Последние комменты юзера Нови

Нови: Прелестно.

Нови: На здоровье, Женя.
А то тут в архивах дыра (подмигивает)
Замшелого девятого года текстик. Все равно никто и не заметил бы.

Нови: Ромка, дай интервью.

Нови: Где этот пироман-похоронщик? Кто посмел кремировать героя?!

Нови: Это мелко.

Нови: Зачем ты неискренен, Твердый знак?

Нови: Это прекрасно.
Мне тоже эти прищички врезались в память навечно, потому что великий писал поэт.
Впрочем, как навсегда прихлопнутая по голове темными аллеями и легким дыханием, не претендую на объективность, но это ничего не отменяет. Вы, Барыбино, чудно пишите временами.

Нови: Мне стыдно за вас.

Нови: Это очень дурно — ведь даже не просто упражнение по составлению слов в ловкие предложения, а упражнение бесконечно вторичное и ненужное. У оригинального парня полно боли от бессмысленности бытия, а у вас — пустые, бесстыдно присыпанные смрадным прахом слова, лишь для того, чтоб обыватель подумал: Ах, как гадко, но я скажу, что хорошо, потому что не обыватель я, а глядетель вглубь, вкривь и вкось, зоркий ловец жемчуга из мусорных залежей.
Да и неаккуратно так, будто думалось авторам: и так схавают. Что им, кажется, и удалось.
Потирание потненьких ладошек недостойно творца.

Нови: Конечно, рекомендовано.
Никаких сомнений.

Нови: "… никакого Бога нет, есть только мохнатый ревущий слон, вырастающий от ужаса смерти, чтобы высосать своими хоботами всю твою кровь, чтобы ты умерла, ему нужна только своя смерть, ему безразлично, чего ты хочешь, о чем думаешь, ему нужно, чтобы тебя не было, раз он так
решил. И никуда он не может тебя забрать, потому что сам живет здесь, и кроме той гадости, которая вокруг, нет на свете больше ничего, лишь
пустота и жестокость, жестокость и пустота" — словом, в прозе мне нравится больше.
И, кстати, Слон оказался Слоном из-за неверного перевода всей этой истории с черепахами, вселенским океаном и Землей — на самом деле речь шла о Бегемоте, но, конечно, не о милом толстозадом животном, а о мифическом воплощении древнего зверства, жестокости, невероятной силы и всемогущества, не случайно его имя существует только во множественном числе, как и имя некого бога.

Нови: В общем, я рыдала.

Нови: О… Я, понимаешь, совсем не пью цианистый калий, но ради тебя, поскольку ты такая охуенная с этими своими бровями от пушных зверьков и пальчиками от карликов, поскольку ты такая вся охуенная с бровями и губами одинаковой толщины и с почти черными, понимаешь, зрачками — ведь у остальных людей зрачки какие угодно — желтые, фиолетовые, зеленые, но никогда! Понимаешь, никогда не черные! В смысле почти черные, ведь об этом и подумать нельзя, чтоб совсем уж черные, словно у инопланетян каких. Понимаешь?! А так я вообще не пью цианистый калий, хотя такой долбоеб как я — с семьей, с детьми в двадцать восемь лет, — мог бы запросто пить цианистый калий, и от этого всем стало бы легче и веселей, но я пью цианистый калий только, когда встречаю свою женщину — свою, понимаешь, женщину, то есть ради те6я, идиотка с бровями, губами, пальчиками, маечками, цепочками. Понимаешь?! Каждый день встречаю свою женщину, ведь у всех у них почти черные зрачки, а ради такого, сама понимаешь… Но я задрот и сцыкун, потому каждый вечер приходится топить в унитазе очередную симку. И я рыдаю над унитазом каждый раз как дитя. Понимаешь?!

Нови: Но есть тут милая такая старомодность — язык цветов, аллегории из мира флоры.

Нови: Если прочесть раза три, можно впасть в качественную вполне меланхолию.
Заклинание, вероятно.

Нови: Красиво.
Надеюсь, автор станет писать снова.

Нови: Я растрогана.

Нови: Нен-нет! Мне УЖАСНО важно.
Спасибо.

Нови: Мне очень важно вас убедить.

Нови: Голем, а О Любви?