Порча

Автор: Victor Shvydchenko Все события и герои вымышлены. Любые совпадения с реальными личностями случайны


Анатолий Михайлович вернулся из трёхмесячного рейса ранним утром. Массивное 130-килограммовое тело 55-летнего дальнобойщика забрело во двор уютного домика в деревне и, кинув тяжёлые камуфляжные сумки около порога, выругалось.

— Фух, дом... Ленка, мать твою, я же звонил и просил выскочить, сумки помочь допереть.

Ленка вертелась на кухне и готовила обед из трёх, а то и четырёх блюд. Услышав громогласный зов супруга, она скинула потёртое полотенце с плеча, прикрутила огонь на плите и выбежала на улицу, встречать родного мужа.

После формального набора ласок: объятий, чмока в щёчку и вопроса «как добрался» семейство уселось на кухне трапезничать. Филигранно накрыв обеденный стол, Ленка кинулась к холодильнику и достала из морозильного отсека бутылку водки. Столкнувшись с майской южной духотой, сосуд покрылся каплями воды, которые соблазняюще стекали на пол. Ленка достала из кухонного гарнитура вытянутую рюмку и наполнила её прозрачной, как слеза, сорокоградусной жидкостью.

Анатолий Михайлович черпал борщ и, опустив ложку, вытянул руку как на знаменитом советском плакате.
— Нет, пить не буду, — утвердительно произнёс он, ошарашив тем самым любимую супругу.
— Как это? — Ленка долго соображала, что сказать дальше. К такому её жизнь не готовила, — Почему? — вопрос прозвучал машинально.
— По кочану, — Анатолий Михайлович закинул в рот головку чеснока и закусил борщом, — Сглазили меня.
— Как сглазили? Кто?
Ленка боялась проявлять эмоции, зная вероятную реакцию мужа, поэтому задавала вопросы сухо и сдержанно.
— Каком кверху. Разгрузились мы под Тулой, поздно было. Ехать не жрамши, не спамши — оно мне надо? Ну тормознули с Игорем у гостишки одной. Ему на утро под Курск, а мне сюда. Тоси-боси, лясы поточили и пошли водки взяли.
— Так это Игорь тебя сглазил что-ли?
— Не перебивай ты, ну. Утром встали с похмела, пошли в магазин местный, а по дороге цыганка стоит, мелочь клянчит. Игорек её сразу опрокинул, а я же не такой, я ведь добрый. Подошёл, руку в карман сунул, а денег нет. Карта только с собой, будь она проклята. Ну цыганка обиделась. Я ей надежду дал, а потом тут же её и отобрал.
— А она что?
— Что-что, баба то ведь не глупая. Та и не слепая. Увидела, что я с бодуна, за руку меня схватила и шепчет стоит. Говорит, сглаз я на тебя повесила. Пить будешь — неладное с тобой случится.
— А ты что?
— А я руку сдёрнул, её отшвырнуло и в фуру пошёл.
— И ты не пил после этого?
— Да какой там. Под Воронежем бутылочку нефильтрованного взял, а потом по дороге так придавило, так воротило, что, вот клянусь, — Анатолий Михайлович рукоплескал и повышал тон, — Думал сдохну и до сортира не доеду.
— Ох... бедненький мой, — Ленка всё ещё не понимала, как реагировать. Она попыталась оценить ситуацию трезво, как полагается внучке академика-агронома, — Толь, а может это... ну... пиво никудышное попалось?
— Пургу не неси. Я сколько раз там пиво брал и никогда так не подыхал. Нормальное у них пиво, свежее. И хозяин меня знает, херни не налил бы.
Трезвости Ленки хватило лишь на одно предположение. Она пообедала, убрала со стола, уложила Анатолия Михайловича спать, разобрала сумки и закинула стирку. Но только бытовые заботы на сей раз сопровождались душевными: Ленка искреннее не понимала, как теперь жить. С новым, не пьющим мужем.

***

Прошёл месяц с ошеломляющего заявления Анатолия Михайловича о завязке. Взрослый дальнобойщик бодрее и свежее выглядел. В последние дни даже стал авторитетом и примером для подражания, который приводили соседские жёны своим суженым. Собственно, Ленка держалась до последнего и никому о «новом муже» не говорила. Не верила, что это надолго. Молву пустил болтливый сосед Вовчик, который однажды в среду (был церковный праздник) пришёл к Анатолию Михайловичу разлить свежевыгнанный самогон по бутылкам. Анатолий Михайлович часто перевозил на своей фуре тонны стекла и, как полагается настоящему русскому мужику, подворовывал.

— В быту пригодится, — успокаивал себя дальнобойщик и тащил домой всё, что плохо лежит. Или стоит.
Вовчик забежал во двор, уверенно поздравил Анатолия Михайловича с праздником.
— Раз такое дело, бутыли мне наполним? Да раздавим одну. Не гневить же бога, он нас и так не шибко радует, — сказал взбудораженный сосед с ведром самогона в руках.

На Руси есть поверье, что если встать на пути у женщины с пустым ведром, то можно бессознательно отдать ей свою силу и удачу, причем в двойном размере. Анатолий Михайлович за годы жизни по соседству с Вовчиком сформировал новую примету: видишь соседа с ведром самогона — не к добру. Отдашь ему не только удачу и силу, но и здоровье, потому что одной раздавленной бутылкой вечер, как правило, не кончался.

— Вовчик, и тебя с этим праздником, — Анатолий Михайлович сразу дал знать, что церковная дата для него в настоящий момент не имеет значения, — Самогонку твою перельём, но пить не буду.

Блестящие от предвкушения глаза Вовчика наполнились недоумением.

— А что так? У меня хорошая, ты же знаешь. По новому рецепту делал.
— Та хоть по секретному. Не буду и всё. Нельзя мне.

Вовчик стрельнул глазами в окно и перешёл на шёпот.

— Ленка что-ль запрещает? Она же у тебя адекватная. Не то, что моя...
— Нет, не могу я. Хватит лясы точить. Пошли за бутылками.

Вовчик вышел со двора Анатолия Михайловича с двумя ящиками самогона, сделанного по новому рецепту, и с разрушенными надеждами хорошо провести время. О странном поведении соседа он рассказал уже в первый вечер. Но только жене. Та уже всем остальным. Слухи пошли быстро, во дворах и возле них формировались самые разные причины завязки бывалого гуляки Анатолия Михайловича. Кто-то был убеждён, что у него проблемы со здоровьем и сочувствовал, обдумывал похороны, жалел Ленку. Кто-то с уверенностью отмечал ненормальность дальнобойщика и его недавнюю поездку на Кавказ.

— В религию ихнюю ударился, я вам клянусь, охмурили его там, вот и держится, не пьёт совсем. Бедненький…, — убеждала народное собрание около лавочки пожилая Зинаида Вениаминовна, — Скоро ковёр себе купит и начнёт эти, как их, читать...
— Намазы? — добавил зять Зинаиды Вениаминовны Славик, который по линии троюродной тёти был дагестанцем.
— То-то. Утром намаз, вечером в камаз, — стрельнула рифмой пожилая задира.
— Баб Зин, бред это всё. Ленка его чихвостит знатно, вот он и завязал. Я как только спросил про неё, он тут же притих, базарю, — уверял Вовчик.
— И правильно делает. Я бы вообще вылила всю эту дрянь вашу в сортир, да только с вас толку, как с козла молока. Всё равно ханырите её где ни попадя, — в разговор включилась супруга Вовчика — Настя.
— Захочут налакаться — налакаются. То ты их не знаешь, — подметила Зинаида Вениаминовна.

Вовчик и Славик улыбнулись, Настя расстроилась. Завидовала Ленке. О непьющем муже она мечтала давно. Примерно, со второго дня свадьбы. И шанс узнать, как его заполучить — не упустила.

***

На следующий день Настя внимательно выслушала историю Ленки и разочаровалась ещё сильнее.

— Приехали... я уж думала, там медицинское вмешательство, — проскулила Настя.
— Скорее, старческое помешательство, — отрезала Ленка.
— И как мне быть... Мой то совсем в приметы эти не верит, а цыган и вовсе за людей не считает.
— Ты лучше скажи, как мне быть?! Думаешь, непьющий муж — хорошо? Да он с ума сходит совсем. Нервный стал, раздражительный. Всё ему не так. Даже борщ мой отказывается есть, — Ленка почти плакала. Настя пыталась её успокоить.
— Ну так напои его. Аккуратно. Без подозрений. Ничего не случится. Он поймёт, что гадалка эта была не права и снова вернётся к тебе твой любимый муж.

Ленка задумалась. Терпеть эту жизнь стало невыносимо сложно. Когда Анатолий Михайлович уезжал в последнюю командировку, Ленка попросила старшего брата облагородить уличный сортир. Много лет на месте заседания стоял обыкновенный стул с дыркой для самых разных физиологических особенностей. Ленке стул не нравился: функционально и эстетически. Братец её насобирал досок, сколотил удобства, прикрутил полки. Анатолий Михайлович посмотрел на это с презрением и даже с ненавистью. То ли из-за ностальгии по стулу, который теперь пылился в конце огорода и ждал первого костра, то ли из-за нервов от завязки. И вот однажды утром терпение дальнобойщика лопнуло. Посетив, по традиции, туалет, Анатолий Михайлович вышел во двор с расстегнутыми штанами и душой. Разбив со злости любимую кофейную кружку о забор, он зверски ликвидировал удобную, по мнению Ленки, конструкцию, а потом вернул на законное место свой стул. Причина оказалась в прямом смысле острой. Пытаясь прицелиться к новому отверстию, Анатолий Михайлович елозил по деревянному настилу своим седалищем и вогнал себе занозу. Что не удивительно — доски были свежие и не отёсанные.

— Чтобы хуйни этой в моём туалете больше не было! — прорычал дальнобойщик, хлопнул дверью и пошёл к зеркалу, бороться с занозой.

Ленка сперва подумала про брата. Его Анатолий Михайлович, мягко говоря, недолюбливал. Но потом увидела стул и груду досок. Сомнений в том, чтобы напоить мужа, не осталось.

***

В критических ситуациях Ленка мыслила быстро и чётко, а решения принимала сиюсекундно. Поэтому позвонила родному брату супруга — Григорию Михайловичу. Он работал в городе директором небольшой строительной конторы, много лет занимался ЖКХ и оттого имел фантастический дар убеждения, а ещё — терпимость. Григорий Михайлович выслушал страдающую Ленку и согласился помочь. Приехал он на выходных, не предупредив кровного родственника, чтобы создать эффект спонтанности. Анатолия Михайловича застали врасплох. Он искренне любил брата, но выпить долго отказывался, придумывая на ходу всё новые причины своей завязки. Григорий Михайлович знал человеческую психологию, особенно психологию работяг и потому медленно, но верно шёл к цели, подбирал ключи, пароли, давил то на одни, то на другие рычаги. К вечеру Анатолий Михайлович сломался и, что называется, накатил первую. А потом вторую. После шестой отправил Ленку к Вовчику за самогоном, сосед с радостью одолжил ещё пару бутылок. Настя затосковала.

Ближе к полуночи два сына великого слесаря и почётного работника колхоза Михаила Игнатовича были в узел пьяными. Григорий в силу своей физиологии (весил он килограммов семьдесят) и городского образа жизни уснул на столе, смяв гуляющей рукой селёдку под шубой. Анатолий Михайлович в очередной раз назвал брата нюней, но уже без былого негатива, пробрался в спальню, с любовью поцеловал спящую супругу, увалился на кровать. Но уснуть не получилось — приспичило. Шатающейся походкой Анатолий Михайлович добрался до пункта назначения, не без труда стянул штаны и плюхнулся на стул. А после него — в сортир. Под натиском 130-килограммовой туши дальнобойщика стул разлетелся во все стороны света, а вместе с ним треснул и пол туалета. Анатолий Михайлович оказался по уши в дерьме.

Доставали его всем селом. С криками, отборным матом, иногда — смехом. Смрад разлетелся по двору моментально, по улице — позже, когда все возвращались домой. Ленка много плакала и каялась, что виновата, рассказала и о Григории Михайловиче, и о цели споить собственного мужа, потому что трезвым терпеть его было невозможно. Брат пострадавшего свинтил на утро, едва победив похмелье. Причём ушёл по-английски. Попрощаться решил в вотсапе.

Через неделю Анатолий Михайлович пришёл в себя после грязевой ванны, уложил новый пол в туалете и поставил туда прочную конструкцию, которая выдержала бы любую задницу. Доски дальнобойщик зачистил, чтобы вновь не наткнуться на занозу. На Ленку он долго обижаться на умел. Да и выяснилось, что стул за время пребывания в огороде попросту сгнил, оттого и не выдержал пьяного тяжёлого тела. Пить Анатолий Михайлович не бросил, но решил делать это меньше. И реже. Ленка вернулась из жесточайшей депрессии. С цыганками дальнобойщик старался больше не пересекаться: ни словесно, ни взглядом.

***

История Анатолия Михайловича впечатлила многих. В особенности Настю. Она поверила в предсказания, приметы, порчу, сглазы. Снова стала смотреть астрологические прогнозы по утрам на «первом». Настя периодически обрабатывала Вовчика, пугала, но стакан был сильнее. Теперь Вовчик пил и боялся. Боялся и пил. До тех пор, пока у него не отказала почка. Настя была уверена, что это инопланетное вмешательство.

— Шла бы ты к чёрту. Это всё новый рецепт, — гнусавым голосом бормотал Вовчик в больничной палате.