Про скот:: - живодёрня (в Освенциме собачьего народа -орда)

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, батя сказал, что я уже взрослый и мне надо самому зарезать свинью.
Сказал, как отрезал.

Свиней у нас было человек десять))) Я их очень любил, разговаривал с ними, ласкал. Особенно любил свинью Дашку....

А у нас в городке, дуб стоит у реки,
Он спасён был от войн и пожарищ
На верёвке пеньковой, с запиской в руке,
Удавился наш лучший товарищ

И отвёрткой едва ему пальцы разжав,
Мы в записке прочли вот такое:
"Ты прощай дорогая моя госпожа,
И друзья мои лучшие, трое"

А ещё там писалось что будто бы мы,
Его часто втроём унижали
Будто б били мы друга с зимы до зимы
Будто б денег ему задолжали

О свой госпоже он подлец сообщил:
Будто б всем нам троим отдавалас...

В деревне Неспешные Ручьи уши у всех баб были купированы, чтобы они любить не могли.
А в остальном, обычная сельская местность, с магазином, клубом и библиотекой.

Некоторым уши подрезали аккуратно, так они ещё немного любить то могли. Но не так чтобы в голос....

Батя мой ел арбуз с хлебом. Он вообще всё ел с хлебом, мою мать, меня, всех. Для него всё, что без хлеба - говно. И нечего разговаривать. Подайте хлеб!

Зрелища он устраивал сам. Обычное его представление - доставка с работы. Его тело, души в нём давно не было, привозили на служебной машине и вываливали перед воротами....

Капибара — ей правда всё пофиг. Но не потому, что она бесчувственная, а потому, что в ней есть вода. Я это поняла в ноябрьский день, когда ветер тащил мокрые пакеты по набережной, телефон пиликал как рассерженная птица, а новости стояли в горле костью....