Загатин

Я брошен в ночь. И не укрыться –
Твой волчий взор во мне искрится,
Зовёт и дразнит... Нет, не спится
В плену холодном простыней.
А над захваченной столицей ...

Спираль горела в полутьме
И еле грела.
Он заворочался во сне,
На дне прицела.
А на стене играла тень, ...

Ночью, зимой, на Литейном, не выдумать лета; оно не миф, не фикция, не сон – непредставимо, просто – нет его. Ну нет его и всё: чисты и мысль, и память. Что есть – всё здесь, обмылком мира, вереницей кадров, а в каждом кадре – сто квадратных метров: и снег в лицо, тепло цветных витрин, на перекрёстках липнет «каша» к сапогам, асфальт тепло блестит – не греет, и редкие шуршат машины, и дребезжат трамваи-одиночки; туманна перспектива и бескрайна. И нереальна. Питер – это тайна, а зимний – тайна вдвое....

Озорное ли солнце дробится в весёлых глазах?
Или это апрель? Или это так здорово здесь?
Своенравный цветочек растёт в белоснежных горах –
Эдельвейс, эдельвейс, эдельвейс…
...

Кому нужна убийцы нежность?
В душе – и тускло, и тоскливо,
Сплелись притворство и мятежность,
И сердце – больно, мудро, лживо...
...

Ремедиос Прекрасная переплетала волосы,
Сушила свои простыни и холостую плеть.
Смеялась переливчато, грустила же вполголоса
Тоскою всех Буэндиа:«Ах, как бы улететь!»
...

Осень, благоверная жена,
В невесомом, жёлтом русском платье,
Раскрывает зябкие объятья.
В дымке неба, брошкою, – луна.
...

Ходил и смотрел им в глаза
холодным, взыскательным взглядом.
Щурился, молчал про себя
– прощая до времени ложь.
Первый, кого я убил, ...

Узнавшему запах чудесных эльфийских цветов
С рождения, чуден и страшен зов тусклых теней.
Тому, чьё отечество – пламя священных костров
И пляски ночные средь благоуханных ветвей,
Ужасное дело – всё тот же мучительный сон, ...

Возрождаясь для тяжкой работы,
Восставая из личного ада
Там, где шепчут в ночи пулемёты,
Отлучая невинных от стада,
...