Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Про скот:: - Аномальная берлогаАномальная берлогаАвтор: Жил-был медведь. Большой и сильный. Шкура у него была тёмно-коричневая с красноватым отливом. Все в лесу его боялись и сторонились. Весной и летом он бродил в поисках пищи. Ловко взбирался на деревья или тряс кроны, поедая дикие плоды. Разорял улья и лакомился сладким мёдом. Ловил рыбу, ломал хребты оленям, задирал кабанов. В течение брачного сезона он оплодотворил всех медведиц на своей территории. Любого агрессивного соперника побеждал с лёгкостью. С приходом осени, медведь начал готовиться к спячке. Нашёл подходящее место в глуши, вырыл яму, натаскал ветошь и сухие листья, а вход накрыл ельником. К нему в берлогу просились медведицы с медвежатами и пестунами, но медведь их прогонял. Места и так мало, к тому же он любил одиночество. Потоптавшись на месте, медведицы уходили.Наступили холода, лесные озёра покрылись тонкой коркой льда. Медведь наелся досыта и побрёл к берлоге. По дороге он осеменил несколько самок и, обессиленный, забрался в логово, свернулся клубком и уснул. Спал долго, до весны. Проснувшись, он обнаружил, что одной лапы не хватает. Передней. Медведь расстроился, погоревал, но делать нечего, нужно вылезать освобождать кишечник и заполнять пустой желудок едой. Оказавшись снаружи, медведь покакал перед входом в берлогу и пошёл искать пропитание. Он раскапывал муравейники, поедая личинок и муравьёв, копался в земле, добывая корневища, переворачивал камни, хватая червей и жуков. В середине мая он увидел самку и побежал за ней, но она была уже на примете у другого медведя, физически полноценного. А когда самцы стали драться, то медведь-калека оказался слабее и, получив по морде три раза, вынужден был ретироваться. Он убежал в чащобу и со злости, поймав зайца, совокупился с ним. Когда пришла зима, медведь вернулся к своей берлоге раздражённый, подавленный и расстроенный. Наступив в подмороженную кучу говна, он наломал свежих веток, обновил ложе, забрался в яму и уснул. Весна разбудила медведя холодными ручейками, бегущими по земляному полу. Он поёжился, открыл глаза и заметил, что пропала вторая передняя лапа. В животе урчало, хотелось жрать и срать. Медведь, подмяв еловые ветки, выполз из логова. Справив нужду, он с трудом встал на задние лапы и побрёл, нюхая воздух, в надежде поймать какое-нибудь парнокопытное животное. Скоро среди деревьев он заметил лося. Подобравшись поближе, медведь выскочил из укрытия и, грозно рыча, прыгнул. По привычке он хотел схватить жертву когтями и вспороть горло, но, вспомнив, что передних лап нет, лишь навалился на рогатое животное всем своим весом. Лось упал и, придавленный тяжёлым телом, брыкался, норовя попасть копытом в медвежий живот или промежность. Хищник открыл пасть и прокусил жертве шею. На запах свежей крови прибежали волки. Медведь попробовал сопротивляться, но голодные звери быстро оценили ситуацию и, поняв, что двулапый медведь им не помеха, отобрали у него тушу, исцарапав животному-инвалиду морду и ободрав шерсть. Толком и не наевшись, медведь убежал подальше от стаи и убитого им лося. На вторую попытку сил уже не оставалось, поэтому приходилось есть ягоды, траву, жёлуди и муравьёв. Прячась за деревьями, медведь с завистью наблюдал как его собратья трахают самок. Сам он уже не мог этим заниматься. Будь у него хоть одна передняя лапа, можно было б помастурбировать, а так приходилось лишь тереться возбуждённым членом о кору и кончать на лопухи. Похудевший измождённый он, как только выпал снег, приплёлся к берлоге, нырнул в яму, устроился поудобнее и закрыл глаза. С первыми лучами весеннего солнца медведь проснулся от спячки и жалобно заскулил. Исчезла ещё одна конечность. Теперь, чтобы подняться, животному пришлось цепляться зубами за корни деревьев, торчащих из стен ямы. Кое-как он наконец выбрался и сразу же обосрался. Кал был твёрдый и круглый, похожий на овечий, только крупнее. Медведь распинал шары по разным сторонам и принялся рвать недавно оттаявшую траву. Он жевал её, как корова, от восторга почмокивая. Конечно, траве он предпочёл бы мясо или мёд, но об этом нечего было и думать. От прыгающего на одной ноге медведя толку, как от сборной России по футболу. Утолив голод, медведь от усталости и напряжения провалился в сон. В возбуждённом мозгу прыгали картинки порнографического содержания. Три крупных самца по очереди или все разом драли одну самку. Причём мех трахающих медведей был не коричневым, как у спящего, а чёрным. Все трое кончили одновременно, залив бурую морду мохнатой шлюхи. Медведь проснулся от приятного ощущения, словно его укрыли тёплым одеялом. Оказалось, что он обкончал себя одновременно с чёрными самцами из сна. Потом наслаждение пропало и появился голод, безжалостно скребущий по стенкам желудка. Медведь перекатился, как бревно, поближе к дереву. Трава закончилась, поэтому медведь решил попробовать кору. Он сдирал её зубами и, прожёвывая, глотал. На вкус она была горькой, но голод не тётка, пришлось жрать это говно. Потом в ход пошли шишки, мох и мелкие камни на берегу лесной реки, куда он приполз, ища еду. На водопой пришла медведица. Она так сексуально пахла, что медведь снова кончил при виде её. Для этого он прижал к земле вставший член и подвигал задом. Самка брезгливо перешагнула через одноногое тело и скрылась в зарослях. Медведь набрал камней за щеку и потихоньку пополз к берлоге на животе, как гигантская жирная гусеница. Погода изменилась, задул холодный ветер, из серых туч летел мелкий колючий снег. Путь был неблизкий. В поисках еды медведь отдалился от места спячки на приличное расстояние. Теперь нужно было торопиться. Ведь если до сильных морозов он не успеет, то замёрзнет и умрёт. Неделя потребовалась медведю, чтобы оказаться в логове. В дороге он, как леденцы, сосал камешки. Оказавшись дома, медведь сразу же отключился. Через некоторое время снег завалил берлогу, внутри стало тепло и уютно. Медведь, свернувшись калачиком, спал крепким сном. Зима закончилась, пришла весна. И принесла печальную новость. Исчезла четвёртая конечность. Последняя. Из ходящего на четвереньках медведь бесповоротно превратился в ползающего на брюхе. Понадобилось время, чтобы привыкнуть к новым ощущениям. Освоившись, медведь смог-таки вылезти из ямы. Благодаря крепким зубам, толстым корням и нескончаемому терпению. Правда, пробираясь по земляному туннелю, он чуть не сдох. Не хватало воздуха, комья земли забивали глотку, заканчивались силы, но непреодолимое желание выжить тянуло его вверх, к солнцу. Увидев в конце туннеля свет, медведь задвигался ещё быстрее и скоро попал в царство весны. Она грела его и ласкала, пока он лежал на талом снегу, плача от радости и накладывая кучу дерьма. После подземелья глаза резало от ярких солнечных лучей. Медведь сильно исхудал и потерял сознание. Пока он лежал в отключке, его увидели охотники, проходившие мимо. - Ну и урод! Может, с собой возьмём, будем за деньги показывать. Разбогатеем, - сказал один из них. - Давайте лучше убьём его, чтоб не мучался, - сказал второй охотник. - Оставляем, - сказал третий и вскинул дробовик. Очнувшись, медведь увидел лежащие рядом трупы. Это были лисица, три белки, пятнадцать уток и два человека. Он мысленно поблагодарил лесного бога и приступил к трапезе. На самом деле благодарить нужно было доброго охотника, сжалившегося над бедным животным и оставившего ему всю добычу. Медведь радовался, что ему не нужно мучиться и искать пищу. Её было много. Основная проблема состояла в том, чтобы её сохранить. Он боялся, что придут хищники и утащат падаль. К тому же на солнце она начнёт разлагаться и станет не пригодна для употребления. Поэтому медведь съел всё быстро за один присест. Наелся про запас. До следующей весны. Хоть его и вытошнило несколько раз, и живот раздуло так, что он стал похож на огромный воздушный шар, и двигаться стало совершенно невозможно из-за прибавки веса, зато еда не пропала и чувства голода нет. Он только и мог, что лежать рядом с берлогой, рыгать и справлять естественные надобности, закатывая глаза и пребывая в состоянии полного отупения. Когда на обглоданные человеческие и животные кости упал первый снег, медведь засобирался домой. Cпособность двигаться и думать вернулась к нему. Он приполз ко входу в берлогу, просунул внутрь голову, верхнюю часть туловища, ещё немного туловища, ещё немного и…и…и застрял. «Никогда не ешь уток! – вспомнились медведю слова матери. – Они жирные». – Прости, мама! – сказал он и горько заплакал. Но ему опять повезло. Кто-то так сильно толкнул его снаружи, предварительно вставив что-то горячее и твёрдое в задний проход, что под действием этой силы он пролетел через туннель и приземлился на дно ямы. Этим кто-то оказался его сородич, подумавший, что перед ним жопа медведицы. Оттраханный, но довольный, медведь уснул. +++ Мохнатая голова разлепила веки и осмотрелась. Она лежала в луже холодной воды и, по удачному стечению обстоятельств, не мордой вниз. Снаружи вовсю светило весеннее солнце и сквозь еловые ветки лучи попадали в берлогу. Яркий свет слепил глаза. Мозг приказывал: «Хочу жрать!» Голова выкатилась из ямы и почувствовала резкую боль в области висков. Так заявлял о себе голод. «Съешь лягушку!» – скомандовал мозг. Голова, поморщившись, съела. «Съешь гриб!» Она съела. К счастью, не ядовитый. «Съешь птенца!» Голова раскрыла рот, намереваясь проглотить пернатого малыша, недавно выпавшего из гнезда, свитого в густых ветвях старой ели, росшей рядом с берлогой, но тут услышала сзади грубый голос: - Не смей или зубы выбью! Голова закрыла пасть и повернулась. Перед ней стоял заяц-мутант с дубиной в лапе. – Сынок, – обрадовалась полуголодная голова, вспомнив трахнутую от злости зайчиху. – Это я, твой папка. Узнал? – Моего отца разорвали волки. Так мать говорит. Нет у меня бати. – Я твою маму встретил четыре года назад и сразу влюбился. Мы с ней ночь провели у речки. Я ей стихи читал, цветы собирал, на лодке катал до рассвета. Весну и лето мы провели вместе. А потом я ушёл спать. В спячку впал. Ну, это природное у нас. Понимаешь? Инстинкт, – объясняла голова. – Думал уже, не встретимся, – по щекам её катились слёзы. – Не верю. Сказки свои будешь другим втирать. А я умный. И сильный. Уникум среди зайцев. Так что катись, пока не пришиб. – Не оставляй меня, сынок. Возьми с собой. Мне некуда идти. Заяц-мутант подумал своей медвежьей башкой и сказал: – Ладно, так и быть. До зимы будешь с нами жить, а после в своё логово вернёшься. – Спасибо. Голову заяц-мутант оставил на улице, рядом с домом. Придумал ей кличку – Колобок мохнатый бок или коротко – Коломбо. Построил ему конуру и посадил на цепь, повесив в носу кольцо. Кормил три раза в день капустными помоями и огрызками морковок. Играл в баскетбол, закидывая его в дупла деревьев, или пинал с друзьями на лужайке каждые выходные, так, что он опухал и терял много крови. Но за неделю всегда восстанавливался. Вот пришла пора от Коломбо избавляться. Привёл заяц-мутант его к тому месту, где встретил и говорит: – Вон твоя берлога. Ложись спать. Спокойной ночи. – Не хочу я туда возвращаться. Боюсь, – ответил Коломбо и обосрался от страха. Струйки поноса потекли у него из ушей. – Да не ссы ты! Всё будет хорошо. Против природы не попрёшь. Инстинкт же. Сам говорил. Забыл? Эй! Ты куда? Заяц-мутант догнал убегающего от берлоги колобка, схватил его, обтёр лопухом и бросил. – Трёхочковый! – крикнул он радостно, когда Коломбо, проломав ветки, исчез в темноте берлоги. Перед тем как подпереть вход в яму большим камнем, заяц-мутант пообещал мохнатому колобку прийти весной и освободить его. Зародилось в нём к этому убогому существу некое новое чувство, от которого сладко щемило в груди и тёплая волна разливалась по всему заячьему телу. Теги:
0 Комментарии
Еше свежачок А сирень во дворе вся осыпалась -
Очень холодно ей по ночам. И нагая на лето обиделась, Два листочка прижавши к плечам. Грусто думает от одиночества И завидует елям пушным, Что растут метрах в ста и заносчиво Смотрят в сторону полуживым, Облетающим и замерзаюшим Без листвы, деревянным стволам.... Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Какой-то еблан на кобыле гнедой. В соседней деревне он спиздил коня, И ближе к утру приканал до меня. Коняге хуево, он - на водопой. Еблан глушит водку, дрожащей рукой Достав из кармана стеклянный сосуд.... Когда мудилой ты рожден,
То ты мудила без сомнений, К мудям своим ты пригвожден На много дальних поколений, В тебе присутствует изъян - Запрограммирован навеки, Вся жизнь твоя всегда туман, Слова - прибежище калеки, Тебе уже немало лет, Унылый вид твой так ничтожен, Ты источаешь лютый бред, Стараясь выскочить из кожи, Все ищешь истину, она Тебе не кланяется, в руки, Ты набери себе говна, И подрочи еще - от скуки.... Я пленил молодую квадробершу
Бутербродом её подманив И на чоппере пьяную рокершу По Садовому в стрингах одних Прокатил. И сыграл в кошки-мышки я С серой жрицей загубленных книг, Рассказав о себе много лишнего, – Врал внахлёст квази-мёртвый старик Трём старухам на лавке под тополем, Прявшим пряжу из будущих дней, Потерявших в глубинах некрополя Заматованных в нём королей.... |
а что судя по нику были тёрки с пишущим организмом или он сам себе остряк?