рассказ об одной рыбалке

Автор: Геннадиевич Сомнения.

«… с тех пор в себе я сомневаюсь…»
В.С. Высоцкий

А как, простите, не сомневаться?!
До сих пор нет ответов на насущные вопросы…
В чём заключается смысл жизни?..
От кого мы произошли?..
Что это за страшное словосочетание – Вселенная бесконечна?..
Правы ли «новые хронологи», убедительно переместив события ветхого завета в средние века?..
Чем коммунистическая идея хуже безыдейности капитализма?..
Одним словом, я нисколько не удивился, выйдя как-то из книжного магазина с книжкой А. Меня в руках. Может, там есть ответы. Не на эти, так на другие вопросы. Ведь правду говорят, что чем больше живёшь на свете, тем меньше понимаешь. К тому же сомнения, судя по произведениям классиков, являются характерной чертой нашего народа. Поиски ответов пока безуспешны.
Даже рыболовов коснулось всеобщее сомнение. В интернетовских чатах всё чаще стихийно возникают дискуссии, одна из которых прочно засела у меня в голове, не даёт покоя. Что милосерднее: эфтаназия или всё-таки жизнь, полная страданий и муки в ожидании прорыва в науке! И как аналогия: кто есть человек? Хищник, который при поимке рыбы должен сразу избавить её от мучений путём отрезания головы, или садист, продлевающий агонию карпа в металлическом садке путём отпиливания, больше того – вырывания верхнего шипа, дабы избавить пленника от микротравм!
Где правда?
Кто подскажет?
И вообще, имеет ли право человек лишать жизни живое существо, даже в поисках пропитания? Или этот грех заложен в нас изначально? Ведь не проживёшь на одних фруктах и овощах. Да и это не выход. Почитайте Владимира Солоухина: трава, цветы умеют чувствовать, как человек размножаются, реагируют на окружающее, значит – живые!..
Вот и встают, как горы, вопросы. Как быть? Что делать? Где грань дозволенного? С одной стороны – неудержимая страсть поймать рыбу, насладиться победой, её только что выхваченной из лунки красотой. А с другой – ужас, смерть, последние конвульсии на льду…

* * * * *

А ведь ещё совсем недавно, в самом начале тысячелетия всё было понятно и просто.
Ехали мы на мою любимую Ламь. Что за название! Дорога дальняя, и вспоминаю я первое свидание с речкой по последнему льду. Тогда я впервые ловил крупных плотву и окуней! На стоячку с глубины 5 см! Иногда доставал рыбину всю в иле, знать к мормышке протиснулась на боку. И сегодня, хоть и глухозимье, слухи дошли – пошла рыба.
Приезжаем на берег – никого!
Бурим и… сразу всё становится на свои места. Из-подо льда шнеком вместе с крошкой и водой вырывается затхлый запах и куски гниющей рыбы. Шок. Хочется кричать.
Местный объясняет – замор. Неделю назад здесь рыбаков! – негде было пробуриться. И все ловили. А сейчас все на Суховетке. Там, дескать, клюёт. А он здесь по разнарядке рыбнадзора бурит дырки во льду.
Едем на Суховетку, благо – река рядом. Если бы только не пробки из машин на узенькой лесной просеке. Кажется, вся Россия здесь представлена: Ленинград, Псков, Тверь, про Москву и не говорю. Кое-как вклинились между берёзками, собрались и пошли. А навстречу, подогревая интерес, несмотря на ранний час, - кто на плече, кто на санках – прут рыбу. Глазам не верю! А ведь ещё только утро! Ночью, что ли ловили. Мы тоже предвкушаем, насмотревшись щук, лещей, окуней. И уже переживаем, хватит ли нам, тропинка основательно протоптана под бесчисленным строем бахил. Невольно ускоряем ход.
Вот уже оттуда, куда мы направляемся, сквозь наше шарканье послышался какой-то гул. Не сразу я сообразил, что это. Только когда со взгорка под берёзовым бережком открылась толпа рыболовов, я понял: пришли. Тыщи! Огромные тыщи людей на петляющей реке шириной-то метров пятнадцать, галдят, толкаются, но блеснят. А кто-то уже тащит! Ого! Лещ. Как лещ? Неужели на блесну?! И только тут до меня доходит – дерут. Дерут рыбу тройниками, дерут замысловатыми комбинациями блёсен, дерут баграми из промоин. На льду кровь, горы мелкой рыбы, обветренной и посиневшей. Не до неё. Страда идёт!
И мы, поневоле поддавшись всеобщему настроению, бросаемся на свободные лунки за своим мешком. Недосуг рассуждать о высоком – жажда подержать живую тяжесть на удочке одолевает.
С полчаса я приноравливался к процессу: пока лунку сдвоенную надыбал, пока усаживался, долго настраивал снасть, благо – крепкая леска была на жерлице. К тому же на балансир никого забагрить не смог. Постоянные сходы. Пришлось вязать тройник к джиговой головке, как у соседа. Да и то: дёргаешь-дёргаешь, а зацепов нет и нет. Положил удочку, течение кивок напрягло и … начало клонить всё дальше в лунку. Так и удочка уйдёт! Подсекаю – есть! Синец. Первый в жизни. Грамм на 250. Ага! Вот как надо. Опять кладу снасть на дно. И тут же кто-то накатывает на леску, гнёт кивок в воду. Подсечка - … Рыбина тяжело зашевелилась подо льдом. С трудом завёл её в лунку и чуть не свалился с ящика от неожиданности, когда из воды показалась огроменная голова со ртом – с яйцо! Не долго думая, левой рукой выгребаю леща из лунки и прижимаю ко льду. Вот это да! Я таковых раньше и не видывал - два четыреста! Да забагрился как крепко между грудных плавников – еле выручил крючки. Следующего вытащил с подарком. Уже на льду заметил леску, уходящую в воду. Во рту – огромная горизонтальная мормыха с большущим крючком, на котором неаккуратно навязан клубок красных шерстинок. За леску потянул – удочка. Хозяин не откликнулся, ну я и пустил пойманную мормыху в дело, перевязав на свою более крепкую леску.
Совсем другое дело: теперь лещи через раз с удовольствием заглатывали новое угощение, не взирая на явную грубость снасти. Да и, честно говоря, совесть, до этого просто гонимая мною, успокоилась, ведь добыча приобрела более классический рыболовный оттенок. Казалось бы, рыбы подо льдом навалом, дышать нечем, не до жиру. А всё-равно мимо еды, хоть и искусственной, не проплывёшь – голод не тётка. И рядом, смотришь, кто-то ловит на мормышку с мотылём, раз за разом подсекая увесистую плотву, подлещика или синца. Я тоже размотал удочку. Положил мотыля на дно, буквально сразу кто-то подхватил его и потянул кивок вниз. Подсечка – плотва. В другое время цены бы ей не было – грамм сто пятьдесят! А тут – разочарование. Леща поднять на лёд покруче будет. Чувствуется силища, когда борьба не на смерть, а за жизнь…
А смерть вокруг витает…
Не забыть мне жуткие кровавые мешки вокруг, полные бывших недавно рыбин. И не оправдывает меня расхожая кем-то произнесённая как успокоение разрешительная мысль, что, дескать, всё-равно… замор… Может поэтому практически все мужики ходят от лунки к лунке пьяные, стараются лишний раз глазами не встретиться, чтобы не дай бог понять происходящее. Или это опьянение не от водки?
Всё. Не могу больше.
На удивлённый вопрос товарищей отвечаю, что пойду искать килограммовую плотву. И ухожу скоренько подальше от этой клоаки. И чем дальше отхожу, тем легче становится на душе, тем понятнее становятся библейские мысли о спасении. Да и не один я такой. Вот оседлали омуток пятеро рыболовов – на игру ловят! Окуня! А ещё ниже по течению семейная пара довольными улыбками встречают на льду плотвичку с ладошку. Эти живут поклёвками. И только сейчас меня отпустило. Я всё правильно сделал!
Чем ближе к морю, тем меньше последствий замора. Уже не выхватываешь буром погибшие тушки, всё чувствительнее течение воды подо льдом. Да и вообще, оказывается, хорошо вокруг, даже солнышко показалось. И, как часто со мной бывает, пришло предчувствие удачной рыбалки, что она, настоящая рыбалка, только сейчас и начнётся. Не долго думая, пробуриваюсь там, где стою. Глубоко – около метра. И сразу на игру берёт плотвичка на 120 г. Да какая поклёвка! На игру чётко торкнула уже в десяти сантиметрах от дна. После нескольких удачных проводок понимаю, что рыба не закончится, и начинаю осматриваться. Вот напротив русло как бы упирается в берег, значит, течение создаёт водоворотик. И я прямо через тридцатисантиметровый слой снега пробуриваю лунку у самого уреза воды. Удачно. Меньше десяти сантиметров глубины – что и хотел. Цепляю четыре мотыля и ставлю на стоячку. В полутора метрах бурю ещё, и ещё. Критично оглядываю три поникших в ожидании над лунками кивка и удовлетворённо иду на первую за плотвой на игру. Снимая очередную с мормышки, бросаю взгляд на среднюю и… Ах, какое это было мгновение! Прямо на глазах кивок степенно выпрямляется и застывает. И надолго. Я ведь ещё успел отложить пойманную рыбку, прошагать четыре метра по скрипучему снегу на цыпочках, прекрасно осознавая, что глубины нет никакой, нагнуться и… После подсечки произошло невероятное – я впервые услышал, как запела свою песню струна 0,11, прошлифовав всю окружность лунки. С трудом я развернул музыканта головой к выходу. Понятно, что напролом не вытащить. Заглядываю в лунку и вижу – огромный открытый рот, и в нём сиротливо - крохотная мормышка, как насмешка. Судя по пасти, лещ. Но некогда сомневаться, сую руку навстречу рыбе, хватаю за туловище ( нет – не лещ) и – рыбина на льду!. Это язь! Грамм на семьсот. Летом такой и 0,25 порвёт. А тут – как телок. Лишь в сумке отчаянно забрыкался.
Только забросил удочку со свежим мотылём на место, подъём на левой. Такой же уверенный и терпеливый. Но я уже унял неожиданную дрожь от поимки речного красавца, и готов к очередному. Подсечка – и плотва на пятьсот граммов. Эта полегче пошла, хоть и надо было помогать левой рукой. Только теперь осознаю, что сделал ошибку, не отодвинув снег над лункой – почти лёжа приходилось доставать рыбу, причём вслепую. А с другой стороны – сохранён защитный буфер между двумя мирами, лишний звук не долетит, да и солнечные блики теряются по пути…
Про лунку с плотвой на игру некогда вспоминать. Всё внимание переключил на три стоячки. Только снарядишь одну, другая озорно зовёт, взмахнув кивком. Достанешь эту рыбину – манит следующая. Три мормышки я оторвал, вернее, не я, а мы вдвоём. Хотя, скорее, всё-таки рыбы, ведь у них остался пирсинг на память. Два раза из разинутой пасти язей я получал мормышкой, одной и той же, в лоб, при одном лишь взгляде на исполинов. Причём, в одно и то же место – чуть повыше правого глаза. Одну удочку кто-то всё-таки унёс, не дождавшись моей возни с другой. Другую я поймал, услышав вовремя характерный шорох , и поймал уже подо льдом, кистью. Воришкой оказалась плотва. А скольких я только погладил!..
Это был просто праздник клёва!
Теперь я понимаю, что это была награда за благоразумие!
Десятка полтора язей было поймано, два из них – за килограмм. Правда, были и двухсотграммовые. Плотвы на килограмм, за которой я и ушёл, не было, но уж на пятьсот-шестьсот граммов не меряно.
И никто не обурил!
Никто не докучал пьяными разлагольствованиями.
Не заставляли вздрагивать кровавые пятна на льду.
К тому же, как оказалось, забагренные лещи как пришли ко мне, так и ушли. Жена просто раздала их по соседям. А мы всей семьёй наслаждались долгое время настоящим деликатесом – свежепойманными язями. Так что впредь меня никакими калачами не заманишь на заморный беспредел. Рядом где-то обязательно найдётся клюющая рыба.
Да и про совесть не надо забывать.