Барыбино

Малыш (то есть я) не взрослеет, хотя
Полвека прошло с той поры, как дитя
На свет родилось семилетним… И вот
По свету, не зная об этом, идёт,
Таких же, как он, нерастущих друзей –
Гуниллу и Кристера – восемь свечей
Наивно раз в год приглашая задуть,
Молясь у окна сквозь вечернюю муть
Слепого Стокгольма на отблеск луча,
Одно лишь же желанье («собаку!...

Под сияньем межзвездных стад,
В черных дырах прото-ампира,
Ветхий, древний, пятнистый ад
Спит китом на волнах эфира.

Как сквозь печень, сквозь Страшный Суд,
Через фильтры систем обменных,
Теплой кровью плывут, текут
В нем модели семи вселенных....

Промалвливаясь странными строками,
Эпохи прорастали темнотою –
Так из земли, из семени, из праха,
Как кобра, поднимается цветок
Отравленного, сладостного мака.
И опиум ложится в углубленье
Застывшей спинки спящего дракона,
И дым течет внутри хребта резного, –
А новая Эпоха тихо курит
В себя экстракт поверженных богов....

В который раз пересоздать Пандору
Пытаясь по простому чертежу,
Я захожу в старинную камору,
Бумагу и чернила извожу.

Подковывая рифмою двойною
Копыта строф, за строчкою строка,
Считая слоги древнею волшбою,
Пишу слова родного языка....

Мир ведь не изменился
Ни в любви, ни в борьбе,
Ты ли Богу приснился,
Бог приснился ль тебе.

Ты беспечен иль точен
В соблюдении квот,
Так и так страшно очень,
Так и так смерть придет.

Будь в ладонях синичкой,
В небесах журавлем,
Будь углем или спичкой,
Дымом или огнем,

Счастье даст иль проклянет
Тебя знак высших сил, –
Все равно так не станет,
Как себе ты решил....

Во мне есть явно что-то от схоласта,
А что-то – от компьютерной игры:
Когда я сплю, то не всегда, но часто
Мне снятся идеальные миры.

В них – города из гладкого циркона,
Их план – пересечение прямой
С другой прямой, в которых до микрона
Подогнаны все камни мостовой....

Я знаю о любви настолько мало...
Но с самого земного предначала
Такие есть поэты, говорят,

Которые неспящим ночами
Описывают дивными стихами
Любви и страсти животворный яд.

За тысячу веков на йоту даже
Не изменившись, всё одна и та же,
Она одна, на всех всего одна....

Земля и небо. Холма уступ.
Болото, поле. А в поле – дуб.
Прикован цепью к его корням,
Мяучит, жалуясь всем богам,
И ходит кругом который год
Бесплотный огненноглазый кот.
На нем – дубу – от всего греха
Висят, как четки, гирлянды мха,
На нем листва, как плотный клобук,
На нем собирала, держась за сук,
Жена Мичурина лук-порей,
На нем повесился князь Андрей....

Да, уходите. Хватит. Надоело.
Палатки снять! – и маршем по тропе.
С собой берите слово, тело, дело,
Свои байдарки, горы, КСП.

Валите, романтичные мужички,
Скрывающие глухонемоту,
На ящерке зеленой электрички,
На дельтаплане, маленьком плоту,

Прощайте, настоящие мужчины
(Штормовка, кеды, свитер и очки),
Берите ледорубы, карабины,
Давайте, надевайте рюкзаки....

Живи, пока Зоя Ламоль-Монроз
На сердце твоих поместий
Не обратит боевой гипноз
Из лазерных перекрестий.

Пока не пущен не Марс снаряд –
Живи без тревожных бдений,
Пока и Лосев, и Гусев спят
В кошмарах земных видений,

И «Наутилус» не дополна
Налился смертельным током –
Живи....