Наш член в Гаване. Часть 5 (предпоследняя)

Автор: Щикотиллло Мы лихо притормозили около девиц. Поначалу они готовы были разорвать нас вместе с машиной на куски, но, услышав родную речь поуспокоились. На предложение Генерала покатаццо и нормально пожрать где-нить на их выбор бабы ещё больше подтаяли, переглянулись и кивнули.
Они попросили пятнадцатиминутный тайм-аут чтобы нарядиться и пристроить своих детишек на вечер.
- Мамки, - радостно констатировал Вова, - Сегодня ебёмся здесь.
Через 15 минут преображенные мамаши показались на пороге бунгало. Выглядели они очень даже прилично, а контраст с набившим за неделю оскомину креольским фенотипом даже усиливал эффект «солёных огурчиков».
Звали девчонок Майя и Люба, обеим было под тридцатник, причём ни одна из них не была россиянкой. Майя была из Гомеля, а Люба – из самого Чернобыля. Приехали они сюда со своими лейкозными детьми года два назад, в составе большой российско-украинско-белорусской групы на лечение. Сейчас дети были уже пролечены, и все российские вернулись домой. А государи Малыя и Белыя России денег на обратный перелёт почему-то не перечислили. Вот и тусуются несколько мамаш с ребятишками здесь уже третий год – ситуация идиотская. Грошей - нема, живут, кормятся и лечатся исключительно за счёт принимающей кубинской стороны – ну не стыдуха? Знамо дело, жрачка и проживание – всё бесплатно, но редкое говно. Поэтому, хоть мы и гады конченные, судя по тому, как заехали в санаторий, но устоять перед соблазном хоть как-то разнообразить убогий быт и отужинать где-нибудь подальше от вконец заебавшей местной столовки бедолагам было трудно. Они с энтузиазмом предложили попитаться в находящейся неподалёку настоящей валютной итальянской пиццерии с клетчатыми скатертями.
Экономическая справка (посвящается Рыбоводу, потому что здесь будет про акул и в утешение по поводу его вчерашнего проигрыша Психапатриеву в соревнованиях по сралову)

В том далёком 1993 году на Кубе было два мира: валютный (долларовый) и деревянный (местные песо). Словно аэробус и кукурузник, эти две жизни никак между собой не пересекались – иностранцам и дипломатам на грины можно было покупать практически всё (в отелях и аналогах наших «Берёзок», но туда кубинцев не пускали), причём цены были не такие уж и низкие. Вместе с настоящими дензнаками США в ходу были суррогатные кубинские монетки с пальмочками соответствующего номинала, которые принимались к оплате наравне с оригиналами. На Кубинские же Песо можно было погулять только как в анекдоте, рассказанном мне рижской стриптизёршой Валерией из «Клубс Трис»:
Стучатся два горячих эстонских парня в бордель: «У нас есть тфенаццать крон – мошно поипацца?» - «За эти деньги можете только отсосать друг у друга», - отвечает мадам. Через полчаса опять стук: «Исвинитте, кте натто сапплатитть тфенаццать крон?»
Вот так же и с двенадцатью песо. Бывало, зайдешь в обычный песовый магаз, а там на всём прилавке – одна унылая консервная открывашка. Но цены, бля, низкие. Но вчера. Патамушта сиводня нихуя нету.
Если и можно было на песо что-нибудь купить, то только по талонам. Бывало, стоят счастливые обладатели талонов в длинной очереди за какой-нибудь хуйнёй типа стирального порошка, у кого-то в руке обязательный, уже упоминавшийся транзисторный приёмник, оттуда хрипло орёт какое-нибудь «Куанто те кьеро», все подпевают и пританцовывают. Разящее отличие от наших талонных очередей – в том, что «ша, уже никто никуда не идет» - спешить некуда. Дошедший до прилавка может несколько минут трепаться с продавцом, а стоящие сзади клушки – и не подумают роптать. Так и будут покачивать бёдрами в такт Глории Эстефан.
Согнал как-то Фидель народу на площадь и говорит: «Камарадос! Бастанде! Хватит уже нам петь и плясать – пора серьёзно браться за работу! Румба – но, трабахо – си!» Ликующая толпа сразу подхватила: «Вива Фидель! Вива Куба! Румба – но, трабахо – си! Румба – но, трабахо – си! (распаляясь в танце) Румба – но, трабахо – си!...»
Не исключено, что за последние годы многое на Острове изменилось. И дело не только в расцвете туризма: Фидель давно уже разрешил денежные переводы из-за рубежа, если мне не изменяет память, по 300 долларов в месяц на семью. Это по кубинским меркам – туева хуча бабла. Ясный перец, такое нововведение не могло сказаться на обществе. Во-первых, как при первобытно-общинном строе, появились излишки и неравенство – а это – удар под дых сплочённости людей и начало развала нации (аналогии с нашей Родиной проводить не буду, дабы не угодить в ПолитПром). Во-вторых, это стимулировало новую волну побегов в соседнюю Флориду: каждая семья старалась снарядить по хотя бы по одному кормильцу в опасное путешествие для последующего обеспечения себе нехилой месячной надбавки.
Побег осуществлялся по стандартному сценарию. Майамская община нанимала какое-нибудь утлое судёнышко, чтобы оно под покровом ночи тихо подошло к условленному месту недалеко от северного побережья Кубы. К нему под перекрёстным огнём пограничников устремлялись беглецы, кто на чём, но чаще – вплавь, и самые удачливые забирались на ржавый борт. Их действительно можно было назвать удачливыми, потому что расстояние до корабля, стоящего, как правило, в нейтральных водах, было внушительное, пограничники от охотничьего азарта (а может быть и зависти) лупили метко, и ко всему прочему – местные воды кишат акулами, особенно в ночное время. И это вам не какие-нибудь черноморские катраны, а настоящие акулы-людоеды: такая оттяпает шары Моцарта за милую душу, а то и целым пловцом не побрезгует! Говорят, недавно стайка больших белых акул целую нефтяную вышку раздолбала.
Подобрав всех доплывших, кораблик на всех парах устремляется на Север и уже через считаные часы походит к акватории Штатов.
Думаете, на этом испытания беглецов заканчиваются? Кораблик пришвартуется где-нибудь в Ки Бискейне и Героев Сопротивления под «Бэсамэмучу» с оркестром торжественно передадут в руки встречающей родни? Хуюшки вам нихуя ©, как говорит Вера Павлова. Вторая, ещё более сложная задача - это попасть в США, и не просто попасть, а получить при этом статус политического беженца. А для этого – согласно иммиграционному законодательству – человек должен САМ сбежать от репрессивного режима Кастро и при этом САМ ВСТАТЬ НОГАМИ на американскую землю. Как только кораблик войдет в акваторию США, его остановит береговая полиция и устроит шмон. Всех не имеющих визу нарушителей границы быстро примут в цугундер, а потом вышлют ко всем ебеням, так и не дав вступить на обетованный берег.
Поэтому, для того, чтобы перехитрить пидарасов-клерков иммиграционной службы (типовой образ такого гандона удивительно точно передан в мудацком фильме «Терминал» с Томом Хэнксом), кубинские беглецы пускаются на следующие ухищрения. Судёнышко бросает якорь в нейтральных водах, и беглецы вынуждены опять прыгать в воду (а акулы у Майамского побережья Мексиканского залива – ещё больше и прожорливей: хуле, на сладких диабетиках-америкосах выросли). На надувных плотиках, лодочках или даже на камерах от грузовиков беглые кубинцы сутки болтаются под палящим солнцем и без воды. За это время человек успевает изрядно осунуться и обгореть, чтобы уж точно походить на героя, который сам переплыл пролив. Остаётся только доплыть до мелкого места, встать на дно и поднять руки, как Василий Алибабаевич: «Здаё-о-о-мсу-у-у!». Теперь – всё как по маслу: статус беженца – грин карта – баксы – почтовые переводы. Ну и альпачины там всякие со шрамами и коксом...
Кстати, это правило срабатывало почему-то только с кубинцами. Когда вот так же в воду прыгали их антильские соседи-гаитяне, бежавшие от кровавого режима Дювалье, американская охрана безжалостно вылавливала несчастных рефуже, сгребала в кучу и отдавала их, удивлённых, обратно в лапы Папочки-Дока. Такая избирательность – водимо результат влияния многочисленной кубинской диаспоры.

Итак, мы сидим вчетвером в пиццерии и рубаем всякие антипасти и секонди пьятти. Майя с Любой ведут себя вполне по-аристократически, обе явно не из простых. Чего нельзя сказать про Генерала – тот поляну ваще не пасёт и работает топорно. Начал застольную беседу с того, что склонился к ним через блюдо и заговорщицким тоном произнёс: «Девчонки, учтите: стирать-готовить не умею, ебацца – руки золотые». Люба, не дрогнув, не по-ханжески так заявила, что пицца – ещё не повод для койки, а он в ответ, подмигивая: «Ну, это мы еще посмотрим! Правда, Майка?». Потом был автопиар, дешёвые понты про государственную и мировую значимость спонсора сегодняшнего банкета, при этом местоимение «я» проскакивало через слово, а наши визави внимали и иронично улыбались в ответ.
Я всячески старался компенсировать генеральское жлобство своей подчёркнутой корректностью и изысканными шутками (ну, там, типа традиционной про третью грудь), в общем, старался применить милицейскую тактику «один следователь злой, другой добрый», чтобы побыстрей расколоть подследственных, а когда Вова отошёл бросить шланг, стал блефовать: «Девчонки, на самом деле он и десятой доли не рассказывает про то, КТО он такой на самом деле. Кроме того, его ещё изрядно контузило на испытаниях секретной бомбы, вот и заносит на поворотах». Дамы, вроде бы, прониклись.
Потом, когда уже девчонки пошли пожурчать, а мы расплатились и вышли наружу их ждать, говорю ему:
- Вов, хорош, бля, прессинговать! Давай сегодня их не тронем, а просто отвезём домой. Останемся пока для них этакими принцами на белых конях из сказки, а завтра или через день – приедем к ним опять и, вот увидишь, с порога засадим!
- Да не ссы! Не видишь – Майя уже вся дрожит в ожидании генеральского хуя! Хуле тут сопли разводить – едем и ебём до утра! Тебе, татарин, как, хохлушка сойдёт? Сиськи вроде маловаты, но рот рабочий. А я уж - с жидовочкой – больно жопа хороша!
Я наступил ему на ногу, потому что наши принцессы уже возвращались из гальюна и явно слышали последние реплики. Мы сели в машину и вернулись в санаторий, остановившись на той же площадке, с которой началось наше знакомство.
В машине возникла неловкая пауза. Я с надеждой взглянул на Генерала, но тот был непреклонен:
- Ну что, девчонки, показывайте, как вы тут живёте.
Девчонки вздохнули и повели нас к бунгало. Там Люба достала из буфета начатую бутылку рома «Аньехо» и принялась чистить ананас, а Майя пошла к соседям забрать детей и уложить их спать. Вован махнул стаканяку, посидел малёк со скучным видом, а потом его разморило. Он встал из-за стола и потянулся:
- Па-а-а-а-йду, полежу, пока Майка ходит, - зевая зашёл он в спальню, не снимая сандалей, бухнулся на скрипучую кровать и сразу безмятежно захрапел.
Вскоре вернулась Майя. Тихонько, чтобы не будить Спящую Собаку, мы перебрались на уличную скамейку. Я опять стал извиняться за назойливость контуженного бомбой приятеля, развлёк их очередным изысканным анекдотом, про письмо девочки из пионерлагеря («Дорогая мама! Я должна тебя огорчить: у меня наверное никогда будет детей, потому что я не смогу проглотить эту гадость») Потом перевёл разговор в медицинское русло и рассказал кучу больничных баек. Тётки, в свою очередь, с уважением поведали про местных чудо-эскулапов и я тихонько прихуел от уровня кубинской медицины. Тем не менее, Майя стала жаловаться на припухшие лимфоузлы в области шеи, а я, пощупав их сказал, что у меня в Гаване в аптечке остались самые ниибацо последние французские антибиотики, и мы договорились, что через пару дней девчонки за ними заедут.
Тактика Доброго Следователя начинала приносить плоды.
Под мерный генеральский храп, доносившийся из бунгало, я продолжал наращивать наступление и продемонстрировал на обеих спинах пару хиропрактических манипуляций – то, как я восстанавливаю раллистов во время коротких перерывов между допами. Потом мы решили переместиться в Майино бунгало, чтобы я показал, как я зарабатывал в студенческие годы массажем. Дамы оголились по пояс и параллельно повалились на двухспальную кровать. Я сел верхом на Любу и стал её разминать, а Майя вдруг серьёзно так говорит:
- Между прочим, мы с Любкой – тортильяс.
- Кто? Черепахи штоль?
- А ты не знаешь, каких женщин на Кубе называют тортильяс?
Я хотел было высказать свою версию ответа на вопрос викторины, но не успел. На пороге появился зловещий силуэт Генерала. Словно разбуженный посреди зимы медведь-шатун, он был не на шутку зол. Вытаращившись на нашу шведскую композицию, он попенял:
- Ты што же это тут, обеих ебёшь, а меня не разбудил?!
- Фи, Вольдемар! Что за слэнг?! Нам делают массаж, - попыталась утихомирить Генерала Майя, заворачиваясь в полотенце.
- Ну-ка иди ко мне сюда! – протянул ей руку Контуженный.
- Командовать будешь своими космонавтами! - парировала Люба и стала застёгивать кофточку.
- Так. Собирайся! Поехали отсюда нахуй, - скомандовал Генерал, пошёл в машину, уселся на пассажирское место и хлопнул дверью.
Я стал извиняться перед своими несостоявшимися пациентками.
- Хуйня вышла, обиделись партизаны, - впервые за вечер матюгнулся я, записывая им на детской тетрадке телефон гостиницы и номер моей комнаты, - Ничё, что я сейчас увезу этого марикона? Сам-то он не доедет – заблудицца...
- Ничё-ничё, - злорадно прочирикала Майя.
- Мы приедем к тебе за лекарством, - пообещала Люба, - послезавтра ребята из посольства обещали прихватить нас с собой в Гавану – вот и увидимся.
Генерал нервно бибикал, как водитель грузовика в последней сцене «Баллады о солдате». Я чмокнул мам и сел в машину.
Через мгновение наш многострадальный Ниссан с колёсами без четвёртых болтов, непонятно как переживших сегодняшнее экстремальное генеральское вождение (Эрик Цыганков отдыхает), уже нёсся по пустому тёмному шоссе обратно в Гавану. Мой доблестный штурман мирно посапывал, откинув голову назад.
В тот момент мне больше всего на свете хотелось уебать сразмаху ребром ладони по беззащитно торчащему генеральскому кадыку и освободить мир от этого исчадия ада. Я сжал зубы и вцепился в руль. Под влиянием полной Луны и экваториальных созвездий, а также невыплеснутой энергии моё сознание стало гиперболизировать ситуацию. Мне уже казалось, что всё Зло на Земле соединилось в Генерале. Я ненавидел всё, что он олицетворял: войну, империализм, нуворишей, хамство, для которого даже несчастная мать тяжелобольного ребёнка всего лишь пирожочек/ пилоточка/ мышиный глаз. И, конечно же, больше всего я не мог ему простить то, что он не дал мне узнать, кто же такие «Тортильяс», и случается ли им присунуть. Я вдавливал педаль газа в пол и летел под двести, едва различая дорогу. «Похуй»,- думалось мне, - «Погибать не жалко, только бы вместе с этим монстром. Патрия о муэрте. Но если муэрте, то только цузаммен!»
Через десяток километров меня стало потихоньку отпускать. Мой внутренний голос, такой крохотный докторишка с маленькой аптечкой в руке, сел передо мной на торпеду, свесил с неё свои маленькие ножки и стал гнусаво увещевать: «Успокойся. Подумай, ведь это он подарил тебе поседи января карибскую сказку. Ты же, сцуко, ещё не потратил ни гроша, а он банкует на каждом шагу. Тебя сюда зачем взяли? Переводить и лечить. Вот и делай. А что ты можешь по-ихнему вякнуть кроме «марикона»? А лечить кто будет? Помнишь, еще в Москве он жаловался на бессонницу? И сейчас каждую ночь бродит по своему номеру. Не хочешь ли ты помочь товарищу поспать? А теперь давай заглянем в аптечку. Ой, чтой-то здесь лежит? Ну-ка, ну-ка, в темноте не вижу... Фин-леп-син ре-тард 400. Противоэпилептическое средство. Ты его зачем с собой взял? А? Может кто у нас падучей маецца? Вроде бы нет. А-а, наверно если нерв его тройничный или зуб разболится. Понятно, маладетс, пятёрка. А теперь вспомни: что писали Вовин и Авруцкий про удивительные свойства карбамазепина? Нет, не Кандинский-Клерамбо, ему до этого ещё далеко. Ну же, ну?! Правильно – ПРОФИЛАКТИКА АФФЕКТИВНЫХ ПСИХОЗОВ! Ай, маладец!»
Мне вдруг стало радостно и спокойно. Я уже знал, как убить Дракона.

В последней части терпеливого втыкателя ждёт всякая всячина – и ветчина, и ржавчина, Наталья Варлей и торгпред-дуралей, контрабандные попугаи и нефтяники-распиздяи, чучело крокодила и, как всегда – Генерал-мудила. Кто слушал - молодец, а моим глазам - песдец...