Яма, 11 (полуфинальное)

Автор: Послемрак Только после казни, после ужаса ее трагедии, столкнувшись с фрустрацией жизни, подросток понял, что помощи от икон и бессознательно-корыстных молитв, из-за груды которых почти не видно настоящей связи между землей и небом, ждать бессмысленно. Перед этим он еще долго пытался верить в эти муляжи. Особенно, перед выходом из дома, покидая который он становился призраком, подросток сбивчиво тараторил найденные наугад длинные молитвы, которые были для него тогда последней надеждой на малейшее спокойствие. Он прибегал к этому, даже когда нужно было покинуть дом на несколько минут. Если бы в тот период подростку показали настоящую – возрождающую веру, которую он также случайно, как и гильотину, обрел позже, он бы вмиг отказался от монотонных старославянских речитативов. Поэтому он так и верил в ту фразу, которую вспомнил, выйдя вечером из дома Тихого, которая вспомнилась ему, когда он понял, насколько различны и одновременно едины он и дочь Тихого. Эта фраза и многие другие, все исходящие из одной точки, несли подростку то успокоение и веру, которые он нарочито и тщетно искал раньше в молитвах. В новых посланиях он нашел смирение – но не в той форме, в которой ожидал. Это не значило, что подростка кто-то спас, ведь прежде, чем найти свое крыло, он сам готов был смириться с судьбой, и выразилось это ярче всего в том, что подросток больше не отрицал себя призраком, он смирился с этой данностью, не скрывал себя от людей, и спасительная вера сама открылась ему.
Осенью он услышал первые спасительные фразы…
Очнувшись от настигших и словно навеянных утренним ветром воспоминаний, подросток пробежал взором перед собой.
Не обнаружив сразу поблизости от себя Корытина, он как будто испугался. И странный всплеск спокойствия подозрительной, дошедшей до горла, синусоидой, прошел сквозь нутро подростка, когда он увидел дьявола, опирающегося плечом о близстоящее дерево. Рассвет тем временем разверзал свой бездонный портал, раздвигая сгущенку сумерек. Пытались обозначить себя пением пока еще латентные птицы. Подросток кинул стремительный взгляд на яму, простиравшуюся в нескольких шагах от него. Странно: живые трупы заснули. Они обволокли своей массой яму в самых непригодных для сна позах, но с невообразимо спокойными, почти блаженными выражениями на бледно-заплесневелых лицах.
Пока подросток был погружен в память, Коыртин пробавлялся пением. Подросток услышал что-то вроде:

- Я в мир, как икону, влюблен безответно...
Слова о любви взлетают по ветру...

- Ты еще об иконах поешь! – вдруг распалился внезапной ненавистью к дьяволу подросток.
После бессонной ночи иммунитет покидал его тело, появлялась зябкая ломка, липкий холод тек по пальцам, все тело свербело изнутри, желая вывернуться наружу. Нарцисс терял терпение.
- Подловил, ничего не скажешь, подловил, – манерно захихикал Корытин.
И вдруг подросток почувствовал, что до горечи в горле привык к этому смеху.
- Но у меня есть целых два возражения твоей ювенальной, незрелой ненависти. Во-первых, я не пою, а читаю стихи. Вообще, по-настоящему я верю только певцам и поэтам. Никто даже близко не изнашивает себя так, как они. Поэты так устают от мозга, что начинают думать языком. Думать, языком, – членораздельно повторил он, – В этом и кроется гений их синтаксического чутья. Во-вторых: неужели, придираясь ко мне, ты думаешь, что сам ты – идеальный? – вдруг блеснул бессонными глазами Корытин.
- Поидеальнее тебя, – огрызнулся подросток и тут же вызвал петардный гром хохота со стороны Корытина.
Дьявол ступил шаг вперед, оттолкнувшись плечом от кроны.
- Поспорим, что ты много о себе не знаешь?
Он протянул ладонь, которую подросток проигнорировал.
- Лучше заключим пари, – пробурчал Нарцисс.
- Остроумно. Хм, действительно, забавно. Вполне иудейски. Ну так вот, потри подушечкой большого пальца под своей нижней губой, да-да, в самой ямочке над подбородком. Чуешь? Ну-ну, не морщись. И это у всех так. Одна из самых негигиеничных зон.
- Ну и что?.. И… Как же ты все-таки переводишь темы! Чертов философ!
- Нет, нет, нет! – страстно перебил Корытин, – Мой менталитет – это писатель. В вашем мире – это такой бредящий человек, находящийся в окружении самых близких, которому в полубреду чудится, что он плюется в урну или на тротуар, а на самом деле он пускает слюни на подушку.
- То есть ты веришь только поэтам, а сам относишь себя к писателям? - мигом обрушился на визави Нарцисс.
- Разумеется! Я – самое отвратительное и умное в своем веке. Это сочетание заставляет меня презирать себя. Дьявол обычно крайне ошибочно полагается каким-то совратительным гигантом, дамским угодником, дуэлянтом – в общем, наделяется всеми жизнеутверждающими качествами. Но не слушай их! Настоящий дьявол – это я, самое робкое, жалкое, аморфное и уничиженное существо. И только это позволяет мне дарить жизнь другим. Через пару месяцев ты убедишься в моей щедрости… А теперь, ты не против перейти к делу? – гаркнул Корытин, – Я терпеливо ждал, пока ты возился с тетрисом в своей молодой голове.
- Не против. Ты просил засыпать яму? И что, это какой-то символ? Я уже ничего не понимаю. Такое чувство, что я скоро проснусь.
- Проснешься, проснешься. Во всех смыслах. Кстати, запомни одну мысль, она мне только сейчас пришла (вместе с более важной мыслью о кисло-кефирном запахе изо рта соблазнительных красавиц). Никогда не вмешивай в свои сокровенные дела людей. Если что-то пойдет не так, ты опозоришь ни в чем неповинных мерзавцев. Если перед тобой встанет выбор, идти ли дорогой земных благ или терниями непризнания, выбирай второе. Выбрав первое, прослывешь обманщиком и эгоистом. Мне кажется, скоро тебе этот совет пригодится.
- К черту твои советы! Еще и не оригинальные. Объясни мне, что значит – зарыть яму, и какой у меня еще есть выбор?
- Никакого, – лукаво улыбнулся дьявол, – Ведь рядом с тобой я… А если серьезно, мне за такое ТАМ голову отсекут, если твой выбор будет обусловлен моим наускиванием. Поэтому я тебе кое-что объясню, а ты мотай на ус. Засыпать яму – это символ, эвфемизм (знаешь, что это такое?), который ты можешь толковать так или эдак, опираясь на личный опыт. И только ты можешь решить, что это и как это отразится на твоей судьбе. Чувствуешь, снова начались шахматы? Хочешь взять реванш?
Подросток по-щенячьи потряс головой, как будто отбиваясь от роя информации.
- То есть я сейчас сам должен решить, что мне предпринять? Хм. А я ведь понял, где мы находимся, – оглянувшись, заявил Нарцисс, – До моего дома отсюда минут десять ходьбы. Ты ведь не имеешь права задерживать меня? И я могу сейчас просто уйти.
- Даю подсказку, – скучающим нытьем протянул Корытин, – Эта яма – твоя язва. И покуда она тут в таком омерзительном виде, любой будет видеть твою душу, как наизнанку. Хочешь этого? Пожалуйста. Уже почти рассвело…
- Вот как! – воскликнул подросток, – Но какой-то тут подвох. Я это точно знаю.
В задумчивости он надул щеку, ощутил звук хрустящего снега в ушном канале.
- Знаешь, а ты ведь не только ради меня дал мне время подумать и все вспомнить. Ты надеялся, что я оценю через воспоминания твою роль в своей судьбе. Верно?
В обессиленном вздохе Корытин пожал плечами, как человек, сломленный логикой собеседника.
- И ты добился своего. Я сам тебя создал, я впустил тебя в свою жизнь, приютил в своих тетрадях. Ты – часть меня. И хоть ты – комар, хоть ты присластился к моей душе… И… В общем… Я тебя за все прощаю!
- О, мой сосед сверху, как это мило! Но, во-первых, нет слова “присластиться”.
Корытин задумался, прежде чем продолжить.
- А жаль – выразительное! Но есть только - пристраститься. Во-вторых, “душа” – это совокупность психических процессов, протекающих… Ну, в общем ты понял ход атеистического снобизма. Но главное – в-третьих: прощая меня, думаешь ты только о себе. Не говоря уже о том, что прощение – важный заворот в зигзаге саморазвития, так еще и само слово “прощать” означает “становиться простым, опрощаться” – то есть весь кайф этого “прощения” достается тебе. Так что – и я тебя тоже прощаю!
Произошло действительно шахматное молчание. Просвиристела какая-то птица.
- Ну-с! Пора! А ведь жалко расставаться. Знаешь, наблюдая за тобой, я раскрывал прежде неизвестные мне складочки русской души. К черту атеистический снобизм! Складочки русской души. Знаешь, ты очень русский. Что вообще русская душа? Это история зависимостей. Какая разница от чего: от любви или утренней дозы таблеток? Верно ведь? Верно. Есть в тебе эта русская бесхребетность перед праздником жизни. Но зря ты такой преданный. Пойми уже: верность раба пропорциональна силе хозяина, она – не абсолют.
- Такое ощущение, что ты прощаешься, – с дрогнувшим в голосе вопросом съязвил подросток.
- А я это и делаю. А напоследок хочу оставить тебе пожелание. Кстати, ты не знал, все мои пожелания – пророческие? Ну, скоро узнаешь. Так вот, желаю тебе познать человеческую любовь. Прикоснешься к ней, хоть на пару месяцев, и, может быть, даже выбор, который тебе сейчас предстоит, окажется не столь важным по сравнению с этим прикосновением. Ты знаешь, что это? Когда не спишь, не ешь, а пьешь только всякую гадость, и до того доходит, что ноги отнимаются – вот какой любви я тебе желаю! Земной!.. К гейше какой-нибудь… - совсем тихим, пробирающим насквозь голосом добавил Корытин и кисло улыбнулся.
Но, казалось, подросток его не слушал.
- Не верю, что ты оставишь меня здесь! Не верю. Неужели, я избавлен от тебя?
- Так точно. Я дьявол, но не дурак эпохи мещанства. Я не буду мешать тебе делать выбор. Ну, не прощаюсь!
Корытин сымпровизировал снятие невидимой шляпы и испарился.
Нарцисс постоял несколько минут в нерешительности, озираясь по сторонам. Он глянул на дерево, у кроны которого несколько секунд назад маячил дьявол и вздрогнул.
Вдруг в глазах его блеснул огонь решительности, но тут же распался на пепел холодной готовности.
- Хорошо, – самому себе произнес подросток.
Ветер уже совсем унялся. Природа замерла в редком оцепенении, поверили в свои голоса и птицы. Начали бледно вырисовываться первые облака на лелеющем последние звезды небе… Вдохнув утреннего воздуха, подросток ступил несколько шагов назад, как будто возомнил себя заряжающейся пружиной. Прямо против него была яма…
Через секунду подросток мчался вперед очертя голову. После недавнего побега от Корытина ощущения в организме были отвратительны. В желудке как будто подпрыгивали пластиковые бутылки, соответствующий полый звук раздавался из живота с неподходящим комизмом. Примитивно, солдатиком, превращаясь в сгорающую льдину страха, подросток прыгнул вниз. Яма была неглубокая, сплошь заселенная дремлющими трупами, но подросток зажмурил глаза, а когда снова обнажил их – почувствовав аномальную долготу своей невесомости – то увидел до перманентности черную пустоту полета.