Семь километров пути.

Автор: Ик_на_ЖД_Ёдяд Ты боишься, мальчик? Не бойся. Христос не боялся, и нам не велел, помнишь? Не помнишь…
    В Господа веруешь, малыш? Веруй в Господа, всемилостивого, всеспасительного, за грехи наши пострадавшего. Он добр, и каждому найдется слово утешения из его уст. 
    Когда тебе кажется, что все плохо, и вот уже нечистый стучится в твои двери, Господь придет, и руку тебе подаст, и спасет из неволи, и сокрушит зло светом своим. Жаждущим он посылает воду, голодным – еду. Помни про это, и надейся. Я надеялся, и Он послал мне тебя. Это настоящее чудо, благодать божья.
    Как тебя зовут? Егор…Егорушка, милое дитя, не дрожи так, все твои печали позади, и мои тоже. Ты, верно, знаешь, как страшно одному ночью в лесу, как холодно, и мороки кругом, ходят, смотрят на тебя, а глаза горят диавольским пламенем, ждут, когда ты уснешь, чтобы напасть. Я вижу, ты не сдался, и я не сдался, и за то нам была дарована встреча, Егорка. Ты мал еще, безгрешен, и тем горше тебе было бедствовать, тем обиднее мне за тебя. Да и я в беде, неба чистого не видал. Но ничего, ничего, Егорушка, не зря нам было назначено повстречаться, не зря.
    «Самарянин же некто, проезжая, нашёл на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадил его на своего осла», помнишь? Так сказано про помощь ближнему. Ничего от себя не жалея, завещал помогать друг другу Спаситель. Я для тебя ничего бы не пожалел, а и ты не жалей для меня. Холодно и голодно в лесу, ох, как холодно и голодно. Я, было, хотел зверя какого поймать, или птицу, да разве с одним топором много наохотишь? Снег едва тает, ни грибов тебе, ни ягод, только грязь да проплешины…
    Ты меня здесь подожди, я скоро вернусь. Наберу веток посуше, и вернусь.
    Только не сердись на меня, за то, что я сделаю, умоляю. Пропадаю я, сил нету, неделю и маковой росинки во рту не держал. А тебя Господь легко примет, ты, главное, надейся и верь. Помоги мне, Егорушка, и тебе воздастся сторицей.
    Не бойся, мальчик.

    Сержант Николай Зотин сегодня отправился в лес один. Лесники ушли в сторону Карагая, куда Егор Конюхов мог пойти вдоль русла Висянки.
    Николай подул на ладони. Весна в этом году случилась холодная.
    Целую неделю, каждый день, с восьми утра и дотемна, он в одиночку или в составе  группы, организованной из лесничих и сотрудников городского ОВД, прочесывал окрестности Демьяновска.
    Двое, одному из которых – девять лет, другому – пятьдесят два, две человеческих души, затерянные где-то среди вековых сосен. Из-за них двоих поставлены на уши отделы внутренних дел Демьяновска и Карагая, пятнадцать групп, с собаками, ежедневно ищут их следы. И не находят ничего, ни лоскута на ветке, ни брошенной вещи, ни костровища.
    Егор часто прогуливал школу. Два дня назад, вместо урока русского языка, он пересек еще не оттаявший городской пруд, и вышел за городскую черту вместе со своим приятелем. «Мы искали медвежью берлогу» - пояснил напуганный приятель Егорки, вернувшийся поздно вечером того же злополучного дня.
      А Егор не вернулся. Он заблудился. Мальчишки петляли по лесу, перекликались друг с другом, чтобы не потерять из виду, и  однажды Егор не отозвался. Сгинул, как будто его и не было никогда.
    Вторым, кого искали, был совершенно другой человек.
    Николай недобро усмехнулся, вспомнив свое «две человеческих души».
    У этого души точно не было.
    Розыск заключенного, совершившего побег из Карагайской колонии усиленного режима, был объявлен по четырем районам области. Семеро суток Алексей Кислицын по прозвищу Кислый,  рецидивист, отбывавший в Карагае срок за убийство, скрывался по лесам окрест, вооруженный топором, которым он зарубил потерявшего бдительность конвоира на лесосеке. И убежал в лес, и ни одна пуля его не достала. Опять - никаких следов.
    Где-то ходит он сейчас, зверь в человеческом обличье. Однажды голодный зверь неизбежно выйдет к жилью.
    Угораздило же так совпасть! Летом, осенью, исчезновения людей, в том числе и детей, не были редкостью. Одержимые грибники, позабыв самое себя, углублялись в лес до полной потери ориентировки. И среди родителей еще столько безответственных, не уделяющих своим детишкам достойного пригляда. Что тут поделаешь, не всех воспитали, не у всех истреблены легкомыслие и беззаботность.
    Но чтобы ребенок пропал в лесу ранней весной… И чтобы в это же время в лесу затаился беглый арестант-убийца….Такого на его памяти еще не бывало.

    Не было на его памяти и этого ощущения, смутного, тенями исходившего, что появилось сию минуту, и никак не оставляло, нарастая, как комариный тонкий звон.

    Что-то было в стылом воздухе, тревожная тишина, знаки предостережения в сплетенных ветках сухостоя. Рука сама собой потянулась к табельному «макарову». Слух и зрение обострились до предела, Зотин замер на месте, напряженно выискивая источник незримой, но ощущаемой в окружающем сыром тумане опасности между деревьев.
    Неожиданный глухой, едва слышный, стон заставил его вздрогнуть. Оттуда, где виднеется распадок, обрамленный голым кустарником. Николай пытался сообразить, почему этот странный звук не был похож на человеческий голос. Переведя предохранитель пистолета в боевое положение, Николай осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, двинулся в сторону распадка.
    Снова стон! Глухое мычание, в котором не были различимы слова, на этот раз имело нотки, со всей определенностью давшие понять: это стонет человек, скорее всего, ребенок.
    Может быть, он ударился головой, споткнувшись, и лежит без сознания? Или совершенно замерз, и из последних сил пытается позвать на помощь? Первым порывом было – побежать, изо всех сил, и вытащить мальчишку из беды, что бы там ни случилось. В том, что голос принадлежал Егорке, Николай отчего-то ни на секунду не усомнился.
    Он переборол в себе желание побежать навстречу. Николай помнил, что в этом лесу есть еще одно существо, которое прячется, готовое нанести, быть может, смертельный удар потревожившему его. Опасный и безжалостный хищник, которому нечего терять.

    Стараясь шагать по оттаявшим кочкам, минуя предательски скрипящий под сапогами рыхлый снег, Николай подобрался к распадку, и спустился по скользкому склону, укрываясь за холодными, в  лохмотьях остро пахнущей смолой молодой коры, соснами. 
    Сухая сосновая шелуха вонзилась острым краешком в ладонь, но Николай не издал и звука.
    На прогалине, в круге вытоптанного снега, стоял маленький мальчик в изорванном на рукавах пальто, крепко привязанный к толстой старой сосне.  Он не мог кричать, потому что его рот был набит грязью вперемежку с жухлой хвоей и прошлогодними травинками. 
    Мальчик смотрел на Николая таким умоляющим взглядом, что сердце его не выдержало, и Зотин ринулся к нему, позабыв о затаенной угрозе.
    Может быть, бандит связал мальчика, чтобы успеть отойти подальше? – искрой вспыхнула слабая надежда.
    Бросив пистолет в кобуру, непослушными от холода пальцами Зотин вынул изо рта Егора кляп, и развязал тугие узлы на веревке. Как только путы упали, мальчик без сил опустился на корточки, оперевшись спиной на дерево.
- Малыш, все в порядке, сейчас мы пойдем домой, слышишь? – попытался успокоить его Зотин, но мальчик отрицательно мотал головой, нет, мол, не в порядке, нет, мол, не пойдем никуда.
    Николай подхватил его, исхудавшего, невесомого, на руки, и сделал шаг. Всего один шаг, после которого он услышал то, что заставило его остановиться. От звука этого голоса Николая прошиб холодный пот.
- А что это тебе тут надобно, мил человек? – раздалось за спиной.
    Сказано это было совершенно обычным тоном, беззлобно, но Николай весь напрягся, и медленно поставил Егорку на землю, выпустил из рук. Обернулся, стараясь не делать резких движений.
    Знакомое по розыскным ориентировкам мужицкое лицо, широкое и плоское, как шаманский бубен, густо  заросшее жесткой черной бородой, выглядывало из-под цигейковой шапки. В руках у Кислого был огромный топор.
- Оставь мальчонку мне, прохожий, - проговорил он, и улыбнулся.
    «Успею ли вытащить пистолет?» - пронеслась  лихорадочная мысль в голове. Словно прочитав мысли Николая, Кислый занес топор над головой.
- Не балуй, прохожий. Я одного сучонка порешил, и другого порешить мне - труд невелик. А Егорка – мой. Я ведь, видишь, и дровишек для него принес, - он кивнул в сторону, не сводя глаз с Зотина. - Кушать уж больно хочется. А ты меня остановить, никак, вздумал? Ну, попытай счастья, попробуй.
    Глядя на занесенный над ним топор, Николай понял: у них нет выбора. Ни у Егорки, который не смог бы убежать. Ни у уголовника Кислицына-Кислого, которому, после недели побега, совершенного с убийством, грозило пленение. Ни у самого Николая, который столкнулся с самым главным испытанием в своей жизни.
    Кислый прочитал это в его глазах.
    Николай выхватил «ПМ» из кобуры, и в это время Кислый нанес удар топором наотмашь, сбоку.
    Тело пронзила боль, взревела, как орды нечисти, вспыхнула пожаром, захлестнула тяжкой волной. Выстрел швырнул Кислого на спину,  и он выронил топор, навсегда затихнув..
    Зотин, на подкашивающихся ногах, спотыкаясь, подошел к Егорке, и крепко ухватил его за руку.
      До города было семь километров пути.

- Отличная работа, ребята! – Полковник Авдейченко примчался, в чем был, на собственной «Ниве», к леспромхозу на пятый участок, откуда по телефону сообщили о том, что пропавший почти двое суток назад школьник Егор Конюхов нашелся.
    Егор пил горячий чай, склонившись над кривым столиком в леспромхозовской бытовке.
    Вокруг стояли лесорубы. Лица их были бледны, и они в смущении – не иначе, как пред лицом большого начальства! -  переминались с ноги на ногу. Авдейченко ворвался в бытовку широким шагом, хлопнув дверью, и белозубо улыбнулся, заметив мальчика.
- Отличная работа, ребята! Чаю мне! – радостно скомандовал Авдейченко, и бригадир – сухонький дедок в облезшем собачьем полушубке, заторопился наливать ароматную жидкость в граненый стакан. Стакан, наполняясь кипятком, запотел. Не боясь обжечь руку, Авдейченко взялся за стакан, и отхлебнул крепкого чаю. Потеребил мальчишкину макушку.
- Ну что, орел, страшно было, а? – и подмигнул. Егор отстраненно мотнул головой, и произнес, не глядя на Авдейченко:
- Мне ничего не страшно. Я ничего не боюсь.
- Ну, молодец, так держать, сейчас тебя заберем или я, или опергруппа. А вы, ребятки, расскажите, как нашли героического октябренка? – Авдейченко обратил взгляд на лесорубов, но те смущались, и помалкивали. Начал бригадир:
- Так ведь, товарищ начальник, мы-то ни при чем, не мы вывели из лесу мальчонку-то, а мы просто тут на пересменке были.
- Ах, так, а кто тогда наш спаситель? – пророкотал Авдейченко, и сделал еще один глоток.
- Да вон, он и вывел, - и старик махнул треухом в сторону узкого оконца, выходившего на внутренний двор, где была лесопильня.
    Авдейченко шагнул к оконцу, перегнулся через стол, и прищурился, выглядывая скромного героя.
    На помосте из сложенных штабелем брусьев навзничь лежал человек. В это мгновение от потока мощного дыхания Авдейченко, согретого чаем, стекло оконца подернулось мутной пленкой.
- А что с ним такое? – растерянно улыбаясь, спросил Авдейченко у пустоты.
- Головы у него нет. Отрублена, похоже. Так, без головы, он из лесу и вышел, и мальчонку за руку держал.
    Осколки стакана зазвенели, запрыгали по столешнице, и чай разлился, исходя сизым паром.