Путешествие вновь (часть четвертая, 5-7)

Автор: Крокодилдо 5
Прежде чем перейти к содержанию послания, выдержу паузу и подогрею интригу.
Несколько слов о том, как шли дела в компании «ФраФарма». Оказалось, что в отчетах, которые составлял Антуан Паскье, трудности преувеличивались, а краски сгущались. Я не виню в этом своего заместителя. Всегда лучше перестраховаться. Да и говоря по справедливости, на то я и шеф, чтоб нести бремя ответственности.
Колебания на рынке имелись. Но сам тип производимого «ФраФарма» продукта гарантировал нам благополучие. Мы производили не просто лекарство, но препарат животворящий. Да, во время следствия и судебного процесса акции наши лихорадило, что объяснялось прежде неизвестностью: как и с кем придется вести дела, если один из руководителей зарезан, а второму грозит декапитация? Нестабильность – вот самый страшный враг предпринимательства. Оправдательный приговор вернул локомотив бизнеса на привычные золотые рельсы. Беспрецедентно громкий судебный процесс сделал «ФраФарму», безусловно, самой известной компанией мира. Кто-то скажет «пресловутой». Ради бога! Ещё меньше меня задевало недоверие или даже открытая неприязнь кое-кого из партнеров. Плохо было другое: я стремительно терял интерес к коммерции. Жилка азарта билась нитевидно и неровно. Однако биение это становился всё более вялым. Моя деловая активность угасала на глазах.
Ах, да. Письмо было из Северо-Американских Соединенных Штатов. Из города Чикаго, штат Иллинойс.

6
Умелый секретарь – правая рука начальника. Это не просто слова, это – управленческая истина. Найти такого специалиста трудно, большую роль играет везение. Первое правило поиска: никаких женщин, особенно молодых. Второе правило: никаких женщин вообще.
Фортуна улыбнулась мне в лице Ивана Алексеевича Рябинина, сорока девяти лет, полковника контрразведки Императорской армии. Именно так: ни Деникину, ни Колчаку, ни Юденичу с Врангелем майор Рябинин не служил, покинув Россию в промежутке между февралём и октябрем 17-го года. Об этом он сам поведал мне в парижском кафешантане, едва я начал вновь выходить в город после болезненного затворничества, последствий уголовных переживаний. Рябинин подсел за мой столик, представился, и сразу стал рассказывать свою историю. Удивительно, что я не прогнал его, но дослушал до конца. Он говорил негромким голосом и почему-то я сразу понял, что всё это – правда, хотя подобных сюжетов знал уже с дюжину, и все они были выдумкой в расчёте на подачку. Ещё меня поразил взгляд его выпуклых белесых глаз, расставленными очень широко, почти у висков, как у рыбы-молота.
Итак, в июле 17-го года Рябинин с женой и несовершеннолетней дочерью выехали в Варшаву, к его родственникам. Оттуда пришлось ретироваться в Грецию. Дорогой скоропостижно, от дифтерита, умерла жена. Горе, скитания, лишения. Он рубил лес, работал санитаром в психиатрической лечебнице, жарил каштаны, являлся посредником в деликатно-клубничных поручениях. Из Греции они вынужденно проследовали во Францию. Здесь, в Париже, единственную дочь убивают в результате тягостной сапфической драмы. Казалось, последняя черта – пройдена. Однако он не поддался соблазну суицида, и продолжал существовать.
Всё это Рябинин спокойно выложил мне, чашку за чашкой цедя кофе. Затем, спросив моего разрешения, закурил и пояснил, чем именно может оказаться полезен. Я немедленно согласился.
Невысокий, коренастый, без капли жира. Седой бобрик волос. Лицо из гранита. Бритый тяжелый подбородок весомо заявлял о несгибаемости перед обстоятельствами. Педантичен, вежлив, по-военному исполнителен, а главное – начисто лишен инициативы и воображения. Идеальный административный инструмент. Очевидно, вручив его мне, Судьба решила выплатить контрибуции за ту разбойничью трепку, что устроила в последнее время.
Бывший контрразведчик сортировал посетителей и бумаги, перфекционировал работу штаба стенографисток, машинисток и курьеров, и лично вёл всю важную корреспонденцию на французском, немецком и русском. Именно полковник Рябинин принял, зафиксировал и вскрыл таинственное письмо из Чикаго.
– Откуда же вам известно, Рябинин, что послание сие оказалось столь важно, что вы немедля сообщили мне о нём в Вену? Я так покойно и блаженно там хворал… – мне нравилось иногда его поддразнивать.
Беседа происходила в парижском офисе «ФраФармы», на следующий день после моего возвращения из европейского турне. Развалившись в кресле и вытянув ноги, я полировал ногти. – Вы же, кажется, не читаете по-английски?
Меня забавляло, как мгновенно и старательно Рябинин кидался в объяснения любых, даже малозначащих, фактов.
– Конверт. Бумага. Отпечатано на дорогой машинке, марку точно сказать пока не могу. Подписано «паркером» с золотым пером, – выпятив вперед подбородок, отрапортовал он. – Я достал англо-русский словарь и, определив ключевые слова, перевёл их. Это позволило в целом выяснить содержание. Тогда я распорядился навести справки об отправителе: мистер Эзра В. Глотт, создатель и владелец «Глотт Инкорпорейтед», один из наиболее влиятельных деловых людей Чикаго. Отсюда – общий вывод о срочности.
– Ну-ну, понял, – усмехнулся я, заканчивая обрабатывать мизинец. – Немного дедукции и – аллюр «три креста». – Чего же угодно уважаемому заокеанскому магнату?
– Мистер Глотт высказывает интерес к приобретению компании «ФраФарма». Приглашает погостить в его чикагском особняке для проведения, как он это формулирует, «совещательных бесед» относительно возможности данной сделки.
Я отвлекся от левого безымянного пальца и с интересом взглянул на своего чудесного секретаря.
– Вот как? И что же вы полагаете? Стоящее предложение?
Рябинин закряхтел. Нервно качнул квадратной головой. Бывший майор органически не умел давать советы начальству. То не было деликатностью или страхом. Просто эта функция отсутствовала в его мыслительно-речевом механизме.
– Ладно, – сжалился я над страданиями бывшего контрразведчика. – Валяйте, излагайте факты дальше.
– Эзра Вильям Глотт, 55 лет. Его дед выходец из квакерской семьи, эмигрировавшей в середине прошлого века в Америку из Голландии или Уэльса, сведения разнятся. Обосновавшись в Нантукете, он завербовался на китобойное судно «Буревестник». Впоследствии вместе с семьей переехал в Чикаго, где начал торговлю фруктами и овощами. Его сын Элиас, соответственно, отец мистера Эзры Глотта, примкнул к квакерам и вполне успешно развил семейное дело. Ему удалось стать во главе квакерской общины в Стритервилле, одном из районов Чикаго. Он пользовался у «друзей» – так квакеры называют друг друга – огромным авторитетом и оставил сыну небольшой капитал. В свою очередь, Эзра Глотт сумел отлично распорядиться наследством, основав в 1896 году фирму по производству сельскохозяйственного инвентаря. Отмечают не только его навыки непревзойденного переговорщика, но человека, обладающего уникальным чутьем: все его вложения окупились сторицей. В начале века он занялся добычей, а впоследствии – и переработкой нефти. С каждым годом круг его коммерческих интересов стремительно разрастался, в последнее время он заинтересовался фармацевтикой. Эмблема «Глотт Инкорпорейтид»: восьмиконечная звезда с вписанной в неё литерой G.
– Прекрасно, господин Рябинин, прекрасно. Значит, сей многомудрый тайкун вознамерился меня проглоттить? Знаете, это здорово! Мне нравится эта идея. Очень нравится! Приятного ему аппетита! Тэк-с… А что с личной жизнью старины Эзры?
– Мистер Глотт вдовец. Имеет трех сыновей: 27, 25, и 16 лет. Особых увлечений нет, он всецело посвящает себя квакерской общине. Активный меценат.
– Любовница?
– Прошу прощения, господин Самедов, за столь короткий срок не удалось выяснить.
– Да что там выяснять! Откуда? Хотя… Наверняка имеется, и не одна, просто умело скрывает. Знаю я этих квакеров-святош, сам люблю поквакать. Впрочем, это неважно. Меценат, говорите… Тоже неспроста. Значит, скрывает какие-то махинации. Что ж, господин Рябинин, отличная работа. Вы – настоящий виртуоз!
Секретарь слегка прищелкнул каблуками.
– À propos, какой вытанцовывается любопытный момент: мистер Глотт зазывает меня к себе, вместо того, чтоб явиться сюда, в Париж. Это было б естественно, ведь именно он делает первый шаг. К тому же, разве плохо совместить приятное с полезным, провести переговоры в столице моды и грехов? Не думаю, что он патологический домосед или опасается за свою квакерскую нравственность в галльском гнезде разврата. Тут дело в другом, как вы считаете?
Рябинин упорно молчал.
– Не знаете, что сказать, а? Да тут всё яснее ясного. Вы же военный, должны понимать. Противник предпочитает дать бой в хорошо известной ему местности, где под каждым кустиком прикопан взрывоопасный сюрпризик. Также он наверняка учитывает психологическую и физическую усталость после дальнего путешествия. Вполне предсказуемо. Сразу набросится, отвлечет внимание, пользуясь контузией от новых впечатлений. Сходим туда, посмотрим это, попробуем то… Итак, путешествие. Наведите справки: самые быстроходные и комфортабельные пароходы. Когда, откуда, ну и всё такое прочее.
Я закончил полировать ногти и отложил пилку.
– И последнее, Рябинин. Подготовьте мне полную финансовую отчетность по компании, за всё время. Слышите, за всё! Возьмите себе помощников – сколько нужно. Главный бухгалтер – под вашим командованием. Да вообще, все люди в вашем распоряжении. На всё про всё даю неделю. Ну и разумеется: телеграфируйте мистеру Глотту мое согласие на «совещательные беседы». О деталях ему сообщат дополнительно. Свободны.
Дав задание полковнику, я занялся обдумыванием стратегии грядущих переговоров. Факты и цифры – скелет любого дела. Но вот кровь, живительная кровь – это психология. Последнее время всякие шарлатаны, вроде доктора Фройда изрядно скомпрометировали эту науку, наполнив её бессмыслицей и половой истомой. Нет, психология – это не выдумки для истеричных женщин и слабосильных мужчин. Тут – правда характера. Мысли человека прочитать нельзя, в голову ему не влезешь. Но вот угадать их ход, общее направление, вполне возможно. Конечно, субстанция сия скользкая, эфемерная даже. Поди-ка ухвати! Зато как ухватишь – считай, победил.
Пытаясь воссоздать психологический портрет противника, я вернулся к данным, собранным секретарем. Информация любопытная, но безликая. А что мы имеем оригинального? Письмо. Продиктованное лично мистером Глоттом, с его скромной пасторской подписью, без легкомысленных завитушек и росчерков. Эзра Глотт, любопытное имя. И между строк его послания должен проступить характер, не может не проступить.
Я перечитал письмо. Выпил кофе, выкурил гавану и, стоя у окна, перечитал ещё раз. Закрыл глаза, представляя, моделируя, вычерчивая. В основе всего, несмотря на принятые в подобной переписке суховатые речевые обороты, горячее желание мистера Глотта овладеть «ФраФармой». Это бросается в глаза. Он не просто интересуется, он – действительно хочет купить. Имеется его жгучий интерес. От него и танцуем. Положим – мой интерес продать тоже велик. Мне осточертела любая публичность, все эти рауты и переговоры, фотографы, бухгалтеры и юристы. Статьи в газетах и отчаянные письма с просьбами о помощи.
Уйти от дел – это ли не наилучший выход? Забавно, что я маялся и мучился, но не решался твердо сформулировать желание избавиться от компании. Спасибо далекому заокеанскому другу за импульс. Иное дело, что выставлять напоказ я это не стану. Во-первых, это собьет цену, а во-вторых… Во-вторых, у меня есть гордость. Точнее, азарт. Азарт игрока. Проигрывать, при том заключительную и важнейшую деловую партию, – неприятный удар по самолюбию.
Итак, я знаю, что он хочет купить, но он не в курсе моего желания продать. Ergо: преимущество у меня. Не стоит усложнять, не будем устраивать хитроумные бизнес-шахматы. Мы сыграем во что попроще. К примеру, в крестики-нолики, при том, что имеющаяся диспозиция – мой жирный «хер» в центре девятиклеточного поля. Влепив его, проиграть я могу только по собственной глупости или невнимательности, а ни того, ни другого я не допущу. Дудки-с.
Теперь главная часть. Корпус всего дела. Финансовое обоснование. Дела у компании идут неплохо. Да, имелись проблемы, вызванные детективной шумихой. Вот, наглядно представлено на графике. Однако сейчас у нас устойчивый рост… Хитроумный Глотт наверняка попробует надавить на общий спад отрасли. Я парирую прогнозами… Необходимо подготовить хороший прогноз, а главное – его обосновать.
После останутся нюансы. Тут важно не дать себя заболтать, отвлечь. Что он предложит? Стандартный набор Омара Хайяма: вино и женщины? Это само собой… Что ещё? Попробует огорошить, воспользуется моей вялостью после тяжелой поездки?.. Скорее всего. Я не большой охотник до морских путешествий: качка, айсберги и неприятные воспоминания. Однако, что мне остается, аэропланы в Америку пока не летают…

7
Пока группа специалистов под руководством человекообразного механизма «Иван Алексеевич Рябинин» занималась подготовкой нужных документов, справок, отчетов и выписок, я велел доставить материалы по истории города Чикаго и с интересом нырнул в чтение. Определенных сведений я не искал, полагаясь на интуицию. Тут может пригодиться каждая мелочь. Перво-наперво не худо знать – куда направляешься.
Выяснилось, что название города, скорее всего, происходит от слова «shikaakwa», которым индейские племена, населявшие территорию современного штата Иллинойс, называли дикий лук – растение в изобилии встречавшееся в тех краях. Что в 1885 году в Чикаго был возведен первый в мире небоскреб, а в 1893 – проведена всемирная выставка, получившая название «Колумбовской» и собравшая более 27 миллионов человек. Что в настоящий момент «город ветров» (определение «Чикаго трибьюн», по собственной хвастливой аттестации: «лучшей газеты в мире») – является вторым по величине в стране, а ещё – её негласной преступной столицей. Хорошенькое местечко, ничего не скажешь.
Утомившись, прервался на обед. За бенедиктином я лениво просматривал «Le Figaro». Их специальный корреспондент сообщал из немецкого городка Фридрихсхафен, что фирма, основанная графом фон Цеппелином, завершила постройку LZ-126, самого современного жесткого дирижабля, для его дальнейшей отправки в Северо-Американские Соединенные Штаты.
«Это станет первым в мире трансатлантическим перелетом летательного аппарата такой конструкции. Управлять им будет лично капитан Гуго Экенер, крупнейший германский специалист в области воздухоплавания. В дальнейшем „цеппелин” передается американскому правительству в обмен на отказ от репараций в размере 3,2 миллионов золотых марок».
Я отложил «Le Figaro» и спросил ещё рюмку ликера.
Ровно через неделю Рябинин принес весь пакет нужной документации. Пока я просматривал бумаги, он достал записную книжку в темно-синей коленкоровой обложке и серебряный карандашик. Изготовился фиксировать указания.
– Хорошо, Иван Алексеевич, – сказал я потягиваясь. – Пока, вроде бы, всё. Сейчас начну все подробно изучать. Тогда и возникнут вопросы, будьте наготове. Необходимо поставить себя на место мистера Глотта, вообразить, к чему этот квакерский спрут сможет придраться?
– Слушаюсь. Я выписал все рейсы трансатлантических пароходов. Ближайший отходит из Гавра. Прикажете заказать билет? Семь суток в пути до Нью-Йорка. Оттуда – по железной дороге до Чикаго порядка 1300 км.
– Что? Нет. Не семь суток, а трое. И не до Нью-Йорка, – я заглянул в свои заметки, – а до Лейкхерста.
– Лейкхерст? Простите, господин Самедов, никогда не слышал о таком порте.
– Это не порт. Военный аэродром. Вот что, дружище, свяжитесь-ка с капитаном Гуго Экенером, он находится в городе Фридрихсхафен. Скажите, что я должен с ним лететь. Предполагаю, он станет возражать. Причем категорически. Это некоммерческий рейс, пассажиры не принимаются и всё в таком духе. Может, вообще сошлется на какую-нибудь военную тайну. Не знаю, не важно. Ваша задача: во чтобы то ни стало убедить его взять меня с собой. Как вы это устроите и сколько это будет стоить – меня не интересует. Выполняйте…