Как жирный Саня ебаться ходил (часть VII)

Автор: Эдуард Конь Предыдущая часть: http://litprom.ru/thread73257.html

- Ну, здорово! – сказал Глист, протягивая вялую и мерзкую, как остывшие макароны, ладонь.
- Здорово? – возмутился Саня. – Ты что здесь делаешь?
- У меня встречный вопрос, - криво усмехнулся Глист. – А что здесь делаешь ты? Это, вообще-то, моя стрелка.
- Это? Твоя стрелка? – От возмущения у жирного перехватило голос, и тот сорвался на писк, хотя должен был звенеть рычанием.
- Это-это. Как ты сюда попал?
- Нет, это ты, блядь, как сюда попал?
Жирный не знал, откуда взялась злость. Она вдруг – раз, и откуда-то появилась. Стукнула в башку – хуяк, такая. Саня больше не видел в Глисте единственного своего друга. Он видел мерзкого, склизкого гада, который хочет выиграть их спор заведомо нечестным способом.
- Полегче, слышь? – храбрился Глист. – Зоя моей бабой будет. Она мне сама сказала.
- Да что ж ты, гнида, пиздишь!
- Мы с ней виртом занимались, прикинь, перед вебкой. Пиздатейшая телка…
Глист врал, как всегда тошнотворно и нагло. Притом брехня его касалась реального человека, девчонки, которая стояла буквально в нескольких метрах, и которую жирный видел своей потенциальной любовью.
В голове взорвалась багровая вспышка.
И жирный втащил Глисту. Примерно как батя ему самому вчера. Сначала правой – по зубам. Потом догнал боковым в корпус. Глист отлетел в сторону.
- Ты охуел? – трусливо клацал он зубами.
И тут Саня прыгнул на Глиста. Он летел, и время будто замедлилось. Жирный видел перепуганные лица, кто-то что-то орал, кто-то несся разнимать.
А жирный в сполохах ослепляющей ярости, рухнул на Глиста. И начал его убивать, гвоздил кулаком по гнусной прыщавой роже, долбил коленом по яйцам. Кто-то бросился на Саню сзади. Его оттаскивали. Держали за волосы. Но жирный все равно страшно орал. Он хотел отгрызть, оторвать зубами нахуй нос Глиста. Но сейчас его держали, и он беспомощно клацал зубами над перетрусившей мразью, поливая ее рожу длинными слюнями. Правую руку Сане тоже перехватили, но жирный умудрялся, вдавив для опоры колено в яйца Глиста, левой рукой отвешивать ему оплеухи.
- Ты что делаешь? Ты ебанулся, мальчик? – заорали на жирного какие-то люди, когда им все-таки удалось его оттащить. – Ты сколько съел пирожков?
При чем тут пирожки? Эти люди что – смеются над ним?
- Подождите! – послышался властный голос Зои.
Она встала перед жирным и требовательно, как настоящая училка, посмотрела ему в глаза.
- Саша, что с тобой? – Голос ее оказался вдруг очень ласков. – Ты расстроился? Ты шел на свидание, да? Так я буду с тобой. Ты хороший, Саша. Мы после митинга с тобой погуляем, хорошо?
От этих слов жирный стал вдруг очень счастлив. Счастье оказалось розовым и глупым, как в сказке про трех поросят.
- Хорошо! – тихо сказал он.
- Ну, вот и славно! – Зоя погладила Саню по щеке.
Тут к ней кто-то подошел, и голос Зои вновь стал властным и чужим:
- Кирилл, ну, что у вас случилось?
- У нас с ЛГБТ проблемы, - сказал Кирилл, человек с панковским ирокезом и трагическим выражением лица. – Собираем резервы. Разнарядка – по одному от группы на усиление.
- Так там же были люди.
- Одни девки. А у ЛГБТ – боевая задача.
- Вот бери бойца. Уже хорошо себя проявил.
- Я к пидорам не пойду! – сказал Саня, сам удивившись своей храбрости.
- Там на самом деле пидоров нет, - объяснили ему. - Там только два придурка, а остальное все - лесбиянки. Никто там на тебя не полезет.
- Да ну нахуй! – сказал Саня.
- Ты что, гомофоб? – нервно спросил Кирилл. – Ты не продвинутый. Зоя, как этот ватник вообще сюда попал?
- Чо? – Саня напрягся.
Зоя дернула жирного за рукав футболки.
- Наклонись ко мне, что скажу! – произнесла она.
Жирный наклонился, и Зоя совершенно неожиданно его поцеловала. Ее мягкий, извивающийся язык плел кружева у жирного во рту. Губы двигались вверх-вниз по Саниным, все еще в пирожочном жирке, зубам. Жирный словно перенесся в рай. «Я целуюсь! - ошалело думал он. – Ни хуя себе!»
- А сосу я еще лучше! – прошептала Зоя, отлепляя от него свои губы. – Но после митинга.
У жирного встал хуй. А телка не могла этого не чувствовать. Но вида не подавала.
Саня влюбился. Все, что было раньше, теперь показалось ему пустой мелочью. Бирюльками. Во всем прежнем не было любви. А теперь вдруг она в Сане проснулась. Любовь наливала его мышцы силами, наполняла его достоинством. И жирный больше не был трусливым толстяком. Он сделался исполином, готовым уебашить любого.
Саня разыскал взглядом Глиста. Отметил, что тот видел, не мог не видеть, как Саня целуется. Сане хотелось заорать на весь мир: «У меня сегодня отсосут!» И это было счастье. Поэтому Саня даже не стал показывать Глисту средний палец, а лишь надменно усмехнулся.
- Все, давай, иди к ЛГБТ, - сказала Зоя.
Глист беззвучно заржал, кривил свое недоразбитое ебало, показывал пальцем, держался за живот.
Саня пообещал себе, что убьет Глиста. Саня знает, где его найти.
Сане хотелось, чтобы Зоя романтично посмотрела ему вслед. Но та на него даже не оглядывалась, словно вообще забыла о его существовании. Но жирный ее все равно любил.
***
Терзаемый любовью и яростью одновременно, жирный пришел к колонне ЛГБТ.
В ней, действительно, стояли в основном девочки. Было два дрыща с крашеными волосами, очках и узких брючках. Одна из лесбиянок оказалась просто вылитый Саня – примерно такой же величины и ширины, только сверху на брюхо еще и свисали сиськи. Наверное, родись жирный женщиной, он выглядел бы именно так. «Но она с кем-то ебется, - горько подумал Саня. – А я еще нет». Ебалась жирная лесбиянка, судя по всему, с черной костлявой теткой, которая была скорее похожа на бабку. От нехуй делать жирный стал представлять, как эти две бабы между собой ебутся. Вот бабка сосет у жирной сиську, а вот костлявыми пальцами перебирает пласты жирной плоти в поиске пизды. А вот в эту пизду ныряет, а пизда такая чавкает, старуху обсасывая и обчмокивая.
Жирный поймал себя на том, что видит все это воочию. Картинки из его разума вдруг обрели плоть и даже объем 3D. У него снова встал хуй. Что хуже всего, на него смотрели перекрашенные дрыщи и хихикали между собой.
Саня тут же напустил на себя суровый вид. Нет. Он-то – не из этих петушар.
Туда-сюда сновал Кирилл с ирокезом, приводил парней. Те косились на жирного и старались держаться от него подальше. «Э, алё, что за хуйня? – подумал Саня. – Это они что сейчас про меня думают? Я-то – не из этих!» Впрочем, те, которые приходили потом, тоже сразу же начинали настороженно коситься на жирного, на петушар, и вообще на тех, кто пришел раньше. А те, кто приходил еще потом, косились на тех, кто косился на тех, кто косился на Саню. Жирный быстро заебался отщелкивать эту ситуацию. И решил тупо не обращать на нее внимания.
Появился Кирилл с ворохом плакатов на палках:
- Так, берем, не стоим!
Он стал всовывать их кому ни попадя. Жирному достался плакат с надписью «Я хочу любить так, как хочу!» В принципе, эти слова не шли вразрез с его жизненной позицией.
Вообще, здесь было нервно и нудно. Жирный стал скучать, хотя при этом его прямо на части разрывало от злости. От нехуй делать, он залез в «контакт» на телефоне. Никто жирному, по счастью, не написал. И Саня отправился в аккаунт Зои Смирновой. У нее с жирным, действительно, был один общий друг – Глист.
«Вот же падла! – клокотал мыслями Саня. – Наверное, он выпасал тех, с кем я френдился, а потом к ним подкатывал».
Другого объяснения, действительно, не было. Чтобы проверить эту версию, жирный осмелел настолько, что зашел на страничку Аделаиды Кулешовой. Нет, у нее в друзьях Глиста не было. Ну, наверное, подкатывал все равно, просто Аделаида не стала этого чмошника френдить. Это ж, блять, себе дороже с говном таким связываться!
Время тянулось. Ничего не кончалось и даже еще не начиналось. И Саня решил, пока тут ничего не происходит, вернуться к жопе Пушкина и дать новых пиздюлей Глисту. Вот прямо сейчас. Он успеет.
Но только он собрался, как что-то началось. Перед колонной появился лысоватый дядька с бородой. В руках он держал большой матюгальник, который усиливал звуки.
- Привет, друзья! – рявкнул он.
- Хо-хо! – откликнулись ЛГБТ и примкнувшие.
- Скоро мы пойдем! У всех настроение хорошее?
- У всех! – крикнул кто-то.
- Отлично! Сейчас мы попрыгаем немножко. Для разминки.
Появилась девчонка в гимнастическом трико. Она стояла, вытянув руки вдоль тела, мягко и немного лукаво улыбаясь. Она была хорошенькая. Жирный в нее, может, и влюбился бы, но его сердце уже было занято Зоей.
- И мы начинаем! – провозгласил бородач.
Загрохотало что-то громкое и энергичное, типа «Продиджи». А бородач стал орать в матюгальник:
- Ва-те пиздю-лей! Ва-те пиздю-лей! Ва-те пиздю-лей!
Гимнастка подпрыгивала, хлопала в ладоши над головой. Бородач шевелил руками: мол, давайте, давайте! Прыгайте!
Вскоре прыгала вся колонна ЛГБТ. Запрыгал и жирный.
- Отлично! – рявкнул бородач. – Теперь еще одна речевка. И!!! Пу-тин, еба-нись! Пу-тин, еба- нись!
А чо, было весело. Прыгать жирному понравилось.
Вся суета вокруг внезапно стерлась, растворилась и размылась, как акварель. Сейчас жирный Саня был центром мира! Он прыгал, и ему открывалась истина. Открывался внутренний взгляд, и то, что он видел, Сане нравилось.
- Отлично! – вопил бородатый. – А теперь мы – начинаем движение! Ура!
И колонна двинулась в сторону Кремля.
***
Сначала двигались медленно. Сильно тормозили из-за знаменитостей, которые шли впереди. Они, во-первых, еле плелись, а, во-вторых, перед ними пятились многочисленные операторы и тем самым тоже замедляли движение колонны. Но потом около «Муму» все знаменитые люди отошли в сторону и стали в переулке давать интервью перед камерами. И тем самым наконец-то освободили оперативный простор.
Вообще, в колонне, как понял жирный, собрались нормальные ребята, боевые. Один, справа от него, был с перебитым боксерским носом и свирепой рожей. А слева двигался с плакатом наперевес татуированный байкер. И жирная лесбиянка, Санина копия, шла неподалеку и имела при этом очень решительный вид.
Жирный чуть помечтал о том, как подружится со всеми этими ребятами. Они будут приезжать к нему в гости в Крекшино. Они будут жарить шашлыки, смотреть фильмы, пить пиво. Будут со смехом вспоминать ту колонну ЛГБТ, благодаря которой они подружились.
В какой-то момент колонна пошла очень быстро, а потом, сразу за мэрией врезалась в какое-то препятствие. Это как на море бывает. Вот несется волна, вся такая огромная, к берегу. А тут у нее на пути – что такое? Волнорез. И волна – шшурх! – распадается на мелкие барашки.
Похоже, что-то в этом роде случилось и с отважной колонной ЛГБТ. Во что-то она врезалась. И это что-то нарушило ее поступательное движение.
Впереди толкались, орали, махали руками. Жирному ничего не было видно. Кто-то с кем-то бился. Но деталей было не разобрать. Жирного толкали в спину. Он уже практически не шевелил ногами. Его просто несло вперед.
В какой-то момент у него перехватило дыхание. Потому что осталось слишком мало места. Но вдруг пространство раздалось.
Перед Саней возникли – нет, не менты. Гастарбайтеры в оранжевых робах с серебристыми полосами. И в желто-зеленых спецовках – тоже были. Саню вынесло прямо к ним.
Саня даже чуть не рассмеялся. И это все? Он настолько привык не замечать существования этих людей, что даже не фиксировал их присутствия на улицах. Они были где-то в параллельной реальности, которая с реальностью самого Сани почти не пересекалась. Жирный, по правде говоря, не воспринимал их бытие, как человеческое, равновеликое своему. Он всегда смотрел на них сверху вниз. Но не злобно. Просто никак.
И вот сейчас эти люди стояли, с метлами и граблями наперевес, перегородив дорогу прогрессивной ЛГБТ-колонне. А на проезжей части лежали или расползались в стороны те, кто только что шел впереди.
- Ааааа!!! – завопил толкаемый вперед Саня и понесся на ближайшего гастарбайтера – деда с бурым помятым лицом. Дед держал метлу. И в его руках она заплясала – влево, вправо, вдруг переебала жирного по макушке. Было больно, но не так, чтобы очень. Саня разозлился и прыгнул. Это у него отчего-то хорошо получалось.
Бу-бух! Саня повалил деда и стал душить своим телом. Тот, придавленный, пинался и щипался. А затем Саню кто-то стал больно бить по спине чем-то твердым и тяжелым. Два-три удара пришлись по голове. Саня скосил глаза и каким-то образом увидел еще одного азиата, который хуярил по нему брошенным плакатом.
Но Саня не чувствовал боли. Ровно до тех пор, пока ему не прилетело в ебало то ли дубиной, то ли древком. Мир вдруг подернулся рябью и стал тонуть во внезапном страдании.
***
Жирный потерял сознание. Но только лишь на миг. Потерянное ощущение себя нырнуло в черноту, и тут же вынырнуло. Саня не успел даже упасть.
Но на самом деле все вдруг изменилось. Удар по ебалу переключил в Санином мозгу какую-то кнопку. И теперь все то, что только что радовало его, обернулось своей кошмарной стороной.
Саня вдруг осознал, что каким-то образом оказался в эпицентре массового побоища и хуже того – активно в нем участвует! Он уже успел натворить дел. Он дал пизды лучшему другу! А, судя по тому, что с Саней после удара по ебалу приключилось поумнение, можно сказать, что теперь он по-настоящему получил пизды. То есть, прикоснулся к кладовой ума. И теперь ему хватит! Что он вообще здесь делает?!
Надо было выбираться. Но вокруг был оскаленный, безжалостный и людоедский ад. Вот похожая на Саню лесбиянка сошлась в поединке с седоватым дедком. Вот чувак с перебитым носом ебашил короткими ударами молодого азиата. Вот сразу трое из колонны накинулись на мужика с лопатой и остервенело его били. Вокруг была ярость, летали брызги крови, а под ногами что-то хрустело – наверное, выбитые зубы.
Страх жирного словно бы стал отдельным живым существом, которое металось в Саниной шкуре, пытаясь вырваться, убежать от смертельной опасности.
И Саня побежал. Он несся прочь, согнувшись буквой «Г», прикрыв голову пухлыми ладонями. Но прекрасно понимал, что если что – ладони его не спасут. Он бежал, его толкали. Но Саня знал, что сейчас он обязательно обо что-то споткнется и встать уже не сможет – его просто забьют.
Но вдруг спасительные слова сами залетели в его голову и в то же мгновение Саня пронзительно заорал:
- Ой, пустите, блядь! Щас блевану! Пустите!
И свершилось чудо. Люди расступились. Они давали Сане пробежать. Никто, как выяснилось, не хотел быть испачканным содержимым Саниного нутра.
Жирный вырвался на обочину побоища и врезался в металлические заборчики, за которыми стояли полицейские.
- Ай, блядь! Сейчас блевану! Пустите! Пустите! – верещал Саня.
Он пытался перелезть через ограду – безнадежно. Чуть с большими шансами на успех попытался протаранить заборчики телом.
В минуты опасности, как выяснилось, жирный соображал быстро. Он рухнул прямо на мостовую и пополз. И эта тактика, в отличие от всех прочих, принесла ему успех. Полицейские расцепили одну часть ограды с другой и втащили жирного на ту сторону.
- Что с ним?
- Да из замеса по ходу.
- Что с ним делать, тащ-сташ-лейтенант?
- В бобик. Там посмотрим.
И жирного поволокли два омоновца в берцах. Они заломили Сане руки и терпеливо перли его вперед. Саня не помогал им себя волочить, потому что понимал – везут его в тюрьму! То существо, которое прыгало и бесновалось внутри него, сейчас тоже оцепенело от непонятного пока страха.
Перед разбитым ебалом жирного раскрылись металлические двери «бобика». Конечно, омоновцам, может быть, и хотелось зашвырнуть его. Этак, как пушинку, как остальных (а здесь были и еще какие-то люди, сидели на скамеечках вдоль металлических стенок). Но Саня был неподатлив, и его заталкивали, вминали внутрь, как сбежавшее из кадушки тесто.
Наконец, когда Саня весь оказался внутри этого узкого металлического клаустрофобического пространства, двери закрылись.
- Здоров, чувак! – сказали ему. – Ничоси тебя обработали!
***
С ним заговорил какой-то хипстер, на вид не сильно старше Сани, но уже с бороденкой.
- Вот палачи! – сказала какая-то девчонка.
В «бобике» были, оказывается и девчонки. Было их четверо. Их присутствие совсем подкосило дух жирного, бывший не так давно боевым. Саня понял, что они сейчас будут ржать над ним. Ну, конечно, смешно же - толстяка отпиздили! И этот хипстер будет, наверное, угорать вместе с ними.
Надо было что-то им сказать, но Саня просто не находил слов. Ему было очень плохо, его трясло и колбасило. Каждое существо в мире желало Сане гибели. Даже мелкие микробы. Особенно они.
Саня съежился на тоненьком насестике скамейки и уронил голову на руки, пытался спрятаться. Типа: я в домике.
«Ага, - ехидно сказал внутренний голос. – В казенном домике. Сейчас тебя, придурка, в тюрьму посадят. Ты там натворил делов. С гастарбайтерами пиздился. А если еще и Глист на тебя заяву накатает? Он будет очень рад это сделать. И он знает, где тебя найти!»
- Блядь! – скулил жирный. – Мамочки!
А вот хипстер и телки совсем не нервничали. Они о чем-то там хихикали, делали селфи. Одна телка была тощая, типаж – пигалица. Еще одна была пышной блондинкой с кудрями и в красном беретике. Третья телка была очкастым винишком. Четвертая была похожа на Анджелину Джоли. Сидела себе, ничего не боялась, как королева вечеринки. А хипстер, соответственно, перед ней и стелился. С ней и болтал.
- Во, у меня уже пятьдесят лайков! – радостно сказал хипстер.
- Ничего се, - сказала джолиподобная телка.
- Пишут: «Держись там!». А вот: «Друг, мы с тобой!» А вот еще: «Привет кровавому режиму! Скажи, что он заебал!» Ха-ха!
- У меня в Инсте уже сто восемьдесят семь лайков, - сказала джолиподобная.
- Так то Инста, а то фейсбук! О, пятьдесят один, пятьдесят два! Ох, ни хуя себе, смотри, кто отлайкал!
- А кто это?
- Ты чо, не знаешь? Ха! Художник-концептуалист. Известный как пиздец! Во Франкфурте у него была выставка. Он там керамический хуй представлял, на колесиках. Назвал «Супероружие Путина». Там аншлаг был, что ты! Известный чувак.
- Ха-ха! Прикол. Дружишь с ним?
- Ну, как? В фейсбуке только. Вообще фейсбук чем лучше? В нем можно с известными челами закорешиться вот так, в переписку вступить. А Инстаграм – да, там больше людей, но всякие Васи Пупкины, от которых тебе ни холодно, ни жарко.
- А по жизни чем занимаешься?
- Работа не по найму, - Жирный подохуел с той гордости, с какой хипстер признался в том, что он – бездельник. – Художник.
- Кисти-краски?
- Я граффитист! Как Бэнкси, знаешь такого?
- Хэзэ.
- Ну, ты даешь! Это самый пиздатый художник нашего времени. Он свои картины в музеи подбрасывал, прикинь? В Лувр, в Третьяковку нашу. Приходят зрители, а там хуякс – новая картина висит. Ну, снимают ее, конечно. Но свою задачу она выполнила – повисела там, где он хотел. Его долго найти не могли. Он нарисует что-нибудь на стене и съебется.
Телка зевнула.
- Вот и я такой же, - сказал хипстер. – Если ты между Царицыно и Покровским проезжала, то не могла не видеть там на гараже чувака с таким вот огромным носом. Так это я нарисовал! А вот, на телефоне у меня по ходу есть. Ага, вот же оно.
Жирный ощупал свои карманы. Телефона не было. Проебался. Блять! Это было похоже на катастрофу. Ни одного номера Саня наизусть не знал. Даже родительского домашнего. Даже своего собственного не знал.
А телка с хипстером тем временем продолжали свой бессмысленый гундеж.
- Да, а это вот тоже мое, у Каланчевской. Там домина такой есть страшенный, бомжи в нем живут. Знаешь, как очково там было рисовать. Ой, а это… Ха-ха! Ну, это халтура. Это администрация управы башляла, чтобы мы с кентом котельную расписали. Ну, там Змей Горыныч, бабки-ёжки, хуйня всякая. Ой, а это тоже халтура.
- «Соль, вещества, гашик», - прочитала телка.
- Да, они пиздато башляют. Но я их не знаю совсем. Они дают задание – разрисуй объект. Желательно у школы. Если из окон видно – двойная такса. Опасно пиздец. Один раз чуть не поймали. Я тогда пересрал, трафарет даже уничтожил. Потому что ну его нахуй. А так удобная ботва. Нарисовал, в вотсап заказчику фотку скинул, а тут хуяк – деньги тебе тут же в яндекс-кошелек. Хорошо, что открыли эти фотки, на самом деле. Надо их ёбнуть. Мы же тут у мусоров, как никак.
- А это что? – спросила телка, пролистывая смартфон хипстера. – Это сортир, что ли? А что тут написано? «Тута ссут и тута срут. Банду Путина под суд!»
- Да, ха-ха! Это тоже халтура такая. Для штаба оппозиции. Там у них поэт специальный сидит Каркуша или Гаркуша, сейчас не вспомню. Но известный. Вот он смешные надписи для школьных туалетов сочиняет. Вот там дальше есть смешное. Ага? Вот-вот. «Любишь ты поссать-посрать. А Путин любит воровать». Ха-ха-ха!
- Ха-ха-ха! – хохотали все девки.
- Вот это грамотно придумано, кстати. Мировосприятие-то ребенка во многом из прочитанного в сортире формируется. Это исследование какое-то есть, так там говорят, что прочитанное в сортире влияет на человека даже больше, чем то, что он в соцсетях прочтет. Или в букваре. Ну, а оппозиционеры молодцы. Они эту хуйню прочухали.
- Хорошо платят? – спросила «Анджелина».
- Хорошо. Ну, чуть меньше, чем за «соль, вещества», но мне хватает. Но тоже, сука, опасно. Меня однажды чуть не повязали. Выхожу из сортира, а там физрук стоит. И смотрит такой с большим подозрением. Ну, я иду, типа не при делах, но, блять, на лестнице как вчесал.
- Да ты храбрец, - одобрили телки.
И тут металлические двери, заскрипев, раскрылись и в «бобик» втолкнули женщину. Входила она решительно, улыбалась.
- Всем боевой привет! – сказала она, откидывая с лица челку.
- Зоя?! – ахнул жирный.
***
Это была именно Зоя – та самая телка, вернее, тетка, которая назначила жирному свидание. Та, из-за которой он, собственно, и влип во все эти приключения. Та, которая обещала жирному нечто волнительное и никогда им в жизни не испытанное, и об этом обещании Саня не мог не помнить.
Но дело было даже не в обещании! Просто в этом кровожадном аду, в котором вдруг оказался жирный Саня, Зоя представилась ему спасительной соломинкой. Жирному сил нет, как захотелось не обнять, не поцеловать ее, а повиснуть на ней. Еще в седьмом, а то и в девятом классе жирный вис на папе и маме. Это был необоримый и порицаемый инстинкт. Саня и сам не знал, что значило это его повисание на людях. Наверное, что-то вроде того, что жизнь и так тяжела, а мне так лень по ней волочиться, потащите вы меня немножко, чтобы от меня ничего не зависело.
И, в общем-то, все к тому и шло.
Зоя бросилась к Сане, схватила его побитую рожу в свои аккуратные ладони.
- Что они с тобой сделали? Даниил! Милый! Что это?!
- Я не Даниил! – отчаянно возмутился жирный. Было от чего: Даниилом звали Глиста. Это с кем она его перепутала?
- Подожди, ты у нас… Александр! Точно!
«Ну, ни фига себе у нее склероз!» - подумал жирный. Но потом еще подумал, что если Зоя прорвалась сквозь все это массовое побоище, то еще и не так память может отшибить. Простим ей.
- Саша, Сашенька! Посмотри на меня! – сказала Зоя.
Жирного, в общем-то, и просить было не надо. Он с надеждой, мольбой, невыносимо телячьим взглядом посмотрел на Зою.
Щелк! В глаза сверкнула вспышка. По ходу Зоя его сфотографировала.
- Изверги! Палачи! Они у нас поплатятся, Саша! – говорила Зоя, что-то с огромной скоростью набивая на айфоне.
Набив сообщение, Зоя решительно и даже живописно нажала указательным пальцем кнопку «Enter». Выглядело так, будто она насекомое давила. Закончив, Зоя отчего-то просияла. А потом вдруг заорала на хипстера и телок, как настоящая училка:
- А вы чего тут расселись? Видите, человеку плохо? Спросить у него надо, как ему помочь. Сидите тут, бакланите!
Соседи наезда не ожидали, но смутились. Потому что Зоя была старше их и, судя по всему, права. Девки тут же облепили его и стали спрашивать:
- Ой, чем же тебе помочь? Ты как себя чувствуешь, Даниил? То есть, Александр!
- Не переживай, Саша! – авторитетно заявила Зоя. – Подавится кровавый режим нами с тобой.
Вдруг у нее зазвонил телефон. И глаза Зои загорелись ведьмовским светом.
- Началось! – сказала она. В голосе слышалось торжество. Она приняла звонок: - Да, Мэри! Привет! Дело обычное, протестное. Да… Он со мной… Да, шел в гей-колонне. Зверски избит. Дать ему трубку?
«Это они обо мне, что ли, разговаривают?» - удивился жирный. И не успел он толком даже опомниться, как Зоя протянула ему трубку:
- Александр, это тебя!
- Алё, - бесстрастно, как это всегда бывало с ним в моменты крайнего волнения, сказал жирный.
- Здравствуˊйте! – проквакал в трубке старушечий голос с явным иностранным акцентом. – Это Мэри, «Нью-Йорк Таймс». Как ви сеˊбя чувствуˊете?
- Э… эээ… - мучительно давился жирный словами. Как ему сказать, что он напуган, что он в шоке, что ему обещали дать поебаться, но пока занимаются какой-то ерундой?
- Александр в шоке! – прокричала Зоя.
- Правдаˊ ли, что колонна гей-активистов, в котороˊй ви протеˊстовали, подверглаˊсь напаˊдению?
- Ы… - давился Саня словами.
- На нем места живого нет! – задорно выкликнула Зоя.
- Вас пыˊтали? Кто вас пыˊтал?
- Ё.
- Они не представлялись. Александр боится говорить об этом. Он очень запуган.
- Где вашаˊ сеˊмья? – интересовалась Мэри. – Вы с нимиˊ связалиˊсь?
- У меня телефона нет, - кажется, у жирного стали получаться членораздельные слова.
- Отобрали телефон! – бодро поддакнула Зоя.
- Что им переˊдать?
«Через «Нью-Йорк таймс»? – удивился жирный. – А что им передавать?»
- Ничего, - сказал жирный.
- Почеˊму?
- Ну, я в конфликте с родителями, - объяснил жирный. – Поссорился с ними. Они меня из дома выгоняют.
- Вау! – сказала журналистка. - Этоˊ из-за вашеˊй ориентациˊя?
- Что? – затупил жирный.
А Зоя радостно закричала:
- Да-да, Мэри!
- Гениˊально! – сказала журналистка. - Поˊка, ребятаˊ, удачиˊ вам!
И отключилась.
- Зачем я «Нью-Йорк таймс»? – ошарашенно спросил жирный у Зои.
- Да что там «Нью-Йорк Таймс»! Ты сейчас станешь мировой знаменитостью, поросеночек! – воскликнула Зоя.
На какое-то время жирный лишился дара речи и погрузился в прострацию.
***
Первые минуты в статусе мировой суперзнаменитости были отвратительны. Это что же – о том, что ему пизды вломили на этом гей-параде, теперь весь мир узнает? Да ну нахуй! Может быть, не надо? Как потом в институт ходить? А родители что скажут, блять?! А Глист вот ржать будет! Может, уже начал.
- Эгей! А в Твиттере-то у нас уже за полторы тыщи лайков, - сказала Зоя. – И 486 перепостов.
Жирный выхватил у нее телефон, вгрызся взглядом в экран.
«Со мной в автозаке находится гей-активист Александр, которого пытала полиция», - прочел он.
И его, жирного, разбитое, окровавленное ебало.
- А… а… ы…
Все слова скомкались в глотке, исчезли. Страх снова обрел плоть, стал подкожным существом, заметался, задрожал. И Саня вместе с ним.
- Я помню, что тебе обещала? – прошептала ему на ухо Зоя. – И я выполню свое обещание. Я отсосу у тебя. Мы получим грант под тебя, грантище, сладкий. Мы пойдем в ресторан, в лучший кабак. Мы будем есть на золоте. А потом я залезу под стол, под роскошную скатерть, расстегну тебе штаны, достану твоего дружка и хорошенько его приласкаю. Договорились?
Жирный закивал, разбрызгивая пот и стесняясь этого.
- Но сейчас у нас будет несколько неприятных минут, надо их перетерпеть.
Саню словно вышвырнуло из рая, где гурия Зоя сосала ему под роскошной, похожей на тот балдахин из борделя, скатертью в тоскливую казенную преисподнюю. Едет-то он – в тюрьму! Или куда там? Саня в пенитенциарной системе не разбирался и не интересовался. Это было слишком страшно для него. А теперь вот он туда ехал. Да еще в статусе гей-активиста. Известного на весь мир притом. Этого ведь не скроешь.
- Б-б-блядь! – застонал Саня. – Не надо, пожалуйста!
- О, «Нью-Йорк таймс» дала, - сообщила Зоя, которая, утешая Саню, умудрялась еще и посматривать в телефон. – В твиттере у них уже есть. Все, Александр, ты звезда!
«Пиздец тебе, Саня!» - жутким колоколом звучало в мозгу. Пусть Саня сейчас проснется, а этого кошмара в его жизни не будет! Пусть он даже отпизженным на улице лежит, но только, сука, не это!
- Да никто тебе ничего не сделает! – убеждала Зоя. – Расслабься, веди себя достойно! Ты мировая знаменитость, как «Пусси Райот»!
- Нет! Нет! – пропитанный страхом пот разлетался по внутренностям «бобика». – За что меня? Я же только… Я не хотел… Мама!.. Я в Крекшино хочу!
- Все тебе будет, и мама, и Крекшино, - Зоя гладила его по голове.
Но в жирном зрел, закипал ужас. Булькал тлетворными пузырями в несчастном брюхе, которому суждено теперь сильно съежиться на казенной баланде.
- Тебя же никто не пугал еще, что ты ссышь? – снова замурлыкала Зоя. – Трусишка! Никто тебе ничего не сделает, расслабься. Ты улыбаться должен, а не трястись от ужаса. Соберись, тряпка!
- Слышь, чувак, можно мы с тобой сфоткаемся? – обратился к жирному граффитист. – Почетно, отвечаю.
Жирный беспомощно обернулся к Зое. Та, горя глазами, кивнула: конечно, мол, почетно.
- Ну, давайте! – промямлил жирный.
- Улыбнуться его давайте заставим, - сказала Зоя. – Это же герой дня. Лицо с обложки «Нью-Йорк таймс», а к вечеру и всех мировых изданий. Улыбайся, Александр!
Саня все еще трясся. Легче не становилось. Ужас был как волны. Но хуже всего то, что волны эти переворачивали все у него внутри.
- Улыбайся, скажи «сыр»! – ластились к Сане чувихи. И толстуха, и винишко, и селедка, и даже «Анджелина Джоли».
Сане бы радоваться, но его замутило. Буря ужаса, обреченности, которая бушевала в его желудке, вдруг нашла выход на поверхность. И эту бурю было уже бесполезно останавливать.
Когда грохнуло, пленники «бобика» настороженно переглянулись.
- Стреляют, что ли? – сказала Зоя.
А потом стала задыхаться. Потому что в дело вступила вонь.
- Что это? – еще успела простонать Зоя.
По «бобику» разлилась гороховая волна – несомненный туз. Это, как понял жирный, был удар экстрасилы. Возможно, тот самый смертельный бздех, секретом которого владеют только истинные мастера. И вот, получается, жирный достиг мастерства и развил сверхспособность. И случилось это в момент величайшего ужаса.
Зловоние не просто резало глаза, оно их выедало. Оно словно впивалось в кожу острыми мелкими коготками. Девчонки зажимали ладонями лица. Одна из них блевала. Еще одна явно теряла сознание. Катался по полу бобика хипстер, бормоча:
- Чувак, что же ты делаешь, чувак?..
А Зоя лихорадочно что-то печатала в айфоне. Жирный даже видел, что именно: «Прямо сейчас гея-активиста и правозащитников пытают химоружием», - недрогнувшим пальцем писала Зоя.
Новая волна ужаса хлынула из жирного. И, увы, вырвалась на волю.
И вот тут-то стало плохо всем. Пассажиры «бобика» стали напоминать героев старого фильма «Вспомнить все», со Шварценеггером. Когда они на Марс попадают, и у них от вакуума вылезают глаза из орбит.
Телефон Зои пищал и разрывался. Но никто уже не мог ни ответить на звонки, ни просмотреть оповещалки.
«Бобик» вдруг остановился. Снаружи послышался топот ног. Двери стали открываться и, наконец, открылись. За дверями был шумный перекресток. Кажется, рядом с Белорусским вокзалом.
- Что здесь происходит? – спросил один из ментов. - Какое, нахуй, химорууу…
И тут его переломило пополам. Он стал блевать. Другой мент позеленел и зашатался.
- Буэ… буэ… - только и говорил он. Что-то липкое текло по его подбородку, а взгляд остекленел.
Оппозиционеры вываливались из «бобика» и ползли прочь. Идти ни у кого не было сил.
Последним из «бобика» вывалился жирный. Наверное, в силу закономерности того, что свое дерьмо меньше пахнет, он еще мог ходить. Но сейчас его словно бы вел автопилот.
К нему подбежало еще два, а может и три, мента. И Саня произвел залп. На его противников словно налетел ураган. Они тоже стали задыхаться, один упал, еще один закашлялся, а третий (значит, все-таки трое их было) закрыл лицо одной ладонью, а другой тер глаза.
«Я действительно открыл в себе сверхспособность», - думал жирный.
Он шел прямо через Тверскую, напролом, игнорируя поток движения. Он шутя перекрывал сразу всю бензиновую вонь. А автомобили гудели, ревели, мигали фарами. Задыхались и кашляли водители.
Улица приветствовала короля.
А король, великий мастер, шел – весь в облаке своей сверхспособности.
Открывшийся перед ним грядущий жизненный путь пугал, но и манил. Наверное, надо было его пройти.