Г.Ч.м.же. Автобиографический рассказ

Автор: Петя Шнякин АМЕРИКА?

Для того, чтобы сдать анкеты и пройти интервью в посольстве США, мы, летом 1988г., в течение месяца, отмечались в очереди. Три раза в неделю – понедельник, среда и пятница. Списком из ста человек владел Павел Абрамович, пожилой еврей, явно с коммунистическим прошлым. “Сотник”, не приди мы хоть раз на перекличку, мог бы запросто зачеркнуть фамилию “Шнякин” и всё наше будущее. В этот список нами был внесён и друган из дурдома – Коля Берковский – биолог по образованию, но на тот момент, шивший куртки из варёной джинсы на дому у своей жены Ульяны. Этот полулегальный бизнес шёл, видимо, неплохо, так что сильного стремления “свалить” я у Коляна не замечал, к тому же, с детства он учил французский, по-английски говорить не умел. А Ульяну, при одном лишь слове “Америка”, начинало колотить, она то визжала, то рыдала, ехать никуда не хотела, я думаю, что у неё большая кубышка с золотом где-то была зарыта.
Я сожалел, что пропадает место, за которое мы бились целый месяц, а тут на последней “поверке”, подходит молодой парнишка к Павлу Абрамычу и интересуется, а где же моя фамилия – Гинзбург? Старый коммунист резко ответил, что Гинзбург не отмечался на прошлой неделе и был исключён из очереди.
Мне стало жалко парня, я, потихоньку, отвёл зарвавшегося буквоеда в сторонку и попросил: “ Павел Абрамович, вот вы еврей и Гинзбург тоже, а помочь ему отказываетесь, я хоть сам и мордвин, а его выручить хочу, включите парня вместо Берковского, он сегодня не придёт на перекличку”. Абрамыч хотел, было, окончательно зарубить Гинзбурга, но что-то ёкнуло в его сердце, и он снова записал фамилию молодого просителя в заветный листочек. Парнишка обрадовался, дал номер своего телефона и пригласил в гости, посмотреть видак, но подружиться с ним не получилось, я так ему не позвонил...

АРБУЗИНА

С Берковским, напротив, нас связала крепкая дружба на почве бывшего алкоголизма, охоты и рыбалки, а годами позже, и прелюбодеяния с Галкой Арбузиной, подругой Марины, очень доброй, пьющей женщиной, которая давала всем, а нам с Колей сразу всем. Впервые мы, с Коляном огуляли Галку у меня на квартире в Быково. До этого ни я, ни он, участия в групповухе с ней не принимали. Просто Берковский раньше трахал Арбузину, а я уже позже, но по отдельности. А тут мы не были уверены на 100%, “подпишется” ли она на такой секс. Мы отоварились водкой и закуской, накрыли стол, оставили наружную дверь приоткрытой. Галка вот-вот должна подойти. Я тогда говорю:
- Николай, вот я мыслю, чтобы промашки не было, давай софу застелем, разденемся, и так и будем лежать, она придёт, увидит нас в таком виде, куда деваться ей – к нам в постельку и нырнёт!
Лежим под одеялом, ждём “предмет вожделения”, смотрим друг на друга, серьёзные такие - и тут Колян как заржёт:
- Петруха, прикинь, если вместо Галки сейчас Марина заскочит и увидит нас голых в постели вдвоём? Интересно, что было бы хуже, если б Маринка нас ТАК застукала, или уже втроём, с Галкой?

Секс на троих, он же “а ля труа”, как его называют в народе, имеет свои неоценимые преимущества.
Во-первых, вдвое увеличиваются шансы оставить партнёршу удовлетворённой, что нам, с Коляном, было не всё равно.
Во-вторых, можно наблюдать совокупление или, там, оральный секс вживую, а не по видаку. Видак, к тому времени, всем уже наскучил, хотя, надо признаться, когда я в первый раз увидел запись порнухи на квартире у моего хорошего друга Юрия Юрьевича, меня так сильно пробило, что я впал в какой-то сексуальный ступор и чуть не потерял сознание от желания ебаться. Хоть Маринка и присутствовала при просмотре видео, трахаться – негде, квартира-то однокомнатная, - и я медленно побрёл в совмещённый санузел мастурбировать. Зато потом, ночью, я радостно огуливал Марину под свирепый храп хозяина жилища.
Да, о третьем преимуществе – чувство измены жене тоже, как бы, уменьшается вдвое, нет вот этих многозначительных взглядов, задушевных разговоров, букетов цветов и признаний в вечной любви – бутылка водки для Галки, колбаса с солёными огурцами и хлебом на всех, продолжительный секс с обострённым оргазмом, и глубокое физиологическое удовлетворение. А после и повышенный интерес к своей жене, что так способствует счастливой семейной жизни.

ИЗМЕНА

А жили мы счастливо… Я, правда, уличал несколько раз Марину в изменах. Первый случай я воспринял очень болезненно. В лесочке, недалеко от зверофермы посёлка Родники, в середине мая восемьдесят второго, мы, небольшой компанией – человек семь – отмечали годовщину свадьбы Маринкиной подруги – Ланки. Мясо пожарили, водки попили, запьянели, и, уже, по дороге домой, Марина стала меня доставать. Мы поругались. Я, на середине пути, свернул к моему бывшему сослуживцу по НИИПЗК Владу Бубскому. Мы с Владом выпили ещё, вспоминая работу и знакомых. К полуночи я пошёл на Северную, но там Марины не было. Просидел на лавочке у дома до рассвета - ключ от квартиры Марина мне ещё не давала, – и пошёл спать к Танюше. По пути заглянул к Ланке. Та, через дверь, заспанным голосом, сообщила, что не видела подругу со вчерашнего вечера. Около десяти утра в окно террасы, где я спал у жены, постучал Витька Пригорочкин – это Марина сгоняла за ним в Быково и он вытащил меня на улицу, где “пропащая” и ждала меня. Вид у неё был какой-то задроченный, её сильно колотило:
- Петь, пойдём домой...
- Где ты ночью была?
- Я потом расскажу, пойдём домой...
Она была в одной лёгкой майке и джинсовой юбке.
- Марин, а где твоя куртка?
- Да пойдём, Витька пива купил, у него в машине, - поехали!
Похмелиться мне хотелось, да и выяснить, что же случилось этой ночью. Витя через пять минут привёз нас на Северную, сам пить не стал – за рулём всё-таки. Да и пива он не любил – пил только водку или собственного приготовления самогонку. Home-brew, как он её называл. Но главная причина отказа крылась в том, что он был запойным, а запой свой он всегда начинал с четырёх бутылок водки в первый день и заканчивал сорока миллилитрами самогонки в последний, сороковой день запоя. Такая напасть случалась с ним каждые полгода, поэтому постоянной работы он не имел – приходилось подхалтуривать частным путём – кому колодец на участке забьёт, кому батареи отопления в доме навесит, кому аккумулятор для машины электролитом зальёт... Закончил он Мориса Тореза, но по-английски говорил очень плохо, зато всё понимал. Прекрасно играл на шестиструнной гитаре, даже “Воспоминания об Альгамре” Сора, но вот петь совсем не умел.

ПЕТЬКА ЛОЖКИН И СОР

Кстати, о Соре... Был у Вити один интересный друг – Петька Ложкин, который окончательно спился к двадцати шести годам, когда его хватил инсульт. Он пролежал одиноко трое суток у кровати, там его случайно нашёл брат, заехав в гости. Ложкина даже скорая не хотела в больницу вести, говорили, мол, сдохнет он по дороге, а нам потом отчитывайся за жмура – это они так брату родному заявили... Тот им денег дал и расписался, что был предупреждён о последствиях и Петьку увезли в больницу. Там он оклемался, потом бросил пить и стал работать сторожем на двух работах. Я даже деньги у него как-то занимал. Маринке, на югославские сапоги. Так вот Ложкин очень любил классическую гитару, слух имел отменный, но последствия паралича не давали его правой руке играть быстрыми переборами и он, в основном, слушал, как играет Витя Пригорочкин. Из-за перенесённого инсульта, Петька волочил правую ногу, а дикцию имел, как у Леонида Ильича Брежнева в старческие годы, говорил, так, будто он хорошо вмазал и ещё не успел протрезветь.
Однажды Витёк достал где-то четыре билета на известного испанского гитариста в концертный зал Чайковского. Денег у него никогда не водилось, - как ему удалось эти билеты достать – до сих пор остаётся загадкой для меня. На этот концерт мы пошли вчетвером – Витя, Петька, Марина и я. Народу понабилось – полный зал, я не был большим фанатом гитарной музыки, она мне просто нравилась, Марина же явно скучала, а друзья мои сидели завороженные, с упоением отдаваясь звукам нейлоновых струн. Но если посмотреть на них со стороны, на их одежду и облик, то создавалось впечатление, что два плотника до концерта ремонтировали кресла в зале и после работы, по какой-то причине задержались в партере. Люди, окружавшие нас, были хорошо одеты, с бородками, в очках – в общем, все атрибуты советского интеллигента середины восьмидесятых. Акустика в зале казалась мне сверхестественной – человека, игравшего на гитаре без микрофона, могли слышать сотни людей с расстояния десятков метров.
В самый разгар концерта, я чуть было не упал под кресло от ужаса и стыда – в то время, когда продвинутая публика наслаждалась игрой заезжего испанца, Ложкин, сидевший слева от меня, попытался шепнуть на ухо Витьке, сидевшему слева от него: “Ёб твою мать, у него же пятая не строит!” – шёпота не получилось – явно бухой голос пронёсся над рядами, благодаря этой самой акустике. Петькино замечание, что музыкант играет на расстроенной гитаре, стало известно московской публике, находившейся в зале. Я толкнул Ложкина локтем и глупо улыбался резко повернувшимся к нам интеллигентам, после возгласа моего соседа.
Марина заявила мне потом, что на концерты с Витькой больше не пойдёт, а Петька Ложкин через два года начал потихоньку выпивать, затем продал за двести баксов свою комнату в коммуналке у станции Быково. После его видели, как он побирался в электричках, потом пропал совсем...
Так вот... Привёз нас с Мариной Витька во двор на своём горбатом “запоре” и домой, в Быково уехал. Мы поднялись в квартиру. Я спросил:
- Ну, так куда ты пропала?
- Я у Ланки ночевала, пьяная...
- Не ври, тебя там не было. Я и к тёще на квартиру заходил, ты у неё тоже не спала.
Я опередил её с тёщей, чтобы не услышать очередную ложь.
- Ну, что ты молчишь? Где твоя куртка?
Тут Марина расплакалась, - и стала просить прощенья. Сказала, что ночью, по дороге с шашлыков, остановила машину, чтобы подъехать к дому, но её увезли в Родниковские гаражи и там её до утра трахал молодой шофёр. Его напарник, уже в возрасте, участия в этом, по утверждению “потерпевшей”, не принимал. С рассветом, Маринку доставили домой, а куртку она в гараже забыла...
Я, не опохмелившись, молча собрал рюкзак и уехал в Агашкино, на базу к Серёге - егерю. Он удивился моему приезду – охотничий сезон уже прошёл. Я сказал, что хочу половить рыбу на лесном озере и мне нужна палатка. Он ещё больше удивился, но палатку дал, дал хлеба, сала, чай и сахар. Три дня я жил в лесу, ходил по завалам и чащобам, пытаясь вытянуть из себя это гадкое чувство. Это была какая-то жгучая смесь ревности с липким чувством опустошённости, будто тебя кинул на все бабки твой лучший друг. На четвёртый день я вышел из леса и поехал назад к Марине – раз уж всунули, ходи не ходи по лесу – назад не вытащишь...
Но, с годами, тяжкое чувство ревности притупилось, а отношения переросли в любовно-семейные. Она стала Главным Человеком моей жизни (ГЧмже), дороже отца, матери и сына, за неё я мог умереть, не думая не секунды, несмотря на её подъёбки, относительно размеров моего члена.
Перед тем, как познакомиться со мной, Марина перепробовала много мужиков, часто о них рассказывала, а мою интимную часть называла ласково “карандаш”, или “мизинец”. До неё я был дважды женат, но никто из жён не указывал на мои анатомические особенности.
Я доставал линейку и, когда ГЧмже была на работе, измерял длину своего “карандаша". Если мерить со стороны пупка, то выходило четырнадцать с половиной сантиметров, а со стороны мошонки, так и все пятнадцать. О толщине я не говорю, в возбуждённом состоянии форма его была нормальной, с правильной головкой, заметно выступающей над самим стволом. Пускай 15 и не семнадцать, но всё же, не одиннадцать, или, там десять.

Вот из-за ”мизинца” я и изменил ГЧмже в первый раз с её лучшей подругой – Ланкой. У Ланы был муж – спортсмен, с большим “прибором”, а кончить та не могла. Пока супруг на сборах, она то с одним, то с другим ухажёром оставалась у нас ночевать (в её квартире жил ещё и брат мужа), - никто не смог довести её до оргазма. Я, чтобы помочь ей в этом деле, даже Кольку Берковского вызвал для неё.

КОЛЯН и ЛАНКА

Кроме раннего алкоголизма, Берковский приобрёл, в насыщенной событиями жизни, ещё и неодолимое влечение к куннилингусу, просто обожал у баб срамное место вылизать.
Ещё в дурдоме, в курилке, он часами восторженно описывал разнообразие половых губ, показывал на пальцах, как заядлый рыбак, каких необычных размеров бывает клитор, где, действительно, находится точка “G”, и как нужно работать языком и пальцем одновременно, но с различными ритмами.
Высокий стройный брюнет, казалось, был рождён для того, чтобы Ланка впервые испытала то, что все мы от неё так долго ждали.
Подопытная пара была приглашена нами в Быково, в дом к Вите Пригорочкину, где, в отдельной комнате, Колян провёл с ней добрых три часа. Как только он вышел оттуда, я утащил его на кухню и спросил:
- Ну что?
- Да ну её на хер, бревно бревном…
Потом прошло ещё три года, а Ланка, меняя партнёров, так и не кончала. Как-то раз, она заболела пневмонией и попросила провести ей полный курс внутримышечных инъекций пенициллина. Всё шло хорошо, я приходил к ней домой, кипятил шприц на плите, набирал в него антибиотик, а она лежала в спальне с заголёнными ягодицами. Протирая водкой место инъекции, я отмечал, что кожа у неё нежная, намного нежнее Маринкиной, но желания трахнуть Ланку не возникало.
Но на шестой день ко мне приехали гости, уйти я не мог, и предупредил Ланку, чтобы пришла за уколом сама. У нас квартира однокомнатная, на сложенном спальном диване сидели гости, на кресле-кровати, где обычно спал Павлик, дрыхла пьяная Галка Арбузина, - прилечь пациентке негде. Шприц на кухне прошёл стерилизацию, я ей сказал, чтобы сняла куртку, укол будем ставить в прихожей.
Дверь в комнату закрыли, Ланка была в синих джинсах, ноги чуть полноватые, но очень стройные. Я говорю:
- Сними джинсы, стоя придётся колоть…
Она повернулась ко мне задом, приспустила сначала джинсы, потом, белые трусики… и я чуть не забыл, зачем она пришла. Передо мной белела красивая жопа 25-летней женщины в крошечном пространстве маленькой прихожей – я мгновенно ощутил сильную эрекцию, участившееся сердцебиение, руки мои задрожали. Кое-как уколов её , прохрипел, надавливая спиртовой ваткой в мягкую, и уже желанную ягодицу:
- Ну, значит, завтра в шесть, у тебя…

Я полночи не спал, думал о Ланке, и о том, что пить ей сейчас нельзя, а с трезвой бабой, в первый раз, трахаться мне не хотелось. Пришлось подождать неделю, вернее, я её не ждал, а Лана сама заглянула как-то вечером, взять взаймы литр самогона для каких-то нужд.