Разрыв шаблона (пародия на плохую жанровую прозу)

Автор: Марина Ярдаева Людям с обостренным чувством прекрасного читать не рекомендуется. Во всяком случае под клетчатым пледом за чашкой ромашкового чая.

Сначала я проснулась. Потом, как водится, потянулась. Зенки разлепила, итить-колотить, интерьеры-то не мои. Ну и чтоб совсем все было понятно, скажу еще про голову — звенела она, натурально, как колокол на Петрпавловке. Еще память отшибло напрочь.

Ужас. Смятение... Надо, думаю, что-то делать. И пошла чистить зубы. В ванной, естественно, в зеркало первым делом давай смотреть. Там портрет красы неописуемой: пышногривая шатенка с томным взглядом, ресницы — беличья кисть, девятый номер, грудь — на три номера меньше, из тесной майки вываливается. Только помятость какая-то в образе наблюдается. Обернулась, разгладила ладонью самоклеящийся порно-плакат — стало лучше.
Вернулась к зеркалу. На фоне шатенки обозначилось нечто. Нечто удручающее. Без слез не взглянешь: в глазах капилляры полопались, под ними мешки, нос-рубильник в рыжих пятнах. Дыхнула на это чудо-юдо, и оно, испугавшись испарений, растаяло, как не бывало.
А я тем временем за щетку взялась. Щетка, между прочим, родной оказалось. Намылила я ее (пасту не нашла) и давай шоркать резцы с молярами. Вжик-вжик. Вдруг пятерка сверху от десны отделилась и полетела в раковину. Бряк. За ней — четверка. Тройка. Передние с корнями вышли. Нижние посыпались. Стала их собирать и обратно вставлять. В свежие кровящие лунки. Не выходит ничего. Точнее не входит...
...Проснулась в холодном поту. Отдышалась, в трещину на потолке вгляделась, мать честная — не моя трещина. Опять неизвестная обстановка! И опять в звенящем кумполе тот же призыв — надо что-то делать. В ванную, ясен пирожок, идти нельзя — второй раз потерю зубов я не переживу, ценник на металлокерамику нынче атомный. Осенило! Надо изменить ход вещей — порвать шаблон. В клочья. Никаких зеркал, никаких щеток.
Зажмурилась, чтоб лучше соображалось, заворочалась в зудящих мыслях и... Напоролось на что-то твердое. Веки расклеила — рядом тело. Не шевелится. Я тоже замерла. Убила?! Подбросили?! Пригляделась — одеяло на теле чуть приподнялось. Потом опустилось. Дышит. Привстала, изучающим взглядом тело окинула — мужик, фэйс неизвестный, улыбка холодная (так и дрыхнет, поскаливаясь), глаза притом лучистые (даже сквозь веки видно), нос благородно-греческий.
Стала вспоминать. Обрывками картина восстановилась.
Завалилась вчера ко мне Светка. Прикатила, вся из себя взрыв и бунт. Чем-то ее так распирало, что аж стразы с китайской блузы отскакивали.
- Праздника, - заорала, - хочет душа!
Известное начало. Если Светке праздновать приспичило, это, значит, потянуло ее в кафе «Шафран», что за трущобами Обводного, в простанородье — разливуха «Морковка». Я мысленно прикинула: наличности у меня на семь комплексных обедов в офисном бистро, до зарплаты три недели, а вдвоем семь обедов мы пропьем за два часа — Светка на свои не празднует.
- Денег, - ответила я Светке, - нет. Совсем. Ни копья.
- Фигня-война, - Светка мне подмигнула пару раз, будто тик у нее, - Я в лотерею выиграла.
- Соболезную, - скривилась я. - Что не мне так свезло.
Упаковалась я наскоро, треники в ботфорты заправила, брови нарисовала и потащились, мы, по тихой печали, пьянствовать «Боровинкой» и оплакивать одинокую бабью жизнь.
Дальше пробел. Как память не прессовала — мрак.
А забыла! Вот отчего затык вышел. Мысль потекла в неправильном направлении. Это я пейзажу не изобразила в стилистических красках. А за окном, стало быть, такое маячило при моем пробуждении:
Клочковатые облака медленно плыли, образуя причудливые фигуры. Солнце светло светило переливчатыми переливами. Ну и эти... птички щебетали в шелестящих кронах — даром что февраль на носу. Им-то пернатым что, знай себе свисти.

Ага вот. И мы, значит, весь выигрыш просвистели. А праздник-то вышел так себе. Как Светка не стреляла глазами во всех без разбору особей мужского пола, можно сказать, очередью строчила, только двоих краем зацепило. Подплыли плюгавые какие-то, у одного штаны короткие на подтяжках (условно - Карлсон), у другого косичка на подбородке (этого поименовали БэГэ).
Светка сразу быков за рога:
- Господа! - завизжала. - Шампанского дамам! Икры!
Карлсон благодушно ощерился и давай гонять официантов — широкая натура. А второй, меж тем, в прайс косится и шипит что-то про то форменное сумасшествие и что он дескать удавится.
- Дорогой не жлобись, - промурлыкала Светка, - в гробу некрасивый лежать будешь с синим анфасом. Дусь, ну скажи ему.
Дуся — это я. А вот к экспертам по делам суицидальным я отношения не имею. И все ж, сказать что-то надо было. Короче, поняла я, что на меня в который раз легла почетная обязанность по интеллектуальному заполнению вечера. Ну я и брякнула:
- Не переживайте, давайте я вам стихи почитаю.
И почитала:
- Счастлив, кто подает, вниз головой:
Мир для него хоть на миг — а иной.
- Ваши? - БэГэ восхищенно замер.
- Нет, - сказала, - мои другие.
И зачем-то, забыв про ушную травму, нанесенную мне по неосторожности гималайским медведем, громко запела:
- Вы-хо-ди-ла на берег Ка-тю-ша
И стре-ля-ла в немцев кол-ба-сой!
Откашлявшись, я, смущенная, извинилась:
- Это из раннего.
- Вас не после Беккета с Джойсом так штырит? - спросил Карлсон. - Мне, знаете ли после Маркеса тоже хочется немножко земли пожевать, а после Шагала всегда снится, что я летающая лапша.
Меня словно зарядом шарахнуло — нарвались на эрудитов-гуманитарев. Эти, наверняка, банкет не оплатят. Как в воду глядела. Смутно скандал припомнился. Позорный побег из «Морковки». Детали стерлись.
Попыталась разглядеть их, детали в смысле, на морде лица того тела, что рядом храпело. По морде лице ничего не прочиталось. Ни Карсолна, ни БэГэ я в лежащем не опознала. Сильно задумалась. Опять затык.
Ага! Точно. Опять я с правильного литературного курса сбилась. Про идею, идею-то я запамятовала. Такую, чтоб всех мощно вставило и три дня не отпускало. Надо бы выдать пару-тройку сентенций, обозначить свою гражданскую позицию. Ну так вот, решительно, заявляю: я за мир во всем мире, осуждаю нацизм, абстракционизм, исламизм, эксгибиционизм, идиотизм. Бытие и сознание взаимообусловлены. И что-то нужно еще по теме. Про шаблоны. Итак, разрыв шаблона — это тоже шаблон. Ура, товарищи! Поехали дальше!
А дальше тело встало. Тело молча натянуло штаны, и так же молча, но значительно и сурово, как герой американских блокбастеров, крошащий в доширак всяких выродков, прошагал в коридор, из коридора в уборную, из уборной в ванную, потом опять в коридор. Почему подробно описываю? Возможно, тут важна каждая деталь!
Вернулось тело с каким-то квитком.
- Извольте расписаться и уплатить, - прохрипело оно. - Начальству предъявить надо.
«Проститут», - с ужасом подумала я. И тотчас ужаснулась еще сильней, потому как подумала нечаянно вслух.
- Тьфу, дура, - мужик как-то обреченно выругался и засобирался.
А что дура? Светкины проделки. С нее то станется. Она однажды уже стриптизера вызвала. Приехал какой-то хлыщ худосочный, стал костями греметь, Светка тут и разрыдалась. Потом, помню, нажарила она картошки с грибами и давай парня кормить. Он что-то мычит, она знай ему в рот золоченные ломтики складывает. Бежал он от нее, роняя тапки.
А тут, значит, этот. Шуршит в прихожей, бормочет что-то про черный список и начальницу ЖЭКа, курицу и дуру, каких больше нет.
В памяти что-то забрезжило. И написался размытый этюд: сидит Светка на моей пятиметровой кухне, плачет, вся в нервных пятнах, меня успокаивает, обещает все починить, говорит, что у нее знакомая — начальница ЖЭКа, а в коридоре журчат по-весеннему ручейки.
Уф... Расписалась. Пора закругляться. Кульминация — финал — катарсис. Тут бы посильней вжарить, но автор устал, (не будем забывать про голову, нуждающуюся в медикаментах).
Короче, мужик оказался сантехником и по совместительству хорошим человеком. Мы потом взяли да и поженились. А Светка подарила нам на свадьбу яйцерезку из магазина «Все по 38». Еще мы родили троих спиногрызов, дюже оручих да непослушных, и завели ризеншнауцера с бантом на хвосте. Такая вот нифигасебе.
Вот и сказочке конец, а кто читал — потерял десять минут рабочего времени.
ПыСы: Интерьеры, кстати, оказались самые что ни наесть, ни напить, мои, родные. Это на меня затмение снизошло.