить, кто куда должен был оправиться, ведь мы этого толком не обсудили. Я ощутил на себе пристальное внимание пяти пар глаз.
Меня накрыли толщи нежеланной ответственности. Решу за одного из этих ребят, а поймают, поди, кого – вся упрёки и тычки в меня. Зачем меня в той группе отправил, а не в этой. Хорошо, что темно – сомнений не видно.
Шёпот вышел нарочито твёрдым и быстрым, как речитатив чернокнижника. Антон и Лёха останутся со мной и краской. Дима, Кащей и Назар отправятся на пятый этаж заниматься баннером. В ответ тишина. Видимо, все согласны с распределением.
Надо было открыть краску заранее. Я потянул руки к банке в рюкзаке, но снова возник Лёха. Держит меня за плечо и твердит, что перчатки нужно сперва, Миш, ведь банки мы бросим в здании.
Справедливое замечание. Я снял его руку. Подобные ситуации неприятны, равно как и лишние прикосновения. Пришлось обратиться ко всем в духе стюарда: перчатки — надеть, поднять лицевые повязки, людям с краской – открыть краску, а второй группе – не забыть свои рюкзаки с леской, инструментом и полотнищем. Кащей ответил за всех. У них не было вопросов.
После этого я вернулся к двери и открыл небольшую щель. В коридоре было темно и пусто. Свет проходил в помещение из единственного окна в противоположной от нашей каморки стороне. Я широко открыл дверь в самом конце коридора и вышел с банкой краски в одной руке и кистью в другой. Шипением поторопил остальных.
Старт объявлен. Акция началась.
Баннерная группа отправилась в другой конец коридора, туда, где находился проход к лестнице на верхние этажи. В темноте крались двое здоровяков в толстовках с капюшоном и один миниатюрный татарин Назар. Они шли на носках, чтобы не шуметь на мраморном полу. Их тени покачивались из стороны в сторону в свете единственного окна. Один за другим они исчезали за углом. Только Назар бросил напоследок короткий взгляд на своих друзей.
Тем временем нам предстояло разукрасить центральный коридор второго этажа. Прямо под нами располагался вход в здание, турникеты и будка с охранником. Я ждал оттуда звука телевизора или радио, в конце концов, спать ему, наверняка запрещалось, но никаких звуков не было слышно. Охранник либо спал, либо что-то делал молча.
Я указал Антону и Лёхе на стены – приступаем. По всей своей протяженности коридор был завешен фотографиями из прошлого вуза, портретами знаменитых выпускников и почтенных профессоров. Мы рисовали прямо поверх их лиц и как-то негласно договорились зачёркивать в каждом портрете глаза.
Та недолгая подготовка к нашей акции заключалась в сборе денег на два куска полотнища, леску и краску. Несколько кирпичей мы украли со стройки близ нашего университета. Так же мы решили использовать кисти вместо баллончиков с распылителями – шума меньше. Вы не представляете насколько сложно выбрать в коллективе леваков краску, ведь нужно, раз, чтобы она была приготовлена экологически чистым методом, два, без эксплуатации азиатских детей. Так же сложно, как и уложиться в бюджет из четырёх тысяч рублей.
В голове я постоянно повторял наши лозунги. Немного из парижской весны 68-го, немного из лозунгов футуристов, немного мы придумали сами. Мы макали кисти в краску, красную, конечно же, и торопливо писали.
Антон малевал призыв к освобождению сознания на двери канцелярского магазинчика. Рисовал он так мелко, будто сам не верил в этот лозунг. Я прохрипел ему сдавленно, чтобы краски не жалел и рисовал размашистее. Он совет принял и закрасил недоразумение большими крестами.
Я ценю Антона. Если представить нас всех в роли черепашек-ниндзя, то он был бы Микеланджело. Помните, был в мультфильме такой беззаботный хохмач? Вот это Антон. Его не очень беспокоили проблемы третьего мира. Отечественная политика заботила его как назойливый родственник, безвременно поселившийся в твоём доме. Антон – душа нашего ОПГ. Антон нужен нам для поддержания баланса внутри нашего круга. Мы нужны ему ровно для тех же целей – ему просто нравилось опекать целый коллектив. И кто сказал, что в политике нужны исключительно лидеры и функционеры?
Мы быстро и уверенно продвигались вдоль коридора. Выплёскивали недовольство на стены. В воздухе проплывали едва слышные звуки кистей по стене, шорохи наших ног и крепкий запах краски. Этого мы и не предусмотрели. Я гадал, как далеко уйдёт эта вонь. Лишь бы не настолько, чтобы привлечь охрану.
Тем временем друзья нервно выводили на стенах наши лозунги. Нашей Революционной Коммунистической Лиги. Чем больше времени, тем злее становились наши росписи. «Храбрость сильнее огня», «Студенты возьмут власть», «Наш голос только наш» — постепенно переросли в «Долой свиней», «Больше врагов — больше чести», «Ни Бога, ни господина» и «Будем жестокими». Антон пошёл в разнос и мазал «Вешай буржуа» «Женаты на жизни – влюблены в смерть».
Я подошёл к двери в приёмную ректора. Здесь нужно написать что-то особенное, а идеи у меня как назло кончились. Ректора лично я не знал, да и видел всего лишь один раз на торжественной линейке для первого курса, однако, чувствовал к нему холодную ненависть. Думаю, также ненавидят солдаты своих врагов по ту сторону окопа. Бесстрастная, обезличенная ненависть, не к конкретному человеку, но к образу врага. Функционеру, в сущности, и пешкой, свойство которой идти против нас. Выполнял ли ректор приказ, сгоняя студентов на акции поддержки президента, или это было его личной инициативой – значения не имеет. Не мы принесли политику в университет – нам её навязали.
Лёха подошёл в измазанной краской толстовке и вопросительно кивнул на двери, мол, «красить будешь?» Я макнул кисть в банку и вывел по диагонали из заглавных печатных букв «СВИНЬЯ». Лёха одобряюще хмыкнул. Длинный университетский коридор в полумраке. Краску на стенах периодически освещает свет с улицы. Мы стоим в центре зала и наслаждаемся зрелищем. Откуда-то справа донёсся одобряющий голос Антона.
У нас оставалось ещё по полбанки краски, около 15-ти метров стен и с десяток портретов. Сколько мы уже здесь возимся? Пора догонять вторую группу. Я указал парням в сторону поворота и прошептал, что нужно поторопиться. Антон и Лёха поставили на пол банки и мы вместе заскользили к окну.
Внезапно Лёша схватил нас за предплечья, заставив остановиться, а меня ещё и раздражённо одёрнуться. Он быстро вернулся к нам с банкой, кистью. Подошёл к окну и вывел на стекле Серп и Молот. Моё сердце оттаяло.
Аккуратно переставляя ноги, я представлял в голове наш маршрут. У нас же впереди ещё 30 метров коридора, первая лестница на 3-й этаж, путь через кафедру филфака, очередная лестница, ведущая аккурат к выходу на крышу. Кащей, Дима и Назар уже давно на месте и, вероятно, разбирают баннер. Я старался не думать о том, что их могли поймать. Что бы сделал я? Поднял бы шум. Тогда и охранники сбегутся, и соратники услышат, а значит — смогут скрыться.
5 секунд до угла, ещё пятнадцать до следующего поворота к лестнице. Коридор сузился, превратившись из широкой парадной в подобие лабиринта. Гладкая поверхность мраморного пола перешла в растоптанный паркет. Мы сделали несколько шагов.
Щёлк-щёлк.
Это зазвучали истрёпанные доски паркета. Недостаточно звонко, чтобы нас услышали на других этажах, но достаточно, чтобы мы остановились на месте. Такого я не предвидел. Днём под тысячей стоп студентов этого жалобного скрипа пола просто не слышно – тебе не до него. Первая группа шла этим же путём, и мы должны были услышать скрип, но опять же – было не до него.
Я прошептал, что раз первые прошли, то и мы сможем — всё тихо. Мы должны были идти дальше.
Друзья кивнули, но идти не решились. Ждали меня? Ну, дела… Исписали коридор криками о насилии, но боятся сделать шаг.
Делаю шаг. Скрип. Другой. Снова скрип. Не поднимаю ног — скольжу. В воздух поднялся громкий, плотный шорох. Пацаны с места так и не сдвинулись. Мне показалось, что они подняли брови. У меня сжались лёгкие. Ситуацию надо было как-то спасать. Хотя бы от позора и неловкости.
Следующими своими действиями я не горжусь. Но в оправдание скажу, что ситуация была критической. Адреналин разогнал моё сердце, спина покрылась испариной. Я сделал шаг к стене, прижался к ней задом и оставшуюся часть паркета дошагал приставным шагом. Антон и Лёша повторили за мной.
Запланированные 15 секунд растянулись на минуты 3 минимум. Мы аккуратно и ритмично передвигались вдоль стены и молились, чтобы из угла не появился охранник. Слишком уж много мы стены протёрли задницами.
Вернуться на каменный пол было приятно, как моряку встать на землю, как присесть, после кросса, как… в общем, мы были рады. Глаза Антона улыбались. Лёха что-то искал в темноте. Мы добрались до лестницы.
Никогда не сетовал на свою физическую форму, однако отдышка стала неприятным сюрпризом. Холодная испарина проступила на пояснице. Дыхание не попадало под ритмичный аккомпанемент сердца. Я порядочно устал, а впереди ещё сотня метров тёмного коридора.
На порог филологического факультета мы вошли одновременно и переглянулись. Я сделал широкий реверанс в сторону Антона. Тот содрогнулся от немого смеха и присел в элегантном плие. Лёха засопел и пошёл вперёд. Он всегда был самым серьёзным из нас. Может, потому что был самым старшим.
Для него наша вылазка и идеология значили куда больше, чем для каждого из нас в отдельности. Я говорил о строгих критериях к краске для стен – это он их установил. Сын политических активистов он тоже ударился в политику. Однако родители при этом стали его главной оппозицией. Мы не знали, проросло ли это из подростковой непокорности, и действовал ли он исключительно в пику отцу с матерью, но он никогда не жил политикой. Любитель идеи и буквоед теории, он не применял своих знаний на практике, предпочитая оставаться на вторых ролях. Он, конечно, франт от политики, тем не менее, наш франт.
На филфаке пахнет девушками. Вряд ли в воздухе действительно витали слабые следы духов, оставшиеся после учебного дня. Это, скорее, обман мозга: мой филфак прочно ассоциируется с девами, а воображение подкрепляет эту связь иллюзией запаха. Приятный обман.
Лингвисты занимают целое крыло третьего этажа, что составляет порядка 50 метров воспоминаний. Вот у 325-й аудитории я видел забавную веснушчатую деву, чуть далее в моей памяти закрепилась Рыжая. Вдоль стен деканата нередко можно было встретить Алину. Не красавица, но милая. Её все знают. И я знаю. О таких девушках часто пишут на стенах туалета.
Мы шли по коридору факультета. Проносились двери. Едва отсвечивали номера аудиторий. 310-309… Я вспоминал пойманные взгляды. 305-304… Вспоминал их улыбки. 302… Не время отвлекаться. 301-я! Новая лестница.
Я вырвался вперёд.
Первый пролёт на пятый этаж. Тихо… И остановил рукой друзей. Мы чуть присели и прислушались. До наших ушёй доходили отчётливые шорохи и звуки движения… но эти звуки доносились сверху. Наши. Можно было идти дальше.
То, что предстало перед нашими глазами, едва ли находится в рамках логики. Дима, Кащей и Назар справились с заданием. Они добрались без эксцессов, как и предполагалось. Назар вскрыл замок к крыше, как и предполагалось. Теперь Дима и Андрей – Кащей прозвище из-за худобы – леской приматывали парту к лестнице, ведущей на поверхность. Этого не ожидал никто.
Я едва сдерживал крик. Спрашиваю, проглатывая слова, какого чёрта происходит, и что эти идиоты вообще делают. Дима и Кащей в недоумении. Крутя головами туда-сюда, как совы. Указываю на парту, её-то на кой притащили?
Парни не на шутку обиделись. Один заявил, что мы вообще не обсудили, как нужно осложнить проход к крыше. Потому они и решили построить баррикаду. Другой запричитал, мол, как должна выглядеть баррикада? Баррикада, говорит, именно так и выглядит.
Я схватился за голову и чуть слышно застонал. Сколько шума они наделали, пока тащили и крутили эту парту. Откуда они вообще её достали?! Надо успокоиться. Дима и Кащей так и стояли, держась за парту. Антон и Лёша стояли недалеко. Назар был наверху и разбирал полотнище.
Парту нужно было унести на место. Если на рассвете будет обход здания, то охранники сразу полезут наверх. Дима глубоко вдохнул и согласился. Хорошо, что парту они взяли поблизости. Антон задал резонный вопрос о том, как мы будем закрывать крышу. Идей не было. На этом вопрос закрыли. Парни понесли парту, откуда взяли. Мы забрались наверх.
Антон полез наверх первым, открыл дверь, как люк подлодки, и выбрался на поверхность, за ним я и Лёша.
Холодный окатил бодрящей волной и быстро заполонил лёгкие. Блестевшие в свете луны крыши выглядели как беспокойное металлическое море. Острые крыши невысоких домов переходили в пологие островки, усеянные антеннами и тарелками. Редкий свет в окнах домов ближе к земле превращался в потоки неона и тёплого света ночных кафе. Людей не видно. Иногда можно услышать ровный гул автомобиля. До рассвета у нас ещё часа 4, времени было очень много. Главное не поднимать шума.
Прошу Антона встать на стрёме и слушать, поднимется ли кто. Антон присел рядом с дверью, ведущей к лестнице. Мы обратились к полотнищу. Назар уже развернул баннер и звал нас на помощь.
Сам баннер – это два равных куска ткани, которые мы прикупили за пару дней до акции. Два куска материи 5х2 метра должны были соединяться в один с помощью верёвок. Ну, или лесок, как в нашем случае.
Под руководством Назара мы закрутились, чтобы правильно соединить части надписи на баннере, а затем скрепить их леской. Главное, заметил Назар, леску длиннее резать – узлы проще завязывать, и изобразил руками работу удавки.
Я достал из рюкзака моток рыболовной лески, ножницы и отрезал каждому с 30 сантиметров для узла.
Нас трое. Пять отрезков лески и пять узлов. Мы стянули фрагменты баннера за пару минут – надо было дождаться почётной очереди заплести свой узел, внесли лепту.
Когда полотнище скрепили и растянули снова, нас охватило ликование. Это было красиво, как может быть красив сокровенный и культовый символ. Со стороны люка донеслись шумы. Это Антон помогал любителям баррикад подняться на крышу. Теперь все были в сборе.
Ни с того, ни с сего Лёха предложил сфотографироваться на фоне баннера. Забыв о конспирации, мы рассмеялись на всю крышу. Лёша подозвал к себе Антона, и протянул ему свой сотовый. Только одну фотографию, говорит, только одну.
Довольный Антон выхватил мобильник из рук Лёши. И взял с нас обещание сфотографировать и его.
Мы присели на корточки вдоль баннера. Снова подняли маски на лица так, что видны были только глаза и лоб. Антон поймал кадр. Яркая вспышка. И в вечность мы ушли со словами баннера – Смелость в каждом поступке.
Затем Лёха уступил своё место Антону. Ещё одна вспышка. Братское фото на фоне ночного города. Назар грызёт леску. Мы с Антоном держим на руках Диму… Вспышка-вспышка.
Мы играли минут десять, пока Назар не сказал, что пора сбрасывать баннер и попросил Диму достать кирпичи. Тот полез в свою сумку, достал оттуда кирпич и показал, что всё готово. Лёха взял за один край баннера, я противоположный. Назар вцепился за середину. Материя оказалась довольно тяжёлой и выскальзывала из наших перчаток.
Опустив баннер на достаточную высоту, мы попросили Диму заложить его края кирпичами, чтобы полотно держалось.
Внезапно Дима упомянул о важном. Он сказал, что надо было грузы к низу баннера прикрепить на случай, если ветер ткань будет снизу поддувать и поднимать.
Твою мать. Это мне в голову не приходило. Пацаны посмотрели на меня вопросительно. Я постарался их упокоить, сказав, что сегодня не будет очень ветрено. Так как в это же время на нас подул пронизывающий холодный ветер, думаю, мне не поверили, однако, спорить никто не стал.
Антон подошёл к нам сзади и спросил, закончили ли мы. Мы закивали.
Все встали у края крыши нашего вуза. Под нами с вызовом всему миру свисал наш лозунг. И не было никого ближе нас друг другу в этот момент. Если и искать в ночи смысл, то он в том, чтобы говорить людям слова, которые не сможешь сказать днём. Но сейчас в словах не было нужды.
…
В нашем городе дома стоят очень плотно друг другу. Поднявшись на крышу одного дома, можно пройти, не спускаясь, пару улиц. Что мы и сделали. Мы медленно брели по крышам, наслаждались лёгким дыханием победы и любовались отблесками луны на крышах города. Добрались до пожарной лестницы и спустились по одному с высоты. Один за другим. Я смотрел на своих друзей, провожал взглядом сначала Назара, потом Лёшу, Диму, Антона и Кащея. Друзья улыбались нам, но не прощались.
Я спустился последним. Спуск оказался одним из самых страшных эпизодов этой ночи: ветер выл и бил меня в спину, старая лестница дрожала и шаталась в моих руках. Тем не менее, самодовольные чувства переполняли меня. Я что-то доказал себе, друзьям и всему миру. Завтра наш вызов государству увидит вся страна, и он упадёт небольшим камнем на весы противостояния с государством.
Лестница обрывается в двух метрах над землёй. Я повис на последней перекладине, посмотрел на чёрный асфальт, прикидывая как лучше приземлиться, собрался духом и прыгнул на землю. Упал я не совсем картинно – баланс восстановил только, уткнувшись руками в асфальт.
УАУ-УАУ завопила сирена. Внутри меня всё сжалось, а внизу живота похолодело.
БЕГИ. Я и побежал. Ноздри жадно толкали воздух. Я не успевал вдыхать – больше выдавливал из себя воздух. Скорее, нужно перебежать дорогу и скрыться во дворах. Звук сирены усиливался. Они догоняют. Я не должен попасться, просто не могу. После всего что я сделал для других, для себя…
Набегу я обернулся и…
Это скорая… Это чёртова машина Скорой помощи!
Ноги сами замедлили ход. Шаги стали уже. Грудь всё ещё форсировано работала. Ну и дурак же я, подумалось. Я рассмеялся. Снял перчатки, отряхнулся и отправился в ближайшую забегаловку. Возможно, встречу там кого-нибудь из погромщиков.