Завтраки с Соколовой

Автор: Эдуард Багиров Леся Рябцева, помощник главного редактора «Эха Москвы», рассказала Ксении Соколовой об изменениях, происходящих сейчас на радиостанции, и о своих отношениях с Алексеем Венедиктовым. Также девушки обсудили вопросы профессиональной этики, кремлевские проекты, климактерических мужчин, буллинг, хамство, гаджеты и т. д. Врали, как обе уверяют, исключительно чистую правду.

Ксения Соколова: Дорогая Леся, как вы, вероятно, догадываетесь, мой интерес к вам вызван вашим троллингом на радио «Эхо Москвы», принявшим апокалиптические масштабы. Приличные люди на вас за это очень сердиты. До такой степени, что недавно одна в высшей степени почтенная дама, издатель, буквально предложила «***ать вас вшестером»…

Леся Рябцева: Ага, во все дыры. Это Варвара Горностаева. Мы, кстати, с ней знакомы, не знаю, с чего она…

Увы, сегодня я не прихватила с собой уважаемую Варвару, а также квартет потных негров, поэтому буду мучить вас одна. И хотя как жертва «либерального буллинга» (ТМ) вы мне априори симпатичны, тем не менее я намерена учинить строгий допрос. Ибо мой журналистский долг — выявить секретный метод, с помощью которого вы разваливаете последнюю оппозиционную радиостанцию в стране.

Я ничего не скрываю и не разваливаю.

Вы, может, и не скрываете, просто вряд ли кто-то из приличных людей станет с вами разговаривать.

Напрасно вы так. Меня многие просят об интервью, я отказываю. Ксения Собчак, например, была очень настойчива.

Я не сомневаюсь в вашей популярности и недоступности. Но раз вы оказали мне честь, то перейдем к делу, то есть к операции «Помощница». Леся, расскажите, как вы попали на радио «Эхо Москвы» и стали личным ассистентом Алексея Венедиктова?

Я училась в РГГУ на журфаке. После третьего курса от университета была практика. Я пришла к своей деканше и руководителю диплома, она записывала, кого куда направляет. Меня хотели отправить на телеканал «Мир». Я посмотрела на деканшу и сказала: где я и где телеканал «Мир»?! Все мои крутые однокурсники, бравые краснодипломщики шли на практику на «Эхо Москвы». Я сказала: «Чем я хуже?! Я иду тоже». Деканша нам с подружкой ответила: «Девчата, если вы там себя хорошо покажете, вас возьмут на работу, всему научат, все покажут».Я пришла на «Эхо» после третьего курса, а после двух недель стажировки мне предложили работу. Я была тогда гостевым продюсером. Однажды шеф-продюсер с Венедиктовым подошли ко мне и сказали: «Ты очень хорошо работаешь, посмотрим, куда тебя можно пристроить…»

В ваши обязанности продюсера входило приглашать гостей?

Да, я приглашала на эфир, искала информационные поводы, согласовывала, собирала эфиры с ведущими, авторами и главредом. Мне везло с информационными поводами. Например, когдазатонула «Булгария», я смогла найти очевидца, который снимал терпящее бедствие судно с соседнего теплохода. Потом был упавший самолет под Ярославлем и т. д. Мне постоянно приходилось сталкиваться с неординарными ситуациями, где получалось себя проявить. Был огромный вал работы. Я работала гостевым продюсером на собственных эфирах три года. Потом появились «48 минут» Венедиктова, которые я тоже продюсировала. Мне дали вести рубрику «ДПС», я делала обзоры сайта и т. д. У нас есть ежедневные потоковые сетки, а есть отдельные передачи. Я занималась теми и другими. В общем, через три с половиной года я заканчивала университет…

То есть все эти три с половиной года вы проработали на «Эхе»?

Да, продюсером. Еще я занималась внутренними проектами, например, рейтингом женщин, участвовала в спецпроектах, в командировки ездила, правда, очень редко, была абсолютно рядовым сотрудником. Никто меня в первый день не заметил. Венедиктов потом сказал, что думал, я сама как-нибудь отвалюсь и уволюсь. Никто не мог предположить, что я стану тем, кто я сейчас. Я и сама не думала. Короче, через три с половиной года мне все надоело, я посмотрела на своих коллег, которые там работают по 17 лет в одной должности, поняла, что я так не хочу, я хочу изменений, хочу новой работы, новую должность, и начала это лоббировать.

Каким приблизительно образом?

Пришла к Венику и сказала: мне мало работы, хочу еще. Он начал ко мне приглядываться, и мне опять повезло. Полтора года назад его помощница Катя Кобзева уезжала на стажировку в Штаты на месяц. Ей нужно было найти замену, и ее заменила я.

То есть вы получили место помощницы главного редактора полтора года назад?

Да.

Что входило в ваши обязанности?

Немногое. Организация встреч, общение со СМИ, заказ билетов и т. д. То есть я была реально помощником, не больше и не меньше. Так продолжалось полгода. А потом я устала и уволилась с «Эха Москвы».

Почему? Был конфликт?

В общем, да. Венедиктов уже пытался выводить меня в паблик, уже начались какие-то околополитические истории и т. д. Он хотел меня взращивать, а я к этому еще не была готова и уволилась на четыре месяца. Вообще ушла в небытие.

А вы закончили к этому времени институт?

Институт я как бы закончила, но диплом я до сих пор не получила.

Почему?

Потому что, когда я прихожу в университет и научница мне говорит: «У нас будет предзащита в июне», я отвечаю: «Знаете, а я лечу в Вену или иду на пресс-конференцию Путина». Дальше следующая предзащита, я говорю: «Я буду с Лавровым». И так постоянно! Мне уже самой неловко, что я чужое время трачу…

То есть вы решили не защищать диплом?

Для меня это уже неэффективно, пустая трата времени. Пять лет работы на «Эхе» мне дали гораздо больше, чем университет. Так вот, я ушла с «Эха» на четыре месяца, ничем толком не занималась, проветривала мозги и год назад, в апреле, вернулась к Венедиктову со словами: «Я поняла, что без “Эха” не могу, и “Эхо” без меня тоже».

Так прямо и залепили?

Я написала Венедиктову: «Возвращай меня на те же позиции, давай даже больше!» И вот уже год как это «больше» раскручивается с каждым днем все сильнее. Была очень забавная статистика за четыре месяца, что меня не было. Я оставила в работе 15 проектов. Из них было запущено только пять. Возможно, тогда Венедиктов понял, что я многое могу и сил у меня много.

Вы сказали, что вашему уходу предшествовал конфликт…

Да. Была история, в которой были многие замешаны, включая Альбац и Яшина. Не хочу вдаваться в подробности, но тогда много всего навалилось, а сверху Венедиктов наседал. Но это в прошлом, я ушла и вернулась.

Что случилось дальше? Венедиктов в вас влюбился?

Нет!

Осторожно, вы разрушаете красивый миф…

Мне кажется, Венику выгодно поддерживать слухи о нашем романе, он сам раздувает их, чтобы привлечь внимание. Но в реальности ничего такого нет.

А что есть?

Договоренности между нами. У нас много договоренностей, условий, условностей. Я вообще поставила ему очень много запретов.

Например?

Например, запретила ему выкладывать мои фото в соцсетях. Меня было слишком много…

Вам это не нравилось?

Нет, мне не нравится, когда меня используют.

По-вашему, начальник вас использует?

Сейчас у него это уже слабо получается, мне кажется…

Правильно ли я понимаю, что тактика главного редактора «Эха Москвы» состоит в том, чтобы всевозможными способами привлекать внимание к вам и вашим с ним отношениям, мало напоминающим отношения босса и его личного ассистента?

Да, это так.

Существуют ли у вас какие-то конкретные договоренности? Как вообще была выработана такая тактика? Возможно, Алексей Алексеевич однажды подошел к вам и сказал: «Леся, я придумал классный способ убрать отсюда всю эту старую перхоть?..»

Так он мне никогда не говорил, но это всегда подразумевалось, как мне кажется.

Но он озвучил какую-то стратегию или просто поставил вас перед фактом?

О существовании стратегии я узнала только тогда, когда появился Лесин. Тогда я начала что-то понимать и задавать Венедиктову вопросы: что со мной будет и куда я дальше пойду? Буквально вчера и сегодня мы обсуждали то, как он представляет дальше мою перспективу…

И какова перспектива?

У меня много планов. Я знаю, что через несколько лет абсолютно точно у меня будет свой проект…

В рамках «Эха»?

Нет, у меня будет свое СМИ. Я вообще считаю, что СМИ, которое я создам, переплюнет «Эхо Москвы».

То есть вы хотите покинуть господина Венедиктова?

Он прекрасно это знает. Думаю, что окончательно его проект я не покину, мне хотелось бы с ним сотрудничать, партнерствовать и дальше. Сейчас я, например, делаю «Дилетант». Это его проект, но делаю его я. Я не останусь формально на «Эхе Москвы». Но надо разделять: есть лично Венедиктов и есть «Эхо». Для меня Венедиктов важнее.

Скажите, когда и при каких обстоятельствах ваши отношения из формата «главный редактор и помощница» перешли в формат «Венедиктов и его любимый проект»? Вас же можно так назвать?

Да, я — его любимый проект! Это уже всем очевидно.

Так когда вы стали любимым проектом?

Венедиктова осенило, когда я вернулась после увольнения.

Он просил, чтобы вы вернулись?

Нет, не просил. Я сама написала ему, что «Эхо» — это единственная площадка, где я могу реализовать себя во всех спектрах своих амбиций. И он это, наверное, тогда тоже понял. Мы долго обсуждали, чем я буду заниматься. Сейчас мы каждые три месяца стараемся выстраивать мои перспективы, потому что у меня очень много планов, идей, и они, как у любой девочки, часто меняются…

У главного редактора есть или были отношения, подобные тем, какие вы описываете, еще с кем-то из сотрудников, помимо вас?

Нет. Причем это поразительно! Есть наша троица — Катя Кобзева, Таня Фельгенгауэр и я. Мы — это его самый ценный стафф, новое поколение. Венедиктов понимает, что необходима новая волна, атмосфера свежести. И вот выбраны три девочки, у которых есть всегда доступ к телу. Каждая может зайти к нему в кабинет, предложить проект и т. д. Но почему-то Катя это делает только в рамках своих обязанностей, Таня этого вообще не делает, зато я делаю постоянно. То есть прихожу со своими историями, проектами, эфирами, так что только со мной у него сложились такие отношения. То есть я специально старалась как можно больше общаться с этим человеком, училась понимать его. Мне хочется доверять главному редактору, на которого я работаю.

Остальные подобной прыти не проявляли?

Нет. Знаете, Венедиктов может сказать так: «Если я вам не нравлюсь, идите пишите заявление и ищите другого главреда». Мне совершенно непонятно, почему некоторые мои коллеги доводят дело до такого разговора с ним. У меня другая позиция: я работаю в этом СМИ, я предана «Эху Москвы» и Венедиктову лично. Соответственно, я либо понимаю то, что он делает, либо спрашиваю. А эти люди не понимают, не спрашивают, зато возникают, им что-то постоянно не нравится. Но тогда зачем вы работаете в этом СМИ, зачем вы себя унижаете?!

То есть вы полностью понимаете и принимаете стратегию главного редактора?

Абсолютно, почти во всех вопросах.

Тогда расскажите, какова она? Честно говоря, со стороны вы напоминаете классическую комическую пару. Пожилой человек, климактерический ходок, имеющий вид «лихой и придурковатый», и наглая малообразованная девица, которая ему что-то такое делает под столом, от чего он совсем съезжает с катушек…

Просто Венедиктов прекрасно освоил эту роль.

То есть на самом деле все не так?

Конечно же нет! Это как история с виски. Вы правда думаете, что человек может столько выпивать, сколько Веник?

То есть он виски не пьет, а куда-то выливает?

Да выливает, в кармашек, может, не знаю. Но он не так много уж и пьет, хотя может, конечно…

Я его как-то встретила в ТАСС. Был клуб главных редакторов, кажется, в 12 часов. Ваш босс активно прикладывался. Правда, это был разгар конфликта с Лесиным, так что его поведение было вполне извинительно.

В полночь мы редко работаем, слава Богу…

Это был полдень.

А, такое тоже возможно. Поясню на примере. Суть стратегии в том, чтобы выбрать момент, когда все главреды видят, что он пьяный в ноль. Ну все и думают, что он алкоголик, а он этим играется.

Но зачем?!

Просто он такой… фанерный. Я вот сейчас картонную фигурку Венедиктова на «Эхо» заказала, поставила. Вот он примерно таким всегда пытается притвориться.

Какой в этом смысл?

Он играет дурачка, от которого никто не ждет нападок. А внутри он собран и всегда готов уколоть. Сами посудите, если бы он был картонный, выживший из ума мудак, как бы ему удалось держать эту радиостанцию и вообще делать то, что он делает?

По-моему, он совершенно не выглядит простачком и постоянно на кого-то нападает вполне открыто.

Вот именно, и все списывают его поведение на то, что он алкоголик. Никто не знает его истинных мотивов.

То есть у него есть некая хитро замаскированная цель?

Абсолютно. Всегда. У него во всем есть цель.

И какова, по-вашему, эта цель?

Цель по жизни, что ли? Он мне однажды рассказывал, что у него есть черный списочек врагов. И в ближайшие 20 лет он будет каждому из них мстить и вычеркивать того, кому отомстил. Так вот, я уверена, что половина списочного состава там уже вычеркнута.

Вы знаете, кто внесен в «список Венедиктова»?

Я, конечно, не знаю, но думаю, что сейчас у него цель всех их пережить, а потом… Я думаю, что он живет постоянно в этом состоянии мести.

Это многое объясняет. Давайте вернемся к ситуации на «Эхе» и тому, как она воспринимается неравнодушными наблюдателями. Есть мнение, что по какой-то неизвестной науке причине Венедиктов сейчас разваливает собственное радио. Пишут даже, что вас внедрили из Кремля…

Это очень смешно. Я это читаю, делаю принтскрин и отправляю друзьям, маме и папе. Типа я — кремлевский проект, пусть гордятся! К сожалению, Кремль меня игнорирует — пока.

То есть вы отрицаете, что имеете отношение к Кремлю, так же как и то, что являетесь любовницей господина Венедиктова?

Отрицаю. Более того, вам известно, чьей любовницей я являюсь. Эдуарда Багирова.

Да-да, мы с вашим романтическим героем давно знакомы. Кстати, недавно Эдуард написал о том, что вашей романтической связи москвичи обязаны появлением в столице улицы Высоцкого. Это правда?

О, это чудесная история! Багиров мне сказал, что у него есть такая мечта. Я подумала: блин, да это очень крутая мечта! А действительно, почему улицы Высоцкого до сих пор нет?! Конечно, мне хотелось показать, что какая-то маленькая девочка-выскочка может добиться того, чтобы в Москве появилась улица Высоцкого. Все требовали эту улицу, а она не появлялась! Я пришла к Венедиктову и говорю: слушайте, а вы знаете, что улицы Высоцкого до сих пор нет?! Мы реально долго обсуждали этот вопрос и думали, как сделать. Мы обратились в комиссию, которая в итоге и вынесла решение, что тупики будут переименованы. Они сказали, что нужно решение сверху. Я поняла, что это не скоро случится, но решила все равно работать в этом направлении и добиться, чтобы улица была переименована. Мне интересно было, смогу или нет. Потому что, если я смогу продавить улицу Высоцкого, я смогу все что угодно! Потом была прямая линия с Путиным, и у Венедиктова было подготовлено несколько разных вопросов, не только про «Высоцкого», но я сказала, что эта улица должна появиться! И баста! Он ответил: да, конечно. В итоге у него было два вопроса: про мост Немцова и улицу Высоцкого. И вот, теперь в Москве будет улица Высоцкого. Круто, что я в этом участвовала!

Скажите, как вы думаете, почему Венедиктов так ценит ваше мнение, прислушивается к нему?

Может, я просто искренняя? Я никогда не юлила перед ним, не лебезила, говорила правду. Когда он понял, что мои советы эффективны, стал слушать внимательно. То, что я делала, всегда было эффективно — по рейтингам. Я поднимала проекты с нуля, цифры сами за себя говорили. Венедиктов видел, что если я взяла проект, то доведу его до ума.

Именно его поразительная готовность вас слушаться вызывает толки о вашем романе — чем-то другим, кроме секса, людям такие доверительные отношения трудно объяснить.

Слушайте, думать так — значит совершенно не уважать Венедиктова! Его радио, эфир — для него самое главное в жизни. И кого-то из своих любовниц, если они просто любовницы, он бы в эфир никогда не пустил, а у меня есть эфиры!

Но возможно, вы счастливо сочетаете в себе разные таланты. Вы же сами писали про «пульт под столом»…

Это я пошутила неудачно.

То есть случайно?

Да. Я, в отличие от Венедиктова, слухи не раздуваю.

А он зачем раздувает?

Я ж говорю, чтобы привлечь внимание. Он такой балаган развел!

То есть он с вами не советуется?

Да он же клоун! Он в паблике… Почему он должен со мной советоваться? В какой-то момент я просто начала замечать, что нечто неправильное происходит, между нами все идет совсем не в ту сторону, в какую мне хочется. Я честно сказала Венедиктову, что это ни в какие ворота, и кое-что ему просто запретила делать.

Что, например?

Как я уже говорила, запретила меня фотографировать и выкладывать эти фото в «Инстаграме» и «Твиттере». Я считаю, что переросла уровень, когда носила за ним чемоданы, как Путин в свое время за Собчаком. Я сказала, что не буду ходить на мероприятия в качестве секретаря, потому что я не девочка-эскорт!

В давнем интервью Венедиктов рассказывал мне, что любит брать на работу красивых сотрудниц и вообще идею служебных романов одобряет. Вы заметили за своим боссом нечто подобное?

Я рядом с ним полтора года, и ни разу не видела, чтобы он к кому-то приставал на работе.

То есть это тоже слухи?

Да, мне кажется, он рад этим слухам, раз они поддерживают созданный им образ.

Из ваших слов я поняла, что у вас на маленькой уютной радиостанции — веселый цирк и балаган и ваш босс замечательно развлекается с вашей помощью. Но то, что начало происходить в последнее время, для многих совсем не смешно. Я имею в виду прежде всего уход Сергея Корзуна.

Не знаю, почему он ушел.

Он написал, что из-за вас. Написал, что счел невозможным работать в одной редакции с человеком, который пишет то, что пишете вы. Вы, кажется, назвали своих коллег «мудаками»?

Нет! Я не называла.

Тем не менее его уход окончательно закрепил за вами репутацию тарана, с помощью которого выживший из ума Венедиктов уничтожает «Эхо».

Я правда не знаю, почему ушел Корзун! Меня вообще не было в Москве. Венедиктов говорит, что Корзун написал сообщение «я увольняюсь». На что Венедиктов ответил «я по смс не увольняю». Он мне такое тоже когда-то писал, поэтому я, наверное, еще и не уволилась. Корзун и Венедиктов встретились, 40 минут о чем-то говорили без свидетелей. Потом Корзун написал пост. Я больше ничего не знаю! Мне очень жаль, что он ушел, но это его личное решение.

С вашего позволения, спрошу вас напрямую: вы отдаете себе отчет, что ваши посты в блоге «Эха» — это безграмотная и беспомощная по смыслу херня?

Ну и что? Их все равно все читают.

Дело в том, что в личном общении вы не производите впечатления идиотки. Скажите, для чего вы все это пишете?

Хочется… Позывы у меня такие!

Ваши позывы с недавних пор направлены на оппозицию. Это тоже элемент игры?

А почему я не должна говорить что-то против оппозиции, если я лично была свидетелем некрасивых историй, связанных с этими людьми?! Я что, должна лицемерить?

Так расскажите эти истории! Расследование проведите, факты представьте. Вы же журналист.

Я описывала историю про Ходорковского, про досье Немцова, про коалицию оппозиционную. Мне это рассказали. Не могу сказать кто. Когда эти люди, которые делали грязные вещи, говорят о высоком, я не могу это терпеть, не могу быть на их стороне.

А чем вызван пост про мудаков, из-за которого Корзун написал заявление?

Мудаками! Они нас окружают. Это факт: вокруг овощи и мудаки. Людей очень мало нормальных и адекватных.

Логично. Как вы думаете, почему Корзун так среагировал?

Не знаю. Не мудаки это на себя не принимают.

Господин Корзун написал, что с его точки зрения подобные посты не могут появляться на сайте уважаемой радиостанции. Он считает, что это умышленная провокация, причем не ваша, а Венедиктова.

Это именно так! А как иначе, если у меня есть добро и от Венедиктова, и от редактора сайта на публикацию?! Я лично отправляла им текст с вопросом: «Публикуем?»

Ваши посты редактирует редактор? Вам правят синтаксис, пунктуацию?

Нет. А почему их должны править? Это же мои тексты.
Я написала в преамбуле поста, что спросила у главреда, можно ли говорить слово «мудак»? Он говорит: «Да, если ты поставишь отточия». Любой автор «Эха Москвы» может написать пост, в котором будет слово «мудак» — для меня никаких поблажек нет! Виталий Рувинский, главный редактор сайта, часто отказывает мне в публикации моих постов.

Почему?

Потому что я выхожу за рамки.

То есть бывает, что вы выходите за рамки и вас не печатают?

Конечно! Бывает еще хуже, чем то, что опубликовано. Тако-ое бывает!

Боюсь даже предположить…

Например, у нас на сайте запрещен переход на личности. То есть, если кто-то кого-то называет «карликом», это не по существу. Я себе такого не позволяю, не опускаюсь до такой полемики.

Давайте обсудим кейс с господином Шендеровичем. У вас был совместный эфир…

Было два эфира. Вы имеете в виду, где я сказала, что население России — 8 миллионов?

Да.

Я просто оговорилась. Меня заклинило. Я только после эфира поняла, что Шендерович пытался мне что-то возразить, но не поняла, что сказала не так. Я с ним спорила, в запале пыталась перебить, слово за слово… А потом он говорит: «В смысле?» А я не понимаю, к чему это «в смысле»?! Я сказала по Москве цифру и не поняла, к чему он придирается. Я вышла из эфира, прихожу к Венику и спрашиваю: «Слушайте, что он имел в виду»? Он говорит: «Дура, ты сказала что в России живет 8 миллионов человек!» Твою мать! Я только потом сообразила…

То есть вы просто оговорились?

Честно!

Тем не менее этот эфир, как многие другие ваши тексты, утверждения, заявления и т. д., выглядит весьма хамски.


Возможно, и что?

Зачем вообще нужно хамить?

Потому что у меня такой образ, согласованный с главным редактором. Редактор мной доволен, а больше ни перед кем я не отчитываюсь.

То есть ваш начальник вас вызвал и сказал: «Леся, вы в нашем шапито будете хамкой»…

Мы перед каждым эфиром выбираем образ. Нет, меня хамить никто не принуждает, мое право было выбрать любой образ. Я вообще не такая в жизни. Я только на паблик. Есть я внепубличная — дома, с семьей, с друзьями, и есть я в публичной сфере.

Как образ «Леси-хамки» родился?

Это мы вместе с Венедиктовым придумали. Сначала он пошел к Тане Фельгенгауэр и сказал: «Придумай ты, как главный преемник главреда, себе образ». Она придумала себе образ, может быть, не полностью реализовала…

А у нее какой?

По-моему, она выбрала нечто вроде «дьявол носит Prada». Только у нее, по-моему, пока не очень выходит — как минимум надо Prada купить. Я ее опередила в этом вопросе. В общем, мы с девочками выбрали образы — каждая свой. Я стала изображать такую мелкую выскочку, наглую, хамоватую…

Вы сами это предложили редактору?

Как-то легло. Например, мы с ним приходим на интервью и я задаю вопрос — просто искренне. А все говорят — хамка... Была история с Познером, когда я спросила: « Владимир Владимирович, какой у вас самый главный страх?»

Нормальный вопрос.

Нет, там был еще один… Познер отвечает: «Боюсь ослепнуть». А я и говорю: «Не переживайте, перейдете на радио».

Упс…

Я абсолютно искренне это сказала! Я неосознанно выдаю такие вещи…

То есть «неосознанно хамлю»?

Да, это хамство, но у меня оно искреннее!

То есть оно в вас как-то имманентно, от сохи присутствует, что ли? Кто, кстати, ваши родители?

У них свой средний бизнес, небольшая фирма. Мама из Волгограда. Папа родился в Тарту, в Эстонии. Мне было пять лет, когда мы переехали из Волгограда в Москву. Они воспитанные, образованные. У мамы два высших, по-моему, даже…

Вы тоже почти закончили университет. И хотя это был РГГУ, а не Смольный, я все же с трудом себе представляю, как вы можете очень пожилому человеку, который боится потерять зрение, сказать: «Ништяк, чувак, ослепнешь — переходи с телека на радио!»

Но почему нет?! Это такой здоровый цинизм. Почему нужно быть настолько серьезным к себе?!

Дело не в отношении к себе…

А в чем?

Это просто невежливо.

А почему я должна быть вежливой?! Вот я сижу в эфире, мне хочется узнать потайную сторону человека, посмотреть, как он будет реагировать, тем более если это такой профессионал, как Познер. Да кто бы то ни был! Поэтому у нас и появился «Сбитый фокус».

Если уж вы хотите хамить, то, уверяю вас, это можно делать куда более изящно…


Все тлен.

Сорри?

Надо проще к жизни относиться, к себе. Зачем создавать себе преграды?

Это не преграды. Цивилизованные люди потратили века на то, чтобы выработать оптимальные способы коммуницировать.

Я прекрасно коммуницирую!

А вам вообще не совестно в эфире, зная, что вас слышат тысячи людей, обижать человека, делать ему больно, неприятно?

Познеру действительно было неприятно. Я это увидела и извинилась в прямом эфире и после эфира.

А перед Шендеровичем вы извинились?

А за что мне извиняться? За то, что он мне хамил полэфира, а потом я сказала что-то, что ему не понравилось? Но это была моя позиция!

Какая позиция?

Мне кажется, не нужно раздувать из Шендеровича какую-то огромную, заоблачного масштаба положительную фигуру… Angry Birds знаете? Там птички раздуваются. Зачем такое раздувать из гостя эфира?! Мне нужно его сломить и выявить его искреннее мнение. А у нас почему-то «Особое мнение» выстраивается так: ты не только журналист, но еще и друг тому, кто пришел. И все такие милые, друг другу улыбаются, хихикают, «ха-ха, замечательно, прекрасно». Я не хочу таких интервью, это скучно. Их надо пинать, толкать! Пусть сопротивляются. Ты Шендерович или где?!

А вас не смущает, что вы таким образом способствуете тому, что и так придушенная Кремлем свобода слова и ее выразители усилиями вас и вам подобных совсем сойдут на нет? Шендерович, например, просто перестанет приходить на «Эхо», его аудитория лишится редкой возможности его слушать…

Сирых и бедных оппозиционеров мне жалеть, что ли?! Почему вообще либералы, которые говорят о свободе слова, свободе мнений, запрещают мне что-то писать и говорить? Что за тирания домашняя?! То есть, если ему выгодно, то он либерал-демократ, а если что-то не понравилось, то сразу «как ты посмела, гадина?!» Это лицемерие. К тому же я так же пинаю Ливанова, Шувалова и т. д. У меня потом бывают неприятности. Вы бы слышали, как Лесин ругался! А когда я написала про закрытую встречу с Шуваловым пост, мне вообще запретили вход в администрацию президента.

По-вашему, у вас есть право пинать всех этих людей?

Если они соглашаются на интервью, значит да, у меня есть это право. Они же знают, к кому идут на интервью!

Золотые слова…

Какие тогда проблемы?! Если ты не боишься говорить, не боишься собственной реакции, тогда ты соглашаешься на интервью. Я же не заставляю. Просто они все засиделись в этом болоте, ну сколько можно!

Венедиктов, судя по всему, согласен с вашей оценкой?


Абсолютно. Их надо шебуршить!

Мне кажется, ваш modus operandi идеально описывает бандитское выражение «пошевелить братву»…

Вот именно, пошевелить братву! Почему они вообще решили, что они какие-то непререкаемые авторитеты?!

Кстати, насчет господина Шендеровича. Я позволю себе высказать оценочное суждение. С моей точки зрения, после прискорбной истории с девушкой Катей он лишился права быть моральным авторитетом и судией некрасивых поступков других. То есть, разумеется, такая история может произойти с любым пожилым мужчиной, и разумеется, это провокация. Но его же никто не заставлял на эту провокацию вестись. Ничего страшного, но его обличительный пафос выглядит теперь скорее комично...

Наверное так. Я вообще не понимаю, почему они присвоили себе звание непогрешимых авторитетов?! Я никого не осуждаю, это их право, их позиция. Но позицию надо отстаивать, делать что-нибудь! А не ныть.

Почему вы поссорились с Митей Алешковским, с которым совместно вели программу?

Митя считал, что журналист должен быть экспертом и я должна разбираться в вопросах благотворительности. А я считаю, как и Венедиктов, что журналист должен задавать вопросы. Я не обязана разбираться во всех тонкостях проблемы! У меня есть вопросы, такие же, как у моих слушателей. Митя тогда пришел к главному редактору «Эха Москвы» с претензией, что он плохой главный редактор, не знает, как себя вести и каких журналистов ставить на эфиры — это он про меня. Венедиктов ему сказал, что, когда у нас гость недоволен ведущим, за дверь выходит гость. Когда ведущий недоволен гостем, гость уходит за дверь. К сожалению, эта история стала публичной. Мне этого совершенно не хотелось. Но главное, я сохранила передачу. Для меня это было намного важнее.

Венедиктов всегда поддерживает вас в конфликтах с коллегами?

Часто поддерживает, но дело не в этом. Он понимает, что нужна смена поколений, что болото застоялось. Должны прийти новые люди, молодые, которые понимают, что такое XXI век — век технологий, информации, интернета, соцсетей, продвижения. Это абсолютно другой мозг! Мы устроены по-другому. Есть поколение Венедиктова, которое в этом ни черта не понимает. Я ему рассказываю, что такое «Инстаграм», мессенджеры…

Он всем этим пользуется?

Да, потому что я его научила. О чем уже жалею. Он теперь в бесконечном спам-потоке живет. Я внедряю какие-то новые вещи на сайте для монетизации. Ему приходится объяснять по 20 раз, как и что работает. А в меня это просто заложено. Венедиктову пришлось понять простую вещь: если он хочет быть актуальным, ему придется подстраиваться под новый мир. А мне — в силу возраста — для этого не надо никаких усилий.

То есть получается, что ваш главред, в отличие от своих ровесников, понял, что за такими, как вы, будущее?

За такими, как я — в том числе.

Плохие новости для «старой гвардии»…

Никто старую гвардию не трогает ! Посмотрите, Сергей Бунтман на месте, Юрий Федутинов на месте. Марина Королева, Ирина Цвей, Владимир Варфоломеев. Просто за эти годы к тому «Эху» присобачилось еще два поколения — Таня Фельгенгауэр, Женя Бутман, я с Дашей Пещиковой, Лешей Соломиным и т. д. Мы очень омолодились за последние пять лет. Средний возраст журналистов на «Эхе» сейчас 33–35 лет.

А какие у вас личные отношения с членами старой команды? За рамками эфира вы им тоже хамите?

Нет, старым я никогда не хамила. Я к старым эховцам отношусь с огромным пиететом.

И к Шендеровичу?

Я с ним не общалась никогда. Я даже не знаю, знал ли он меня до этих эфиров.

А Корзун?

Встречалась с ним в коридоре раз в неделею. У нас по субботам были эфиры, он приходил иногда на «Особое мнение» — два раза в неделю я его видела. Эти люди со мной никогда не разговаривали, даже не знали, кто я. А кто мешал со мной познакомиться?! Кто вообще мешает людям, которые меня обсуждают, со мной поговорить, спросить?! Мне если что-то непонятно, я встречаюсь. Вот мне непонятно, что происходит в правительстве, — я иду в правительство, непонятно, что происходит в мэрии, — туда иду.

И как там реагируют на ваши визиты?

Не всегда хорошо, но нормально. Сильные люди меня пускают в кабинеты.

Одну или с главредом?

С главредом обычно. Но в мэрию уже хожу сама. В администрацию президента еще не сама. Но какие мои годы!

Вы на «Эхе Москвы» пять лет работаете?

Почти. Помощником Венедиктова — полтора года. Знаете, что интересно? У нас с ним совершенно разные поколения, а я при этом точно считываю, что он имеет в виду. Даже близкий друг, ровесник может его не понять. А я прекрасно понимаю, что Венедиктов задумал, что делает, как провоцирует, манипулирует и что за этим стоит.

То есть вы — альтер эго босса?

У меня раньше в «Твиттере» даже была такая подпись — «альтер эго Венедиктова». У нас уникальное взаимопонимание.

Интересно, что при таких соблазнительных вводных он не попытался сделать вас своей любовницей.

Знаете, мне кажется, он настолько меня ценит, оберегает, что я для него как хрустальная ваза, к которой и прикасаться-то нельзя.

Это редкое отношение со стороны старшего, влиятельного мужчины, начальника, особенно в России, где дела по этой части совсем дико обстоят.


У Венедиктова все же учительское прошлое, которое от него никуда не делось. В нем плотно сидит эта суть. Он ко мне относится, как вы правильно сказали, как к своему проекту. Для него я нечто ценное, во что он вкладывается без конца, ежедневно, ежечасно. Он всегда защищает меня. За что я ему невероятно благодарна.

А если вы захотите уйти?

Он понимает, что в один прекрасный момент это произойдет. Понимает, что, если я захочу чего-то другого, это будет мое решение. Я недавно выработала для себя формулу «никто не запрещает заблуждаться». Я ему все время повторяю: «Вам никто не запрещает заблуждаться, как и мне». Если мне взбредет в голову, что сейчас нужно уволиться, это мое право. Он сохранит для меня мое место — как для любого сотрудника «Эха». Если у нас кто-то увольняется, Венедиктов всегда говорит «ты можешь вернуться». Он никогда не гнобит и не давит.

Вы сказали, что хотите создать свое СМИ. Вы уже планируете, когда это сделаете? Когда покинете «Эхо»?

Наверное, уйду, когда соберу команду. Когда пойму, что у меня есть 10–15 человек, с которыми можно делать новый проект. При этом я буду продолжать сотрудничать с Венедиктовым. А «Эхо» мне не жалко будет бросить. Когда-нибудь я его перерасту, уверена в этом.

Как скоро, по-вашему, это произойдет?

Еще лет пять я это болото пободяжу.

То есть у старой гвардии, в принципе, есть шанс вас пересидеть, как цунами?

Да, конечно! Пусть готовятся, открывают в себе второе дыхание через пять лет.
До новой такой Леси.