Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Пустите даму!:: - Две моих печалиДве моих печалиАвтор: Diana Lunit 1.Мне вчера приснился сон. Спасал я одну девушку, которая пыталась заколоть себя кинжалом от несчастной любви. Видел я её на балконе одного из замков Фонтенбло. Она меня совсем не знала, а я как будто бы знал всё её прошлое. И знал, что её зовут Виолетта. Я видел, как она со стоном выбежала на балкон и уже занесла кинжал, чтобы вонзить себе в сердце. — Виолетта, стой! — закричал я тоже стонущим голосом, — Виолетта, милая Виолетта, я люблю тебя! Что это со мной, с чего это я здесь говорю по-русски? Но Виолетта остановилась передо мной и смотрела на меня прекрасными глазами, испуганными от удивления. Она мне сказала: — По-русски лишь стихами могу я говорить, Таинственный спаситель, ты кто, хочу спросить? Из-за одной любви лишь хотела умирать, Но ты, наверно, сердце моё желал забрать? Тот час, как ты явился, к раздумью дал сигнал Мне, над своей судьбою подумать я должна. — Виолетта, меня зовут Максим, я в тебя давно влюблён, — ответил я и тоже заговорил стихами, - Я силой твоё сердце не стану увозить, Но почему, голубка, моей не можешь быть? Но почему ты раньше не встретила меня, Зачем твоей мечтою другой стал, а не я? Но почему же мысли и чувства не всегда Могли бы безупречно на свете совпадать? Шепчу вопросы эти я ночью среди сна, Зачем же звёзды в небе жестоки часто к нам? Виолетта внезапно побледнела, пошатнулась и выдохнула из себя: — К тебе спускаюсь я сейчас с балкона, Как будто бы взлетаю к небосклону! Она спустилась вниз и прочитала мне очередное стихотворение: — Давно никто мне не читал, как ты Таких стихов безумной красоты, И нежный взор красивых грустных глаз За этот год я вижу в первый раз. А это значит, что судьба сейчас Влюбиться вновь мне подарила шанс. Из дальних странствий ты пришёл ко мне, Ты жил в страданиях, но ты во сне, Наверно, только чистую любовь Вокруг себя видал, в плену стихов, Ты был и остаёшься, как в волнах И не боишься утонуть в штормах. Но я теперь всегда спасу тебя, Мне сердце говорит, что я твоя. Мы шли за руку мимо цветущих роз. Она сорвала одну розу и протянула мне. — Виолетта, тебе роза больше идёт, — сказал я, — Держи её в руке. Я взял Виолетту на руки и смотрел в её красивые чёрные слезящиеся от любви глаза. Проснулся я сам в слезах. Проснувшись, я уже осознавал кто такая Виолетта. Это героиня исторического романа, в которую я влюблён. Я сразу пошёл к себе на балкон. И там сидела моя виртуальная возлюбленная. Она протянула ко мне руку и растаяла. 2. И сон, и живое видение следует считать предопределением. Что это — я научусь материализовать чувственные идеи как граф Калиостро? Или я перееду во Францию, всё-таки будет гармония реальной и виртуальной реальности? Решил я в этот день посетить одну знакомую гадалку, бабушку своей сотрудницы. Мы договорились с Маргаритой Алексеевной, что я зайду к ней вечером. Когда я пришёл, она разбросала карты на небольшом столике. — Будет у тебя возлюбленная, — говорила она, — Красивая брюнетка. Любовь, конечно, будет тебя вводить в печаль. Первая мысль у меня была о моей уже имеющейся любви… О Виолетте… Я спросил: — Маргарита Алексеевна, а она будет далеко от Питера? А то я чувствую, что мой идеал не здесь. Маргарита Алексеевна, закутываясь в шаль, сказала: — Сейчас я тебе ещё погадаю со свечой. Она поставила на стол свечу и банку с водой. Я посмотрел, вода показывала очертания каких-то зданий. Я эти здания не разбирал, они для меня как будто были игрушечные домики, опущенные в банку. А Маргарита Алексеевна, как оказалось, видела в них конкретные и различные постройки. Судя по её рассказам, она видела в рисующихся образах целые города и эпохи. — Твоя грядущая любовь тебя ожидает в Москве, — сказала она. По-моему, нельзя не верить этой женщине, хранительнице изящных фарфоровых статуэток и многочисленных стихотворных альбомов. За чаем я спросил Маргариту Алексеевну: — А я скоро в Москве окажусь? — Как ты представишь эту девушку, тебе сразу туда захочется. Сейчас дальше Виолетты мои представления не шли. Что же я мог ещё себе представить? То, что просто могло бы понравиться больше всего? Банально. Да и вообще, остались ли ещё такие? Или вспомнить все моменты своего прошлого? — Сейчас я тебе покажу фотографию одной поэтессы, и тогда ты сможешь её представить, — сказала Маргарита Алексеевна. Она нашла фотографию, которая была сделана в салоне. Там сидели рядом Маргарита Алексеевна в молодости и красивая дама с большими печальными глазами, прикрывающаяся веером, её голову и плечи закрывала белая шаль. О господи, и сейчас по Москве такие ходят! Вообще интересно, всё может быть. Да, любовь приходит в самом волшебном и неожиданном облачении и, возможно, появляется сначала в самом неожиданном свете. Неожиданно Маргарита Алексеевна взглянула на мою ладонь. — Но тебя с ней ожидает счастье, — сказала она. "Да, много она повидала счастья", — подумал я, глядя на её руку в браслетах. Браслеты она носила как обереги, и все ей дарили возлюбленные. Летом я переехал в Москву. Что будет дальше — узнаете. 3. Был ещё солнечный осенний день, листья уже начинали облетать, но яркий свет солнца дразнил и соблазнял не торопиться прощаться с цветущими летними днями. Вот, кстати, люди несут красивые бархатные цветы. Мимо меня мелькнул большой букет таких цветов. Его несли две весёлые смеющиеся девушки. — Вам помочь букет нести? — неосторожно обронил я. Одна пожала плечами, а другая сказала: — Хочешь, подарим? — Нет, не надо, — ответил я. Они бегло осмотрели витрину с бижутерией одного из староарбатских магазинов. Мой взгляд тоже случайно упал на эту витрину. А может, на место рядом с витриной. Мимо прошло ещё несколько женщин и девушек. Неожиданно для себя я почему-то засмотрелся на жемчужное ожерелье. Оно мне напомнило те сцены, которых никогда не было. Даже во сне. Я просто придумал такое — что я такое ожерелье надевал Виолетте. Смотрю — рядом со мной стоит девушка с грустными задумчивыми глазами. Её взгляд упал на браслеты из цветных металлов. Затем она обратила взгляд тоже на ожерелье. Я представил, что теперь я застёгиваю ожерелье на её шее. Потом я мысленно застёгивал браслеты, которые она выбрала, на её руках. Вот наши руки и соединились — о, это прилив божественной силы, это небесное озарение! Как будто бы я держу в руках цветок, завораживающий своей красотой. На мгновение представил, что такой цветок я бы украшал блёстками. Я любовался её стройным силуэтом, длинными ресницами и чёрными бархатными глазами. Она тоже мне посмотрела прямо в глаза и сказала: — Я люблю тебя. Вот это да! Прямо так, с первого взгляда. Люблю ли я её? А с чего бы я начал мысленно примерять на неё украшения? Да, её глаза были такими, какие должны быть у моей возлюбленной. Она стояла передо мной, её чёрные волосы блестели на солнце, а стройную фигуру облегал белый костюм, она казалась небесной гостьей. Она как будто бы излучала солнечный свет. Я посмотрел ещё в её чёрные глаза, их взгляд был печален. Представил я ещё, как прекрасно она бы сочеталась с ночью, с Луной и звёздами на фоне тёмного неба. — Давно ты меня любишь? — спросил я и поспешил ответить, — А, вобщем, это не важно. — Давно, — ответила девушка, — Не помню, когда, но когда-то я тебя видела. И с тех пор, как увидела, действительно люблю. — А я тоже тебя полюбил. Ты очень красивая. Мне такие только снились. Как тебя зовут? — Диана. — А меня Максим. — Максим, наверное, я думала о тебе, когда написала свой неудавшийся киносценарий про трагическую любовь. Я обнял её в порыве безумства. Я как будто бы ожидал, что она будет плакать у меня на груди, или сам был готов плакать на её груди. Но Диана начала мне рассказывать свою историю. 4. — Дурацкая история, — начала Диана, томно глядя на меня и закутывая руки в шарфик на шее, — Я закончила факультет журналистики и стала работать в журнале, писать статьи про кино. В один несчастный день я решила написать роман, думала, предполагала, вернее, что он может стать сценарием для кино. Это был роман о любви. Она — журналистка, которая борется с жёлтой прессой, он — режиссёр, который борется с такой же кинопродукцией и делает хорошее кино. В конце она погибает в результате заговора, а он после этого умирает. Я отнесла этот роман в соседнюю редакцию, там издают литературный журнал — тоже пишут о кино, о новой литературе, печатают новые произведения. Редактор, мой бывший преподаватель, напечатал. А одна моя же бывшая преподавательница, которая сейчас делает рубрику в одной бульварной газете, весьма вредная особа, узнала себя сразу в двух персонажах романа — редакторше жёлтой газеты и скандальной тележурналистке. Хотя я о ней самой не думала, больно мне это нужно! Из-за меня редактору попало! Я сразу же извинилась перед ним и решила, что не буду из этого романа делать сценарий. "Было б, за что извиняться", — ответил мне Александр Витальевич. А я так расстроилась, что ему из-за меня досталось от Барсуковой. Так и будет всем из-за меня доставаться, и я ничего теперь не должна писать! А я так размечталась написать киносценарий. Чтобы по нему сняли хорошее кино, сейчас хорошего кино у нас немало, но чем больше, тем лучше, пусть зритель привыкает к красивой атмосфере. А я даже разболелась, температура была две недели. Думала, уйти мне, что ли, из этой журналистики… Хотя теперь вот устраиваюсь в журнал по психологии, там всё должно быть лучше. Но как теперь можно сочинять что-нибудь художественное и печататься... — Диана, — сказал я, — Не отчаивайся. Сейчас печатаются все. Видишь — прилавки завалены новыми книгами. А с вашей Барсуковой у вас, наверное, в институте были плохие отношения. Не связывайся ты больше с их редакцией. И твой Александр Витальевич, видишь, тебя не обвиняет. Если что, давай, я с ними поговорю. Могу написать веское письмо в редакцию. — Нет, не надо, ещё тебе… — Диана печально посмотрела мне в глаза и продолжила мелодичным голосом: — А я ведь всегда о тебе думала. Я тебя видела когда-то давно и с тех пор люблю. Пока я болела, я писала историю про нас с тобой. Наверное, у меня болезнь продолжается. Во сне Диана в тот период выходила к ночной набережной Москвы — реки, смотрела вдаль навстречу огням и ловила глазами звёзды. Ещё она во сне садилась у раскрытого окна и списывала с неба строки стихов. Глядя на звёзды, она обо всём забывала. Ещё звёздами и огоньками она хотела выложить послание: "Я тебя люблю". Это она хотела сказать, представьте себе, мне. Сейчас я смотрел на Диану. Её освещали солнечные лучи. На фоне блеска осенней улицы она смотрелась как на картине. Мы обнялись и, казалось, что всё остальное не имеет значения. Нет, нужно эту нимфу спасти от безграничного хаоса, и вместе мы отправимся в объятия творческой музы. Сейчас мы сливались, и я почувствовал, как мне передавалась печаль Дианы. Над нами проплывали золотые облака, с которыми, кажется, мы тоже сливались. — О моя бедная возлюбленная, — сказал я, — Я за тебя буду молиться, наверное, этому свету с неба. Вообще… приходи ко мне прямо сейчас. На целый день, и мы будем только вдвоём. — К сожалению, я собираюсь ехать к подруге. Она у меня психолог. Я сейчас прохожу тренинг, — сказала Диана и заговорила неожиданно быстро: — Приходится учить такие фразы, как: "Я тоже имею право на творчество! Наплевать на всякие левые трактовки!" При этом её глаза сверкали. Приподняв голову, энергично взмахнув рукой, она произнесла эти слова, как будто бы она колдовала и произносила заклинание. — Голубушка, ты должна в это верить, — сказал я, — Ты хорошо справляешься с этой ролью. — Не знаю, — ответила Диана, — По-моему, вот эта роль для меня. Она вдохновенно посмотрела вокруг и стала завораживать меня чтением стихов. Она читала стихотворение Цветаевой: Скоро закат, Скоро — назад, Тебе — в детскую, Мне — письма читать дерзкие... Закат как раз приближался. Когда мы расстались, я смотрел на закат и читал в нём строки, которые мы ещё не написали друг для друга. Бедная Диана, она так давно в любви ко мне! Сколько лет назад она меня в первый раз увидела, я так и не спросил. Может, я и в детстве ей приснился. И две с небольшим недели она в печали. Где же я был! Любовь и печаль — это уходящие лучи и приближающаяся мгла. "Любовь и печаль" — так бы я назвал картину, написанную с заката, на который я смотрю. 5. Ночью мне снилась девушка, стоящая высоко — высоко под звёздами. И эта девушка не была одним человеком — образ менял лицо. Сначала мне снился призрак Виолетты. Она стояла, застыв на одном месте и простирая руки к звёздному свету. Я тоже инстинктивно тянул руки к небу, точне, я тянул руки к ней, мне хотелось её снова спасти. Я побежал к замку и думал залезть наверх во что бы то ни стало. Виолетта скрылась от меня. Мне всё равно хотелось снова влезть на замок, может быть, мне бы удалось её извлечь из темноты. Смотрю — она побежала куда-то в сторону мостика над рекой и растворилась в падающем с неба лунном свете. Я протянул руки к лунному свету и стал ловить его ладонями. Это было таинство какого-то волшебного соединения — я ощущал Виолетту. Но я её не видел, а мне больше всего вновь хотелось видеть её прекрасные очертания, видеть долго, видеть всегда. Снова передо мной стало на миг совсем темно, ничего не вижу. И снова передо мной возникла какая-то высокая башня, но уже её стиль я не мог отнести ни к чему определённому. На башне опять стояла девушка, она пыталась поймать звёздный свет и тянула руки к небу. Только она делала руками отчаянные движения. Потом спрыгнула с башни… У меня сердце чуть не разорвалось, но она, к счастью, осталась жива. Это была Диана. Я видел, как она побежала к набережной, которая оказалась набережной Москвы — реки. Я побежал вместе с ней. Мы вместе с ней ловили свет звёзд и цветных огней. Смотрю — она тоже неожиданно растаяла и снова оказалась на башне. Я её снял сверху, миновав множество этажей, а на Земле она тоже превратилась в лунный свет, но я его решил не выпускать — находился только в том месте, где он разлился, и распростёр перед ним объятия. Пусть ночью этот лунный свет будет у меня. Рядом ляжет моя тень, тень моего пера и тетради для записей, тень цветов, которые я принесу. Но в этот момент я проснулся. Да, Диана и Виолетта были для меня светом в душе, и светом среди тёмных ночных видений. Виолетта была светом, который я хочу извлечь, Диана была светом, который я извлеку. Когда я проснулся, было раннее утро. Был рассвет, откровенно брезжущий в глаза и побуждающий неизвестно к чему. Наверное, что надо посмотреть на жизнь вокруг и увидеть всё удивительным и чудесным. Я продолжал придумывать то, на что был вдохновлён сновидениями. Я решил писать сценарий, который мы бы написали с Дианой. Я начал. Я вёз на лошади побледневшую сонную Диану, в полуобморочном состоянии. Я её спас от виселицы. Когда я её обнял одной рукой, она ожила, даже повеселела. Она сказала: — Как же долго я ждала тебя! — За что тебя решили повесить? — За творчество. За новеллы, неугодные королевскому окружению. — Ты будешь только моей. Я тебя люблю. Ведь ты согласна? — Конечно. Мечтаю больше всего на свете. Чтобы — я и ты, я в твоих объятьях, растворилась в твоих глазах, слушала, что будешь говорить ты, читать, что ты думаешь. Я ловлю каждое твоё движенье, чувствую, легко тебе или тяжело. В первую минуту, когда я тебя увидела, я поняла, что тебе тяжело. Сейчас я чувствую, что тебе легко. 6. Выходные прошли. Дианы всё не было. Я, конечно, говорил себе: "На что надеешься? Что она прямо тебе позвонит? (только она взяла мой телефон). Или что ты её на каждой улице поймаешь?" Уже даже начал волноваться, не случилось ли с ней что-нибудь. В порыве безумства я разместил то письмо, которое хотел, в Интернете на сайте редакции. Редакцию, где издавался литературный журнал и не только, я узнал без проблем, по знакомым именам и фамилиям. Написал я очень просто, письмо содержало такие слова: "Диана — самая лучшая, самая удивительная девушка" и "вы должны разрешить ей печататься". Я задыхался от наполнившей меня невидимой энергии и со страстью печатал это письмо. Верил ли я в себя? Да что мне, человеку с больным воображением, и больше ничего… Я верил в Диану. Внутри меня кипел огонь, который побуждал меня на это простое сочинение. Я чувствовал себя как перед решающим выстрелом. Когда он удался, я частично почувствовал облегчение. К вечеру мне удалось прогуливаться там, где шумели толпы людей и листопад — удивительное, странное время — солнце тем временем продолжало ослепительно светить. Я, глядя на солнечный свет, что ложился на разные предметы и участки тела, вспоминал нежный взгляд Дианы. Листья падали как какие-то прощальные послания, навевая ужасную тоску. Однажды, снова погрустив по возлюбленной, я купил себе букет цветов и поставил дома. А отзывы на моё письмо получились какие-то одинаковые: "он просто сумасшедший" или "очень ты нам нужен со своей Дианой". Но я не сдался и решил написать более конструктивное письмо, даже целую статью. Писал о проблеме творческой личности, которую обычно трудно понять, а из-за непонимания возникают всякие домыслы насчёт творчества, и народ таким образом перестаёт интересоваться истинным человеком искусства и его творчеством, а интересуется каким-то искажённым образом. Писал я, а перед глазами у меня стояла Диана, то как будто на портрете, держащая букет цветов, то держащая лиру в руках, или роман в красивом издании. Всё это ей безумно шло. Я верил, что она должна в этой игре победить и действительно как бы вознестись к звёздам, как я её видел во сне. Вознестись на Олимп и немного побыть сестрой муз. А она уже стала моей музой. Представляете, моя статья понравилась тому самому редактору Александру Витальевичу. Он сказал, что написано всё очень мудро, обоснованно, и даже пригласил меня работать в эту редакцию. Мы сразу с ним подружились. Я писал статьи, тоже о кино, в одну газету — я неплохо разбираюсь в последнем кино, и рецензии для литературного журнала. Поладить пришлось со всеми, а к Барсуковой даже пришлось подлизаться. Узнал, что она вечерами любит смотреть телевизор — сериалы и всякие программы, так мне пришлось о сериалах с ней говорить. Тянулась неделя, где-то скрылась моя Диана. Вечерами я ходил к тому месту, где мы встретились. И мне она представлялась то рядом, то как будто я видел её отражение в витрине. Раз мы в этом городе, и она, по-видимому, никуда не собиралась уезжать, то мы должны встретиться! Только не хотелось, смертельно не хотелось думать, что она всё больна… Иначе самому хотелось заболеть. Как прошла она тренинг? Может быть, лучший тренинг был бы, если б мы вместе сейчас сидели, например, у меня на балконе и сочиняли сценарий. Всё для меня застыло в её отсутствии, словно опавшие листья, которые встречались на улице. Хотелось заснуть, уйти в другую форму бытия… Но ничего не отнимало у меня творческих сил. Я, представляя перед собой Диану, всё писал разнообразные рецензии на то, что писали совсем другие люди с разной судьбой. Я ждал её, как она всю жизнь ждала меня. 7. И вот, в конце недели Диана мне позвонила, попросила её встретить на вокзале. Казалось, я к ней как будто бы прилетел. Смотрю — в её тёмных глазах заиграли огоньки, несмотря на то, что выражение глаз так и имело задумчивую сентиментальность, её взгляд был устремлён в заоблачную даль, улавливал очертания цветов и разных предметов, с которыми могло играть воображение, а сосредоточен на мне. На щеках у неё играл румянец, теперь она уже не бледнела, как это случалось с ней поминутно тогда, в первый раз, а природная смуглость, кажется, стала ещё ярче. Она вся расцвела, ей очень пошла бы роза в руке. Она прямо ко мне шла лёгкой походкой, теперь, вижу, она будет настоящей царицей муз и королевой любви. — Милый Максим, — сказала она, — А я в это время по тебе, как всегда скучала! Она засмеялась (под словом "как всегда" она подразумевала "с того момента, как грежу о тебе"). — В это время, — продолжала она, — Я писала психологическую статью. Это у меня было задание, для работы. А моя подруга Алина меня консультировала. И ещё я успешно тренинг прошла. Да, я у Алины жила в Мытищах. Она меня таким установкам научила, дома я тебе продемонстрирую! У меня дома Диана сыграла настоящую пьесу, рассказывая про свой тренинг. — "Наплюй", — сказала Алина, — начала мне рассказывать Диана, — То есть, не думай, какую ерунду о тебе скажут, сохраняй загадочный взгляд. Попробуй, сделай сейчас гордый взгляд, ты с ним должна появляться везде". Диана делала такие глаза, которые как бы метали очаровательные стрелы. — Ещё Алина посоветовала мне поменять весь гардероб, — говорила Диана, — Надо одеваться безупречно, так как никому и не снилось! И мы вдвоём ходили приобретать новую одежду. Я усвоила главное — удерживать в себе творческую искру, которой ничего не должно мешать и держаться так, как будто мне ничего не мешает. Дианин рассказ звучал как театральный монолог. Она сейчас прошлась по комнате царственной походкой. — Милая Диана, я давно так не восхищался талантом актрис, как восхищался сейчас твоим талантом актрисы, — сказал я. Сейчас она сменила свой восторженный тон на более тихий, почти шёпотом она сказала, прижимаясь ко мне: — Милый, я больше не буду писать сценарии. Я буду писать стихи для тебя. На одном дыхании она прочла стихотворение, которое посвятила мне: — Не знала я, куда мне деться Средь безнадёжной темноты, Но что мне к свету путь покажет? Тот час, когда приходишь ты. Из-за чего я так страдала И не спала три ночи я, Зачем бессмысленные строки Вдруг родились? Всё для тебя, Меня ты вдохновил однажды И вдохновляешь вновь и вновь, Чтобы всегда я воспевала Земную чистую любовь. Не надо нам толпы вниманья, Для нас с тобой цветут цветы, Для нас, где мы пойдём с тобою, Все воплощаются мечты. Меня как молнией сразило. Я сразу сказал: — Милая, я тебе отвечу в стихах. И всё же мир большой узнает О том, как любим мы, и вновь Прочтёт по нашим звёздам в небе, Как с неба сходит к нам любовь. А здесь, где хорошо всем людям, На пристани, там, где любя Свет солнца ждут, на нас с восторгом Взглянут, особо на тебя. Стихотворение, которое читала Диана, очень подходило ей. Я сейчас был в нирване оттого, что я видел, слышал и ощущал её. Я окунался в её глаза и хотел, чтобы это было всегда. Стихи так шли её прелестным губам! Но чтобы всегда из её уст была слышна поэтическая речь, я должен её настроить. Мы должны настраивать друг друга, как музыкальные инструменты, она меня, а я её. Я понял, насколько друг без друга наши струны расстроились бы... Я рассказал Диане, как начал писать сценарий для кино и предложил ей всё-таки снова писать сценарии или романы, и первый будет — вместе со мной. Она с упоением представила себя исторической героиней и, конечно же, представила меня и своим соавтором, и героем пьесы. Вот какое развитие событий в сценарии получилось у Дианы. — Я увезу тебя, — сказал я. — Но я очень боюсь, — ответила Диана, — Наверное, нас будут преследовать и могут убить. — Но если нас убьют, — сказал я, — Мы всё равно будем вместе. Нас убьют двоих. Перед нами начал проплывать какой-то совсем другой город. Проплывали белые замки, где все балконы и окна были украшены цветами. Диана сказала: — Милый, это что? Это мы границу перескочили? — Герцогство N, — пояснил я. Затем мы сидели ночью на балконе среди цветов, светили яркие звёзды. Я рассказал нашу историю: — В герцогстве N очень добрый герцог. Он согласился сделать меня своим внуком. То есть, мы будем говорить, что я его внук, который потерялся в детстве, а теперь нашёлся. — А я завтра стану женой Максима, — сказала Диана. 8. Прошёл год. Все кинотеатры стали показывать нашу историческую драму, и, представляете, Диана играла главную роль. Диана сказала мне: — Милый, я не хотела, чтобы твою роль играл кто-то кроме тебя. Но потом я к этому актёру привыкла, что делать. Представляла тебя. На презентации всем, кто работал над фильмом, дарили цветы. Особенно много цветов подарили Диане. Все наливали шампанское за красивую историю любви на экране, за людей, воскресивших образы из прошлого, за сюжет и идею, заставляющие включиться в жизнь героев. Именно сейчас я сделал Диане предложение стать в жизни моей женой. Когда ей преподнесли очередной букет цветов, она сказала: — Пусть нальют ещё за наш будущий творческий и семейный тандем. Мы с Максимом решили пожениться. Она мне протянула два букета из роз, которые держала в руках. — Милый, я тебе отдаю эти цветы. У меня их так много, а у тебя меньше. — Тебе они больше идут, — ответил я. — Почему все обязательно говорят, что цветы идут женщинам, — сказала Диана, — Мужчинам они тоже идут. Эти розы так идут к твоим задумчивым глазам. Я взял букеты, которые мне протягивала Диана. Одной рукой я прижал к груди все букеты, которые у меня были, другой я обнял Диану и тоже прижал к себе. Навстречу нам шли мужчины под руку с женщинами и несли много цветов, которые исключительно подходили всем. Мне у Дианы пришлось попросить только одно: — Дианочка, солнышко, ты меня не будешь ревновать к моей любимой героине? — Нет, — слегка удивилась вопросу она, — Никогда ведь не ревновала. — Дело в том, детка, что я хочу написать продолжение. Виолетту воскресит какой-нибудь известный колдун и гипнотизёр — другого выхода нет, и мы с ней найдём друг друга. Там я буду какой-нибудь граф, очень красивый человек. — Ты итак красивый! — А я вот думаю, что там люди красивее, в романе, — сказал я, — А здесь — только ты исключение, голубушка. Я задумал написать продолжение романа, чтобы наконец выйти из состояния глубокой грусти, посещающей меня по ночам. Я всё время снова как будто бы ждал Виолетту, зная, что её вернуть можно, если только сам уйдёшь в прошлое естественным путём, либо попытаешься разбить все границы между прошлым и настоящим, реальным и нереальным. Я только в ночном небе ловил очертания её профиля, жалел, что нет нигде даже её статуи. Хотел портрет написать… Но если в натурщицы пригласить Диану, не знаешь, кем тогда будет изображение. Я мысленно бродил вдоль стен замков, вдоль холодных каменных стен, желая отправить их в небытие… Нет, пожалуй, они не виноваты. Вон, на чьих-то балконах также засыпают цветы, сохраняя тайны чьей-нибудь любви. Всё глядел в звёздное небо, изнутри у меня вырывались стоны. Что делать — Виолетта всё равно не услышит. А может, снова услышит из вчерашнего дня и придёт за мной? Может, божественные силы в небе сжалятся над нами? Самое главное, что я в эту виртуальную реальность включился, никак не участвуя в романе, вот поэтому такова моя роль в ней после финала. "Всё! — скажу я себе, — Всё ведь в моих силах. То была — воля автора, а я тоже могу проявить свою волю". Так я и придумал колдуна. С Виолеттой мы там познакомились почти с первых страниц. Мне суждено было любоваться ей вблизи, она была красивее всех цветов возле замка, ослепительнее солнечного света. А ночью, при звёздах, мы выходили в сад или на балкон и говорили друг другу самые нежные слова, она была также ослепительнее и ярче самой большой звезды на небе. Я играл на лютне, а она читала поэмы и всё признавалась мне в любви нежным голосом. В реальности я также восхищён своей Дианой. Она тоже красивее всех, и когда мы вместе идём по большим московским улицам, всё остальное тускнеет перед ней. Однажды я ей сказал: — Милая, не знаю, радовался бы я всему этому великолепию, если бы тебя не нашёл… Уже сомневаюсь… Наверное, старался бы изо всех сил, чтобы найти тебя. — Я тоже изо всех сил искала тебя и нашла, — сказала она, — Солнышко, я никогда не знала, что рядом со мной может оказаться человек большого творческого таланта. Да, мы ведь теперь вместе сочиняем разные красивые истории и сценарии для кино. Теперь нас попросили написать для кино что-нибудь из современной жизни. — Раньше для меня это было бы сложно, — сказал я Диане, — Но теперь у меня есть ты. Да, то что есть для меня в современности — это ты, но ты, как более открытый человек, много общавшийся с разными людьми, можешь написать сценарий на такую тему. Сейчас мы пишем этот сценарий, и Диана здорово помогла мне узнать многое о жизни. А на ночь мы часто выходим гулять на набережную, я смотрю на неё на фоне набережной, но вижу уже не в отчаянии, как явно представлял её после нашего знакомства, а счастливой влюблённой с очаровательной детской улыбкой. И она тоже прекраснее звёзд, встающих над набережной. Мы читаем поэмы, которые успели написать друг для друга, иногда сочиняем сходу. Диана под всплеск ночной реки читает мне стихотворные слова любви своим мелодичным голосом, который уже все слышали в экранизации нашей мелодрамы, и ещё, думаю, узнают с наслаждением в других, которые будут. 2004-2005 Теги:
-9 Комментарии
#0 18:39 08-12-2014Стерто Имя
О, Господи... какая ерунда "Я играл на лютне, а она читала поэмы и всё признавалась мне в любви нежным голосом." (так читала или "всё признавалась" ?) " Диана под всплеск ночной реки читает(опять читает?) мне стихотворные слова любви своим мелодичным голосом, который уже все слышали в экранизации нашей мелодрамы, и ещё, думаю, узнают с наслаждением в других, которые будут." надо было вам, автор вот так вот кончить - Прощай любовь! Я к бабам ухожу! гг Сатанинская хуета. Не смог осилить. Еше свежачок В авокадо нет зелёной фальши Только дивной спелости игра. Остаётся вечно кушать дальше И толстеть не станешь ни хера. С одного конечно будет взгляда Он казаться жирным неспроста. Но пусть даже ешь ты до упада Располнеть не можешь ни черта.... Здравствуй, друг, мне бы к тебе прикоснуться легонько, чуть-чуть, Но так дорого стоит это тепло, выше всяких валют, Чтобы вычурно гнать 240 и ебнуться заживо в самую ветхую суть: Эта дикая пустошь в твоих глазах есть Простой Абсолют. Здравствуй, друг!... Помнишь ли, девочка, поезд и лето,-
Дальние радуги в радужных далях ?! Знаешь ли, девочка, эти поэты Вечно у счастья ищут печали. Помнишь ли девочка, как нас будили Звоны часов дальним взбалмошным летом?! Мы эту ночь как вино пригубили, Выпили всю её, всю до рассвета.... Если Катю Федя бросил неизвестно почему Убеждать она не просит никого по одному, Что другие будут лучше не покинув никогда Говорят, что жизнь учит если сильная беда. Из тоски глядит подвала осторожна и строга На измену не желала попадаться ни фига.... Это очаровательное зрелище: черноволосая девушка с огромными грустными голубыми глазами — редкое сочетание: черные волосы и голубые глаза, плюс длинные ярко-черные ресницы. Девушка в пальто, сидит в санатории с недочитанной толстой книгой Голсуорси «Сага о Форсайтах» — такой увидел я свою героиню в том памятном только что начавшемся 1991 году....
|