Василич

Автор: Зоя Сафронова Уважаемая редакция, ознакомившись с кодексом, сообщаю, что данный текст ранее был опубликован в данном сообществе:http://vk.com/lurkopub в марте сего года. Итак.

Наступило тяжкое похмельное утро. Василич, тяжело повернувшись набок, приходил в себя, почёсывая большими пальцами ног коросты на ступнях. Проведя за этим занятием несколько сладостных минут, он сел и прислушался к своим ощущениям. Было радостно на душе и муторно в животе. Радостно – потому что предстоял насыщеный день. Во-первых, Василич припрятал две сотни – вот они, в кармане, во-вторых, в планах у него было метнуться в соцзащиту клянчить пособие, и в-третьих – вечером к нему должна была прийти дама. Василич понюхал яйца и невольно ощутил сладкое томление в чреслах: Танюха даст верняк, главное, водки купить а уж это будьте покорны: денежки-то вот! Боевой настрой немного портил кишечник: в нем что-то урчало и булькало, сказывались съеденные накануне сосиски и нешуточная доза самогона.
Василич поднял с топчана своё пальто, которое с важностью называл сюртуком, и немедленно в него облачился, следуя первому правилу бомжа: всё свое ношу с собой. И действительно, посреди июня, выглядел он в своём сюртуке, который больше напоминал бабскую доху, весьма солидно. Прихватив с ящика последнюю сосиску (неужто пропадать?!), Василич потрусил к соцзащите. Конечно же, никакого пособия ему не дадут. Документов у него нет, да и не собирается он их восстанавливать. Это же сколько мороки: там на очередь, тут на очередь, комиссии, опять же… в больничку хорошо бы попасть, но там пить нельзя. Однако Василич собирался поведать, что у него есть в деревне дом от матери, но нет денег, чтоб туда добраться. Может, там сжалятся и подкинут сотню-другую? К слову сказать, дом и в самом деле был, но Василич еще до тюрьмы пропил там всё до нитки, выстудил, да еще и дружки его пидары, из бани нужник сделали, засрав доверху деревянный сортир. А после, как вышел, Василич и не сунулся туда: поехал за длинным рублем в город, в деревне ведь и пастухом не взяли бы.
Возле нужного здания уже притулились двое бомжей, и, напустив на себя отрешенный вид, курили, цыкая харчками между зубных зазоров.
- Здарово, мужики - бомжи хмыкнули. – че, обед что ли? А я вот прихворал, думаю может скорую что ли вызовут мне, а то ведь самому идти в больницу так пошлют. Или хлоркой обольют , бляди. Ох, хреново мне…живот так и крутит… - Василич, как бы в доказательство своего недуга, вдруг испустил громкий зловонный треск. Бомжи заржали.
- Да чего, это мы вчера сосиски спиздили списанные! Ящик целый! Видать, на жаре пропали!
- Ага, и сгнили прям в тебе! Штаны поди пропердел!
Василич смутился и шмыгнул в розовую крашеную дверь. «Куда, падло, без очереди?!» - донеслись до него крики товарищей по несчастью, но как говорится, кто успел. В кабинете Василича брезгливо усадили на дальний стул. Он, не стесняясь, налил себе воды из кулера и начал складно рассказывать про брошенный в деревне дом.
- Раз есть жилье, езжай, оформляйся там, и живи. Нечего здесь груши околачивать. Тебе же и сорока поди нет! А выглядишь как дед старый! Пособие? Какое пособие? Было говорено: езжай, подымай документы, мы запрос делаем может, и выдадут тебе и полис и паспорт с пропиской. Никто вас ловить и в руки совать не будет. Хороводы вокруг вас водить, вы посмотрите! – весь этот порожняк Василич слушал не в первый и не в десятый раз. Стало муторно. Вдобавок к метеоризму, который напирал всё сильнее, навалилось внезапное похмелье. Бомж привстал, чтоб умоститься вольготнее, и задрал полы сюртука, сев непосредственно на штаны. – Так вот, значит, выпишу тебе одноразовое направление, с ним пойдешь на автовокзал, пройдешь так и быть, как инвалид, бесплатно чтоб значит, в автобус… - Василич уже и сам не помнил, в какой, на хрен, автобус его собираются сажать и куда он должен ехать, и зачем ему какое-то направление, не проще ли дать сотню? Или полтинник хотя бы? Вон у них поди денег сколько, пособия-то зря пропадают! А Василич пять лет на зоне гнил, вышел сирота, и идти ему некуда… Предавшись скорбным мыслям, он совсем забыл рассчитать силы на контроль своего сфинктера, и только новый оглушительный пердёж вывел его из похмельного плена. Соцзащитные дамы заклокотали:
- Господи! Что это?! Фу! Мерзость какая! Совсем совесть потерял? Да он, никак, нажравшись явился, ни тяти ни мамы! Зови Андрея, пусть под белы рученьки уводит! Окно откройте! Вентилятор! А ну вставай! Дюжий Андрей, румяный охранник, уже тащил Василича на крыльцо, хотя тот и не упирался. Лишь пять минут спустя возмущенные дамы обнаружили на стуле мокрое коричневатое пятно.
Василич, однако, приободрился. Живот вроде как отпустило, деньги на вечер есть. Недолго думая, он приобрел в киоске (в супермаркет могли и не пустить) две бутылки водки и лимонад «Грушевый». Одну из них он, томясь романтическим ожиданием, почал прямо на выходе. По нутру растекалась обжигающая прохладная благодать. После некоторых раздумий, он направился к самому, пожалуй, приличному из своих знакомых, который нанимался каждое лето сезонным работником в парк. У него-то Василич и решил покемарить в подсобке с граблями и мотыгами, за небольшую, разумеется, мзду. «Раздавив» початую поллитру, друзья вскоре уже мирно похрапывали, прислонившись с разных сторон к огнетушителю порошковой системы.
…Очнулся Василич от неделикатного тычка в плечо.
- Опять нажрался. Еще и забулдыгу притащил. Оформляй увольнение сегодняшним. – бесстрастно подытожил чей-то голос сверху.
Василич торопливо подобрал полы сюртука, наспех охлопав себя: нет, бутылка тут, в подкладке.
- Вали, вали отсюда! Охуели совсем! – нервничал голос. Василич покорился.Покинув парк, он, озираясь с заторможенностью пьяного, поплелся к месту свидания с Танюхой.
Местная прошмандовка Таня облюбовала себе заброшенную сторожевую будку, выстроенную некогда вдоль железных путей, а теперь ненужную по причине закрытия оных. На будку не претендовали: летом туда-сюда, а зимой холодно, а во-вторых, не хлебное место: от города далековато. Но ушлая Танюха не бедствовала: то и дело заманивала к себе бездомных кавалеров, которые за нехитрые женские ласки могли и чарку поднести, и дровишек наломать в мороз. Но был у Танюхи и еще один козырь, помимо простой принадлежности к женскому полу: обладала она фигурой просто запредельной пышности, чем и покорила Василича. Мечтая о ее складках и выпуклостях, он, словно на автопилоте, преодолевал рытвины и кочки, чтоб поскорее оказаться в вожделенных объятиях. Дама приготовилась: она и сама считала себя «ничего так», и полагала, что уж если выбирать из скромного выбора бомжей и выпивох, так уж самого достойного. Василич ей нравился: нестар, почти не лыс, вроде и имущество какое-то имеется… Говорят, специальность имеет, по дачам колымить может. Прибрать бы к рукам: зиму пожить, там видно будет. Танюха причесалась, уложив вьющиеся, обесцвеченные наполовину волосы на пробор. Подмывшись в тазу, сполоснула и подмышки. Одела зеленую кофту три четверти рукав с круглым вырезом: пузо выпирало, делясь как бы на две половины, но и груди эффектно топорщились, словно перебродившее тесто из кадушки. Готово было и угощение: пара беляшей и килька. Выпивку, по законам жанра, принесет кавалер.
Кавалер, между тем, бежал по пересеченной местности навстречу судьбе. От волнения он пару раз приложился к бутылке, с удовольствием отметив, что она оказалась объемом 0,7. Уже подходя к будке, он ощутил предательское бурление в животе. «Нервы. И не закусывал» - решил Василич и решительно толкнул дверь.
- Здрассте! – осклабилась Танюха - как раз к ужину! – кивнула она на стол. Вроде бы и не ждала никого, а тут сюрприз такой.
- Наше вам с кисточкой! – ответствовал Василич, снимая сюртук. – Под хорошую закуску и выпить можно!
Возлюбленных сразу охватила некое волнение и суета, сообщающаяся организму не столько наличием объекта любви, сколько видом алкоголя. Василич произнес тост:
- За встречу!
Живот вроде успокоился. Василич после трех рюмок набряк, жесты его стали размашисты, и он, как заевшая пластинка, соскочил на любимую тему:
- Вот , Танька, хорошая ты баба. А мне легко ли без хозяйки? Что я один? Дом ведь у меня! И на работу звали а мне нахуй это одному? Тоскливо. На зоне молодость и здоровье оставил, мать схоронил, живу вот , не пришей к пизде рукав…
- Так-то правильно говоришь, всё при тебе, не хуже людей живем-то – вторила Танюха, напирая могучей грудью на столешницу, дабы затушить бычок в консервную банку.
Наконец повисло неловкое молчание. Василич крякнул, замахнул по-гусарски стопку, и потянул руки к танькиным телесам, совершая над ними пассы, словно экстрасенс над магическим шаром, не решаясь овладеть ими вполне. В нём забурлила страсть, но и кишечник тоже забурлил, выдав протяжный нутряной звук, вроде того шипения, какой испускает исправно работающий модем при подключении к интернету. Дама, пьяная любовью и водкой, не заметила оказии, и взяла инициативу в свои руки, потянув Василича на себя, и умостила его между своих необъятных ляжек. Василич, давно не испытывавший в действии мужское естество, на всякий случай принялся интенсивно потирать свой буроватый, заросший хрен, как Аладдин пресловутую лампу. Однако, джинн, кажется, находился не там, и рвался наружу из другого места несчастного бомжа. Понимая, что на сей раз точно «даст маху», он торопливо потянул ширинку и натужился, чтоб выдать естественный выход газов за треск молнии. Дама лежала томно и безучастно. «Вроде прокатило» - выдохнул Василич, но тут же вдохнул аромат пропащих сосисок вперемешку с заскорузлым духом мочи из собственных трусов. «Блядь. Забыл исподнее сменить.» - мелькнуло у него в голове, но остановиться было нельзя. Танюха, задрав ноги, лежа спускала с себя брюки и трусы. Рыжевая волосатая расселина мелькнула прямо перед лицом Василича. Он воспрял и вновь пошел штурмом на Танюхины складки и животы. Тыкаясь меж них, он боялся промахнуться и не достичь вожделенной цели, либо же не понять, что он ее достиг – настолько телеса подруги были богаты на впадины и холмы. Наконец, отдавшись инстинктам, естество Василича провалилось в узкое и горячее жерло. Бомж работал с усердием, будто отжимался на норматив. Бомжиха театрально закатила глаза и ухала совой. Василич понял, что финал близок, и весь устремился навстречу этой сладкой вспышке, и уже не обратил внимания на резкий и громкий хлопок из собственно задницы, однако зафиксировал, что из жопы будто вылетела пробка, и полегчало заметно. Исторгаемые им любовные соки были столь обильны,что он, казалось, ощущал их не только в лоне своей любовницы, но и на собственном животе, на покрывале, и на самой Таньке… Бомж охнул в последний раз и откинулся в сладкой истоме на жирное в веснушках плечо. Обжигающая оплеуха заставила его вернуться в сознание.
- Да ты что пидорас??? Совсем запился? Обосрался сссука!!! Вали отсюда!
- Ты чего, Таня? Я ж маленько… Не в здоровье я… - бормотал Василич и, чтоб проверить худшие свои опасения, полез шерудить рукой в сраку. Там действительно было мокро и тепло, кроме того, он вытянул из ануса длинный полиэтиленовый клочок сосисочной кожуры и незаметно сбросил его на пол. Обиженная Танька торопливо снимала ветхое белье и материлась. Василич тоже обиделся.
- Да пошла ты на хуй шалава. Че блядь? Принцесса что ли? Пожалеть не можешь человека. Я сваливаю.
Жалея о недопитой водке, Василич покинул сторожку и ушел в закатные лучи июньского вечера. Ему было не жаль Танюхи. Не жениться же он собирался на ней. Вот еще. На хуй она нужна. Работай на нее, выпивку таскай. Ему и так ништяк. А что обосрался – так с кем не бывает? С соцзащитой вот неудобно получилось… Ну ничего, щас дачный сезон пойдет, податься поближе к пригороду. Где закалымить, где и своровать. Вот оно, счастье!