Сталь и жесть

Автор: Кнут Изад Робот Боб
кого угодно в гроб
уложит своим обаянием
или коронной двойкой:
левой,
правый прямой.
Крутой,
фартовый,
азартный,
чемпион двукратный
района
по дальности струи
мочеиспускания.
Православного вероисповедания.
Вид атлетичный,
деятельный механизм
практичный,
корпус
из крепкого адамантия
скроен,
скромен внешне
и спокоен,
но дерзок в помыслах,
отважен в деле,
незаурядные шарики-ролики
в теле.
Плюс
творческий заряд,
бьюсь об заклад,
имеет,
виртуозно владеет
гитарой,
читает рэп,
в батлах свиреп;
не даром
Боб МС
по стране колесит,
рвётся в топ
с репертуаром,
где
за хитом хит —
так
его плейлист сшит;
желанный гость,
гвоздь программы
в любом клубе,
ролики на ютубе
за миллион.
Просмотров чемпион.
Вот и сегодня
рвёт зал,
как Рим
вандал.
Крушит,
под бит
тяжёлый,
рифмой чёткой,
читкой
флоу,
четыре четверти
основой
такт.
Акт
в финале,
рвёт струны Боб
в запале,
когда увидел деву,
не имеющую себе равных,
в зале.
Как будто разряд,
скачок напряжения,
предохранители не спасли,
начинает трясти,
пятьсот киловатт,
и все о любви,
искры безумной страсти.
Наш герой
напасти
не ожидал такой.
Думает,
вот дела,
если б эта красотка
дала,
уж я бы продул
ей цилиндры
не раз и не два.

Попусту чтоб
любви озноб
не тратить даром,
Боб,
гонимый любви пожаром,
совершает прыжок,
со сцены кульбит,
шок!
Набит
под завязку партер,
море рук,
любому пловцу в пример,
секунда,
две,
три!
Посмотри:
красотка,
наш плейбой перед ней —
коктейль,
для выпуска пара,
у бара
предлагает испить,
и даже клянётся
его оплатить.

—Меня зовут Боб,
тебя как?
— Оксана.
— А ну поживей,
голубчик халдей,
налей два стакана
горючего,
жгучего,
авиационного,
из списка санкционного,
туманной Шотландии привет,
двенадцать долгих лет
заключённого
в бочки лужёные,
паяльной лампой
обожжённые,
из стали.
Мне чистогана,
даме детали
внеси:
плесни антифриз,
таков мой каприз,
для мягкости вкуса
в коктейль Молотова
кинь несколько кубиков
полония колотого.

—Готово!
Хочу взять слово.
Оксана,
разбит мой реактор,
пылает пожар.
Рана
больше,
чем весь земной шар.
Давление скачет,
врут приборы
и мониторы
вспотели —
скорей бы в постели
с тобой
любовной игрой
насытить пыл!
И с фронта,
и в тыл,
и голосового отверстия
из виду бы
не упустил...
Оксана!
Моей скорей будь —
обещаю,
резким как ртуть,
мощным как пресс
твою грудь
жать,
процесс весь
дрожать,
обдать
в финале тебя
маслом теплым,
густым.
Любя,
пролить
порочный сироп.

— Ах, Боб!
Процессор центральный
мой покорён.
Ты не дурён,
галантен, умён,
романтик и кавалер,
другим не в пример
ухажёрам - мажорам.
Вещаешь красиво,
учтиво
и лестно,
твоё предложение
мне интересно.

— Прежде чем в недра разврата
нам плюхнуться,
я предлагаю, Оксана,
разнюхаться.
Есть винт и спидуха,
есть ржавчины плюха,
забористый газ,
имеются транки,
переборщил как то их по незнанке.
Есть кокс,
прямиком из разреза кузбасского,
вставляет по гланды,
но нежно и ласково,
уголь чистейший,
ничем не бодяженный,
в скважину носа
просится сам.
Есть шляпки гвоздей,
хвала небесам,
прямые поставки
из джунглей Питера,
туманом пропитаны
и Достоевщиной,
самое то
для скучающей женщины.
Можно закинуться
всем понемногу.

— Ладно, плейбой,
Отмерь мне дорогу.

Дальше — ей-богу,
Боб
пастой ГОИ
яйца натёр —
горят как костёр,
сверкают Жар—птицей
перед девицей.
Сюжет словно в сказке:
в обилии смазки
два механизма,
верхом цинизма
им было б мешать.
Бунтующей плоти,
Нет, это не сон,
два атомных сердца
стучат в унисон.
Две юных машины,
влеченье одно
до пика эмоций доведено.
Безумная ночь
пронеслась как комета.
Боб курит в постели,
Оксана раздета.

— Ты моя леди,
я твой герой,
навечно
с тобой,
Вот суть,
будь
мне женой.
Станем вот так вот
всю жизнь кувыркаться...

— Нет, милый Боб,
нам надо расстаться.
Я с сыном чиновника обручена,
Он в министерстве величина,
шишка большая,
династический брак.
Отец не дурак,
обстряпал все дело,
хоть я не хотела.
Но воля отца,
от венца не уйти.
Не по пути
нам с тобой,
отбой,
славный Боб.

Но чтоб
наш герой
вот так отступил?
Конечно он пил
от горя и стресса
до рогатого беса,
в чугунные чушки,
до рвоты из стружки,
по чёрному квасил,
судьбу пидорасил
два месяца кряду.
Повеситься
даже хотел,
в такую засаду
попал.
Потом опохмел,
пропотел и поспал,
солёным тосолом,
снял
сушняк и трясучку.
Осунулся,
под глазами мешки,
но сучка,
как ни крути,
не выходит с башки.
Чтобы по новой
в запой не удариться,
думает Боб
с отцом добазариться.
Посидел в интернете,
пробил адресок:
дом возле речки,
справа лесок,
рядом,
у МКАДа,
семь километров —
любви не преграда.
Прыгнул в тачку,
что есть сил
педаль утопил
в пол.
Мигом нашёл
посёлок Рублёво.
Весьма не фигово
устроен тут быт.
Сыт
дворовый люд,
хозяева пьют,
до икоты едят,
спят сладко,
в достатке
всего,
на широкую ногу.
Наконец,
Слава богу,
Боб отыскал
до дому дорогу.

Терем высокий,
у входа охрана —
со взглядом барана
два рослых гвардейца,
как два истукана,
стоят, стерегут
покой и уют.

— Здорово, служивые,
дайте ответ,
дома иль нет
ваш сюзерен?

—А ты что за хрен?
Куда шёл, иди,
не доводи,
пиздюк, до греха,
Аха—ха-ха!

Скалится страж.
В пеший вояж
на болт из нефрита
Боб шлёт паразита,
в ответ персонаж,
оскорблённый транзитом,
в орбитах
растерянно
объективы пучит,
глючит
примитивный процессор,
трясёт тело
от злости и гнева,
слева
у пояса шарит,
ищет дубину,
внушить уважение
и дисциплину.
Возникла заминка.
Боб не тупит,
словно болид
летит
мимо охраны:
двор,
крыльцо,
дверь.
Теперь
найти бы хозяина!
А вот и он,
вышел на звон,
грохот и крик —
мужик
средних лет.
Брюнет.

— День добрый, патрон!
Моё почтение.

Хозяин опешил,
вот это явление.

— Кыш, привидение!
Мать твою, глюк,
вроде с утра
сверх меры не нюхал,
почти что не пил,
не варил «крокодил».
осенил всё крестом
Да не, не фантом,
Какой то мальчишка,
Юнец!
Нервишки пиздец.
Ты чьих и откуда?
Фу ты, паскуда,
напугал меня в край!
Ну, отвечай!

— Я Боб,
в один клик зачатый,
улиц глашатай,
любимец толпы,
с битом на ты.
Делаю вещи,
качовый стаф
как устав,
уста чеканят слог,
слово — клинок,
разящий порок.
Несовершенство мира
моя лира
крушит как гром.
Притом,
если лбом
столкнусь со злом,
заговорят мои кулаки
молотки,
познают враги
руки-базуки,
намылю шею,
сдеру семь шкур…

— Так трубадур!
Можно короче?
Пока резюме твоё
как-то не очень.
Впрочем,
про кулаки
тронула строчка.
Итак!?

— Ваша дочка.
Увидел — влюбился,
до замыкания
проводка горит,
кипит
в системе питания
электролит.
Летят драйвера,
сбой,
собой мне не быть,
сердца пожар,
как сотни ракет
рождают на свет
удар,
стирая в пыль
города и страны,
суша океаны
до дна.
Любовь большая,
так что видна
из космоса
невооруженным глазом,
тверда,
даст фору алмазам,
коварна как яд,
как вирус опасна,
вкусив лишь однажды,
той жажды
уже не унять.
Не вылечит Нод,
Касперский не в счёт,
влечения червь
грызёт
двоичный код.
Будь ты титан
и исполин,
не в силах один
нести,
эта ноша двоим
лишь подвластна.
Груз,
любовь это сумма,
любовь это плюс.
Машин двух союз,
клей,
нет клея прочней,
нас до могил
с Оксаной скрепил
навечно раствор.
Про договор
и жениха
знаю слегка,
но то чепуха,
счастье важнее
любого расчёта,
брак не работа.
С немилым к венцу
Вам, как отцу,
кровинушку дочь
будет невмочь
под руку вести,
не снести,
пытка, — вот крест,
в мире не будет
несчастней невест.

— Держи пять, братуха,
стендап твой до слёз,
по телу мороз
пробрал!
Сколько живу,
но не слыхал,
кто б так поливал.
Забористый слог,
я б так не смог,
чистый блокбастер,
завязка, финал,
Мастер
с буквы большой,
профессионал!
И — откровенно,
начистоту —
мне, как отцу,
брак по расчету,
словно в субботу
идти на работу.
С заботой о чаде,
хочу лучшей доли,
чтоб как в солидоле
купалось дитя,
затеял я дело,
нежно любя
дочь.
Мужское плечо,
не бестолочь,
надёжный супруг —
Не вдруг
отыскать такого
в наш век
суровый,
скорей пойдёт снег
в июле,
словом.
На всём готовом
привыкла жить Оксана,
звезда инстаграма,
модель пневматичная,
любви станок,
инновационная конструкция
таза и ног,
аэродинамичная
форма ягодиц,
золотая амальгама,
соски из титана…

— О, Я их познал.

— Нахал!
Наглость твоя
мне даже приятна,
как будто обратно
лет сорок долой,
и я молодой,
дерзкий, везучий,
вот помню был случай...
Пошли мы на стрелку,
комерс упрямый
ломался, как целка.
Платить не хотел,
такой беспредел,
нашёл себе крышу.
Я взял Гвоздя,
Димаса, Торпеду,
Витю Седого,
Горелого Мишу.
Стволы и кастеты,
в зубах сигареты,
едем на тёрку,
дорога под горку;
слева и справа
жилые массивы,
какая то «Нива»
нас подрезает,
откуда взялась —
да чёрт её знает.
Тут же стрельба
из кустов,
будь здоров,
затрещал АКС.
Попали в замес,
ухнул фугас,
Димас и Горелый
зажмурились сразу,
ранен Торпеда,
но всё же дал газу,
пробит бензобак,
крыло и колёса,
заноса
не избежать,
в кювет через крышу,
Ебать
переделка!
Выполз с машины
в ответку шмалять.
Братка Седой
прикрывает мне спину,
мочит вражину
с двух рук из ТТ,
Торпеда затих,
капец варьете,
цирк шапито!
Был раньше Гвоздь,
теперь решето.
Плюс, появляется
чёрная «Бэха»,
злодеев пехота,
мне не до смеха,
и не охота
пропасть,
в пропасть
пасти могильной
пасть.
Пошли на прорыв.
Бросил гранату,
взрыв!
Вскинул волыну,
пиф-паф,
завалил детину,
грудину
разнёс,
сдохни, пёс!
Уходим дворами,
за нами
погоня,
облава,
душегубов орава.
Выстрелом в спину
Седой подбит,
харкает маслом,
хрипит:
— Уходи, я прикрою,
не сдамся без боя!

— Да, были же люди,
лихая година,
не то что сейчас,
нулевых середина...
Дочь, быть тому,
за тебя я отдам,
давай по сто грамм
выпьем за это.
Свадьба Поэта
и куколки-глянец.
Везучий, засранец,
что скажешь?
Сюжет?
А чо бы и нет!
Мнение света — плевать,
я кремлёвская знать.
Будешь мне зять
где-то
аккурат в конце лета.

Из недр буфета
появился графин,
настойка,
долька палладия,
мазута слойка
и парафин.
Реактор у Боба
как барабан
колотит,
стиснул стакан,
чокнулся
с тем, что напротив.
Залпом осушил чекушку,
закусил солёной стружкой,
слегонца отпустило,
умаслился взгляд.

—Да ты будто не рад?!
Молчишь-то чего,
оторопел?
Ну, молодёжь,
ну, новодел!
Знаешь что, Боб,
есть к тебе просьба,
да так, безделушка,
делов на полушку.
Не откажи,
уважь старика,
сгоняй в Аргентину.
В стране той мука.
Четыреста кило товара,
не хуже чем у Эскобаро,
как первый снег,
чистейший мел,
с диппочтой к нам не прилетел.
Подвис у местного князька,
в подшипники ему песка,
и нет ни весточки, ни слуха,
глухо.
Не отвечает на звонки.
Четыре центнера муки,
груз драгоценного лекарства
ждёт вся верхушка государства,
что никаких уже нет сил.
Да я б тебя и не просил,
пойми,
деликатное дело
в интересах страны.
Тут нужно тело со стороны.
А я никому не могу доверять,
ты ж для меня
без пяти минут зять.
Родной, поезжай,
разрули всё красиво!
Директива такая:
найдёшь
Лопеса Дона,
передай
гандону
привет от Луки.
Потребуй муки
четыреста кило до грамма,
набей в двенадцать чемоданов,
потом беги
скорей в посольство,
там устройся,
жди МИДовский борт,
в аэропорт
дуй
и не очкуй.
Все,
дело в шляпе,
возвращайся к папе.
С доном Лопесом
не щёлкай компасом.
С его шестёрками
будь построже,
можно и в рожу
сунуть Хуану
или Мигелю —
совсем охуели!
Покажи, кто здесь главный,
наш русский болт
скрепоносный, державный,
поглубже забей
да не робей.
Поезжай сей же час,
держи денег запас,
визу,
билет в первый класс.
О свадьбе Оксане
расскажу всё я сам
передам
наш разговор
точь-в-точь,
обрадую дочь.

Словно по нотам
дальнейший сюжет:
в кабриолет,
как важную шишку,
сажают Боба,
простого парнишку.
Охрана у входа,
те два урода,
вытянулись как струна,
под козырек
честь отдана.
С мигалкой без пробок
к самому трапу,
капитан судна
приветствует лично,
жмёт лапу.
Проводит в салон,
кресло как трон,
короткий разбег,
взлет.
И вот
все дальше и дальше
родная земля,
Боб в чреве
птицы стальной,
корабля.
Попутчица — дама
приятной наружности,
безупречны окружности
стана,
видно — светского воспитания,
гламурного содержания,
листает журнал.
Звезду сериалов
в ней каждый б узнал.
Но Боб наш кремень,
холодный гранит,
в сторону дамы
почти не глядит.
Сидит, заливается
авиационным шотландским,
напополам с тосолом
шампанским.
Тут голос с акцентом:
— Простите, сеньор,
лететь далеко,
может быть, разговор
оживит долгий путь,
как-нибудь долетим
за лёгкойлёгкой беседой
с соседом?

Боб, несмотря что уж
пьян не в пример,
хороших манер
не забыл,
налил
даме шипучего:
— Выпьем по случаю
знакомства,
Меня зовут Боб.

— Я, Пенелопа

Боб смотрит и видит:
роскошная жопа,
крепкая,
как танка броня,
ей сиськи родня,
спелые,
как ядра литые,
округлости грудные.
«В такие-то башни
да вставить бы дуло» —
концепция сама по себе
промелькнула
невольная.
Красотка знойная,
мысли наводит
на непристойное.
Но Бобу те чары
совсем нипочём,
лицо кирпичом,
болтает о погоде,
о моде на тату
и живописи, вроде.
Так, слово за слово,
о том и об этом,
сюжетом
не стесненный,
непринуждённый
идёт разговор.
Боб сыпет остроты
почти до икоты,
смеётся кокетка,
страстно и метко
стреляет взглядом
в того, кто рядом.
И как-то так вышло,
на тысячу случай,
что Боб Пенелопу
в уборной уж дрючит.
Двигает поршнем
резво, ритмично,
ну, с ритмом у Боба
всегда на отлично.
Весьма энергично
вздымаются груди,
колышется попка,
приятный сюрприз —
анальная пробка,
штучный товар,
Фаберже антиквар.
Не абы чем заткнута дырка!
Ювелирка
тонкой работы,
вещица изящная,
сокровище настоящее.
Рубины, яшма, алмазы,
всё сразу,
инкрустация,
перламутр и золотом гладь.
«Твою-то мать!» —
реакция Боба,
умели же делать
спецы в старину!
В такие моменты
гордость берёт за страну.
Боб потянул,
откупорил чудо
и начал движение
туда и оттуда.
Сноровисто, ловко,
чертовка
извивается, стонет,
шипит пневматика,
гонит давление,
сотрясает вибрация,
датчиков индикация,
фиксирует
пиковые нагрузки сигнализация.
Значительно превышены показатели
эмоционального фона.
Кульминация в лоно,
Боб
наполнил сосуд дорогой
содержимым,
как одержимый
в актрису излился.
Впоследствии злился
на себя за интрижку
немного,
списывал всё
на стресс и дорогу.

Самолёт прилетел
без опоздания,
к зданию
аэропорта
повышенного комфорта
подрулил величаво.
Путников ждала
жара,
тепловой удар,
тут вам не Москва,
и не Краснодар.
Здесь все серьезно,
палящее солнце,
субтропический климат,
ливнями вымыт
и высушен до корки,
равнины и горки,
пейзаж окрестностей
не лишён интересностей.
Буэнос-Айрес столица,
латинские лица,
население —роботы
с лёгким чернением
корпуса,
образа приятного,
Состояния твёрдого
агрегатного.
Достопримечательностей
столица полна,
как за баней говна.
Городская архитектура,
фактура колоритна,
яркая палитра стилей:
модерн, классика,
хай—тек,
колониальный
представлен век,
есть и трущобы,
до кучи что бы.
Всё это Боб
наблюдал из такси,
пока колесил
по дорогам ландшафта столичного,
много увидел всего не привычного.
Наконец, нашел
дона Лопеса бунгало,
пугала размером
фазенда и блеском,
инновационным гротеском.
Дизайн современный,
всё вычурно, строго,
к дому дорога
выложена
привозным малахитом,
напиленным в плиты
причудливой конфигурации,
адаптация
работы
Эшера Маурица
«Рыба и птица».
Слева скульптура
Генри Мура,
линий текучих фактура,
правее монумент
Неизвестного Эрнста,
клубок распятий, роботов
и прочего тугоплавкого теста,
будто из заднего места
смотришь в чей то тыл,
таков произведения
художественный посыл.
Фонтан нефтяной
у самого дома.
Боб позвонил:
— Позовите мне дона,
да поживей, важное дело.
Тут же охрана на него налетела,
криминальные физиономии,
видно, деланны при экономии
мыслительных процессоров.
Чтобы немного окоротить
агрессоров,
Боб сгоряча
выдал леща
тому,
кто ближе всех был,
заговорил:
— Вы чо, псы цепные,
откуда такие
болваны родятся?
Стоять и бояться,
а то натяну
объективы на жопу,
ресницами хлопать
заставлю,
как вправлю
болта вам,
утырки,
развальцую
в раз дырки!

Видит охрана,
гость не простой
и с деловой
прибыл программой,
сменили тон,
проводили в дом,
просторный зал,
чтоб Лопеса ждал.
Предложили напитки и яства,
промышленности аргентинской
богатства:
жареный кадмий,
в плитках свинец,
магний-сырец,
холодец из слюды,
кварцевый хлеб,
паштет из руды,
соли, прошедшие
окислительные процессы,
ну и прочие деликатесы.
Боб
едва успел осмотреться,
скрипнула дверца,
появился мужчина.
— Буэнос, синьор,
какая причина визита
скрыта
за пеленой?
Кто вы такой?

— Я Боб из России,
просили
привет передать
от Луки,
заждались муки
земляки.
Верхушка кремля,
мужи государства,
князья и боярство,
владыки, окольный,
думный и стольный
чин,
псари, воеводы
и сам властелин
на взводе.
Без креатива
тоскливо,
натужно
и нафиг не нужно
рулить державой
двуглавой.
Блок силовой
и чиновничий люд
исцеления ждут.
И вроде отлажен маршрут
поставки
для нашей скрепоносной
лавки,
так в чем же помеха,
братве не до смеха,
объехал пол мира
я, облетел,
что бы спросить
за беспредел.

—Ах, этот Лука,
народа слуга,
позвольте узнать,
вы кто ему?

— Зять.

— Семейное дело
решать прилетели?
Похвально.
Да, есть разногласия,
мелочь буквально,
небольшой заусенец
на полированной глади.
Да бога ради,
вы угощайтесь,
ешьте и пейте,
с дороги устали?
После детали,
найдём компромисс.

— Можно, сначала,
пока не раскис,
дело уладим?
После кутёж.

— Что ж,
воля гостей
закон, хоть убей.
Я предлагаю
спуститься во двор,
наш разговор
на свежий воздух
перенесем,
при всем,
для развлечения,
покажу вам владения.
Скромный наш быт,
что годами нажит.
Вот дом, вот гараж,
площадка для спорта,
ради комфорта
бассейн,
рядом бар,
зона сигар,
вертолетный ангар
там вдалеке…
Скажите, голубчик,
что в вашей башке
такое творится?
Посмели явиться
беззастенчиво, дерзко,
мерзко мне врёте,
несёте пургу,
пустой маскарад.
Месяц назад
был отдан товар.
Где мой гонорар!?
Сучара Лука!
Бабло где?
Мука?!
Эй, челядь, охрана!
Вяжите болвана.
Наждачной бумагой,
покрупней абразив,
яйца ошкурьте,
потом, открутив,
посылкой в Москву
на рандеву
невесте,
мошонка груз двести.
Его ж самого
бросайте в котёл,
костёр разведите,
варите
на малом огне
в кислоте с канифолью,
солью селитры,
не менее литра
приправьте бульон,
то-то будет похлёбка
с ушлёпка
псам в рацион.

На зов отовсюду
дворового люду,
сверепого вида
и силы, гибрида,
потянулись тела,
сжимая кольцо
окружения,
столкновения
не избежать,
но очковать
Боб не привык,
красава, мужик!
Не зассал,
встал в стоечку,
пробил двоечку.
Уклон, провалил,
вложил корпус в боковой,
рукой
потушил свет,
скелет
проломил,
как в тыл
заходит ватага,
вот шняга!
Страсть разрушения
его обуяла,
Боб, ну просто вылитый
Мени Пакьяо
в лучшие годы,
или Брюс Ли.
Нырок в сторону,
через руку прямой,
ногой тому, что справа,
в бубенцы,
накось — выкуси, подлецы!
С вертухи
в ухо,
оплеуха
звонкая,
кунг фу
дело тонкое.
Впереди явление —
спешит подкрепление:
с заточками трое,
тут пригодятся навыки
боя ножевого
школы «Торпедо»
или «Поток».
Достал клинок
джедайский, световой;
левой рукой
держит дистанцию,
правой разит —
Удар в кисть,
укол!
Паразит
охнул, осел;
второй подоспел —
подрез ноги
дистанцию разорвал;
третий в навал,
вошёл в клинч —
что ж,
Боб в клинче тоже хорош.
Конечность
с оружием обездвижил,
серия корпус-голова —
бедняга не выжил,
отправил к богу;
того, что в ногу
ранен, добил.
Сил
сам потерял немало,
а из-за угла ещё орава,
и, как по закону,
с балкона тело
с огнестрелом —
плохо дело,
скверный расклад.
Нож метнул —
смертельный снаряд
просвистел,
по рукоять
вонзился в грудь —
упала волына.
Принимай, небеса,
аргентинского сына.
Дальше
неравный бой.
За собой
враг оставляет
поле сражения,
Боб отступает
в гаража помещение.
— Не сдамся живым,
Не возьмёте иуды!!!
Бочки повсюду,
надпись краской
сквозь трафарет
«Напалм для ракет»
Боб
вспомнил, что он
чемпион,
наделён
способностью редкой,
ссать борзо и метко
вдаль,
беда не печаль.
— Клянусь святой троицей,
Альфа, Бета и Гамма,
на ваших глазах разыграется драма.
Срама не имут мертвецы,
завещали отцы.
В одно действие уложу сюжет,
нажарю котлет,
будете знать,
как русские
Умеют умирать!

Выпил напалма,
переварил,
что было сил
выдал струю,
опасную в ближнем бою.
Что тут началось!
Адово пекло
поблекло,
на фоне огненной пляски
в гараже, под завязку
набитом техникой и ГСМ,
по горло проблем.
Крики, паника, дым,
живым —
западня из огня,
никуда не деться,
как вдруг
в полу открывается
тайная дверца — люк.
Нет, это не глюк,
не подвластно уму,
в дыму
очертания знакомого силуэта.
Кто это?
— Пенелопа!
Но некогда хлопать
объективами,
сквозь копоть,
ведомый мотивами
самосохранения,
превозмогая удушье
и жар,
Боб спешит
покинуть помещение,
весь этот кошмар.
Чрево подвала
прохладой обдало,
фляга с тосолом
живительным, клёвым,
взахлёб.
Пенелопа заботливо
вытерла лоб.
— Ты как?
— Потрепало.
Удивлён я не мало
обстоятельством встречи,
жаркий был вечер,
пропал бы за грош,
не иначе, живёшь
рядом,
не с этим ли гадом?

— Судьба ещё те плетёт кружева,
я с самолёта, еле жива,
добралась до дома,
встретила мужа,
Лопеса Дона.
Легла отдохнуть
в опочивальне,
втайне
припоминая
воздушный роман,
тут крики и грохот,
как в барабан,
Я к окну
Со сна объективы тру:
Ба, заварушка!
Искры летят,
шестерёнки и стружка,
среди бела дня
такие вещи,
разгул жестокости
и даже хлеще.
Мой русский медведь,
загнанный сворой,
всё предвещало
развязке быть скорой.
На выручку я
пустилась
в тот миг,
как видно, не зря,
хоть риск был велик.
Но медлить нельзя,
беги по туннелю,
ведёт за забор,
отсидишься с неделю
в овраге с чапралем,
дале
на север и — за кордон.
Особый резон
бояться погони,
мой муж, Лопес Дон,
хитёр как кайот,
тело твоё в гараже
не найдёт,
объявит награду.
Местные копы
у него на окладе,
ищейки и соглядаи,
целые стаи.
Будь осторожен
и может,
останешься цел,
и, как хотел,
вернёшься домой
живой.
Храни тебя бог,
электрический ток,
ионный поток
и ангелы радиации,
космической авиации,
в навигации
помогут.
Беги Боб, беги
понемногу,
ты знаешь дорогу.
И то ли подвала
приглушённый свет,
близость опасности,
напряжённая атмосфера
сделала дело,
выпитое ли топливо
для ракет,
может, и нет —
Боб толком не знал,
как Пенелопу он возжелал.
Страстно, неистово,
что с того,
сверху огонь и разрушения,
когда для тушения
пылающей плоти
нужен контакт,
Пенелопа не против,
факт,
порочный
насытить голод.
Боб засадил
горячий свой молот,
повод,
к тому же, был —
манером таким
отблагодарил
Пенелопу два раза,
а может, и пять,
в свете событий
считать
некогда было,
торопила
ситуация.

Закончив вибрацию,
Боб наутёк,
в срок пересёк
границу Аргентины
черту,
сначала Боливия,
после Перу,
в такую дыру попал,
полный анал.
Панамский канал
преодолел,
почти что не ел,
отощал, скитался,
кое-как в Калифорнии
оказался.
Встретил Кастанеду,
к обеду
пожевали кактуса корки,
подвигали точку сборки.
Бытует мнение,
от пейотля в линзах
наступает просветление.
Покурили трубку,
забористый табачок,
смотались в Икстлан,
так, пустячок,
сварили грибов,
на спинах синих китов
пересекли океан,
им в этом помог
Дон Хуан.
Евразийский материк
весьма велик,
к восточной его части,
к счастью,
добрались,
там распрощались.
Кастанеда
пошёл в сторону
гор Тибета,
искать место силы,
Боб в Россию.

Не был в Отчизне
ровно три дня,
три месяца
и три года.
Родная природа
встречает дождём
с кислотой,
заграничную пыль
смыл долой,
осень,
небо плачет,
в придачу
радиоактивный туман
накрыл бурьян
и прочую местность,
но вскоре солнце
осветило окрестность -
родные края,
из брезента поля,
былинные дали,
грядки огурцов из дюраля,
из пластика срубы,
трубы
церквей,
журавлей
галлюциногенных
в небе клин,
ржавого озера блин,
за ним
алюминиевый лес
до небес,
стога арматуры
и прочей культуры.
Колючей проволоки заборы,
химпрома мусора горы,
просторы Руси,
Боже спаси!
Виниловый звон колокольный
так сладко и больно
щемит в груди.
А там впереди
ждёт столица,
в ней местью упиться
взахлёб
мечтает наш Боб.
Извести
змеиное племя,
самое время.
Поквитаться с Лукой,
созрел план такой:
при должном запасе терпения
установить наблюдение,
сыграть по крупному,
уличить связь преступную,
ходы коррупционные,
тёмные, грязные,
разные.
хищения из бюджета,
где-то на час
видеосюжета.
Смастерить ролик,
где будет Лука —
злодей и католик,
душегуб, казнокрад,
бессовестный гад,
хищный и алчный,
жалкий, невзрачный,
в низменной страсти,
обогащения.
Вытащить на свет
все преступления.
Боб взялся за дело
крепко и рьяно,
пьяным
почти не бывал,
уставал
от работы,
пролив ведро пота,
валился в кровать
часа два поспать
и снова копать:
материалы и факты,
акты закупок
для Минобороны,
видеосъёмки с дрона
недвижимости элитной,
скрытной,
деятельности теневой
с Лукой во главе.
Набрал доказательств
недели на две
показа.
Для краткого рассказа
отобрал самую соль.
Изволь:
вот жратва для солдат,
втридорога подряд;
вот домик для утки,
имения, яхты;
а там — проститутки,
голые, раздетые;
друзья — сплошь
мошенники отпетые;
для шуб хранилище;
в заграничном училище —
юная родня,
не работавшая ни дня;
дорогие кроссовки
и прочие порочные зарисовки.
Репортаж обалденный,
злободневный,
изобличительный,
поучительный,
острый как бритва,
резкий как ртуть,
вскрывает коррупции
алчную суть.
О круговой поруке,
что как копоть мажет,
темнее ночи даже,
гаже сажи печной,
но маски долой!
Скорей это всё
залить на ютуб,
чтоб душегуб
покоя не знал,
как коленвал
крутился без смазки.
Огласке
предать предмет,
смертельней ракет
видео
мощностью сто Хиросим,
Интернет - в клочья,
в дребезги,
в дым.
С ним выпуски
новостных лент наперебой
спешат
смешать грязь с Лукой.
Вот он какой,
оборотень во власти,
все наши напасти,
источник всех бед,
враг, врун, вред,
плут, жлоб, лгун,
чернокнижник, колдун.
Из-за него
пригорают блины,
член не растёт
до нужной длины,
намокло манту,
налёт на болту,
с похмелья промазал
струёй в унитаз,
метеоризм
и в долгах весь увяз,
плохая погода,
весь день облака — Лука.
Спал на боку,
онемела рука —
тоже Лука;
сиськи обвисли,
заплыли бока —
ответ очевиден,
это Лука.
И вниз солидолом
летит бутерброд,
и прочих невзгод
не сосчитать.
Обормота поймать,
на переплавку,
на свалку,
под пресс!
Судебный процесс
быть громким пророчит,
общественность хочет
на плаху
с размаху
и смерти предать.
Да где ж его взять?
Пусто на службе,
в трубке гудки,
невелики
шансы застать
Луку дома,
закрыты хоромы,
ржавеют замки.
Уж страсти на спад —
тут, как снаряд,
новый видосик,
ответ от Луки,
где он Боба поносит.
Сверкают награды,
в полоску тельняшка,
погоны, фуражка,
сидит за столом
с лицом суровым,
сквозь зубы цедит
каждое слово.

— Вы, Боб, клеветник,
площадной скоморох,
отведав горох,
говорить с вами должно,
лаете ложно
на исполина,
копеечный шут
с замашкой павлина.
Сведенья есть —
последних три лета
вы провели
в Америке где-то.
Вы все из пробирки
одной — ЦРУ,
против страны
ведёте игру!
Пока мы все строим
тут котлован,
есть общее дело,
развития план,
вы как Иуды,
повсюду
сеете
сорняки свободы,
несёте народу
ценности чуждые,
ненужные,
грязные,
разные либеральные,
аморальные.
Да взять хотя бы
вотетат ваш рэп:
в нём нет никаких
духовных скреп.
Битбокс,
попукать ртом,
бом-диги-бом,
а потом?
Дестабилизация страны,
Родине срёте в штаны?
Ответка ни разу
не прилетала?
Дать бы под зад,
чтоб до фильтров
пробрало!
Хочу защитить
своё имя, мундир.
Устроим турнир
по старинке,
я предлагаю
сойтись в поединке.
За пару минут,
клянусь точно я,
отбивная сочная,
смачная,
очень удачная,
сформируется
из твоей оболочки,
без проволочки
на вызов ответь,
или «слизняк»
будут звать тебя впредь.
Рубиться, стреляться —
мне все одно,
как ты пойдешь
на могильное дно.

Суд поединком —
старинный закон,
внесён в Конституцию;
важную функцию —
отстоять достоинство,
смыть маслом позор —
до сих пор
доверяют клинку
иль огнестрелу
всецело
вершить приговор.
За Бобом ответ,
быть или нет.
Вопрос сквозь века,
цена велика,
тьма или свет,
плыть иль не плыть
и тварью ли быть.
Право иметь
умереть
и отнять,
стать
палачом,
жертвой, убийцей,
замком и ключом,
упиться
восторгом
и сладостью ран,
пропал или пан.
Боб пишет письмо:
На вызов отвечу,
условия встречи:
на речке мазутной,
чёрной как смоль,
изволь,
в полдень восьмого,
месяц февраль.
Благородная сталь —
подлецу много чести,
уместней свинец
для чёрной души,
кто не жилец,
решит.
Бери аркебузу иль карабин,
и сукин сын,
расплата придет,
оборвёт
навсегда
провода
твоей жизни
меткий мой выстрел.

У скандальной истории
новый виток,
на волосок,
по краю,
по тонкому льду
герои идут.
Мир не видал
такого сто лет:
Поэт,
молодой музыкант,
трубадур
против фигуры
из властных структур.
Накал добела
довела
история эта,
света всего
прикованы взоры,
жаркие споры,
прогнозы экспертов,
ставки, пари,
пестрит
интернет,
заголовки газет,
в чатах повсюду
идёт холивар,
страсти бушуют
словно пожар.
Статус «Бой Года»
заранее дан,
канал HBO
и Шоутайм,
в прайм
на весь мир
трансляция,
сенсация!
Сатисфакция
снова в моде.
Да что
происходит?
Вызов за вызовом,
все хотят драться,
надо признаться,
дуэлей чума,
как в книгах Дюма,
после Луки и Боба
февраль весь разобран.

Утро, восьмое.
Солнце. Мороз.
Из под полоз
искрами снег,
коников бег,
жемчужных копыт.
Боб в санках лежит.
— О чём ты звенишь,
бубенец, под дугой,
во здравие песнь
иль за упокой?

Тут заяц-беляк,
никак испугался,
наперерез,
и в лес разбежался,
косой.

— Извозчик, постой!

Задумался Боб...
— Нет, нельзя воротить,
давай погоняй!
Знать живым мне не быть.

Рысью промчались
вёрст этак пять,
чёрная гладь
реки впереди,
чистейший мазут,
Лука уже тут.
В условленном месте
пьёт скипидар,
граммов под двести,
для разогрева
в чрево
вовнутрь принимает,
Бобу кивает.
Погода тем временем
портиться стала,
где солнце блистало,
небо заняли тучи,
барометр глючит,
на ртутном столбе,
атмосферы на две
давление вниз,
природы каприз,
позёмка кружит,
предтеча метели,
запели ветра,
стреляться пора.
Боб подозвал
секундантов-друзей.
— Кончим быстрей,
не иначе быть буре,
порох заряжен?
Вложены пули?
И если готово,
за выстрелом слово.

На сорок шагов
врагов развели,
в снежной пыли
поединщиков двое,
в поле,
как корабли
в море.
Кружат в небе дроны,
крыла из карбона,
вороны,
глаза-объективы,
зрелищ наживы
требует плебс,
насилье и хлеб,
заветных два слова,
снова и снова
трагедий цена.
Сходится, меж тем,
команда дана.
Навстречу друг другу,
как к минусу плюс,
как хищные звери,
рванули, клянусь.
Резок и сух,
как сломанный сук,
выстрелов звук.
Послан заряд,
из жерла стволов
улыбается ад.
Пуля над ухом
У Боба пропела,
Луку чуть задело,
поцарапало щёку,
с левого бока.
А вьюга всё злей,
а вьюга клокочет,
в безумстве хохочет,
воет, свистит
сатанинский мотив.
Пушки по новой
свинцом снарядив,
стрелки
всему вопреки
желают продолжить,
их ненависть гложет
и сотня чертей
шепчет — убей.
Боб сделал шаг,
сверкнула гроза
в глаза.
Враг.
Яд ярости
без жалости,
плюнуло дуло,
корпус от выстрела
резко болтнуло.
Не фортануло.
Глубокая рана,
словно из крана
фонтаном
масло.
Причина —
пробита бочина.
На панцирь планеты,
кометой,
сбитой
с орбиты,
грубой
грудой,
рушится Боб
в сугроб.
—Ебать!!!
Вот так
в двадцать семь умирать?!
Невольником чести...
Но нет, чаша мести
ещё не испита,
К барьеру подлец!
К барьеру, корыто!!!

Хрипит,
слепит
пелена,
обзор ограничен,
пурга.
Лука у черты.
Стиснув болты,
шатаясь, скрипя,
судьбу матеря,
поднимается Боб,
целится в лоб,
последние волю
и силы собрал...
Выстрела гром!!!
Бипер шепчет:
— Попал..?