про соседей

Автор: тупейший - Чарджоу?
- Чарджоу.
- Говорили, что ты узбек.
- Туркмен, - он чуть подался вперед, прикуривая, - Чарджоу переименовали недавно, теперь Туркменабад.
- Это прорыв, - говорю, - сколько фантазии...
- Мне бы перезанять у вас...

Он поселился этажом ниже, прямо подо мной. Вернее, просто въехал в квартиру Николаевой, как и все остальные её приживалы. Последний год трёхомнатный вертеп заёбывал весь подъезд. Литейщица с геномом алкаша и шлюхи сорвалась, схоронив мамашу и растянув поминки на квартал. Господи, кто только не ломился в её двери: бомжи, опойки, приставы, участковый и какая-то баба из опеки, шарахавшаяся от ручонок Николаевского ублюдка, одержимые из агентства недвижимости, неудачники всех мастей, влюблённый слесарь, лязгавший по двери рогами и разводным ключом, местная детвора с пушком на членах, прознавшая, что Николаева ублажит любого за сорок градусов в стекле, и даже очередной разочарованный кавалер, приваривший к порогу обрезок рельса - вендетта за ночи, после которых ему стало так больно ссать.

Я не знаю, какими тропами туркмен добрался до её восьмого этажа. Он был средоточием всех свойств и качеств, отсутствующих в завсегдатаях Николаевской помойки. Вежлив, но без цирковых ужимок и превентивных реверансов. Чист, трезв и спокоен как волнорез. Вдруг замечаю, что он изъясняется по-русски намного лучше тех, кто называет его ебаным чурбаном. Следующие пятнадцать минут слушаю про дневное отделение мехмата, про отца, открывавшего эпоху цветного телевидения в Чарджоу и дружившего с самим Мансуровым, про отцовские хвори, нищету и дикие ценники в клиниках Ашхабада, про вахту, на которой он волоёбит с понедельника до субботы, - ведь посулили полтинник на рыло, - расчет за три месяца, совсем скоро, протянуть бы до октября. Пойму, почему прекратились вопли этажом ниже и отчего так светится рожа моей соседки. Туркмен определённо пришёлся к месту. Троица из гастарбайтера, ударницы формовочного цеха и её шестилетнего высерка. Вот только бы головы переделать в одинаковые цвета. Видел их давеча: угольный черномазый, крашеная в белый Николаева и сынуля с щёткой как у Руни. По-моему, слишком дерзко для нашего микрорайона...

- Перезанять? Сколько?
- Пять. Егора в подготовительный собираем...
- Так рыжая бесенюга, оказывается, Егор, - я протянул пятёрину, - Егор Бекдурдыевич, блядь. Скажи ему, чтоб больше кнопки не жёг...

Туркмен пожал руку. Я закрыл дверь.
Вытер ладонью нездоровую испарину со лба. Зашёл в ванную, и, балансируя на керамическом выступе, дотянулся до решётки отдушины. Из-под блока вентилятора вытащил пакет. Кончиками пальцев нащупал второй, тот, что был ниже. Странно, но прикосновения к килограммовому брикету мгновенно приводили меня в состояние дикой, животной эйфории. Надо же, как быстро я сторчался. Кило иллюзий. Тысяча грамм как обратный счетчик.
Врезался. Совсем другое дело...

Брат возил чистый из Питера. Я был не в теме. Лишь фальшивая решётка отдушины в ванной. Хранил, фасовал. Кладовщик хуев. Знал, чем может закончиться, но ведь этот шорох под пальцами...
Я даже не особо задергался, когда брат позвонил и сказал, что его, скорее всего, ведут опера, поэтому придётся пожить неделю в режиме "не абонент".
Неделя, вторая, третья. Я наловчился заныривать в отдушину, стоя на выступе одной ногой. Наверное, смог бы и вслепую. Мой мир свернулся до лихорадочных прыжков в ванной комнате.

Сначала я подумал, что никакого звонка не было. Валялся, прикидывая, сколько взять с собой, чтобы не болеть. Раздался второй, такой же короткий, словно звонивший едва доставал до кнопки.
Отодвинул язычок глазка. Замер, потому что не каждый день видишь за дверью группу захвата в глухих шлемах и щитами наизготове. Вспомнил, что брат больше месяца не выходит на связь. Дальше я наблюдал себя со стороны. Наверное, это и есть гиперстресс. Захлопнул вторую дверь. Вместо звонка раздался грохот тарана. Краем глаза заметил, что за окном кухни болтается трос. Посмотрел вниз, увидел полный двор легавых. Время остановилось. Интересно, сколько могут впороть за отраву? И сколько успею смыть?
Я бежал в ванную и блевал на ходу. Запрыгнул на выступ. Нога тут же съехала влево.
Возможно, я поскользнулся на собственной блевотине. Как бы там ни было, моя челюсть раскрошилась об ободок унитаза. Чёртовы совмещённые санузлы.

Чарджоу...
Это единственное, что я знаю по-туркменски. Не скакал бы круглосуточно в ванной, поди узнал бы от Бекдурды, как произносится, например, "совпадения"...
Сегодня, когда из моей челюсти торчат жгуты и скобки, и что-то не особо ладится на кардиограмме, я могу промычать историю про туркмена, ранним октябрьским утром выставившего в окне восьмого этажа пацана с щёткой как у Руни и травматом возле виска. Сдается, когда не платят за то, что ты три месяца пашешь как на галерах, даже дети пионеров туркменского телевидения могут слететь с катушек и начать размахивать Егорками в окнах, требуя бабло и самолёт до больного папаши...

...Всё это будет чуть позже, а пока я лежу в блевотине и с разбитым ебалом. Через полчаса мать прикатит с работы, найдет меня и брякнется в обморок. Потом вместе накатаем объяснительную, почему я не давал разместиться на позиции чувакам из группы захвата. Туркмена, конечно, подстрелят. Рыжего ранят в шею. Про отдушину по-прежнему знаем только я и потерявшийся брат. Значит, есть время подумать, на том ли автобусе еду.

Завтра в палату нагрянут друзья. Положат на тумбочку слева контейнер с шашлыком. Я поправлю скобку на челюсти. Напишу на обороте температурного графика: "Какие же вы пидорасы"...