Апокалипсис (Часть 8)

Автор: kafka 9. Бал у князя тьмы


После внезапного пробуждения из очень реального и глубокого сна, я находился в странном состоянии - сначала не врубился, где нахожусь и кто этот незнакомый мужчина, пристально глядящий на меня.
- Что такое? – Пробормотал я, повертев головой.
- Дальше уже перекрыта дорога, - сказал мужчина, кивнув на лобовое стекло.
Впереди я увидел полицейского, который круговым движением руки пытался донести что-то до моего провожатого. Лишь после того, как в переднем зеркале мелькнуло чье-то забинтованное лицо, до меня дошло, что я сижу в такси, совершая свой третий и, вероятно, последний поход в город.
После визита в Нефтляндию прошло полгода. Начиная со следующего дня, почти каждую ночь я наблюдал за небом, пытаясь обнаружить в нем хоть какие-то признаки того, что Ал Асад собирается выполнить уговор. Увы, их не было. К пятому месяцу, когда я уже потерял надежду, Вова наконец-то решился издать свой закон. Когда его объявляли по телевидению, я, даже находясь у себя в комнате, слышал, как город превратился в дрожащую гору, готовую извергнуть бушующие потоки лавы и затопить ими все вокруг.
На следующий день сотни тысяч человек заполнили главный проспект, чтобы опротестовать проявление доселе невиданного антигуманизма. Митингующие разделялись на два типа. Первые - старики, которые из последних сил цеплялись за свою ускользающую жизнь, чувствуя, что еще не до конца нагадили окружающим, вторые – их дети, многие из которых в глубине души радовались новому закону, но не могли его принять из-за устарелости моральных принципов. Хотя главная причина крылась в другом. До опубликования закона старики верили, что жизнь имеет какой-то смысл, и их никчемное существование приносит какую-то пользу. Но после его подписания жизнь приподняла свою завесу, обнажив скрывающуюся за ней суровую истину бытия. Лишь теперь старики поняли, что вселенная - туалет, а земля – унитаз, на бачке которого, подобно рулону, размещено человечество, которое ежедневно расходуется на подтирание задниц, принадлежащих касте правящего класса. Вся жизнь человека сводится к схеме “работать, чтобы жрать, и жрать, чтобы работать”. По этой дороге и будут следовать будущие поколения, пока не придет время пуститься в плаванье по трубопроводу космической канализации. Просто эта жестокая правда прячется под красивую обертку, которая сползает лишь в конце жизни. Природа специально так устроила человека - если бы смысл существования, заключающийся лишь в продлении рода и вечных похоронах, стал ясен в раннем возрасте, человечество произвело бы массовое харакири.
Машина под дирижирование мента медленно откатывалась назад. Через стекло, покрытое каплями слабо моросящего дождя, я взглянул на небо. Сквозь густые рваные облака с трудом пробивался свет лунного диска. За крышей правительства, на фоне закатного зарева, отчетливо вырисовывался высокий шпиль церкви. Сумерки сгущались, мохнатая тень, подобно савану, начала накрывать разъезжающие машины и снующих пешеходов. Не знаю, почему, именно в этот момент я впервые за долгое время почувствовал прилив сильной ненависти. К этому городу, в котором презирал каждый клочок земли, каждое здание и каждую улицу. К его мерзким обитателям, прячущимся в своих каморках. Я ненавидел общество, состоящее из сплошных конформистов, бегающих, как муравьи, и думающих только об одном: где достать 2-3 бакса, чтобы не сдохнуть с голоду. Никто ничего не хотел менять. Людям нравилось стоять по поясницу в говянном болоте, медленно опускаясь ко дну. Отвечать досадными вздохами на происходящий вокруг маразм, признавая тем самым свои бессилие и ничтожность, становилось уже невыносимо.
Ход моих размышлений нарушила сияющая точка над горизонтом, быстро опускающаяся вниз. Я автоматически сконцентрировал на ней взгляд, еще не понимая, почему объект, который мог оказаться просто самолетом, так привлек мое внимание. Однако чем пристальней вглядывался, тем больше убеждался - это нечто другое. Я понял, что сейчас должно произойти что-то неожиданное, такое, чего, наверное, ни одному смертному еще не доводилось видеть. Когда точка уже собиралась скрыться за горизонтом, зазвучал голос, доносившийся будто из загробного мира. Еле разобрал несколько слов. Большинство из них растворялись в пространстве, смешиваясь с уличным гомоном. Постепенно голос становился разборчивее, словно исходил из динамиков, на которых настраивали звук параллельно с речью:
Мы полые люди,
Мы чучела, а не люди
Склоняемся вместе
Труха в голове...
Кто-то читал мое любимое стихотворение. Посмотрев туда, откуда доносился голос, я разглядел человека, стоявшего на куполе церкви с воздетыми к небу руками. Весь проспект, замерев, слушал его монолог, напоминающий отходную молитву. Это был отец В. Часть митингующих загнала его на крышу. Он знал, что скоро закончит так же, как прошлый президент. На ю-тубе выложили нашумевшую дефлорацию, которую показывали на всех смонтированных мониторах (рассказ "Крестофлорация"). На верхушку церкви уже забралось несколько человек. Оставались считанные секунды до мгновения, когда проспект должен был снова взорваться в экстатическом ликовании, вызванным падением человека. Вместо этого окрестность залил яркий свет, словно на планету направили прожектор. Земля затряслась, как крышка кастрюли над закипевшей водой. Я медленно раскрыл веки. Передо мной предстало одновременно устрашающее и эпическое зрелище. Горизонт заслонял густой дым, который широким фронтом грозно и величественно вздымался к небу. Дымная фигура постепенно принимала форму буквы Т. Завороженный, я любовался этим зрелищем, не видя шофера, вывалившегося из машины, людей, бежавших кто куда, не слыша их панических криков. Охвативший город страх вбирался моим телом, преобразуясь в один большой радостный комок, готовый вылиться в праздничный фейерверк. Отчетливо видел только, как рушится стоящая вдали пирамида, эта машина злости, опутавшая щупальцами весь мир. Вот он, ластик, который сотрет все написанные законы и превратит деньги в туалетную бумагу. Исчезнет, наконец, грань, разделяющая человечество на начальников и исполнителей. На секунду пожалел, что скоро все закончится, ибо с удовольствием понаблюдал бы, как сложатся отношения хозяев и рабов.
Между идеей
И повседневностью
Между помыслом
И поступком
Падает Тень
Между зачатием
И рождением
Между движением
И ответом
Падает Тень
Тем временем ударная волна приближалась, как цунами, кроша и заглатывая всё на своем пути. Я спокойно глядел на приближающийся конец. Такого удовлетворения еще не испытывал. Вот он, гигантский веник, который, вихрем пронесясь по всей планете, сметет копившийся на протяжении тысячелетий мусор. Мне почудилось, что в дыме вижу руки, которые тянутся ко мне, и в эту же секунду из подсознания вынырнула давно забытая сцена: моя мать после родов простерла руки к державшему меня врачу. В клубе дыма отчетливо вырисовалось ее улыбающееся от счастья лицо. В ответ я развел руки и, закрыв глаза, приготовился соединиться с ней навечно. Чувствовал, как материальный мир медленно тает и смыкается, а сонмы мертвецов уже окружили меня, готовясь перенести в свое вечное пристанище.
Вот как кончится мир...