Барыбино

Меня зовут Эстанислао.
Мою жену зовут Милена.
В бассейне вечностью-восьмеркой
Скользит пятнистая мурена.

Я знаю, что когда-то в прошлом
Мы жили далеко, в Макао…
Я был муреной, та – Миленой,
Милена же – Эстанислао.

А через жизнь на круге мира
Деленьем новым встанут спицы
В меня мурена, я – в Милену,
А та – в мурену обратится....

Сфинкс – судия. Земля — его арена.
Он возлежит у мира на краю
У пирамид Хеопса и Хефрена
В таких, как он, невидимом строю.

Закутан сном и зАклят вечным бденьем,
Дрожит в пересечении миров
Зеркальным и трехмерным отраженьем
Невыразимых чудищ и богов....

Ладонь мою держа, промолвил прорицатель,
По линиям судьбы водя рукой своей:
«Тебя простят за все и люди, и Создатель,
Живи как хочешь ты, лишь умереть сумей.

От гнева всех богов дана тебе защита,
Лишь смерть твоя важна, живи же как живешь,
Тебе подвластно все и все тебе открыто:
Насилие, игра, убийство и грабеж»....

Сильных женщин узнать легко – у них видимых нет депрессий,
Они замдиректора всех – всех! — на Земле профессий.
Ходят с алмазными крохотными сережками,
Она умеют внятно болтать с котами, а также с кошками,
Дома стоит словарь Эфрона и с ним Брокгауза,
Она начинает речь, только четкую вставив паузу....

Здесь эфир безголосен,
И земля здесь нема,
Здесь площадка меж сосен
На вершине холма.

Мед сжимая в картонной
Вощаной ендове,
Мишка плюшевый сонный
Там сидит на траве,

Весь облезшей коростой
Старой краски покрыт,
Серый ослик бесхвостый
Чуть вздыхая стоит,

Желтой ватой набитый
(Вата лезет из швов),
Поросеночек, сшитый
Из цветных лоскутов,

Егозит, собирая
Из иголок слова,
Замерла жестяная
На пенечке сова....

В бесстыдно-первозданно-диком сраме,
Не мывшись месяц, с желтым языком,
Осклабясь жутко черными зубами,
Накушавшись гороху с чесноком,

Запоя и похмелья результатом —
Воняя трехнедельною цингой —
Рыгнув и громко выругавшись матом,
Вошел в бордель я самый дорогой....

Мы – младшие боги евангелий новых,
Рожденные веком рифмованных строф,
Наследники старших, могучих, багровых,
Давно уже мертвых богинь и богов.

Доступны для всех, никому не послушны,
В домах, на земле, средь камней и травы,
Настолько же ласковы, сколь равнодушны
Мы с вами, людьми, кем бы ни были вы....

(вот, перезасылаю без знаков ударения)

Раньше немного было:
Стол и кусочек мыла,
Мух две-три штуки дохлых,
Луковиц пара сохлых,
Крыса и сундучок,
Холст и за ним сверчок.

Сыт я теперь и занят:
Местным театром нанят,
Ручку кручу шарманки,
И из жестЯной банки
Тянет наперебой
Каждый – билетик свой....

Я в церкви, зажигаю от огня
Свечушку для святой Марии лика,
Давно когда-то звали все меня
Аленушкой – от мала до велика.

Отец был, мать была и братец мой –
Иванушка – был быстрый словно пуля,
И куколкой агукала живой
Сестренка Лизавета-крохотуля....

Стрелка часов зазеркальной пращой
Кружится против себя же самой,

С полупути возвращаясь, спеша,
В тело обратно влетает душа,

Тело, что только за миг до того
Было безжизненно, было мертво,

Поймано смертью внезапно, врасплох,
Вдруг оживает за выдохом вдох....