Проблемы на производстве

Автор: В раскатистых ангарах. Под могильной защитой стен, замешанных из теста настолько прочного, будто надеющегося держать Космос. На комбинате по производству пустоты потеют сотни рабочих. Оранжевые панцири контуженых черепах – в случайных танцах под многотонными ковшами, перемещающими сырьё. Крики и лязг, шипение пустоты, выползающей из огромных печей. Она пахнет мёдом, воском и ещё чем-то…

ООП-2 (отделение очистки пустоты, второе) печально знаменито несколькими актами суицида среди работников. И растлевающая грибница известности этой проникла по всему комбинату. И за пределами. Спецкомиссия, призванная разобраться в причинах, не выявила чётких мотиваций… Психологические тесты дали среднюю температуру вменяемости, аналогичную персоналу других отделений.

Размышляя над сложившейся ситуацией, начальник цеха, в комплекс которого входит ООП-2, оказывается в тупике. Упёрся в этот угол, и несколько дней уже натирает мозоли на лбу… «Трое в прошлом месяце, – мучает закольцованная мысль, – двое на прошлой неделе… Что дальше, товарищи, господа, мистеры? Что дальше?» В кабинет стучат. Вплывает секретарша, тело её в обтягивающем платье с тёмным узором из атлантической вязи – туго раздвигает магнитные облака безнадёги. Из колебательного контура между алых губ доносятся сочетания волн, они сообщают, что пришёл первый заместитель.

- Впускай, – глухим, отсутствующим голосом отзывается начальник.

Заспанное, усталое лицо вваливается в кабинет. Доклад состоит из единственного слова: «Третий».

Свежие молнии отчаяния прорезают облака безнадёги. Шеф выдерживает паузу, буравит пасмурный апокалипсис вокруг, а потом спрашивает:

- Когда?

- В ночную, – отвечает зам. Подходит к столу, извлекает из решётки своих рёбер фляжку с коньяком. Пентаграмма отливает красным лаком на нержавеющем боку.

На немой вопрос начальник отвечает, достав из шкафа две рюмки.




Когда-то его звали Степаном. Он один из черепов, которым доверили таскать оранжевые каски во втором отделении очистки пустоты. Только возвратился в мастерскую после ежедневного ППР (планово-предупредительного ремонта). В помещении, убитом люминесцентным сиянием, обнаруживает, что остальные ещё не вернулись. «То есть, я здесь один», – возникает мысль. А потом Степан вспоминает, как на других языках звучало бы имя его: «Стивен», или «Стэфан».
Нужно отмыть ладони от слоя мазута. Подходит к шлангу, торчащему из стены на уровне коленей, поворачивает кран и подставляет руку под прозрачную струю. Оттерев с мылом и порошком чёрное масло, выпрямляется и видит себя в зеркале. Рядом висит грязное вафельное полотенце. Следующая мысль формируется из ничего: «…отсчёт идёт. Всё меняется. У меня лицо стало немного другое. Моё мясо всё ещё молодое, и иногда хочет того, что просто должно хотеть». Вытерев руки, садится на изуродованную выбоинами, порезами и распилами лавочку, закуривает сигарету с фильтром. Никто из бригады до сих пор не вернулся; тот, кого когда-то звали Степаном, продолжает мысль: «…порою случается так, что люди просто уходят и не возвращаются».



После второй рюмки зам говорит:

- Интерес – единственное, что может поддерживать жизнь. Иногда это выполняется и в том случае, если слишком скучно… лишить себя её.

Скоро отзывается шеф:

- Предсказуемый мир навевает скуку. Но организованность и упорядоченность не гарантируют предсказуемости… Значит, порядок интересен…

- Порядок интересен? – заместитель поднимает взгляд от подрагивающего, тёмно-янтарного глотка.



Череп в мастерской ООП-2 докуривает сигарету, поглядывая на дверь, которая всё ещё ни разу не хлопнула. «Слабое тело шести-восьми десятков лет, – думает рабочий, – более способно к реальному самоуничтожению. Поэтому-то моё мясо и молодо».

Наконец, открывается дверь. Входит Гриша, прозрачный.

- О! А разве ты не в ночную должен был?! – с улыбкой восклицает тот, кого когда-то звали Степаном.

- Я умер этой ночью, – говорит прозрачный Гриша. – Оставь покурить.

- А, – понимает рабочий, протягивает тлеющую четверть сигареты, – мужики тогда, наверно, скоро подтянутся.

Окурок падает сквозь Гришины пальцы, призрак застывает, глядя на оранжевый фильтр.

Рабочий поднимается с избитой скамейки и подходит к зеркалу. «Отсчёт идёт», – вспоминает он. А вслух:

- Я пойду, проверю пустоту.

Прозрачный Гриша садится на скамейку, не отрывая взгляда от дымящегося на полу окурка. Потом произносит:

- Завтра будет пятница после пятницы. Первая после последней. Завтра опять напьюсь. Хотя вот подумал, что неплохо бы экономить…

Дверь мастерской хлопает за спиной того, кого когда-то звали Степаном. Он направляется на эстакаду, откуда можно наблюдать, как по широченному конвейеру движется готовая пустота второй очистки. По пути обнаруживает, что каким-то образом может воспринимать Гришины мысли. Вот как смешно… остался там, а могу знать, что думает: «Слишком тяжело, я слаб и не смогу найти достаточно утешения, я знаю и помню, как может быть плохо, когда очень плохо; шепчешь в темноту для никого, шепчешь, прося кого-нибудь, пожалуйста»…

С эстакады открывается удивительный вид. Когда наблюдаешь впервые, захватывает дух: в бесконечность цеха гудит лента конвейера, увозя к невидимому железнодорожному депо сверкающие куски идеально очищенной пустоты. Рабочий кладёт локти на перила, и с лёгкой улыбкой смотрит вниз. Одна нога на перекладине чуть ниже колена. Наконец-то вспомнил, чем ещё тут пахнет. Мёдом, воском и – разломанным стеблем сельдерея.

Мысли прозрачного Гриши двигаются в голове чуть быстрее пустоты, он думает о том, что прожил эту неделю ради пятницы. И не знает, ради чего таскать оранжевую черепаху следующие пять дней. Рабочий смотрит на движение в цехе. Вначале готовая продукция – просто сырьё, его пытают термической обработкой, затем кислотной, потом дважды очищают и получается чистая… Чистая пустота, уносящаяся в невидимый мир.

- Да вот же она! – восклицает рабочий, глядя на сверкающие куски, словно увидел впервые. В следующий миг предельно чётко осознаёт, что в жизни больше ничего не нужно.

Маленькая фигурка преодолевает перила. И стремительно пронзает тридцатиметровый медовый дух, чтобы где-то внизу поцеловать сияние всем телом.



После третьей рюмки начальник заявляет:
- Если первым было слово, то произнесший его кого-то процитировал.
- Но вы же понимаете, – находится заместитель, – что и это всё – лишь иллюзии…
- Да. Они помогают нам осознать себя.