ТАЙНА ФАМИЛЬНОГО СКЛЕПА

Автор: Alexander Grecin ГЛАВА ВТОРАЯ

— Почему вы меня остановили? Я лишь хотел выяснить кто это такие — уж больно нагло и самоуверенно, чувствовал себя этот худой прыщ с рожей утопленника!— удивился новый заместитель Цыганка, по фамилии Карпов, провожая разъяренным взглядом удалявшуюся телегу,— будто все ему нипочем — я человек мирный, но даже у меня кулаки зачесались!
— Не петушись!— прервал его стенания Цыганок,— я их знаю, точнее этого как ты метко выразился, худого прыща. Мужик из Фиолетовки, а женщина и ребенок, родственники из какого-то провинциального городка — тетка с племянницей, я слышал, что сестра подохла от туберкулеза, которым заразилась в тюремном лазарете. Но как вижу, выродка родить успела и видимо не передала ей по наследству свою болезнь, а жаль!— сквозь зубы процедил Цыганок.
— Да собственно кто они такие?— недоуменно спросил Карпов,— вы говорите о них с такой ненавистью, будто этот прыщавый крестьянин и смазливая бабенка с малым дитем, ваши самые заклятые враги!
— Я ненавижу их всеми фибрами души!— задыхаясь от злобы, прохрипел Цыганок.
— Если они вам чем-нибудь насолили, позвольте мне ими заняться и через несколько часов от них не останется даже воспоминаний!— Карпов улыбнулся своему начальнику и доверительным тоном прошептал,— через мои руки такие люди прошли, что и вспоминать бывает страшно, так неужели эта семейка неприкосновенна!
— Ты верно, считаешь меня беспомощным? Я на эту поганую семейку давно зубы точу, да все никак не решусь за них взяться!— не обращая внимание на своего собеседника, сказал обычно хладнокровный Цыганок, сжав губы так плотно, что они превратились в тонкую бледную полоску, — не хорохорься — эти свиньи не из тех, кого нам приходилось раскалывать и уж проклятые старики не смогли вылечить невестку от туберкулеза, хотя бывало отправлять куда Макар телят не гонял! Эта семейка действительно неприкосновенна. Эти сделаны из другого теста. Но рано или поздно, любой неприкосновенности по тем или иным причинам приходит конец. Очень скоро мы займемся ими всерьёз! Раз, что лечили болезни намного серьезнее, значит, с ними что-то происходит.
— Они какие-нибудь целители?— догадался Карпов, с подозрением глядя на своего начальника,— чем же они вам насолили? Ведь таких людей остается всё меньше! А может они простые шарлатаны и не оправдали ваших надежд?
— Нет, это правда! На моих глазах, крестьянина, лягнул взбесившийся жеребец. Так приложил обеими копытами, что грудь проломил! Я разное видывал, но когда с него сняли драный кафтан и рубаху, у меня по спине пробежали мурашки — его грудь представляла собой месиво из переломанных костей, думаю, и от сердца этого бедняги было разбито вдребезги! Прибежала его баба, мужики положили его на телегу и увезли в Фиолетовку. Я решил, что повезла к священнику, исповедоваться…
— У них что же, и церковь имеется?— удивленно перебил его Карпов, — да что у вас тут за безобразие творится?
— В этой проклятой Фиолетовке, единственная церковь на весь район!— проворчал Цыганок, недовольный, что его перебили,— тридцать лет собираемся её прикрыть и устроить какой-нибудь свинарник, но никак не получается, то одно мешает, то другое — они её словно заговорили!
Один раз отправил туда несколько человек — настоящих мастеров своего дела — за два года они позакрывали десятки церквей! Но эти болваны заблудились в лесу и лишь через неделю вернулись обратно, так и не отыскав эту проклятую Фиолетовку! Как эти идиоты могли заблудиться, ума не приложу — дорога всем известна, а они как один твердили, что их нечистый по лесу кружил!
— Что за чепуха, нажрались наверное как свиньи?— кисло улыбнулся Карпов и с подозрением покосился на Цыганка.
— Представляешь, негодяи, их нечистый водил!— воскликнул майор, не заметив как посмотрел на него Карпов,— но ведь поехали церковь закрывать, а не секту какую-нибудь сатанинскую, так причем тут в конце концов нечистый? В другой раз отправились, отыскали деревню, но как только из леса выехали начался такой ливень, что вмиг затопило луг через который пролегает дорога к Фиолетовке, да вдобавок речка, что кольцом огибает деревню, вышла из берегов и все тропы стали непроходимыми!
Это было ещё до войны, а вскоре получили строжайший приказ из областной прокуратуры — церковь не трогать, так как она является памятником древнерусского зодчества! Но я то знаю, что никакой это не памятник — мы и постарее и покрасивее церкви закрывали и хранили в них картошку, а если верующие больно горевали и устраивали крестные ходы, то просто ломали или сжигали. Ну да ладно, дело не в этом — мы много этой заразы выкорчевали, и если одна церквушка осталась, это не страшно — придет и её время! Но я ведь рассказывал совсем о другом…
Ах, да! Так вот, недели через три, встречаю я того самого мужика, которого конь лягнул — едет верхом на том же самом жеребце, словно с ним ничего и не случилось!
Я его остановил и пригласил в свой в кабинет, на дружескую беседу. Мужик поначалу боялся, что ему хорошо влетит, но я его чайком угостил, рюмочку поднес, потом вторую, он мне и рассказал, что с ним случилось.
Привезла его жена в Фиолетовку, к Луке Петровичу, и старый черт, его за неделю на ноги поставил! Можешь себе представить?! Если бы я своими глазами не видел, как он был изувечен, то ни за что бы не поверил этому болвану и за вранье зарыл бы его живым в нашем подвале. Но он не врал! Я спросил его, что же он раньше не появлялся, на что он ответил, что остался в Фиолетовке — следовало отблагодарить старика за чудесное исцеление. Денег тот не берет и мужик решил помочь Луке Петровичу по хозяйству. Помню, налил я ему еще стакан водки и отпустил восвояси.
Но после этого случая, стал я ненавидеть их ещё сильнее — они делали то, чего не мог делать я — помогали людям! Их любили, меня ненавидели и я ничего не мог изменить в своей жизни! Попробуй я хоть кому-нибудь помочь и мигом бы оказался там же где мои подопечные! Я этого боялся, а проклятый старик никого и ничего не боится, даже нас! Если он кого и боится, то лишь своего Бога, да и то, решается извлекать из веры ли то, что ему удобно! Это одна из причин моей к ним ненависти. Но есть и другие такие же, на мой взгляд веские!
— Этот человек абсолютно ненормален!— подумал Карпов с опаской поглядывая на Цыганка,— ненавидеть людей, лишь за то, что они делают добро — признак серьезного психического расстройства!
— Так давайте закатаем их куда-нибудь на Колыму — пусть себе лечат каторжан на лесоповале!— не желая ссорится с начальником в первые же дни службы, предложил Карпов.
— Не всё так просто, к старику наведывается все городское начальство — сам начальник областного НКВД и прокурор, запретили его трогать!— возразил Цыганок.
— Ну и черт с ним, пусть себе пока поживет — придет время и мы позаботимся, чтобы он устроился на ПМЖ, куда-нибудь поближе к Северному полюсу! Но с другой стороны, очень неплохо, что поблизости есть такой превосходный знахарь — мало ли, что может случиться!— рассудительно проговорил Карпов,— у меня жена часто болеет, да и у деток здоровье слабенькое. Он не откажет в помощи женщине и детям — я хорошо знаю этих староверов, или как они себя там называют, у них это тяжким грехом считается…
Сморщив лоб, словно до него не доходил смысл сказанного, Цыганок непонимающе уставился на Карпова. Но тут он наконец понял, что имеет ввиду его новый заместитель и лицо майора перекосилось от бешенства.
Он стал похож на разъяренного вепря — оскалив клыки, майор вперил в Карпова налитые кровью глаза. Тщетно стараясь вымолвить хоть слово, он ловил воздух распахнутым ртом, из которого вытекала струйка слюны.
— Да он и впрямь какой-то сумасшедший!— отшатнулся от него Карпов, вспомнив характеристику, данную на Цыганка одним знакомым лейтенантом, предупредившего, что видимое хладнокровие Корнеева, весьма обманчиво,— нужно держаться от него подальше: не хватало заразиться бешенством, или получить пулю в затылок! От такого можно ожидать чего угодно — он же просто одержимый!
На всякий случай, Карпов незаметно расстегнул кобуру и взвел курок пистолета, но это оказалось лишним — вспышка ярости прошла, Цыганок взял себя в руки и снова казался спокойным и рассудительным.
— Поставь пистолет на предохранитель и застегни кобуру — все равно не успеешь выхватить, я тебя раньше придушу!— усмехнулся Корнеев, от которого не укрылось движение Карпова.
— Ты, братец, человек у нас новый и многого не знаешь,— он смолк и о чем-то задумавшись, с сомнением поглядел на своего нового товарища, — ты видимо счел меня сумасшедшим.
Если расскажу тебе нашу историю, можешь решить, что я враг, но если не расскажу, ты по своему неведению, таких дров можешь наломать, сам пострадаешь, и всем нам не поздоровится. Да ещё за пистолет схватился. Как быть, даже не знаю…
— Даю слово офицера, что о нашем разговоре не узнает ни одна живая душа!— торжественно поклялся Карпов.
— Неужели ты думаешь, что я поверю твоему офицерскому слову? Знаешь сколько раз я его давал, а потом забирал — это же моё слово, что хочу, то с ним и делаю!— засмеялся Цыганок, не обращая внимания на нахмурившегося от оскорбления Карпова.
— Но что бы ты о нас не подумал, я должен рассказать, что тут у нас приключилось много лет назад, так как опасаюсь, что ты не успокоишься и заваришь такую кашу, что мы её за всю жизнь не расхлебаем. Парень ты умный — должен понять, а если нет — тебе хуже будет! Пойдем на скамейку присядем — мой рассказ будет длинным.
Теперь Цыганок выглядел вполне вменяемым, и Карпов поплелся за ним, забыв на время о нанесенном оскорблении.
— Я ведь уроженец этих мест, но после гражданской войны, пришлось немного по стране помотыляться. Не буду рассказывать, что мне пришлось пережить, но вернулся я в родной город в погонах чекиста.
Минуло ровно двадцать лет, с тех пор как я приехал в эту глухомань, мне исполнилось двадцать два года — время мечтаний, честолюбивых помыслов и радужных надежд. Но даже если лучший друг, сказал бы мне тогда, что лучшие годы моей жизни пройдут в этой проклятой дыре, я бы пристрелил его на месте! Я видел себя в большом городе, в огромном кабинете, в брюках с лампасами и в генеральских погонах, я мечтал о неограниченной власти, нет, не той, что есть у меня сейчас, а о реальной власти, без указов и страха наказания за случайно допущенную ошибку. Но проклятая судьба распорядилась иначе.
— Не хватало выслушивать исповедь провинциального неудачника! — думал Карпов, тщетно подыскивая удобный предлог, чтобы исчезнуть.
— Понимаю, вряд ли тебе интересны воспоминания старого служаки неудачника,— усмехнулся Корнеев, заметив, что Карпов в нетерпении елозит задом по жесткой скамье,— но уж будь добр, дослушай до конца!
— Я начал издалека не для того, чтобы освежить свою память —произошедшие много лет назад события, стоят перед моими глазами, как будто всё это случилось вчера! Мне очень не хочется вспоминать об этом, но я рассказываю это для тебя! Чтобы сделать правильные выводы, ты должен видеть полную картину случившегося двадцать лет назад!
— Что вы, товарищ майор!— начал оправдываться Карпов, но Цыганок нетерпеливым жестом велел ему замолчать.
— Прибыл я в этот забытый район, в середине лета — и меня тут же подключили к работе. В том проклятом году, крестьяне собрали хороший урожай и мы получили приказ обеспечить охрану наспех организованных продотрядов,— взгляд Цыганка словно остекленел и обратился в мрачные глубины памяти,— все шло по отлаженной схеме: крестьян, добровольно отдававших излишки, мы не трогали, кто артачился, забирали насильно, а саботажников расстреливали на месте — разговор с врагами народа тогда был короткий.
— Да морщи ты нос!— усмехнулся Цыганок,— время тогда было такое…но не думай, что мы крестьян без куска хлеба оставляли! Ведь большинство бойцов продотрядов были из рабочих, а трудовой народ он жуть какой сердобольный! Но вот мне как назло, попались какие-то отпетые бандиты – сплошная сволочь! Вот и приходилось как-то подстраиваться, чтобы от своих же подчиненных, пулю в затылок не схлопотать. Держать в узде мерзавцев не всегда получалось…скажем так …сосуществовали!
— Но однажды, случилось происшествие, повлекшее за собой все последующие события, поставило крест на моей карьере и изменившее всю мою жизнь!— майор замолчал и после некоторого колебания достал папиросу,— хотел бросить курить, но при нашей работе это невозможно!
Впервые за утро, в голосе Цыганка, послышались некие человеческие нотки, и Карпов подумал, что возможно ошибался на его счет.
— Был у нас один боец, по фамилии Краюхин: чрезвычайно жестокий тип, ни до ни после, подобных извергов я не встречал — и это при нашей работе, где нет места жалости и милосердию! Я сам не отличаюсь особым мягкосердечием, но Краюхин в злобе и ненависти, перещеголял даже меня!— Цыганок невесело усмехнулся.
— Приехали мы тогда в Дюжевку — это не деревня даже, так хуторок с двумя десятками покосившихся избушек; жители дряхлые старики — на их чахлых огородах, кроме репы, картошки, да гороха ничего не росло, так что брать у них было нечего. Я решил не задерживаться и отправиться дальше.
— Но этот бессердечный подонок, решил оставить стариков без последнего куска хлеба — всё равно мол скоро передохнут, так зачем же добру пропадать?
— Мне следовало проявить твердость, но должен честно признаться — боялся я Краюхина как огня — о нем такие разговоры ходили … Он мог запросто подобраться ко мне ночью, прирезать как цыпленка и никто бы не стал докапываться, что произошло (негодяй был на хорошем счету у начальства, так как лучше всех грабил крестьян) да и мне было бы уже все равно. Поэтому, я не стал настаивать на выполнении приказа, оправдывая своё малодушие тем, что действовали мы по инструкции областного ЦК.
— Мы разделились и пошли по дворам — Глеб со своим товарищем, таким же мерзавцем как и он, направо, я с напарником налево, двое бойцов остались присматривать за подводами — так мы обычно делали. Черт, лучше бы я тогда пошел направо!
— Не прошло и часа, как с правой стороны раздался выстрел. За ним второй! Мы бросились бежать на помощь товарищам, подумали, что в деревеньке притаились кулаки или недобитая контра.
Но все оказалось гораздо хуже, хотя тогда я и не придал случившемуся особого значения,— майор тяжело вздохнул,— оказалось, что в одной избушке, Краюхин нашел помимо хозяев, молодую девушку, вероятно внучку стариков.
— Соблазненный ее красотой и юной свежестью, подонок решил с нею позабавиться, избил стариков и запер в амбаре,— сжав кулаки, Цыганок покачал головой,— но дед выбрался через дыру в прохудившейся стене и поспешил внучке на выручку, за ним выбралась старуха. Но куда им было справиться с озверевшим здоровяком он расшвырял их и не обращая внимания на вопившую от отчаяния и ужаса, девку, выхватил револьвер и в упор застрелил сначала старуху, а потом старика.
— Когда девушка бросилась чтобы им помочь, он схватил ее за волосы, ударил кулаком по лицу и швырнул об землю как пустой мешок!
Когда мы прибежали во двор, он все еще сжимал в руках клок ее волос!
— Он был в ярости и наверняка пристрелил бы девушку, но я подскочил к нему и выбил из его руки револьвер. Рыча как взбесившийся зверь, он бросился на меня, но я сам выхватил оружие и наставил прямо в его грудь. Это его немного охладило. Оставив мерзавца приходить в себя, я подошел к мертвым старикам. Старуха была мертва — пуля попала прямо в сердце, но старик еще дышал — его окровавленная голова лежала на коленях беззвучно рыдающей внучки, но полный ненависти взгляд, был обращен на Краюхина!— Цыганок поежился,— даже сейчас, спустя много лет, мне становится не по себе, когда я вспоминаю эти страшные глаза, в которых быстро угасала жизнь.
Я чувствовал, как от этого пронзительного взгляда, по моей спине текут ручьи ледяного пота, собравшись с последними силами, старик громко прохрипел: «будьте вы прокляты во веки вечные!», на его губах выступила кровавая пена и он захлебываясь кровью испустил дух.
— И до и после, я слышал немало проклятий, но ни одно не было произнесено со столь лютой ненавистью как это!— майор вздохнул,— нужно было что-то делать с девчонкой — она обязательно расскажет о случившемся. Мы преступили границы данных нам полномочий, крестьяне и без того были на нас озлоблены и лишние неприятности нам были совершенно ни к чему.
— Краюхин предложил её повесить. Он говорил об этом так спокойно, словно речь шла не об убийстве, а обсуждался из чего приготовить ужин! Мы были просто потрясены этой бесчеловечной жестокостью!— майора передернуло от нахлынувших воспоминаний.
— Старики попрятались по домам и нос боятся высунуть, так что никто ничего не увидит, а если спросит кто, скажем, что ничего не знаем, мол сама повесилась, а если из-за покойников сыр-бор начнется, у меня под соломой винтовка припрятана — мы её старику и подбросим!— уговаривал нас Глеб, но мы сами понимали, что другого выхода не было.
— Мы обсуждали участь девушки прямо при ней, но она с тупым безразличием гладила голову мертвого старика, совершенно не реагируя на окружающее! Не дожидаясь нашего согласия, Краюхин схватил девушку за волосы и потащил в амбар. Остальные пошли за ним посмотреть на зрелище казни, я остался снаружи.
О том, что они делали а амбаре, догадаться не трудно, так как пробыли они там довольно долго. По их блестящим от возбуждения глазам я понял, что все кончено! О, как же я ошибался! Все только начиналось! И не только для изверга Краюхина, который убил двух беззащитных стариков, юную девушку, спровоцировал дальнейшие события, но в первую очередь для меня, потому как тот проклятый летний день, не заканчивается до сих пор!
— Те душевные и телесные страдания, что претерпела девушка перед смертью, ничто в сравнении с тем, какие муки испытали впоследствии ее насильники и убийцы!
— Мне было до тошноты противно смотреть на Глеба Краюхина и его товарищей, тем не менее, я зашел в амбар! До сих пор, не могу объяснить, какие чувства руководили мной, раньше я не раз видел смерть, но тут было что-то другое…меня тянуло увидеть мертвую девушку, я испытывал странную смесь жалости и любопытства,— Цыганок вновь замолчал, собираясь с мыслями.
— Девушка висела на потолочной балке, одежда её была разодрана, по ногам стекали струйки крови, изо рта вывалился посиневший язык. На лице было полное безразличие — по-видимому, на своё счастье, она не понимала, что с ней делают и не оказывала никакого сопротивления, так как Краюхин и его друзья, даже не удосужился связать ей руки. Я подошел и дотронулся до ее руки, от моего легкого прикосновения труп начал поворачиваться ко мне спиной и я увидел, что ее спина буквально разодрана ногтями, из глубоких ран еще сочилась не свернувшаяся кровь.
Это зрелище было просто отвратительно, но я стоял и не мог оторвать взгляд от истерзанного трупа. И вот тогда я почувствовал, как в меня входит нечто, прежнее что во мне было сломалось, умерло, и я понял, что уже никогда не стану таким как был!
— Да, вам пришлось испытать сильнейшее потрясение!— брезгливо сморщившись процедил Карпов. Не смотря на жестокость, он терпеть не мог насилия над женщинами, справедливо полагая, что подобные изверги, заслуживают самого сурового наказания.
— Эта жестокая, бессмысленная смерть, убила во мне всё человеческое — с нею погибли последние остатки жалости и сочувствия. Глядя на раскачивающийся на веревке труп, я почувствовал удовлетворение, во мне проснулась какая-то неведомая, злая сила, словно что-то, или кто-то вселился в меня какая-то иная, чужеродная сущность…и мне кажется, нет, я уверен, что она до сих пор живет во мне, и набрала с тех пор, огромную силу!
— Чёрт меня возьми, глядя на этого ненормального, я чего доброго, поверю в дьявольскую одержимость!— Карпов почувствовал, как по его спине пробежали мурашки, но майор продолжал, не обращая на него никакого внимания.
— Когда я вышел из амбара, возбужденно шумевшие бойцы разом смолкли. Даже бесстрашный Краюхин глядел на меня с какой-то опаской. Я приказал собираться. Не смотря на то, что в отряд был набран порядочный сброд — в основном ленивые и постоянно пьяные рабочие, все повиновались беспрекословно. Даже обычно споривший Краюхин, молча кивнул и направился к своей подводе. Всю обратную дорогу, никто из бойцов не произнес ни слова.
— Все началось ровно через сорок дней. К счастью, или несчастью, в тот день я немного приболел, и не смог отправиться с ними в очередной рейд. Та история была забыта — слишком много событий произошло с тех пор, да и мало ли подобных случаев в то время происходило…
Краюхин был назначен старшим вместо меня. Продотряд должен был отправиться в деревни, расположенные неподалеку от Дюжевки. Прошло несколько дней, но от них не приходило никаких известий. Полковник Кривошеев — мой тогдашний начальник, забеспокоился отправил меня и двух милиционеров выяснить, куда они подевались.
…Мы нашли их в лесу, недалеко от Дюжевки, мертвых! Как они там оказались, так и осталось загадкой. Но нашли не всех — один из отряда по фамилии Прошкин, вместе с одной телегой, как сквозь землю провалился, но о нем после.
Трупы пролежали на жаре несколько дней и сильно распухли, они быстро разлагались, тучи мух и слепней кружили над ними, тела облепили черви и всякая ползающая и летающая гадость, от невыносимого смрада выворачивало желудок, но не это поразило нас, а выражение неописуемого ужаса и страшной боли исказившие их мертвые лица. Правда, у одного несчастного на лице застыла улыбка, но это была улыбка безумца — видимо невыносимая боль лишила его рассудка!
Трупы лежали в самых неестественных позах — видимо перед смертью их выкручивали сильнейшие судороги.
И тут я заметил в траве нескольких мертвых шершней — таких огромных насекомых мне встречать не приходилось. Подойдя к одному трупу, я заметил, что рубаха на его груди странным образом шевелится, перевязав лицо тряпкой, я заинтригованный, склонился над мертвым телом и увидел как из-за ворота гимнастерки, выбирается огромный шершень — это насекомое было величиной с мизинец! Одно крыло этого чудовищного монстра, было размером с пол моей ладони, второе было сломано и с отвратительным хрустящим звуком, волочилось по ткани гимнастерки, натянутой на вздувшемся трупе, как кожа на барабане!
Оглушительно жужжа, чертов шершень, бешено молотил уцелевшим крылом по воздуху, тщетно пытаясь взлететь и не отрывая от меня своих огромных, черных глаз.
Оставив свое бесполезное занятие, шершень замер и уставился на меня своими жуткими глазищами. Словно загипнотизированный этим мертвым взглядом и понимая, что делать это ни в коем случае нельзя, я протянул руку и это омерзительное насекомое, заползло мне на ладонь. Я смотрел в его огромные, мертвые глаза и видел в них своё отражение, как в глубоком черном колодце,— Цыганок поёжился, и словно смахивая невидимую паутину, провел ладонью по лицу,— непреодолимая сила заставляла меня повиноваться этому кошмарному существу — я был словно под гипнозом! Между тем шершень добрался до моего запястья и ужалил меня прямо в вену. Боль была просто невыносимой — как будто в мою руку ударила пуля! Страшная, пульсирующая боль моментально добралась до плеча, и мне показалось, что рука сейчас просто оторвется!
Я повалился на землю меня стали выкручивать страшные судороги, как потом говорили товарищи, глаза вылезли из орбит, лицо исказила ужасная гримаса, но я не чувствовал ничего, кроме невыносимой боли. Потом мне в рот что-то вливали, но ничего не помогало. Рука посинела до самого плеча и так страшно вспухла, что стала лопаться кожа! Боль не стихала ни на минуту — лучше бы я потерял сознание! Меня погрузили на телегу и немедленно отправили в город, но врачи не могли ничего сделать. Мои легкие отказывали, несколько раз останавливалось сердце и все эти страдания, сопровождались невыносимой болью — вероятно чудом я остался жив! Прошло две недели прежде чем я почувствовал себя более менее сносно и немного спала опухоль. Все это время я провел без сна —лишь изредка мне удавалось проваливаться в длившееся не более получаса, тяжкое болезненное забытье, сопровождающееся непрерывным кошмаром. Эти муки мне не забыть никогда!
— Что испытали несчастные, которых жалили десятки этих огромных, жутких тварей, я даже боюсь представить! Хотя не думаю, что их мучения были долгими — яд парализовал и убил их за считанные минуты!
— Ни за какие неземные блага, я бы не согласился оказаться на месте этих несчастных, во время атаки этих маленьких чудовищ!— Цыганок снова передернул плечами,— дрожь ужаса пробегает по каждой клетке, как представлю себе жужжание разъяренного роя этих беспощадных страшных — от них невозможно было спастись!
— После случая со мной, бойцы стали намного осторожнее никому не хотелось испытать то же, что и я! Как мне потом сказали, им пришлось убить несколько десятков шершней! Когда мертвецов раздели в морге, на каждом из тел было насчитано множество ран от укусов. Значит, насекомых было много больше, чем их было найдено мертвых! Обычно такие крупные осы не живут большими колониями, так что, или кто, заставил их собраться таким огромным роем?!
— Но самое непонятное было — впереди какие-то крестьяне нашли Прошкина! Он как ни в чем не бывало, отсыпался в лесу неподалеку от Семеновки, что расположена более чем в пятидесяти километрах от места, где были найдены его товарищи! Этот болван был одет во все новое, а неподалеку паслись две стреноженные лошади, запряжённые в подводу, доверху нагруженную всяким добром.
Крестьяне, естественно обрадовались, что поймали вора, так как известие о таинственном исчезновении Прошкина и продотряда, облетело всю округу. Но мы искали не вора, а пострадавшего и его неожиданное появление было совсем некстати.
— Не смотря на странное поведение и туманные объяснения, крестьяне всё же привезли Прошкина к нам. То, что он рассказал, как объяснил свое исчезновение, и что случилось с отрядом, совершенно не вязалось со здравым смыслом, но объясняло укусы шершней.
Но полковник Кривошеев, справедливо рассудил — если мы представим протокол допроса в вышестоящие инстанции, нас отправят в сумасшедший дом, или мы присоединимся в камере к Прошкину, чего нам совсем не хотелось! Пришлось сделать из него козла отпущения — чтобы более не волновать крестьян, его расстреляли за дискредитацию Советской власти.
— Но на этом дело не закончилось: вскоре я встретил ту самую девушку!— Цыганок наклонился к Карпову и голос его перешел на шепот,— да-да, ту самую — над которой они надругались и повесили!
Она прошла возле нашего здания, и мило мне улыбнувшись, свернула за угол! Придя в себя от потрясения, я бросился за ней, но она исчезла, как сквозь землю провалилась! Я обшарил все дворы, но никого не нашел! Прохожие смотрели на меня как на полоумного и недоуменно пожимали плечами!
— Надо было что-то делать, так как я понимал, что девушка, или ее чертов призрак, явилась неспроста и если я не разберусь с происходящим, то меня ждет участь Краюхина и его отряда, если не что-нибудь похуже!
Получив согласие полковника Кривошеева, я начал расследование, хотя он не подавал виду и всеми силами старался скрывать свой страх, я видел, что его испугал рассказ Прошкина, и не удивительно — Кривошеев работал в районе уже десять лет и прекрасно знал, с кем мы имеем дело!
— Немного оправившись от последствий укуса проклятого насекомого, я взялся за расследование,— Цыганок прикурил папиросу, которую давно мял в руках и вновь понизив голос, сказал,— ты конечно можешь мне не верить, но все наши несчастья происходили из Фиолетовки — за долгие двадцать лет, я многое узнал об этих людях — престранный там живет народ, доложу я тебе!
— А история с шершнями имела продолжение,— Цыганок насмешливо улыбнулся,— из самой столицы к нам приехали энтомологи, они заинтересовались необычным поведением больших шершней, только вот нашли они вместо шершней кое-что другое.
— Прибыли они к нам в сопровождении офицеров военной разведки, хотя те и были в штатском, но по их выправке и четко поставленным вопросам я тут же догадался, что это военные,— Цыганок важно покосился на Карпова,— ученые потребовали предъявить им трупы пострадавших и узнав, что мы их похоронили, пришли в неописуемую ярость! Особенно неистовствовал худой, очкастый профессор — он был у них старшим. Кажется, они проводили эксгумацию трупов, но нас к этому не допустили — они сами выкапывали останки. Что они обнаружили, не знает, никто, так как после этого мертвецов сожгли, но говорят, худой профессор выглядел весьма довольным! Ну да ладно, на сегодня с тебя хватит местных страстей, все равно ты мне не веришь!
— Нет-нет, пожалуйста, продолжайте! Что же рассказал вам Прошкин? Что особенного вы узнали, что не могли ему поверить? Чем закончилась эта невероятная история?— заинтригованный Карпов буквально засыпал его вопросами.
— Мы-то ему поверили, особенно я, мне ведь довелось на своей шкуре, испробовать боль от укуса шершня и я своими глазами видел повешенную девку! Но поверило бы нам вышестоящее начальство? Мы в этом сомневались. Даже Кривошеев смотрел на меня как на сумасшедшего, когда я рассказал ему о повешенной девке! И только после допроса Прошкина, с применением кое-каких методов, полковник поверил и позволил провести расследование, но в тайне от остальных сотрудников.
— Что же касается Прошкина, он не помнил как оказался в пятидесяти километрах от своих товарищей. Еще больше он удивился, когда крестьяне показали ему подводу, до верху нагруженную разным добром. Мы произвели опись поклажи, чего там только не было — новые одежда и обувь, мука и продукты — они брали все подряд: Краюхин никогда не возвращался с пустыми руками — он брал все, что попадалось под руку, даже горшки с кашей!
— Как рассказал нам Прошкин (к счастью, он помнил все, что произошло в лесу), они подъехали к Фиолетовке уже к вечеру и Краюхин решил начать обход дворов утром. Для того чтобы их раньше времени не увидели, он велел разбить лагерь в нескольких километрах от деревни. Мы часто так делали, и в этом не было ничего необычного, поэтому никто не стал возражать.
Но на их беду, неподалеку заготавливали дрова крестьяне — мужик с двумя сыновьями. Видимо они работали уже несколько дней — возле их шалаша высилась высокая гора распиленных бревен. С ними не было ни лошади, ни подводы — это были заготовители, в дружных деревнях так часто делают: несколько человек заготавливают дрова, а после приезжают остальные селяне и отвозят их в деревню.
Лесорубы могли разболтать, что неподалеку от деревни расположился продотряд и до утра жители спрятали бы все что имели. Поэтому их связали и поставили часового для охраны, но тот напился, уснул и одному из сыновей удалось освободиться. Но Краюхин его заметил, схватил и жестоко избил, не обращая внимания на крики отца и брата. Швырнув мальчишку к остальным, он отправился спать, предварительно пересчитав зубы уснувшему часовому.
Парнишку он даже не стал связывать: после зверских побоев, он был уже не в состоянии куда-либо бежать! Закрыв глаза, отец стал напевать какую-то заунывную песню и не прекращал свои завывания несмотря на угрозы.
Внезапно, словно получив какой-то сигнал, дровосек резко оборвал свое пение. Высоко подняв головы, отец и братья всматривались в черный лес, словно ожидая кого-то.
Из глубины леса раздалось ответное пение, и скоро на поляну вышла девушка в длинном, вышитом сарафане. Послышались одобрительные возгласы, пьяных бойцов. Опередив остальных, Глеб быстро поднялся и пошел навстречу, но сделав несколько шагов, резко остановился. Когда она подошла к костру, присутствующие оцепенели от ужаса — это была та самая девушка которую они повесили месяц назад!
— Так ты жива?— первым пришел в себя Краюхин,— мы же тебя подвесили! Я лично сломал тебе шею!
— А меня к жизни вернули — не время мне еще умирать, надо за дедушку с бабушкой отомстить, да и другие дела найдутся!— улыбнулась девушка и от этой жуткой улыбки, у Прошкина зашевелились волосы.
— Мстить надумала?— Краюхин поднял карабин и направил на покойницу,— ну, давай, начинай — может быть тебя ещё раз воскресят!
По-видимому пьяный болван не понимал, что перед ним не человек, а нечто иное…
— Ты уже один раз пробовал,— усмехнулась она,— хочешь еще раз?
— Что ты такое?— винтовка в руках Краюхина дрогнула и он выронил её из рук,— мы же видели как ты умирала!
— Я была мертва, но я же сказала — меня вернули к жизни!— она подняла голову, любуясь усыпанным звездами небом, погода была тихой и совершенно безветренной, но длинные распущенные волосы девушки трепал легкий, ласковый ветерок.
Внезапно из леса подул сильный ветер и вековые деревья застонали под его могучими порывами. В оглушительном, металлическом шорохе листьев, чувствовалась надвигающаяся опасность.
— Что, раздери тебя дьявол, здесь происходит?— завопил Краюхин, упав на колени, он подобрал карабин и направил его в сторону леса.
Мгновенно протрезвевшие товарищи, с криками вскочили на ноги и в ужасе стали вглядываться в черную лесную чащу.
Словно наслаждаясь и питаясь их ужасом, девушка запела странную, больше похожую на заклинание, песню.
Через несколько минут из чащи леса донеслось жужжание сотен насекомых. Прошкин стал озираться по сторонам, для того, чтобы определить, откуда доносится этот странный шум, но он казалось, идет со всего леса!
С каждой минутой гул становился громче — к летящим насекомым, присоединялись десятки новых, и вскоре им казалось, что они попали в центр громадного улья, населенного многими тысячами пчел.
Краюхин выхватил из костра горящую ветку, поднял над головой и через несколько мгновений огонь высветил рой летящих прямо на них огромных шершней!
Словно в ожидании сигнала к нападению, туча разъяренных шершней зависла над их головами…
Мертвая девушка продолжала петь — её песня становилась всё громче и неистовей, подражая ей, шершни зажужжали ещё сильнее. Девушка взмахнула рукой и облако шершней разделилось на две неравные половины. Большая половина растеклась над поляной, подобно чернильному пятну и не обращая внимания на огонь стала снижаться на головы несчастных жертв. Меньшая половина, начала кружить вокруг сбившихся в кучу людей, медленно сжимая кольцо.
Оглушительное гудение крыльев шершней, полностью заглушало истошные крики ужаса и вот, словно по команде, шершни набросились на людей!
Размахивая факелом, Краюхин пытался пробиться к лесу. Не обращая внимания на огонь, на него налетели несколько десятков шершней. После первого же укуса он выронил пылающую ветку и стал давить облепивших его насекомых, вопя от нестерпимой боли и ужаса.
Осы заползали под одежду и нещадно жалили Краюхина и его товарищей. Даже раздавленные, они продолжали жалить, выпуская свой смертоносный яд. Не смотря на то, что Прошкина облепили сотни шершней, ни один из них его ни разу не ужалил — насекомые лишь садились на него и сразу же перелетали на других!
С содроганием, бедняга рассказывал, как ползали по его телу холодные омерзительные насекомые, как его сотрясала дрожь, от прикосновений их хвостиков с острыми жалами.
Лесорубы совершенно спокойно наблюдали за происходящим кошмаром, не обращая внимания на мольбы о помощи. Шершни их не трогали — они к ним даже не подлетали! Их не пугало даже присутствие мертвой девки — либо они не знали, что она давно мертва, либо это им было хорошо известно.
Покойница же, совершенно неподвижно стояла на краю поляны и не произнося ни слова, наблюдала за казнью. В свое белоснежном сарафане (или саване), она была похожа на Ангела смерти!
Скоро все было кончено: парализованные ужасом и ядом несчастные, были не в силах более сопротивляться.
Словно повинуясь приказу, шершни поднялись в воздух и с громким жужжанием, исчезли так же внезапно как появились. Лишь несколько десятков покалеченных насекомых, ползали по траве и будучи не в силах взлететь, в бессильной злобе жалили встречавшиеся на пути, полумертвые тела.
Несчастные мучились около часа — все это время не отводя взгляд, покойница наблюдала за их агонией.
Последним умирал Краюхин. Проклятая ведьма присела возле него и заглянула прямо в глаза.
Лицо Краюхина исказилось от невыносимой боли и ужаса, тело выворачивалось от страшных судорог, он хотел что-то сказать девчонке, тщетно стараясь разомкнуть плотно сжатые челюсти, но с губ слетел только тихий свист.
Кровавая пена выступила на его губах. Он последний раз дернулся, вытянулся и затих, вперив в её лицо вылезшие из орбит, помутневшие от невыносимой боли глаза. Девушка протянула руку и закрыла ему веки.
Затем она подошла к Прошкину, и медленно подняв руку, указала на его плечо. Прошкин повернул голову и увидел на гимнастерке огромного шершня. Будучи не в силах пошевелиться, он с ужасом наблюдал, как исчадие ада подбирается к его шее.
Последнее, что он почувствовал, это как острое жало вонзается в кожу и сознание меркнет от невыносимой боли.
— Почему же Прошкина оставили в живых?— удивленно спросил Карпов,— неужели лишь для того, чтобы он рассказал о случившемся?
— Я думаю, они его не убили по двум причинам, первая: Прошкин не был тогда с нами в Дюжевке, его лишь недавно прислали из города — он из рабочих и его направили в продотряд, потому что он был негодяем и чем-то особо отличился, а во-вторых для того, чтобы передать послание.
— Поэтому его пощадили проклятые шершни, точнее тот, кто наслал их на моих людей. Думаю, они заранее знали, как закончит свою жалкую жизнь Прошкин и не стали пачкаться его кровью.
— Но как же, безмозглые насекомые могли знать, кого жалить, а кого нет, неужели ими управляла мертвая девушка?— недоумевал Карпов.
— А как, черт возьми, она могла воскреснуть и заявиться в лес, а потом крутиться возле этого здания, словно с ней ничего и не случилось?—рассердился Цыганок,— если еще раз перебьешь, больше вообще ничего не услышишь! А если по глупости и незнанию, попадешь в передрягу, или с тобой что-нибудь случится, пеняй только на себя!
— Не обращайте на меня внимание, товарищ майор, я нем как рыба!— и Карпов прижал палец к губам.
— Слушай и не перебивай!— немного успокоившись сказал Цыганок, —полковник Кривошеев намекнул мне, что по его данным, все следы этого загадочного убийства, ведут в Фиолетовку небольшую деревеньку, в полусотне вёрст от райцентра. Несколько позже, я догадался, что он знал обо всем и подкинул мне информацию о Фиолетовке и старике, с тайным умыслом — он хотел моими руками избавиться от неугодного человека, а сам остаться чистеньким.
— Но я был молод, полон сил, смел до безрассудства и мною двигали жажда мести и самое главное — любопытство!
— Да-да, именно глупое любопытство!— горько усмехнулся Цыганок, заметив удивленный взгляд Карпова,— я сам проводил допрос Прошкина, и у меня не было никаких оснований, не верить его показаниям.
Прошкин был слишком глуп и необразован, для того, чтобы выдумать столь необычную историю и в конце концов — я своими глазами видел мертвую девушку, а уж себе, я не мог не верить! Я решил разобраться с этой историей и при первой же возможности, отправился в Фиолетовку.
Оснований для расправы над крестьянами, у нас не было, поэтому моим прикрытием послужила история с Прошкиным. Якобы мы приехали в деревню, для расследования его позорного преступления.
— Ранним утром, я и двое милиционеров, выехали в деревню — путь оказался не близким, но сменивший летнюю жару, прохладный сентябрь делал его довольно приятным, дорога шла через густой лес и не опасаясь, что нас кто-то увидит, мы частенько прикладывались к большой бутыли самогона, припасенной одним из милиционеров,— Цыганок блаженно улыбнулся,— видимо, это было одним из самых приятных воспоминаний в его жизни,— в полдень, мы уже подъезжали к Фиолетовке.
— Как только мы подъехали к первым домам, я понял, что приехал сюда не напрасно —с тех пор прошло двадцать лет и я много деревень повидал на своем веку, но подобных этой, мне встречать не доводилось!
— Что же в ней было необыкновенного?— заинтересовался Карпов.
— Все избы в ней были крепкими и добротными. В каждом дворе был домашний скот и много птицы. Деревья в садах ломились от груш, сливы и яблок. Эта деревенька была настоящей утопией среди послевоенной разрухи — там не было богатых и бедных — все жили в одинаковом достатке и любого из сельчан, можно было назвать кулаком! И должен признаться — сердце радовалось, глядя на это благополучие.
— Не удивительно, что Прошкина нашли с полной подводой разного добра — в Фиолетовке крестьянам было чем поделиться! Но все это было очень странно — страна еще не пришла в себя после кровопролитной Гражданской войны, борьба с кулачеством оставила след на крестьянских хозяйствах. Как до них еще не добрались, я понять не мог.
— Мы поднялись на высокий холм и я был очень удивлен, необычному географическому положению деревни — вместе с земельными угодьями она находилась в центре обширной долины, образованной, излучиной небольшой, но полноводной речки. За рекой начинались дремучие леса и болота, тянувшиеся на сотни километров.
Встретили нас на удивление приветливо, даже с радостью. Какой-то мужик, вызвался нас проводить к деревенскому старосте.
Мужик оказался на удивление болтлив, и охотно поведал, что Краюхин со своими бойцами действительно были у них в деревне, встретили их радушно, по указанию старосты добровольно собрали все излишки, даже много больше и Краюхин с товарищами, погрузив все на подводы, уехали от них весьма довольными.
— Чем больше я слушал эту пустую болтовню, тем меньше мне нравилось это красноречие — он словно издевался надо мной, словно отлично зная, что правду о случившемся с ними, мне не узнать никогда!
Дом и двор старосты оказались довольно большими и просторными, правда и жила с ним целая орава детворы. Это был тот самый знахарь — Лука Петрович!
Встретил он нас дружелюбно, немедленно велел какому-то сопляку накормить лошадей, а нас за стол усадил. Пирогами угощал, медовухой, улыбался радостно, как самым дорогим гостям.
Но я то видел, чувствовал, что он просто надо мной издевается. Мои милиционеры разомлели от алкоголя — эти тупицы и не догадывались, не понимали, что для нас устроили дешевый спектакль! Я был уверен, что этот проклятый старик нас нисколько не боится, и мы при всем желании не сможем причинить ему никакого вреда!
— Он был чем-то похож на калмыка: скуластый, со слегка косыми, но голубыми и по-юношески ясными глазами, не типичными для азиатов.
Эти необыкновенные глаза искрились и сверкали как лучи солнца в прозрачной воде. Встречаясь с ним взглядом, я словно погружался в бездонную морскую пучину.
— Он охотно отвечал на все мои вопросы и из его ответов я составил для себя следующую картину — они приехали в деревню и потребовали выдать им в порядке революционной дисциплины, все излишки для голодающего города. Жители деревни с пониманием и сочувствием отнеслись к приказу и хотя в этом месяце к ним уже приезжал продотряд, они собрали все, что могли и вынесли на деревенскую площадь, как они гордо именуют поросший бурьяном пятачок, в центре деревни.
— Краюхин и его люди погрузили на подводы муку, мясо и кое-какие вещи, тронулись в обратный путь, не приняв приглашения переночевать в деревне — видимо они решили переночевать по дороге, в соседнем лесу, так как время было уже к вечеру.
— Как же могло случиться, что их нашли через несколько дней и не мы, а не деревенские?— спросил я старика, но он лишь пожал плечами и ответил, что в ту часть леса, местные заглядывают очень редко — места там болотистые и делать там нечего, кроме как комаров кормить. Их могли найти еще позже, а то и вовсе не найти — в лесах много барсуков, а последнее время развелось много волков — они бы кости по всему лесу растаскали. В словах старика была логика и хотя я знал, что старый черт лжет, возразить ему было нечего. Тогда я показал ему мертвых шершней, которых специально захватил с собой.
— Подобных шершней я видел всего несколько раз в жизни!— сказал старик, с наигранным любопытством разглядывая огромных насекомых, — но в наших краях они не водятся!
— Но тогда где же вы их встречали?— я был заинтригован и заметив, что Лука Петрович поскучнел и не желает отвечать стал настаивать.
— Ну, что-ж, раз вам интересно, расскажу где я их видел,—пробурчал старик,— это гигантские шершни и водятся они только на японских островах — я видел этих кошмарных насекомых в 1906 году, когда попал в плен под Люйшунем,— это позорная страница в истории нашего государства и не самое счастливое воспоминание в моей жизни!
— А могло так случиться, что кто-нибудь привез шершней в наши края, они здесь прижились и начали размножаться?— спросил я, и старик конечно же понял, что я имею в виду именно его.
— Ну, что вы, это же не тараканы!— рассмеялся старик, но поняв, что мне не до смеха, снизошел до объяснений,— дело в том, что для того, чтобы вывести такую большую колонию шершней, взрослого насекомого не достаточно — нужна оплодотворенная матка, или как её называют —самка-основательница. Она подготавливает гнездо, откладывает яйца, из них развиваются личинки, которые превращаются в рабочих шершней — кормильцев следующих поколений. Откуда, по-вашему, здесь могла взяться самка японского шершня? По неизвестным причинам, гигантские шершни выживают лишь на японских островах и слава Богу — мало того, что укус этого насекомого смертелен для человека, но шершни хищники и наносят огромный вред пчеловодству. Допустим, если предположить, что обыкновенные лесные шершни могли каким-то образом приспособиться к нашему климату, должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы они собрались роем и напали на людей — мы ведь не являемся их врагами или пищей.
— Спасибо за увлекательный рассказ — это расширит мой узенький внутренний мирок!— я поблагодарил Луку Петровича.
Не знаю, каким образом, он это сделал, но теперь я был твердо уверен, что шершней вызвал именно он, но старик не успокаивался.
— Как вы думаете, что могло спровоцировать агрессивных, но в сущности совершенно не опасных для нас шершней, напасть на людей?— не отрывая от меня пристального взгляда, спросил старый негодяй,— наверное их что-то потревожило — ведь ночью они не только не охотятся, но даже не летают!
— Не имею малейшего понятия!— с самым идиотским видом отвечал я, — вы гораздо лучше владеете предметом, чем я.
— Старик все знал, издевался надо мной, но я ничего не мог поделать, так как стал бояться его как огня — поди знай, что еще может придумать его жестокий, мстительный ум!
— В Библии есть упоминание о шершнях — «и сказал Господь Саваоф: Я пошлю впереди вас шершня, и он заставит уйти врагов ваших!»— вдруг тихо проговорил старик и посмотрел мне прямо в глаза. Я почувствовал как от этого пронзительного взгляда, моя спина покрылась холодным потом.
— Трудно представить, какие жуткие минуты, вам довелось пережить! — с сочувствием покачал головой Карпов.
— Я онемел от его наглой, неприкрытой угрозы!— Цыганок вновь раскурил погасшую папиросу,— я всецело находился в его власти и был вынужден молча сносить оскорбления. Я боялся, что мстительный старик готовит какую-нибудь гадость, но к счастью мы без всяких происшествий покинули проклятую деревню!
— На прощание старик мне посоветовал оставить это дело, так как все равно виновных не найти, а уничтожить всех шершней в наших лесах вряд ли удастся!— Цыганок заскрежетал зубами,— при этом, негодяй ласково улыбался, наслаждаясь моим бессилием и страхом. Мне хотелось растоптать его прямо на месте! Вот тогда, я дал себе слово добраться до старого подлеца и его проклятого семейства. Я терпеливо жду почти двадцать лет и чувствую, что ждать осталось совсем не долго!
— Вернувшись, я передал рассказ старика Кривошееву, но он приказал забыть об этом деле — в это время приехали «ученые» из столицы.
— Пусть попробуют разобраться, а мы посмотрим чем все закончится! — сказал он,— если то, что рассказал Прошкин, окажется правдой, то лучше оставить старика в покое, а если нет, мы ими займемся, я им такое устрою, что шершни им божьими коровками покажутся!
— Я хорошо изучил характер своего начальника — он знал, когда нужно выждать и нанести удар в самый подходящий момент. Я многому научился у старого проходимца и хотя его уже давно нет в живых, остался я, и я дождался своего времени!— Цыганок улыбнулся и его улыбка была похожа на оскал взбесившегося пса.
— Недавно я узнал, что Ивана — внука старика арестовали, а невестка подохла от туберкулеза!— счастливым голосом сказал майор,— если старик не смог их оградить от беды, значит его сила иссякла и я легко смогу с ним разделаться!
— Что-то я не пойму, о какой силе идет речь? Может быть вы считаете, что простой деревенский знахарь, обладает какими-то необычными способностями?— Карпов с сожалением смотрел на майора.
— Бедный Цыганок — он тронулся мозгами от ненависти и страха!—подумал он с некоторым злорадством,— нужно постараться подогреть его страх и когда он окончательно свихнется, я займу его место!
— Так считаю не только я, но и добрая половина нашего городка и больше скажу — мы полностью в этом уверены! Я пересмотрел кучу справочников и учебников, расспрашивал стариков, но они лишь пожимали плечами от удивления — шершни никогда не нападают на людей целым роем, разве что при попытке разорить их гнездо! Бывали случаи когда шершни жалили неосторожных ротозеев, но чтобы они вели себя как солдаты на параде и целеустремленно налетали на людей, словно мы злейшие враги насекомых, такого никогда в природе не случалось!— прошипел майор,— так ведут себя только хорошо обученные сторожевые собаки!
— Вы совершенно — подобное поведение не свойственно животным! — сказал Карпов,— всё же я не могу поверить, что насекомыми управлял какой-то старый чародей — это звучит слишком уж фантастично!
— Вы многого не знаете, но придет час, когда вы поверите и в более невероятные вещи!— зло усмехнулся Цыганок.
— Майор конечно совершенно ненормален, но в этом городе явно что-то происходит и мне это очень не нравится!— с тоской думал Карпов,— мы с женой ожидали безмятежную жизнь и спокойную работу, а похоже попали в самое пекло! Для того, чтобы не попасть впросак, придется провести собственное расследование — это случилось не очень давно и должны были остаться очевидцы тех событий. Конечно, если война всех не повыбивала,— думал Карпов, рассеянно слушая болтовню Цыганка,— сегодня же выясню, остался ли кто-нибудь в живых!
— А вы не пытались выяснить, что делали здесь ученые из столицы, и зачем им понадобилось откапывать мертвецов?— вдруг вспомнил Карпов, — неужели в архиве не осталось никаких записей?
— Все отчеты и результаты вскрытий, они увезли с собой; они были настолько засекречены, что даже не зарегистрировались в гостинице! Нам не дозволено было приближаться к их номерам и задавать какие либо вопросы!— покачал головой Цыганок,— прикасаться к их бумагам было строжайше запрещено. Когда Кривошеев полюбопытствовал, что же им удалось узнать о шершнях, профессор посоветовал ему забыть эту историю, оставить в покое старика и его чертову деревню, и заняться чем- нибудь другим, более для него подходящим.
— Но прошло много времени и я думаю срок давности уже истек, поэтому не буду прикидываться преданным служакой,— улыбнулся майор,— не смотря на строгий запрет, я много разговаривал с местными жителями и кое-что узнал. Некоторые сами рассказывали, другие же признавались под давлением, но все сходилось к одному: старик колдун, точнее шаман. Как сюда попал его предок, не важно, но он был то ли якут, то ли алтаец, что для меня в общем то все равно.
Как ни странно, но никто не говорил о старом черте ни одного плохого слова. Старик вылечивал от разных болезней, посредством его колдовства или знахарства, сам черт его не разберет, местные жители не знали что такое неурожай. Его дети и внуки, правда не все, тоже могут колдовать.
Ко мне привели одного старичка, попавшегося на мелком воровстве, я на него немного нажал и он мне многое рассказал о Луке Петровиче, как зовут этого проклятого старика, последнего великого знахаря.
— И что, нельзя его просто шлепнуть?— недоумевал Карпов.
— Как сказал мне тот старик, Луку Петровича невозможно убить — его охраняют духи предков, в христианстве, они называются ангелами-хранителями,— пояснил Цыганок,— понятия не имею, что это значит, но это действительно так…
Словно о чем-то вспомнив, майор замолчал и лейтенант догадался, что он видимо не раз пробовал его прикончить.
— Во время войны, на эту проклятую деревню не упало ни одной бомбы, хотя соседние деревни снесены с лица земли! Немцы не заходили в деревню, так как просто не могли ее найти. Фашисты знали, что она есть, видели ее на карте и даже по каким-то непонятным причинам упорно искали ее (видимо, до них дошли слухи а таинственной русской деревне, но прочесывая лес, либо кружили вокруг, либо проходили сквозь неё, не замечая деревенских улочек и домов!
— Если в остальное, ещё можно было с трудом поверить, то это уже слишком!— теперь Карпов окончательно уверился в сумасшествии своего начальника,— разве можно пройти по деревенской улице не заметив её!
— Однажды на старика поступила жалоба (постарался мой человек) и мы хотели его арестовать, но получили приказ областного прокурора оставить Луку Петровича в покое, дескать, он каким-то образом помогает Советской власти! Позже я узнал, что старик вылечил от бесплодия его дочь — оказавшиеся бессильными врачи, лишь разводили руками!
Безмозглые негодяи — годами просиживают задницы в своих институтах, тратят народные деньги и не смогли сделать то, что сделал какой-то старый, необразованный шарлатан!— Цыганок сжал кулаки в бессильной злобе,— будь моя воля, я бы их всех на Колыму отправил —чтобы на каторжанах и тунгусах практиковались!
— Старик теряет свою силу и сейчас он особенно уязвим — к ним пожаловали дорогие гости — правнучка со свояченицей, через них и надавим на старика!— заключил Карпов.
— Что вы задумали?— насторожился Карпов.
— В положенное время, вы обо всем узнаете,— усмехнулся Цыганок, — этот план я готовил и вынашивал уже много лет! То, что я придумал, будет для старого негодяя, неприятным сюрпризом.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

…Хитрость Надежды не удалась, и ей пришлось два года проработать в полевом госпитале. Лишь по достижении восемнадцати лет, она попала на курсы радистов.
…После окончания ускоренных курсов радистов, Надежду направили в разведгруппу полка. По прибытии в часть, которая дислоцировалась в брошенной деревушке, она явилась к командиру полка — не молодому майору, который с грустью посмотрел на нее, словно говоря: не женское это дело, в разведку ходить.
— Что же мне с тобой делать, дочка?— со вздохом спросил майор и немного подумав, велел позвать какого-то старшего лейтенанта. Когда ординарец удалился, он усадил Надежду за стол и принялся угощать чаем и печеньем.
В дверь негромко постучали и в комнату вошел молодой симпатичный старший лейтенант. Слегка косые глада и широкие скулы, выдавали его восточное происхождение. Он был выше среднего роста и не смотря на крепкое, даже мощное телосложение, двигался бесшумно и стремительно.
— Проходи Ваня, присаживайся,— пригласил его майор. Твоя новая радистка прошу любить и жаловать…знаю, знаю, ты не берешь женщин в отряд, но куда мне ее девать? Пропадет ведь девчонка, а с твоими ребятами в безопасности будет. Определишь ее пока в резерв что ли, а там поглядим.
Седой майор говорил о ней так, словно ее и рядом не было! Надежда возмутилась и напомнила, что они не одни и можно было бы проявить к ней хотя бы немного уважения!
И не подумав извиниться, старший лейтенант поднялся и козырнув майору, махнул рукой, велев следовать за ним. Надя схватила свой вещмешок и подавляя слезы обиды поплелась за ним.
В сенях Иван и Надежда столкнулись с капитаном Смерша.
Сморщившись, словно ему наступили на любимую мозоль, капитан неприязненно взглянул на небрежно козырнувшего ему разведчика и с похотливым любопытством, уставился на симпатичную девушку.
В сенях было тесно и они с лейтенантом были вынуждены подождать, когда капитан вдоволь наглядится и уступит им дорогу.
Наконец насмешливо хмыкнув, капитан посторонился, и они вышли во двор. Взглянув украдкой на разведчика, Надя заметила, что в его глазах плясали злые огоньки.
Избушка, в которой расположилась разведгруппа Ивана, стояла особняком на окраине деревни возле самого леса.
Как позже узнала Надежда, в группе было двенадцать человек. Им поручали самые сложные задания и несмотря на молодость, Иван планировал и выполнял их блестяще. Бойцы любили его и слушались беспрекословно. За время командования группой, он не потерял ни одного человека. Многие завидовали его удачливости, но его это совершенно не трогало.
— Война — это страшная, кровавая работа и мы воюем не ради славы и свободы Отечества, кто считает иначе, может перевестись в другое подразделение — я возражать не буду!— говорил Иван своим бойцам и они знали, что его слова не пустая болтовня мальчишки, ослепленного собственными успехами — как никто другой, он любил свою Родину.
Две недели Надежду не брали на задания, целыми днями она сидела в избушке, готовила и стирала своим товарищам. Один из бойцов, пожилой дядька, с седыми буденовскими усами, кряжистый как старый, могучий дуб, похожий на одного из веселых запорожцев с известной картины Репина, процитировал Пушкина: «коли красная девица, будь нам милая сестрица, коль старушка, будь нам мать, так и будем называть…».
На её протесты, старший лейтенант ответил, мол, еще навоюешься, а с рацией и Петрович прекрасно управляется.
Надежда даже пожаловалась командиру полка, но он лишь развел руками: мол у разведчиков свои правила и менять их он не собирается.
— Ты дочка не кипятись!— успокаивал её майор,— большое дело делаешь — ухаживать за ранеными товарищами, самое что ни есть женское занятие! Кого как не милую девушку, приятно видеть раненому солдату? Кто как не ты, сможет облегчить страдания умирающего бойца?! Поверь старому солдату — я был ранен на Халхин-Голе и если бы не одна чудесная девушка-врач, отдал бы Богу душу!
Надя понимала, что они её щадят, но её это не устраивало. Так могло продолжаться до конца войны, но случай все изменил…
Однажды, поздно вечером, Надежда уже улеглась на свою постельку, как вдруг заметила за окном быстрое движение. Это не могли быть немцы их часть стояла в глубоком тылу. Тогда кто? С сильно бьющимся сердцем, Надежда встала с постели и осторожно выглянула в окно.
Озираясь по сторонам, к лесу шел старший лейтенант. Надя не верила своим глазам: неужели он предатель?! Быстро натянув на себя одежду, она осторожно вышла во двор и прячась за кустами последовала за ним, но Иван шел не соблюдая особых предосторожностей.
— Лазутчики так не ходят — Иван опытный разведчик и если бы он захотел скрыться, я бы его никогда не увидела, но что же он здесь делает!— думала заинтригованная девушка.
Углубившись в лес на полсотни шагов, Иван остановился на маленькой полянке. Оглянувшись по сторонам, он остановился возле большого дерева, вытянул из кустов заранее заготовленный хворост, присел на корточки, и развел небольшой костерок.
Подкравшись как можно ближе, Надежда спряталась за деревом, метрах в десяти от Ивана, совершенно уверенная в том, что осталась незамеченной и стала ждать.
Иван сидел на пожухлых прошлогодних листьях, по-турецки скрестив ноги и глядя на огонь, прошептал какие-то непонятные заклинания, или молитвы. Затем он достал из кармана кисет и высыпал в огонь горсть какой-то порошка. Вверх взвился язык зеленого пламени.
От неожиданности Надежда вздрогнула и у нее под ногой хрустнула ветка.
Иван медленно поднял голову и посмотрел в ее сторону. Надя вжалась в дерево, уверенная в том, что он не может видеть в этой кромешной тьме, но словно чувствовала его обычный насмешливый взгляд.
Как она ненавидела этот взгляд! Иван никогда не смотрел ей в глаза, даже глядя на её лицо, он словно смотрел сквозь нее, как в открытое окно.
Надежда понимала, что пока он командует разведгруппой, фронта ей не видать. Лишь несколько позже она поняла, что испытывая к ней самые нежные чувства, он старался уберечь ее от ужасов войны и что его улыбка всего лишь маска, которую он вынужден был надевать, для того чтобы не навлечь на них ненужных разговоров и сплетен.
Иван бесшумно поднялся и сделал несколько шагов в ее сторону, вглядываясь в черный лес. Надежда зажмурилась и затаив дыхание, тщетно старалась унять биение сердца, бешенный стук которого, как ей казалось, был слышен на другом краю леса.
Между тем Иван, словно забыв, что за ним наблюдают, вернулся к костру и склонив голову, продолжил бормотать свою молитву. Потом он встал и тщательно загасив костер, направился обратно, намеренно обойдя место, где пряталась Надежда, не обращая в ту сторону никакого внимания.
Теперь Надежда уже не сомневалась — Иван её видел! Она вспомнила о его невероятных способностях, о которых с восхищением рассказывал Петрович.
Старый охотник совершенно серьезно утверждал, что Иван видит и крадется в темноте, словно подстерегающая добычу рысь, как лисица заметает следы, силен и бесстрашен как медведь.
Она хотела выйти ему навстречу — он шел не таясь, сухие ветки и сучья хрустели у него под ногами, но не решилась...
Дождавшись когда стихнут его шаги, Надежда вернулась в деревню и стараясь никого не разбудить, прокралась в избу и скинув одежду забралась в постель.
— Что ж мне делать?— думала Надежда,— об этом странном случае, нужно доложить командиру полка, но лейтенант его любимец и он не станет даже слушать — ему наверняка нет дела до того, что Иван палит костры и сыпет в них какие-то порошки.
После долгих раздумий и сомнений, Надежда решила доложить капитану Смерша — контрразведчик должен знать, что нужно делать в таких случаях.
Ранним утром, она отправилась в штаб полка, где можно было отыскать капитана Хромцова — начальника Смерша.
Не смотря на ранний час, Хромцов оказался на месте. Гладко выбритый и холеный, он был влюблен в себя как Нарцисс.
Увидев Надю, он удивился: с той памятной встречи в избе командира полка видеться им не доводилось. Покровительственно улыбаясь, он подошел к ней. Надя тут же пожалела о том, что пришла, но отступать было поздно.
— Здравия желаю, товарищ радист!— приветствовал он ее со слащавой усмешкой, ему конечно же было известно, что Надя не была ни на одном задании,— с чем пожаловали?
Сбиваясь от волнения, Надя рассказала, что увидела в лесу.
— Так-так-так,— довольно потирая руки, пропел капитан,— сейчас мы пойдем к командиру полка, и вы расскажете ему все, что сейчас рассказали мне. Посмотрим, захочет ли он после этого, вступаться за своего любимчика!
Надежде было стыдно и гадко за предательский поступок, но все она же считала, что поступила правильно. Если Иван ни в чем не виновен ему нечего бояться контрразведчика.
Командир полка молча выслушал капитана и Надежду и после долгого молчания нахмурившись сказал.
— Раз вы считаете старшего лейтенанта врагом и сектантом, то лучший способ это доказать, отправиться с ним в разведку,— после долгого молчания сказал командир полка,— сегодня вечером, он идет на очередное задание и я приказываю вам обоим присоединиться к его группе.
При этих словах Хромцов побледнел, и хотел было что-то возразить, но майор уже повернулся к ним спиной. Капитан понимал, что спорить с ним бесполезно: старый солдат никого и ничего не боялся, а дальнейшие возражения лишь подчеркнули бы его трусость.
Надя вернулась в избу к разведчикам и пряча глаза от стыда, рассказала Ивану о своем предательстве и решении командира полка.
Она ожидала откровенного презрения, но реакция Ивана была совершенно неожиданной — он ласково взял лицо девушки в широкие ладони, поднял её голову, и она увидела, что он беззвучно смеется.
— Случилось то, что должно было случиться,— сказал Иван со спокойной улыбкой,— мы не имеем права скрывать свои чувства — жизнь продолжается, а война не имеет значения!
В избушку вошел Петрович и увидев прижавшихся друг к другу Ивана и Надежду, смущенно крякнул и направился к дверям, но его Иван остановил.
— Тебя Старик вызывает — приказал немедленно явиться!— не оборачиваясь проворчал Петрович.
— Я знаю — сейчас иду!— ответил Иван.
— Ты все знаешь! Есть что-нибудь чего ты не знаешь?— Петрович остановился в дверях и уставился на молодого командира,— поспеши, он чего-то не в духе и злой как черт!
— И это я знаю и даже знаю, почему!— улыбнулся он Надежде и они весело рассмеялись, отчего Петрович стал пунцовым. В сердцах махнув рукой, он вышел.
Надежда хотела сказать что-нибудь ласковое, ободряющее, но горло словно пересохло и она не смогла произнести ни единого слова.
…Ближе к вечеру в их избушку зашел Хромцов. Капитан старался выглядеть бодрым и беспечным, но было видно, что он смертельно напуган.
Одно дело выискивать диверсантов в тылу и стрелять в спины беззащитных людей, другое, увидеть воочию, что есть настоящая война. Надежде тоже было очень страшно, но она и не пыталась этого скрывать.
Хромцов задавал массу ненужных вопросов, храбрился, начал было рассказывать историю со своим героическим участием, но встретив насмешливый взгляд одного из разведчиков, смутился и замолчал.
На задание шли семь человек. Кроме Хромцова и Нади еще четверо и Иван старшим группы. Хромцов начал было возмущаться — дескать он старший по званию и не должен подчиняться старшему лейтенанту, но поглядев на нахмурившихся бойцов, вынужден был согласиться.
Облачившись в просторные плащ палатки, они бесшумно выступили в лес и растворились во мраке. Старший лейтенант шел быстро и уверенно, прекрасно ориентируясь в лесу казалось он видит в темноте как кошка. Он двигался так ловко, что под его ногами не хрустнула ни одна ветка. Надя ещё раз убедилась, что Иван видел её в лесу, но не подал виду по одному ему известной причине.
Не находя ответов на свои вопросы, она решила оставить их на потом, а сейчас, подражая Ивану и его товарищам, старалась ступать осторожнее, внимательно прислушиваясь к тревожно молчавшему черному лесу.
К трем часам ночи они уже были за линией фронта. В сотне метров от места, где притаились разведчики, проходила дорога по которой двигалась колонна танков и автомобилей.
— Пропустим колонну и переберемся на ту сторону,— сказал Иван,— наша цель, деревушка в пяти километрах от дороги. Возьмем офицера и обратно. Никакой самодеятельности не допускается — делать только то, что я говорю! Это понятно?— и выразительно посмотрел на Хромцова.
Надя услышала как тот недовольно засопел, но промолчал, понимая, что старший лейтенант прав.
Благополучно перебравшись через оживленную рокаду, ранним утром разведчики были возле деревни.
…С высокого холма, к которому они подобрались, деревня была видна как на ладони — несколько десятков деревянных изб на трех улочках, в самом центре маленькая деревенская площадь, на крыше большого здания сельсовета и на крыльце, висели фашистские знамена с черной свастикой.
У дверей комендатуры стояли два часовых. По площади прогуливались солдаты в форме СС.
Почти все жители были уничтожены и деревню заняли батальон СС и две роты украинских националистов.
Доблестные солдаты СС, боялись партизан как чумы: по периметру деревни стояли вышки, оборудованные прожекторами, с которых вся округа была видна как на ладони. Со стороны леса деревня была огорожена колючей проволокой, но каратели этим не ограничились: по улочкам деревни ходили патрули.
Генерал Дерливангер хорошо охранял своих негодяев. Но дисциплина явно хромала — Иван увидел как один из часовых у комендатуры снял автомат и спокойно закурил. Иван вгляделся в его мундир и заметил на груди трезубец и желто-голубые полоски на погонах — это был оуновец. Испитое лицо предателя было злобным и агрессивным. Он резко ответил на замечание вышедшего из управы офицера и с презрением отвернулся.
Ивану и его товарищам не раз доводилось сталкиваться с этими зверями и последствиями того, что они творили. Эти подонки отличались особой жестокостью — творимые ими зверства, не шли в сравнение даже с самыми отпетыми садистами из гестапо.
Без малейшей жалости, они сжигали целые деревни, убивали мирное население, из зверства сопровождались грабежами, они не оставляли за собой ничего живого и неизвестно, кем была придумана «тактика выжженной земли», Генрихом Гиммлером, или Степаном Бандерой.
Попавших в их лапы «бандитов», как кощунственно называли негодяи партизан и коммунистов, терзали и убивали самыми жестокими способами.
Сочувствующих и помогающих партизанам расстреливали вместе с семьями: палачи не щадили даже маленьких детей! Они грабили и убивали загнанных в гетто евреев — многие тясячи ни в чем не повинных женщин, детей и стариков погибли от их кровавых рук…
— Что думаешь командир?— с тревогой спросил Петрович и голос его звучал необычно озабоченно,— что-то много их здесь собралось — мышь не проскочит!
— Они что-то готовят — потому и нужно пробраться, представляешь что они натворят? Я вижу здесь много оуновцев, а как зверствуют эти подонки, ты знаешь не хуже меня!
Петрович взял у Ивана бинокль и внимательно осмотрел всю деревню.
— Да, бандеровцев здесь много, а в плен они не сдаются!— тихо проговорил Петрович,— и кто бы мог поверить, что это вчерашние наши соотечественники!
— Они не наши соотечественники — это убийцы советских людей!— возмутился Хромцов, подползая к ним.
— А вы?— вдруг спросил Петрович, не обращая внимания на предостерегающие жесты Ивана,— сколько советских людей убили вы? Месяц назад вы пристрелили новобранца: совсем еще мальчишку! За что?! Он ведь был еще ребенок! А если бы это был ваш сын? Он же первый раз под пулями — это был его первый бой!— волнуясь, Петрович говорил сбивчиво, глотая слова.
— Из-за его проявленного им малодушия, фашисты в упор расстреляли пулеметный расчет, что повлекло гибель всего взвода, а это были такие же мальчишки-новобранцы как и он!— прохрипел Хромцов позеленев от бешенства,— он струсил и был расстрелян в назидание другим!—прошептал Хромцов, позеленев от бешенства,— и в конце концов — это был не мой приказ — я хотел отправить его в штрафбат!
— Я этого не знал!— ответил Петрович примирительно, но в его голосе слышалось недоверие.
— А я и не намерен перед вами отчитываться!— вызывающе отозвался Хромцов.
— Как старший разведгруппы я приказываю вам обоим замолчать!— яростно прошептал Иван,— и мне плевать на ваши звания, своей неприязнью, вы можете сорвать задание, из-за вас может погибнуть много людей!
— Вернемся за линию фронта, тогда и разберемся, кто прав, а кто виноват!— угрожающе проговорил Хромцов, отползая в сторону.
Надя лежала в сторонке и не вмешивалась в разговор, но по тому, какими взглядами обменялись Иван и Петрович, она поняла, что Хромцов в часть уже не вернется.
Успокоив спорящих, Иван вновь прильнул к окулярам бинокля…
Времени оставалось очень мало, но нужно было дождаться ночи, незаметно пробраться к нужному дому и допросить немецкого офицера — командира батальона СС. Необходимо было выяснить, в какой день и час, начинается карательная операция, какие силы в ней будут задействованы и какие деревни подлежат уничтожению. Помочь всем они были просто не в состоянии — отступая, эсэсовцы зверствовали вовсю — топили и вешали, сжигали и расстреливали, словно принося человеческие жертвы своим кровожадным арийским богам.
Иван достал фотографию нужного им человека и надолго припал к окулярам бинокля. Через некоторое время он протер глаза и передал бинокль и фотографию Петровичу.
Примерно через час Петрович вновь передал бинокль лейтенанту. Хромцов подполз к нему и шепотом начал возмущаться. Иван ответил, что возможность показать свою храбрость, представится ещё много раз, но если капитан сию же минуту не вернется на свое место, он свернет ему шею.
Не привыкший к такому обращению, Хромцов остолбенел и было начал угрожать, но встретив хмурый взгляд Петровича, умолк на полуслове, понимая, что сейчас его жизнь полностью зависит от умения и смелости этих людей. Скрежеща зубами от бессильной ярости, Хромцов отполз под свое дерево.
К обеду Петрович наблюдавший за деревней прошептал:
— Вот он наш голубчик! Вышел из дома справа от колодца с журавлем.
Иван взял у него бинокль и стал разглядывать высокого эсэсовца, спешившего в сторону комендатуры.
— Можешь полюбоваться на нашего героя,— Иван протянул Надежде трофейный бинокль.
Мощная цейсовская оптика настолько приблизила немца, что казалось протяни руку и она коснется его лица. Надежда ожидала увидеть злобного уродца, но немец оказался довольно красивым мужчиной с коротко остриженными светлыми волосами, благородным, мужественным лицом.
По-видимому, эсэсовец пребывал в прекрасном расположении духа — он что-то насвистывал себе под нос, осматриваясь вокруг рассеянным, хозяйским взглядом.
Вдруг немец поднял глаза и взглянул прямо на Надежду. Она встретила его холодный и неживой, словно у рептилии взгляд. Ей показалось, что она увидела глаза мертвеца.
Глядя в его пустые глаза, у неё мелькнула мысль, что все человеческое в этом молодом человеке давно умерло и то что он делает не вызывает у него не только жалости, сочувствия и раскаяния, но даже не доставляет удовольствия. Она словно заглянула в безразличные, пустые глаза смерти. Руки девушки задрожали, и она уронила бинокль.
— Успокойся, немец не может тебя видеть,— сказал Ивана, взяв ее за руку.
Хромцов подполз к ним и попросил бинокль, взглянуть на немца.
— Какой ухоженный хлыщ!— усмехнулся Хромцов, но тут же осекся и покраснел — по-видимому, подумал о том, как сам выглядит со стороны.
— Его дом в самом центре деревни, под охраной солдат, как же мы его оттуда вытащим?— озадаченно спросил Хромцов.
— А вы что же думаете, товарищ капитан, «языки», которых мы добываем, сами к нам приходят?— насмешливо спросил один из разведчиков по фамилии Рябцев.
Хромцов промолчал, но Надя заметила, что его глаза потемнели от ненависти.
— Если все пройдет благополучно и мы вернемся обратно с этого задания, то за все свои унижения, Хромцов устроит всем нам веселую жизнь,— подумала Надя.
— Хватит болтать,— резко сказал Иван,—такого трудного задания у нас ещё не было и капитан прав — добраться до немца будет непросто!
Надежда поняла, что сказал он это лишь для того, чтобы хоть немного успокоить капитана, вернуть ему утраченное достоинство, придать уверенности в собственных силах.
Хромцов с благодарностью улыбнулся Ивану и Надежда заметила, что глаза его засветились от радости.
— Возможно, он не такой плохой человек!— подумала Надежда, уже внимательней приглядываясь к капитану.
Петрович взглянул на Ивана и одобрительно улыбнулся — они делают общее дело и пора понять, что личные обиды, ему лишь вредят.
— Что будем делать, лейтенант?— спросил Петрович.
— Для начала отойдем подальше в лес, пока нас не учуяли собаки, затем дождемся темноты, а там поглядим — может быть отыщется какая нибудь лазейка!— ответил Иван.
Надежда подумала, что Иван уже придумал способ, как проникнуть в деревню и вывести из неё немца.
Отряд отошел в глубь леса и надежно замаскировавшись от случайных прохожих, бойцы наскоро перекусили и выставив двух дозорных, Иван приказал остальным отдыхать.
Сам же командир, скинул сапоги и захватив с собой лишь трофейный немецкий штык, направился в чащу леса. Через несколько мгновений он буквально растворился среди деревьев. Надя и Хромцов, обескуражено взглянули на Петровича. Тот добродушно усмехнулся и пожал плечами.
— Ведь он наверняка знает о моем предательстве,— думала Надя о Петровиче,— но ведет себя как ни в чем не бывало! Необычных людей набрал Иван в свою разведгруппу! А куда сам направился? Снова колдовать?
Надю снова стали одолевать сомнения: никто из отряда не удивился тому, что их командир куда-то исчез, ей даже показалось, что они успокоились, увидев, что он уходит.
Иван вернулся когда уже начали опускаться сумерки. В руке он держал небольшой мешок из плотного материала.
Бросив мешок на землю, он улыбнулся Петровичу, присел на землю, обтер ноги портянками и натянул сапоги.
— Весь лес исходил — все змеи попрятались, как будто и они воюют вместе с людьми!— удовлетворенно сказал Иван.
— Змея — хитрющий гад, дьявольское творение!— вставил Петрович, — может быть змеи не хотят немцам вредить.
— Ерунду говоришь Петрович, улыбнулся Иван,— все сущее на земле и на небе создано Господом, дьявол же ничего не сотворил кроме злобы и ненависти, от которой мы всегда страдаем.
— Что это у вас в мешке?— нерешительно спросил Хромцов, странное дело, но он не вступил в этот теологический спор.
— Змея-медянка,— охотно ответил Иван,— раньше их в этих лесах полным полно было, но сейчас они исчезли — видно глубоко под землю спрятались. Слух у змей очень тонкий: они чувствуют не только далекие взрывы и трескотню автоматных очередей, но даже одиночные выстрелы.
Хромцов смотрел на Ивана как на ненормального: вместо того, чтобы думать, как выполнить трудное, почти невыполнимое задание, он бродит по лесу и охотится на змей! Он посмотрел на бойцов, но увидел, что его мнения никто не разделял — бойцы с надеждой смотрели на своего командира.
— Дождемся темноты и подберемся ближе к деревне, мы с Петровичем подберемся к дому эсэсовца и дай Бог, чтобы он не остался ночевать в комендатуре! Остальные останутся прикрывать. Огонь открывать только в случае крайней необходимости и только по моему сигналу. Офицер нам не нужен. Нам нужна только информация, так что мы его допросим и оставим на месте живым.
— Это приказ командира дивизии!— добавил он заметив недоуменный взгляд Хромцова.
— Зачем же оставлять в живых врага?— удивился Хромцов.
— Потому что на его место назначат другого, который непременно изменит планы и дату карательной операции,— терпеливо объяснил Иван.
— А этот эсэсовец не изменит?— засомневался Хромцов.
— Не изменит, потому что ничего не будет помнить!— улыбнулся Иван,— лучший друг разведчика, это противник, который не подозревает что помогает врагу, зачем же его убивать?— но погасив улыбку, добавил, — нам очень хочется прикончить этого изверга, но сейчас к сожалению, это невозможно. Не волнуйтесь товарищ капитан, мы проделываем это, не первый раз.
— Жалко отпускать эту сволочь!— горячился Хромцов.
— Переводитесь в боевое подразделение — и у вас каждый день будет возможность убивать немцев,— усмехнувшись предложил Петрович.
— Я подумаю,— процедил Хромцов.
Надя подумала, что если они благополучно вернутся и капитан надумает мстить, то в этом будет виновна она.
— Не горячитесь, товарищ капитан,— примирительно сказал Иван,—если у вас есть какие-нибудь сомнения, вы можете отправиться с нами и лично допросить немца. Если вы не знаете языка, качественный перевод я вам гарантирую! Правда это несколько осложнит операцию, но если вы нам не доверяете, то придется рискнуть.
Иван прекрасно понимал, что капитан боится идти с ними, но из глупой гордости может закусить удила и от него уже не отделаться, поэтому он оставил ему путь к отступлению и такой путь который не задел бы его самолюбие.
— Если я буду мешать выполнению задания, то я лучше останусь — нельзя подвергать лишнему риску проведение операции, тем более, что я полностью вам доверяю,— в голосе Хромцова слышалась благодарность и облегчение,— думаю, если что-нибудь пойдет не по плану, здесь я буду намного полезнее.
— Вот и славненько! Благодарим за доверие, товарищ капитан! —обрадовано подыграл старшему лейтенанту Петрович,— а за этого фрица не беспокойтесь — рано или поздно, его кто-нибудь да прикончит.
Капитан отлично понимал, что этот спектакль, разведчики разыграли специально для него, и ему все равно никто бы не позволил идти с ними, но он был благодарен Ивану, за это дипломатичное представление.
— Пора подтягиваться к деревне, мы с Петровичем выберем удобный момент и двинем в деревню, остальные ждут, но если сложится критическая ситуация, приказываю отходить и в бой не ввязываться — вы ничем не сможете нам помочь! Старшим назначаю Рябцева — он знает, что нужно делать, его приказам подчиняться беспрекословно! Все!
Иван сделал знак Петровичу, тот достал фонарь и, прикрыв его чуть ли не всем телом, включил и направил на мешок, в котором томилась змея. Иван развязал мешок и раскрыв его пошире, осторожно вытащил медянку держа её чуть ниже головы двумя пальцами.
Медянка была не более полуметра длиной, чешуйчатая шкура переливалась в свете фонаря бурым цветом, Надежда слышала, что укус её хоть и не смертелен, но очень болезнен. Иван достал из кармана маленький флакон с какой-то густой беловатой жидкостью и раскрыв пасть змеи осторожно влил несколько капель ей на зубы и десна. После этого он сомкнул ей челюсти и аккуратно перевязал их плотным бинтом.
— Что черт побери, вы делаете?— не удержался Хромцов,— зачем тебе змея и что ты ей налил в глотку?
— Не волнуйтесь товарищ капитан, это всего лишь сильный раствор опиума и еще кое-чего. Забросим змейку нашему фрицу и после пожалуем к нему в гости — он будет нас ждать,— предупреждая дальнейшие расспросы, Иван легко поднялся и соблюдая все меры предосторожности, направился в сторону деревни, сделав знак остальным следовать за ним.
Остановившись на старом месте, Иван и его товарищи, не сговариваясь укрылись за деревьями. Впервые, за время, проведенное с разведчиками, Надя почувствовала себя частью боевого отряда. Она пока не знала, какая опасность может их поджидать, но не испытывала страха, лишь сильное возбуждение. Видя, как беспрекословно подчиняются Ивану товарищи, как слепо доверяют ему свои жизни, не обсуждая его даже самые нелепые приказы, Надежда уверилась, что с ними ничего не должно случиться.
Деревня была освещена прожекторами, но разведчики видимо были к этому готовы и не высказали никакого сожаления. Иван и Петрович достали из своих вещмешков маскировочные накидки: в ткани были искусно закреплены пожелтевшая трава и прошлогодние листья. От халатов неприятно пахло, Надя сморщила нос и едва не чихнула.
— Не нравится запашок? Это для собачек — им тоже не нравится,— пояснил Петрович, заметив ее гримасу,— к этому аромату звери и близко не подходят!
— Идем, нужно успеть пока не взошла луна!— сказал Иван.
Укрывшись накидками, они поползли к кустарнику, за которым начинался луг со скошенной травой.

Прошел уже час как они скрылись в кустарнике, но их всё ещё не было видно на лугу, который методично прочесывал луч прожектора.
Надежда перевела бинокль на освещенную деревенскую улицу. Возле комендатуры проходил патруль, трое пьяных солдат, орали украинскую песню. Из боковой улочки, вышел ещё один наряд патруля и направился к комендатуре.
— Что ты рыщешь биноклем по всему полю?— раздался над ухом шепот Рябцева,— они уже у деревни.
Надежда посмотрела в сторону указанную Рябцевым, но так ничего и не увидела.
— Я ничего не вижу!— прошептала она.
— Очень хорошо — немцы на вышках опытней тебя будут, но будем молиться, что они их тоже не увидят! Только бы они успели до того, как появится луна!— прошептал Рябцев.
Когда патрули поравнялись на другом конце улицы и луч прожектора последовал за ними, с противоположного конца луга к домам метнулись две тени и мгновенно растворились в темноте ближнего двора.
Все произошло настолько быстро, что Надя решила, будто это ей померещилось.
— Пробрались!— облегченно прошептал Рябцев.
Тут взошла полная луна и Надежда увидела лицо лежавшего рядом Хромцова. Капитан был просто ошеломлен — по-видимому, они заметили разведчиков в одновременно.
Снова потянулись тягостные минуты ожидания. Бледный диск луны на звездном небе, осветил избы и пустую деревенскую улочку.
В некоторых окнах горели керосиновые лампы — видимо в этих домах устроились эсэсовцы. Иногда открывалась дверь какой-нибудь хаты, и из неё матерясь, вываливался пьяный бандеровец.
От черных окон, в которых оставались уцелевшие люди, исходило безысходное отчаяние. Невозможно было представить, что чувствовали эти несчастные женщины и дети, в ожидании того, что в любую минуту, в их дом могут ворваться убийцы…
Надежда повернулась к Рябцеву ища у него поддержки, но встретившись с ним взглядом, поняла, что бывалый солдат, думает о том же. В его взгляде было столько сострадания и боли, что у Надежды на глазах навернулись слезы жалости и сочувствия.
— И так в каждой деревне!— прошептал Рябцев,— теперь ты понимаешь, почему командир не брал тебя с нами?

Укрывшись под своими маскхалатами, Иван и Петрович пересекли луг с недавно скошенной отавой.
В деревню пришли каратели и скошенное сено убрать не успели — немцы и бандеровцы принялись убивать крестьян. Через несколько дней пригнали несколько тысяч евреев из окрестных городков и деревень, расстреляли в лесном овраге, трупы облили бензином и подожгли.
Оставшихся в живых крестьян, заставили закапывать полусгоревшие останки детей, женщин и стариков. Потрясенным кровавыми расправами, крестьянам, было не до уборки травы, тем более, что кормить ею всё равно было некого — весь домашний скот у них отобрали оккупанты.
Это скорбное обстоятельство было на руку разведчикам — скрываться в полусгнившей после обильных дождей, траве, было намного легче…
Разведчики вышли прямо под вышкой, так что часовой на этой вышке не мог их заметить. Дождавшись, когда патрули отойдут на максимальное расстояние, а часовой на соседней вышке отвернется, они оставили свои накидки на лугу, перебежали дорогу и укрылись под стеной крайней избы.
— Нужно поторопиться,— еле слышно прошептал Петрович.
Иван кивнул, и стараясь сориентироваться, внимательно огляделся.
В соседнем доме было открыто окно из которого доносились пьяные голоса. Орали по-украински — дивизия Дерливангера была укомплектована «храбрыми» воинами СС и украинскими националистами.
Последние, давно потерявшие человеческий облик, зверствовали страшнее нацистов. Необъяснимая, патологическая ненависть к русским, белорусам, евреям, даже к своим соплеменникам, старание заслужить доверие фашистов, толкали их на безумные злодеяния.
В доме скрипнула дверь, на крыльцо вывалился пьяный бандит и стал мочиться, не сходя со ступеней.
— Свинья, мы же здесь живем!— раздался голос из дома.
— Долго ли будем?— усмехнулся пьяный бандит.
В доме начался спор. Споривших было около пяти человек. Справив нужду, каратель вернулся в избу, хлопнула дверь и снова наступила тишина.
— Бросить бы туда пару гранат!— со вздохом прошептал Петрович.
— На всех не хватит!— прошептал в ответ Иван,— помолчи!
Выждав когда луну скроет облако, он тронул товарища за плечо и ползком стал пробираться к центру деревни, стараясь находиться в тени домов, но при этом не попасть в поле зрения случайно вышедшего из какой-нибудь избы эсэсовца, или бандеровца.
В голове засела мысль: «лишь бы эсэсовец был у себя в избе!»
Почти два часа они пробирались к нужному дому, пережидая обходы патруля и пропуская появлявшихся иногда пьяных карателей.
В доме коменданта горел свет, из открытого окна лилась тихая музыка. Голосов не было слышно, но если эсэсовец ожидает гостей, придется ждать, пока они уйдут, что совсем не устраивало разведчиков.
Укрывшись в покосившемся хлеву, они стали прислушиваться — все было тихо — видимо, офицер был в доме один.

Разведчикам множество раз приходилось слушать животные оргии представителей великой германской нации. Подобное свинство и разврат, возмутили бы даже самых безнравственных римских патрициев…
Всё было тихо, но ждать когда эсэсовец уляжется спать, времени не было.
— Придется рискнуть!— одними губами, прошептал Иван, подхватил мешок с зашевелившейся змеёй и не обращая внимание на яростно жестикулирующего Петровича, подкрался к освещенному окну. Но в эту же минуту в окне показалась молодая женщина, их глаза встретились, увидев незнакомца держащего в руке сверток, она открыла рот чтобы закричать. Иван умоляюще посмотрел на неё, прижав палец к губам. Она застыла с открытым ртом. С минуту, они молча смотрели друг на друга.
За несколько мгновений Иван смог рассмотреть ее лицо: это была еще очень молодая девушка, наверное, русская или украинка; в глазах ее застыла печаль и глубокая душевная тоска. Этих мгновений было достаточно и Иван понял — девушка не выдаст, а интуиция его никогда не подводила!
Кто знает, что заставило эту молодую девушку сожительствовать с немецким офицером — желание жить, ужас перед пытками, страх за свою семью, а может быть то и другое…
В страшное время войны, все настолько усложнилось и запуталось, что Иван никогда не брался никого упрекать или осуждать.
С минуту они смотрели друг другу в глаза, за это короткое время оба поняли, что им не надо бояться друг друга.
— Наша Марьяна завела себе любовника!— раздался вдруг с улицы пьяный голос,— смотри, мы доложим господину штурмбанфюреру!
В безмолвном поединке с девушкой, Иван забыл об опасности, которая может появиться с улицы. Но видимо, с пьяных глаз бандиты приняли его за одного из своих. Подыгрывая им, он не оборачиваясь показал им кулак из-за плеча. Раздался громкий смех.
— Проваливайте к черту, алкаши!— крикнула им девушка.
Бандеровцы заржали еще громче. В комнате заскрипели пружины кровати и послышались шаги.
Иван не оборачиваясь шагнул в сторону от окна и слился с бревенчатой стеной. Над головой, в метре от себя он услышал дыхание подошедшего к окну эсэсовца и вжался в стену.
— В чем дело?— спросил он на хорошем русском, с легким акцентом.
— Наверное литовец или латыш, а может фольксдойче — их много служит в карательных отрядах СС!— подумал Иван.
— Да, эти опять напились не спится им по ночам,— ответила девушка.
— Убирайтесь отсюда, пьяные свиньи!— сказал офицер негромко и совершенно бесстрастно.
В ответ послышался злобный шепот, но вслух ругаться никто из бандитов не осмелился.
— Напрасно они думают, что самогон поможет им забыть кем они стали,— сказал офицер.
— Поэтому я и не пью!— вздохнула девушка и уже другим тоном добавила,— но эти и не стараются забыть, похоже им нравится то, что они делают…
— Они ненавидят коммунистов, русских, евреев и я думаю, что своих родных и близких тоже, но тебе не в чем себя винить — ты лишь жертва обстоятельств!— резко сказал эсэсовец.
— Я могла бы уехать на работы в Германию, как остальные.
— И тогда бы погибла твоя семья. А в Германии случилось бы то же самое что и здесь, если не хуже — тебя бы отдали в бордель для солдат вермахта!
Иван удивился не почувствовав в его голосе ни сарказма ни презрения. Голос офицера был холоден, но Иван понимал, что эсэсовец сочувствует девушке.
Послышались шаги и снова заскрипели пружины. Иван осторожно подошел к окну. Марьяна стояла, обхватив руками плечи, глаза ее были полны слез. Сердце Ивана сжалось от жалости к этой несчастной девушке. Глядя на нее ласково и сочувственно, он покачал головой, молча ее успокаивая. Промокнув заплаканные глаза уголком платка наброшенного на плечи, она едва заметно кивнув, отошла от окна.
Иван облегченно вздохнул. Нужно было поспешить — другие бандиты могут и не принять его за своего! Он осторожно развязал мешок и надев плотную брезентовую рукавицу нащупал змею в мешке. Она зашипела, но не укусила: рукавица была пропитана одурманивающим запахом.
Иван приподнялся на носки и осторожно заглянул в окно. Немец в расстегнутом кителе, скинув сапоги, сидел на железной кровати боком к окну и просматривал какие-то бумаги.
Марьяна сидела на стуле, и что-то шила украдкой поглядывая на окно. Иван сделал ей знак выйти из комнаты. Глазами она показала, что поняла и через минуту, Иван услышал, как скрипнула дверь в сенях.
Иван осторожно достал змею из мешка и выпустил ее в комнату. Через несколько минут змея придет в себя и начнет искать, где бы ей спрятаться и обязательно наткнется на человека. Лишь бы девушка не вернулась не вовремя!
Оставалось только ждать, и Иван бесшумно вернулся в укрытие к Петровичу. Объяснять ему не было нужды: тот сам все видел.
— Чуть не сорвалось!— прошептал он сжимая локоть Ивана и тот почувствовал как дрожит рука товарища.
— Все будет в порядке!— уверенно прошептал в ответ Иван и старик успокоился.
Иван знал, что Петрович привязался к нему как к родному сыну и боялся старик не за себя, а за него и был ему за это безмерно благодарен.
Потянулись долгие минуты ожидания. Через двадцать минут медянка пришла в себя и наткнулась на человека.
Послышался негромкий короткий вскрик. Затем непонятный стук, и в окне показался эсэсовец, сжимавший в руке раздавленную змею.
Размахнувшись, он со злостью забросил ее далеко на улицу. У него закружиться голова, он оперся руками о подоконник и закрыл глаза. Но это не помогло, и он негромко позвал Марьяну. Она тотчас вошла, будто ожидала за дверью и тут же бросилась к нему. Видя ее участие, эсэсовец как-то по-особенному взглянул на неё.
Разведчики из своего укрытия видели, как он доверчиво оперся на плечо девушки. Заскрипела кровать. Пора было нанести визит штурмбанфюреру — через несколько минут начнет действовать яд со снадобьем, действует он недолго, так что нельзя было терять ни минуты.
Разведчики пробрались к крыльцу и вошли в избу — Марьяна предусмотрительно оставила дверь открытой.
Они вошли в горницу. Увидев их, девушка отошла от кровати. Эсэсовец уже ничего не понимал: он смотрел на них блуждающим взглядом, тщетно пытаясь сфокусировать зрение.
— Готов?— спросил Петрович.
— Да, закрой окно!— приказал Иван девушке, в её глазах застыл страх, но она молча повиновалась.
— Тебе нечего бояться, дочка!— успокоил ее Петрович, но девушка не поверила и молча стояла глядя на солдат. Но разведчики не обращая внимания на девушку, приступили к допросу.
Немец отвечал вяло, часто путаясь, на короткое время терял сознание, но им удалось узнать все, что нужно.
Закончив допрос, Иван повернулся к девушке.
— Вы меня убьете?— равнодушно, даже с надеждой спросила она.
— Не выдумывай — мы не судьи и тем более не палачи!— в сердцах сказал Иван,— ты молода, красива, когда закончится эта страшная война, ты сможешь уехать отсюда, заживут старые раны — время всё лечит и ты начнешь новую жизнь! В том, что происходит сейчас, нет твоей вины!
Девушка упала на стул и закрыв лицо руками, заплакала.
— Не плачь дочка и не вини себя за то, что хотела жить сама и спасти жизнь своих близких: мы слышали, что сказал этот немец!— Петрович подошел к ней и погладил по голове, в глазах старого солдата блестели слезы.
— Слушай меня внимательно,— сказал Иван,— нам пора уходить, через час или около того, штурмбанфюрер придет в себя. Он не будет ничего помнить, кроме того, что его укусила змея. Ты должна его убедить, что он ее убил и выбросил, тем более, что они смогут найти её во дворе. Ты обработала рану и все уже позади. До утра его будут мучить легкая головная боль и бессонница, но с восходом солнца всё пройдет. А сейчас нам пора.
— Я могу вывести вас к лесу через задний двор, я хорошо знаю все тропинки и проход в колючей проволоке — мы пройдем незамеченными, — оживилась Марьяна.
Петрович и Иван обменялись взглядом. Девушка могла предать, но обижать ее недоверием они не имели права.
Глядя в ее полные слез глаза, Иван согласно кивнул и улыбнулся девушке: её милое лицо просияло…
…Марьяна провела их огородами прямо к лесу, но вышли они с другой стороны деревни, им пришлось сделать крюк, прежде чем они добрались до ожидавших товарищей. Они появились внезапно напугав своих: их не ожидали с противоположной стороны.
— Все в порядке!— прошептал Иван предупреждая вопросы, —подробности потом, а сейчас пора уходить: такое везение не может длиться вечно!
Иван оказался прав: на обратном пути они совершенно случайно наткнулись на отряд карателей. Завязался бой. Двое бойцов были легко ранены, но Рябцеву пуля попала в ногу и раздробила кость, ранение было тяжелое, так что его пришлось нести на руках. Эсэсовцы окружили отряд со всех сторон на обширной территории: стоило им приблизиться к рокаде, как их встречал плотный пулеметный огонь.
Тогда Петрович стал петлять в окруженном лесу, появляясь то тут то там. Сбитые с толку эсэсовцы, разорвали плотное оцепление, и невольно открыли фланг. Пока бандеровцы опомнились, отряду удалось вырваться из окружения. Они ушли чудом: петляя по лесу как лисица, Петрович вывел отряд к краю обширного болота.
Иван ни разу не вмешался в действия старика, полностью полагаясь на чутьё опытного таежного охотника. Петрович повел их в болото.
Каратели настигли отряд, когда они углубились в топи метров на сто.
Взбешенные фашисты открыли беспорядочную стрельбу по ускользающим из под носа разведчикам, но вскоре опомнившись, стали вести прицельный огонь.
Хромцов шедший замыкающим, остановился и прокричав остальным двигаться дальше, стал отстреливаться.
Каратели залегли, но стрельбу не прекратили. Бойцы были вымотаны до предела. Хромцов догнал отступающих товарищей и взвалив на плечи раненого Рябцева, погружаясь почти по пояс в зловонную жижу потащил его в глубь болота, вслед за уходящим отрядом.
Бойцы предлагали сменить его, но капитан помотал головой и упрямо тащил Рябцева никого к себе не подпуская.
Побоявшиеся сунуться в болото, эсэсовцы выпустили по отступающим несколько очередей и скрылись в лесу.
Пройдя несколько километров по топи, они выбрались на небольшой островок посреди болота.
Надя осмотрела рану Рябцева: пуля попала в бедро и раздробила кость. Каждое движение приносило ему невыносимые страдания.
— Боюсь, он останется без ноги!— сказала Надежда Петровичу,— придется где-нибудь его оставить.
Иван осмотрел рану и не говоря ни слова направился вглубь острова.
— Мы своих никогда не оставляем, не волнуйся Наденька, Ваня за несколько дней поставит его на ноги, главное — Васька не истек кровью! — уверенно ответил Петрович.
Надежда, у которой был жив в памяти эпизод со змеёй, уже ничему не удивлялась и поэтому не стала возражать.
Иван вернулся через час, неся за задние ноги зайца. Он был еще жив, но оглушен.
— Любопытных и нервных, прошу удалиться,— приказал Иван и все отошли от раненого, кроме Петровича и Нади,— взглянув на них Иван нахмурился, но промолчал.
— Зачем тебе заяц?— не выдержала Надежда.
— Будешь мешать — прогоню!— пресёк расспросы Иван,—смотри молча и все увидишь!
— Петрович, вливай анестезию!— приказал он.
Петрович достал из своего вещмешка флягу со спиртом.
— Если чистый, разбавь, а то он ему глотку сожжет!— сказал Иван,— и влей в него побольше, он начинает бредить и сейчас потеряет сознание, так что надо поторопиться, а то может быть очень плохо.
Проглотив изрядную порцию разбавленного спирта, Рябцев опьянел и начал осоловело улыбаться.
Иван протер рану, и Надежда обратила внимание, что он не особенно заботится о стерильности: с болотной жижей наверняка попала инфекция, но вслух сказать не решилась, опасаясь быть изгнанной из операционной поляны.
Между тем Иван разрезал рану до кости, извлек осколки и облил надрез спиртом. Затем развернул принесенную тряпку и что-то высыпал в рану и прикрыл ее той же тряпкой. Надежда взглянула и ахнула — окровавленная рана была полна жирных личинок мясных мух!
Заметив ее недоумение и ужас, Петрович улыбнулся.
— Что ты делаешь — они же занесут инфекцию и сожрут его живьем! — воскликнула девушка, но Иван даже не повернул голову.
— Не беспокойся, дочка!— прошептал Петрович,— когда я первый раз увидел эту операцию, то едва не пристрелил нашего командира, но меня вовремя остановили!
— Инфекцию разносят только мухи, но их личинки способны исцелять самые тяжелые ранения,— сказал Иван,— личинки питаются только омертвевшими тканями, не трогая живые, но кроме этого, они выделяют вещество, дезинфицирующее и заживляющее рану.
— А потом вы их просто снимаете?— спросила Надежда.
— Нет, закончив свое дело, они сами расползаются!— ответил Иван,— эти удивительные существа действуют эффективнее любого, даже самого опытного хирурга, так как поедают каждый мертвый участок. Этот способ лечения особенно эффективнее при лечении гангрены.
— Но откуда ты всё это знаешь?— спросила Надежда.
— Этот метод был известен ещё древним русичам, но незаслуженно забыт современной наукой!— уклончиво ответил Иван.
Дождавшись, когда личинки сделают свое дело и начнут расползаться, Иван забил и освежевал кролика, аккуратно срезал его бедренную кость и облив ее спиртом, вложил в рану Рябцева. Затем зашил надрез и наложив какие то травы, туго перебинтовал.
— А теперь прошу за мной не шпионить!— с улыбкой сказал Иван, глядя на Надежду. Бедняжка покраснела от стыда, а Иван скрылся в зарослях вербы.
— Не мешает приготовить что-нибудь перекусить,— сказал Хромцов. Вопреки ожиданиям, в скоротечном бою он показал себя смелым и находчивым бойцом, поэтому отношение к нему товарищей, совершенно изменилось,— не мешало бы сварить кролика — бульон раненому был бы сейчас очень кстати.
— Сейчас организуем, товарищ капитан,— весело отозвался Петрович и отправился собирать хворост.
— Жаль раненых ребят,— подсел к нему Хромцов когда он вернулся, раньше я не понимал насколько тяжело видеть как страдают друзья! Я понимаю, вы не считаете меня ни другом, ни товарищем, но я вас считаю боевыми друзьями и этого мне пока достаточно.
— Все мы капитан, в своей жизни делали хорошее и плохое и кто знает чего больше,— вздохнул Петрович,— добро, которое мы делали своим близким, могло оборачиваться злом для других. Ты выполнял приказ, не задумываясь над его последствиями, над тем, что может быть причинил зло. Как-то раз я спросил одного эсэсовца, которого мы допрашивали, понимает ли он насколько бесчеловечно то, что они делают? Немец был под действием опия и не мог солгать, так как почти ничего не соображал.
Он ответил, что прекрасно понимает, но они поклялись перед Богом в верности своему фюреру Адольфу Гитлеру — вождю немецкого народа, главнокомандующему вермахта, а нарушить клятву для немца, это что-то совершенно немыслимое. Гитлер поймал их на особенности германского национального характера, и умело воспользовался этим.
Я не оправдываю нацистов, но после разговора с этим немцем, мы решили, что будет гораздо лучше, если мы тоже воспользуемся этим — убить немца легко, а вот заставить его делать то что нам нужно, да так чтобы он об этом и не подозревал, для этого нужно пошевелить мозгами. Иван прекрасно справляется с этой задачей, да и не только с этой: ты сам видел, как несколько часов назад мы ушли от неминуемой гибели.
— Думаешь нам не хотелось прибить того эсэсовца? Да я бы его на куски голыми руками разорвал! Если бы ты знал, сколько раз, скрежеща зубами и не скрывая слез, мы наблюдали за чудовищными расправами, которые устраивают каратели, над беззащитными женщинами и детьми! — с горечью ответил Петрович,— но мы разведчики, а не мстители, дай мы волю чувствам, погибнет много больше людей!
— Прости, я обидел тебя совершенно не заслуженно,— потупился Хромцов,— сегодня я видел как вы воюете: у вас отличный командир и бойцов он себе подобрал надежных и смелых.
— Да, Иван отличный командир и мы все любим — я как родного сына, остальные как брата и старшего товарища. Но ты ошибаешься, если думаешь, что отряд подобран специально, все мы были необстрелянными солдатиками, но война нас сделала такими, опытными и смелыми. Когда смерть не отстает от тебя ни на шаг, ее перестаешь бояться, свыкаешься с мыслью о гибели, и принимаешь её как само собой разумеющееся.
— Волею судьбы ты попал к нам в отряд и не важно, что ты хотел, главное — этот случай открыл тебе глаза на твою жизнь и жизнь других людей; ты сделал правильный вывод и я убежден — в будущем ты будешь обдумывать свои поступки. Каждый их нас видел твою храбрость, а мы по себе знаем как это трудно.
— Я хотел бы все изменить, но это не возможно — время не повернуть, — вздохнул Хромцов,— я буду проситься к вам в отряд — я должен любой ценой искупить то, что делал до сих пор!
— Ты выполнял приказ своего начальства… я думаю, Иван не будет против — я сам поговорю с ним об этом,— улыбнулся Петрович.
— Спасибо, поговорил и словно гора с плеч — теперь и умирать не так страшно!— Хромцов расправил плечи и облегченно вздохнул.
Иван вынырнул из зарослей болотных кустарников, неся пучок каких-то трав.
— К сожалению, не нашел того, что нужно, но думаю эти травы помогут, во всяком случае вреда от них не будет.
Легкораненых бойцов перевязала Надежда и они смогли передвигаться без посторонней помощи, но вот с Рябцевым пришлось повозиться. Иван развязал повязку на его ноге.
Надя удивленно уставилась на рану, которая покрылась твердой коркой, а ведь прошло всего несколько часов!
— Кости должны срастаться так же быстро как заживает мясо,— сказал Иван, но Надежда не услышала в его голосе удовлетворения,— попробуем эти травы и если это то, что нам нужно, через сутки ты будешь как новенький, если нет, то Петровичу придется здесь задержаться на денек, другой.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Вы обещали рассказать о Иване и вашей семье,— напомнила Анна.
— Я не забыл, только вот не знаю с чего начать — не хочу чтобы вы сочли меня болтуном или сумасшедшим.
— Попробуйте начать с начала,— посоветовала Анна.
— Что-ж, попробую. Началась наша история в начале восемнадцатого века. В последние годы жизни, Император Петр Первый сильно хворал. Царя тщетно пытались исцелить заморские лекари, вот тогда он решил обратиться за помощью к сибирским шаманам.
Ходили слухи, будто заклинаниями и общением с духами умерших предков, шаманы исцеляют любые болезни. Странное дело, но император, который всю жизнь питал недоверие ко всяким знахарям да чародеям, призвал не русских колдунов, а якутских шаманов.
В Тобольск, который в то время был неофициальной столицей Сибири, был отправлен указ, попробую пересказать его по памяти:
«Повелеваю князю Черкасскому, губернатору Сибирскому, прислать в Петербург дворянина Кычкина с четырьмя шаманами и шитыми рожами и знающими читать по-маньчжурски и никански. Их с семьями указанным числом выслать в самой скорости. Сам же Кычкин чтоб трактом ехал с великим поспешанием, нигде не медля ни часа под страхом жестокого штрафа.»
В то время дорог в Сибири, впрочем как и сейчас, не было и путь до столицы занимал долгие месяцы, когда же шаманы наконец добрались до Петербурга, оказалось, что Император умер и его место на троне заняла Екатерина.
Колдовство шаманов оказалось ненужным, и их отправили обратно домой. Но назад вернулись не все. В дороге сильно заболел старый шаман и его с сыном оставили на полдороги — так он пожелал.
В деревеньке, которую выбрал старик, не сразу приняли чужаков: это было уединенное селение в дремучем лесу, в котором жили раскольники, беглые крепостные и несколько семей московских дворян, бежавших от гнева Петра Первого, который как известно был горяч и скор на расправу. Вместе они прекрасно уживались и в каждом чужаке видели угрозу их спокойной и мирной жизни.
Но прошло время, и старик стал на ноги — время умирать ему еще не пришло. В деревне тогда случилась беда — медведь сильно задрал одного из старейшин и шаман вызвался его исцелить. Родственники согласились, так как деваться всё равно было некуда — он погибал от полученных ран.
Сейчас я не буду рассказывать какими методами пользовался шаман — это ни к чему, но через неделю старейшина уже встал на ноги. Это было настоящее чудо и не смотря на то, что шаман исцелял, по тогдашним понятиям демоническим колдовством, к нему прониклись уважением и ему с сыном предложили поселиться в этой деревне.
С благодарностью отец и сын приняли это предложение.
Но на исцелении старейшины чудеса не закончились — каково же было удивление сельчан, когда старая женщина у которой жил старик, вдруг родила мальчика — здорового и крепкого! Это было настоящее чудо — у двоих дряхлых стариков рождается ребенок.
Сын шамана также мог исцелять, но силу отца он не наследовал — духи выбрали его младшего брата.
Не каждый может стать шаманом, духи, покровительствующие роду, сами выбирают того, кому будут служить они, и кто будет служить им.
Много добра они сделали в приютившей их деревне.
Урожаи были богатыми, с охоты и рыбалки никто не возвращался без добычи, а беды и несчастья обходили их стороной. Сын обзавелся семьей, у него родились здоровые и умные дети.
Прошли годы и смешались две крови русская и якутская, но знания и сила старого шамана не пропали — они передаются из поколения в поколение и духи предков, покровительствовавшие старику и его роду, теперь покровительствуют нам…
Иван еще не посвящен в шаманы, так как сам этого не желает, но рано или поздно ему придется согласиться, иначе он умрет страшной смертью, а наш род навсегда лишится защиты предков.
— Сестра мне рассказывала, как Иван вылечил своего бойца: его нога была разбита осколками разрывной пули, но он поставил раненого на ноги, всего за несколько дней, а в последствии о тяжелом ранении напоминала лишь легкая хромота. Надежда рассказала как он это сделал, но я не поверила,— покачала головой Анна,— вы можете мне объяснить, что это — Божье чудо, или нечто иное — нам так же неведомое?
— Мы считаем, что всем сущим руководит Высший Разум и люди называют его Богом!— осторожно ответил Борис, не совсем понимая, что она хочет от него услышать — эта женщина была полна противоречий, и он не знал, как себя с ней вести.
— Когда-то, очень давно, я верила в Бога, но потом стала сомневаться, а сейчас не верю вообще. Ну а если я не верю в Бога, как я могу верить в чудеса, которые он творит?
— Вы не верите в чудеса? Взгляните на этот лес, на голубое небо над нами, на радугу после дождя, на эти цветы на голове Надежды, разве это не чудо? На разнообразие мира животных и растений, на не вообразимую палитру красок, разве могло это возникнуть само по себе, без чьего-либо вмешательства?— улыбнулся Борис.
— Это всего лишь природа — все это возникло в процессе эволюции, вы не слышали о Дарвине?— усмехнулась Анна.
— Дарвин был всего лишь натуралистом, но не ученым, в наше время, его познания в науке, находятся не выше уровня пятого класса школы, для умственноотсталых детей!— усмехнулся Борис,— Дарвин состряпал свою бредовую теорию эволюции, на основании наблюдений за галапагосскими зябликами, у которых клювы различной длины.
— Дарвин не имел малейшего понятия, о непостижимой для нашего понимания сложности и уникальности окружающих нас живых творений — растений, насекомых и животных. Даже самые именитые ученые прошлого столетия, не представляли, насколько сложен человеческий организм — единственного на планете существа, способного развивать свои знания, логически мыслить, любить, ненавидеть и испытывать множество других чувств и эмоций!
— Как же по-вашему появилась жизнь на нашей планете?— усмехнувшись, спросила Анна.
— Я не знаю!— совершенно не смутившись, ответил Борис, — но как считали древние мудрецы, началом жизни на земле явилась первичная Божественная искра, записанная в воде, через которую каждый вид живых существ достиг своего совершенства.
— Весьма абстрактное предположение — оно может означать всё, что угодно!— усмехнулась Анна.
— Я с этим совершенно не согласен,— ответил Борис,— мы существа обучаемые, если ребенка не учить ходить, разговаривать, сам он никогда не научится, останется немым, и будет ползать на четвереньках. Отсюда следует вывод, что прежде чем поселить человека на этой планете, его чему-то научили. И поселили здесь не младенца, а взрослого, готового к самостоятельной жизни, человека. И в этом случае, единственная мысль которая приходит в голову — это о чрезвычайно умном и любящим свои творения Создателе. Но не будем забывать, что кроме нашей планеты, существует бескрайняя Вселенная, с бесконечным количеством галактик, звезд и планет.
— Кажется, кто-то высказывал теорию Большого взрыва?— пожала плечами Анна.
— Чепуха, вы видели хот один взрыв, который нес бы в себе порядок? Взрыв несет только разрушения и хаос, а из хаоса не может возникнуть порядок,— продолжал размышлять Боря,— на нашей крошечной планете и в безграничной Вселенной все закономерно и взаимосвязано. «Все что мы имеем на нашей земле и материальное и не материальное создано Господом, и мы можем лишь попытаться понять, как Он это сотворил», сказал великий Ломоносов.
— Верить в Бога должен любой здравомыслящий человек, достаточно посмотреть вокруг, на бесконечное множество красок и форм, на все великолепие окружающего нас мира, чтобы понять, что все это не могло возникнуть без вмешательства Величайшего Разума. Дарвин мог ответить на множество вопросов — о вкусах, запахах, разнообразии цветов. Если вы читали его работы, то должны были обратить внимание на сквозящие в них сомнения — в одном из своих сочинений — «Происхождение видов», в главе об инстинктах, Дарвин пишет, что «строительство ульев у пчел, может быть самым серьезным возражением против его теории». В своих письмах друзьям, он пишет, что был обманут и гоняется за несбыточной мечтой. Он называет «Происхождение видов» дьявольским евангелием, что соответствует абсолютной истине, так как он убил веру в Господа как в Создателя не только в себе, но и в сердцах миллионов людей! До самой своей смерти, он пытался бороться с Господом, но так ничего не доказав, умер в жестоких душевных страданиях. Хотя он не заслуживает жалости, за то, что сотворил с человечеством, но мне всё же жаль этого глупца!
— Мне трудно возразить, но почему бы не предположить, что жизнь возникла в результате многочисленных случайных преобразований?— подзадорила его Анна, хотя в глубине души, была полностью согласна.
— Да вы оглянитесь вокруг: на пчел собирающих нектар и опыляющих растения, которые не могут существовать друг без друга; на стрекоз, жуков и кузнечиков, прячущихся в траве. Неужели вы считаете, что все это возникло просто так из ничего, по воле какого-то случая?! Да будь вы самой убежденной материалисткой, всё равно должны задуматься, что слишком уж у Дарвина все просто и гладко! Вряд ли вам придет в голову, что например, прекрасная картина, увиденная вами в музее, возникла сама по себе, из ничего! Совершенно очевидно, что это полотно создано рукой художника, вдохновленного некой идеей, которую он, используя свои знания и мастерство, воплотил в этой картине! Возьмем любую книгу: допустим хорошо известный вам «Капитал» — это ведь не просто нагромождение букв и знаков препинания, а мысль, возникшая у Маркса, которую он воплотил на бумагу в виде текста. А вы можете познакомить меня хоть с одной обезьяной, построившей себе жилище, написавшей книгу, а ведь для того, чтобы научиться записывать звуки, нужно уметь самое малое — произносить осознанную речь! Главный враг Дарвина — это отсутствие источника информации, откуда этот мифический «случай», мог извлекать знания, для совершенствования форм жизни, возникших из ничего. Но ведь в конце концов, даже случаем, должен кто-то управлять!
— Ни одно сооружение не могло возникнуть само по себе или по воле случая — его кто-то спроектировал и построил и это был не простой дилетант, а специалист, имеющий определенные навыки! Но ведь живые существа устроены несравненно более сложно, нежели дома, картины и книги. Так почему же вы сомневаетесь, что жизнь Земле, да и вообще, всё сущее, создал Гениальный Архитектор?
Анна пожала плечами и промолчала — как ни странно, но рассуждения Бориса ей понравились, да и аргументы были довольно убедительны.
— Кстати, именно Дарвин вдохновил Карла Маркса, к написанию «Капитала»,— почему-то вернулся к идеологу коммунизма, Борис,— его захватила сама идея того, как Дарвину удалось объяснить не причастность Бога к возникновению жизни на земле, а ведь в молодости Карл Маркс, был вполне добропорядочным, верующим еврейским юношей — не могу понять, что же заставило умного человека, усомниться в существовании Творца?
— Может быть какая-нибудь личная трагедия?— предположила Анна.
— Чепуха: идеи германского фашизма как мы с ними столкнулись в ХХ столетии, тогда находились в самом зародыше, а личная жизнь у него была вполне обычной…даже слишком,— Борис усмехнулся.
— Почему же теорию эволюции, кроме церкви, никто не пытается оспаривать?— не сдавалась Анна.
— Да потому, что ни у кого не хватило ума предложить что-то более убедительное! Куда как проще согласиться с тем, что из океана выползли какие-то бациллы и из них в течении многих миллионов лет развились разнообразные и совершенные организмы, наделенные разумом и всяким таким, что и представить невозможно, чем признать существование Великого Разума и тем самым признаться в своем скудоумии!— Борис усмехнулся,— этой бредовой идеей пичкают школьников, студентов и будущих ученых в аспирантурах, тем самым полностью отрезая науке все пути к отступлению — ведь если они согласятся с доводами разума, придется признать, что полученные за долгие годы учебы знания, не стоят и выеденного яйца! А кто, скажите на милость, согласится на подобную жертву?

— Не нужно считать верующих людей невежественными и отсталыми — не забывайте, что на Руси в Бога верили не только неграмотные крестьяне, но большинство русской интеллигенции — дворяне, военные и ученые. Вы же не думаете, что Суворов, Ломоносов, Альберт Эйнштейн и многие другие, глупы и необразованны? Вам известно, что сам Максим Горький, произведения которого высоко ценил сам Ленин, был человеком глубоко верующим? Вспомните его «Старуху Изергиль».
Анна поняла, что задела в душе Бориса струнки, которые не стоило задевать и перевела разговор на другую, более близкую ей тему.
— В общем-то, у нас атеистическое государство, но, тем не менее, слушая ваши рассуждения о Боге и колдовстве, я удивлена — вы все смешали в одном котле: и языческие обряды и христианство, выбрав из всего этого лишь то, что вам по душе. Все это как-то не вяжется с христианскими догматами, ведь христианская церковь считает шаманство дьявольщиной и их не интересует, кем вы сами себя считаете.
— Ортодоксальная церковь считает нас служителями дьявола,— легко согласился Борис,— но это не беспокоило нас раньше, не беспокоит и сейчас — в любой религии есть заимствования других учений. Некоторые привычные сейчас православные праздники перешли к нам из языческой Руси — люди не охотно прощаются с тем, что было им любо, так зачем же их этого лишать, если можно обойти острые углы и смириться.
— Мы же, не делаем ничего дурного. Что плохого делают шаманы или знахари, помогая людям избавляться от болезней и напастей? В Библии написано: «возлюби ближнего своего как самого себя»? Вы знакомы с Священным писанием: вспомните притчу о самаритянине, который не смог равнодушно пройти мимо нуждающегося в помощи иноверца и Бог не вменяет в вину иудею, что он принял помощь от иноверца, а порицает тех иудеев, что прошли мимо!
А разве мало в истории случаев, когда в связи с новыми открытиями, церкви приходилось отступать от многих своих догматов?
Когда открытия великих астрономов и физиков были неоспоримо доказаны, они стали изворачиваться, придумывая новые объяснения неизвестным явлениям и процессам, происходящим во Вселенной, хотя в этой ситуации лучше всего было бы промолчать — мир слишком сложен, чтобы его можно было объяснить с точки зрения церкви и науки.
Своими чудесами, шаманы подрывали авторитет церкви, так как попам не удавалось то, что удавалось по сути безграмотным шаманам. И дело тут вовсе не в могуществе одних и бессилии других, просто во вторых совсем не осталось веры. Как сказал один известный философов — «не чудеса творят веру, а вера творит чудеса». Мы ведь прекрасно понимаем, что чудеса, которые творит истинно верующий священник, на самом деле творит не он, а Бог к которому он обращается. Шаман обращается за помощью к духам, которые ему покровительствуют или подчиняются.
Кто знает, может быть церкви придется когда-нибудь пересмотреть свое отношение к шаманизму и знахарству, да и своё отношение к Богу, тоже им пересмотреть не мешает.
— Ну а вы считаете себя христианами?— с любопытством спросила Анна.
— Мы христиане и не боимся об этом говорить!— Борис улыбнулся, — в нашей стране свобода вероисповедания — это гарантировано советской Конституцией!— и серьёзно добавил,— мы верим в Иисуса Христа, стараемся соблюдать большинство его заповедей, но для того, чтобы выжить в этом жестоком мире и помочь выжить ближним своим, иногда приходится прибегать к помощи других сил.
— Если по каким-либо не известным причинам, Господь не приходит к нам на помощь, мы обращаемся к духам предков и подчиняем демонов. Быть может это не правильно, но не будем забывать, что все сущее создано Богом и подчиняется лишь Его законам — если бы это было не угодно Иисусу Христу, Он бы конечно нас остановил.
— Допустим! — возразила Анна,— может быть Бог вам не мешает, но в конце концов всё равно придется держать ответ?
— Всем придется держать ответ, а многие из нас наказаны в этой жизни!— тяжело вздохнул Борис.
— Вы не боитесь наказания за свои языческие обряды и за то, что делаете вещи, противоречащие Писанию? Что же касается духов предков, вы не можете знать, к каким из них обратились за помощью, добрым или злым? Если вам помогает злой дух, или демон, они непременно потребуют плату за свою помощь, а что вы можете предложить кроме своей души? Ещё чью-нибудь душу! Вряд ли им нужно что-то иное!
— В чем-то вы конечно правы! Но скажите, есть ли разница, какую силу использовать — добра или зла, если это во благо нуждающегося?
Господь, это Любовь и Бесконечное Благо. Любое наказание — это зло, а разве Библия не призывает к всепрощению? Иисус говорит — «тот, кто не следует за мной не достигнет Царства Божия», но ни о какой каре нет и речи! Кроме того, истинно верующим, дана «власть наступать на змей и скорпионов».
— Если всех нас ждет всепрощение, какое же место определено для грешников, тоже в раю?— усмехнулась Анна,— вряд ли кому-нибудь понравится общество Гитлера или Нерона — не известно, какая очередная мерзость придет голову этим убийцам — не успев разобраться с расово неполноценными и христианами в земной жизни, они возьмутся за души праведников!— Анна рассмеялась своему неожиданному выводу.

— Перед каждым человеком стоит выбор — идти путем зла, или путем добра,— подумав, ответил Борис,— злой человек, встречаясь с добрыми людьми, не понимает их благие намерения, поэтому сторонится и старается отыскать себе подобных. Думаю, нечто подобное происходит и с душами умерших людей — встретившись на пороге рая с потоком Бесконечной Любви и Божественной Благодати, никогда не познавший добрых чувств, дух человека злобного, вместо ожидаемого блаженства, испытывает адские муки и бежит в поисках подобных ему духов, живущих в одинаковом с ним зле. А куда он попадает, я не знаю, может быть помимо ада или рая у Господа есть для них какое-нибудь другое, особое место — Его Вселенная бесконечна, а фантазия безгранична!
— Слишком уж он начитан для простого крестьянина и совсем изменился со времени нашей последней встречи,— вновь подумала Анна — возражать Борису было трудно, да и не хотелось, но будучи не в силах, преодолеть привычку постоянного отрицания, задумалась.
— Все это интересно, но не убедительно,— не желая сдаваться в силу своего упрямого характера, сказала Анна.
Этот неожиданно свалившийся родственник, снова перестал внушать ей доверие — это неприятное лицо и особенно бегающий по сторонам взгляд, словно он опасается, что собеседник может углядеть в его глазах, что рассказчик сам не очень верит в то, что говорит, или ждет одобрения незримо присутствующего хозяина и его очередной подсказки.
— Если я сомневалась в словах и здравом рассудке родной сестры, то, как я могу верить первому встречному?— думала Анна.
— Не убедительно? Ну что ж, если вы не поверили рассказу родной сестры, то незнакомому человеку не поверите и подавно. Вы по натуре своей, человек недоверчивый и противоречивый — придется завоевать ваше доверие, а потом пытаться в чем-либо убедить. Но мне кажется, что вы все же верите, но не желаете в этом признаться — видимо вы затаили обиду на Господа и желая отомстить, всеми силами стараетесь убедить людей и себя, что Его не существует!— с мягкой улыбкой сказал Борис и впервые посмотрел ей прямо в глаза — он словно прочитал её мысли!
Взглянув в глаза Бориса, Анна поняла, почему он избегает встречаться взглядом — они были совершенно безжизненны! Но они совершенно не пугали, напротив — успокаивали. Вот почему Надежда так привязалась к этому странному человеку, столь абсурдное несоответствие, поставило Анну в тупик, но она решила, что с этим можно будет разобраться позже.
— Мы с сестрой верили, но Бог забрал у нас маму, оставив с черствым и нелюбимым отцом!— ответила Анна,— и я не могу найти объяснения подобной жестокости!
— Когда наша жизнь счастлива и безоблачна, мы редко вспоминаем о Боге, но когда постигают беды и несчастья, начинаем усердно молиться и просить милостей, а не получив желаемого, перестаем верить не только в Его милосердие, но и существование вообще!— покачал головой Борис.
— Однажды, после смерти мамы, мы с Надеждой зашли в церковь — я хотела спросить знакомого священника, почему всеблагой, справедливый Господь, оставил нас одних в этом враждебном и жестоком мире,—грустно сказала Анна,— но он ничего не смог нам ответить, лишь сказал, что Господь проверяет силу нашей веры и призвал к долготерпению и смирению. С того дня я больше не ходила в церковь. Вернее ходила, но уже не молиться, а с совершенно иной целью!
— То есть, вы решили выместить зло на священниках и прихожанах! — подвел итог Борис,— к сожалению я оказался прав — слишком слаба ваша вера!
— Зачем испытывать нашу веру и подвергать постоянным проверкам? Вспомните Ветхий Завет, когда Бог состязался с Сатаной, испытывая силу веры праведника Иова. Если всё происходящее во Вселенной, подчиняется Божьим законам, получается, что Он просто водил за нос глупого Сатану — ведь Иов делал то, что было угодно Ему. Так зачем нужно было мучить несчастного старика и убивать всю его семью? В этом и заключается Его бесконечная любовь?
— Вижу вы очень хорошо знаете Библию!— немного удивился Борис, — я думал, что ваше неверие — это результат антирелигиозной агитации, но все оказалось гораздо сложнее.
— Бабушка и мама читали нам библейские легенды и мы с Надеждой очень любили их слушать и если бы не их преждевременная кончина, мы стали бы глубоко верующими,— Анна вздохнула и после короткого раздумья, продолжила,— но для того, чтобы вести антирелигиозную агитацию, эти знания мне были не нужны — опытные учителя научили нас высмеивать и опровергать написанное в Библии — сотворение мира и человека, всемирный потоп и пьянчужку Ноя с сыновьями, пастушка Давида, булыжником проломившего череп великану, пророка Даниила, старыми костями которого побрезговали даже голодные львы и грозный царь Навуходоносор мирно жующий травку. Поначалу мне было гадко, но вскоре стало забавлять.
Анне этот разговор порядком надоел — она не любила оправдываться и что-то объяснять, кому бы то ни было, тем более, почти незнакомому человеку. Пора было прекращать этот ненужный разговор, но как это сделать, в голову не приходило — просто закрыть рот Борису было бы неудобно, тем более к ним с интересом прислушивалась Надежда.
— Нам долго еще ехать?— сама о том не ведая, пришла ей на выручку Надя.
— Мы проехали только половину пути, деточка,— Борис полностью перевел внимание на ребенка,— если ты устала, мы можем остановиться и немного передохнуть.
— Останавливаться не нужно — мы так никогда не доедем, а вот пройтись и немного размяться будет не лишним,— предложила Анна.
— Ваше желание для меня закон,— церемонно поклонился Борис и его оттопыренные уши заколыхались как у слона.
— Хочешь покататься верхом на настоящем боевом коне?— спросил Борис и подхватив радостно запищавшую Надежду посадил её на спину Мартына,— держись за этот ремень!
— Опустите её немедленно на землю!— испугалась Анна, не сразу сообразив, что происходит.
— Не волнуйтесь, Надежда как будто родилась в седле, вы только посмотрите — настоящая амазонка!— Борис с нежностью и восхищением глядел на счастливое лицо девочки,— она точная копия своего отца! Пожалуйста, не забывайте — мы все же потомки монголов!
— Придерживайте ребенка и прошу больше никогда ничего не делайте без моего разрешения!— нахмурившись сказала Анна уже стоя на земле рядом с Борисом, видя его радость, она всё же не решилась его отругать,— а ты держись крепко и не улыбайся — я потом с тобой поговорю!
— В конце концов, что здесь плохого?— подумала она.
— Не ругайте эту чудесную девочку — это полностью моя вина, я ведь её даже не спросил!— повинился Борис.