НИЖД

НА АНТИНАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЙ КОНКУРС

«КултыгА» или «Говноедка» – это кому как нравится называть. Мне больше по душе «култыгА». Это потом уже говноедку придумали – мАсквичи бездуховные осмеяли святое…
А история эта началась у нас в Комраково лет пять назад. Тогда все еще по-старому было. Социальное неравенство: гламур с автепати в Москве и вжопупьян на всей остальной Руси. С Комраково все и пошло, хотя Москва первых говноедок за собой числит, но так это вранье все и лужковшина....

- Водочки давай ёбни! Давай, давай – ёбни!
Анюта, не морщась, проглотила пол грязного стакана жуткой дряни – вместе с плававшими в ней крошками черного хлеба и какой-то масляной плёнкой. Выпучила глаза, держась за горло, басом выдохнула и попросила ещё. Грязная седовласая рука сунула ей под нос все тот же стакан. Ровно на два больших глотка. Выпила. Отдышалась....

- Товарищ полковник, разрешите?
- Заходи, Муромов. Докладывай.
- Фобос Москаленку обнаружил, Николай Сергеевич.
Молодой человек в штатском аккуратно присел на край стула и, избегая смотреть в глаза шефу, спрятал под себя нечищеные ботинки. На стол выложил тонкую папку, деловито развязал тесьму, достал исчерканный неровным почерком грифованый бланк и передал хозяину кабинета.
- Так-так, - поднял подбородок шеф, зачем-то разглядывая документ на просвет....

Жила-была девочка Катя – с длинными ногами и огромными глазами. Было ей в ту пору восемь лет. Дома у Кати жила кошка, мама и маленький братик Сережа. Сереже не было еще и года, поэтому он не считается.
Мама посылала Катю за хлебом, заставляла учить уроки, кормила рыбой на обед и винегретом на ужин. Еще мама мало спала – приходилось кормить кошку и маленького Сережку – поэтому у мамы вокруг печальных глаз были синие круги, а уголки губ были всегда опущены....

- Да куда же ты собрался, Сашенька! Сто-о-ой! Скотина-а-а!..
Завывая, женщина, немолодая уже, перепачканным слезами лицом уткнулась в штанину подволакивающего ногу мужчины. Ее пальцы – толстые и порозовевшие от частой стирки – надежной хваткой впились в грубую ткань брюк. Рухнувшая на колени, мясистая, выставив напоказ пяточные мозоли и жирные икры, женщина представлялась мужчине комичной гирей – той, которую любят изображать художники-карикатуристы пристегнутой к ноге вертикально-полосатого заключенного...

Семен рывком сбросил на пол байковое одеяло, и, не повязывая портянок, с жизнеутверждающим гаканьем сунул теплые со сна ноги в холодные кирзачи. Разбудили его сегодня раннее, еще прохладное солнце, лизнувшее лучами длинные ресницы, да еще – радио, что отец оживил на кухне за компанию с чайником. Мужчина резко поднялся, подпрыгнув, подтянул сползшие за ночь кальсоны, и, пряча выпростанный давно проснувшийся член, побёг в уборную оправляться....

- Елена Сергеевна, подождите нас в коридоре.
Ираклий Яковлевич снял очки и помассировал непослушные веки. Второе дежурство кряду не воспринималось иначе как издевательство над собственным немолодым уже организмом – период ночной романтики минул уже лет как пятнадцать. Было три по полуночи, а, судя по голосам за дверью, в приемном покое топталась еще одна бригада, оформляя госпитализацию не то эпилептика, не то какого-то суицидента....

Пока!...

- Ну, бабушка, ну не хочу я спать!
- Ложись, ложись, внучек – утро вечера мудренее.
- Ох, ну сколько можно – все спать да спать? Когда же я вырасту?
- Вырастешь, родненький. Не успеешь оглянуться, как вырастешь. Ну куда ты поскакал без тапок?
- Я, сейчас, мишку возьму. ...

- Ну чё, братан, принёс?
В свете одинокого уличного фонаря, загаженного крупными хлопьями снежной мути, сошлись трое. Мёртвые корпуса некогда образующего город завода едва угадывались в снежном мареве за границами возможностей тусклой лампочки, теперь образуя лишь гулкую тишину, повисшую за спинами молодых людей. Одинаково серые пуховики, промокшие шапки-ушанки, белая изморозь на ресницах – похожи как братья, если бы не зловещее любопытство двух пар глаз и безразличная обреченность третьей....