История 1. «Бангкок-Хилтон»

Автор: chillim Имена, фамилии, клички вымышлены, названия ряда компаний изменены. Присутствует некоторое смещение в пространстве и во времени.

События происходили в Москве, Амстердаме, Бангкоке.

История 1. «Бангкок-Хилтон».

-Антон твой день рождение я испортил. Ты прости меня. Не умею пить как человек. Надеюсь, никого не обидел. С прошедшим тебя.
P.S. Было весело.
Свернув электронное сообщение одноклассника Гарика, я прикурил сигарету. Тайские «Мальборо» плохо тянуться, воняя химическим раствором. Гарик извинялся за свой распущенный вид на моем дне рождения трех месячной давности. Данная искренность друга, искренность интеллигентного алкоголика: перебрал спиртного, тихо уснул, проснулся с похмельной тоской, извинился за «выпил».
Конечно, Гарик пытался мне дозвониться, но я давно вне зоны действия сети.
Ноутбук, интернет организовал мой адвокат Андрей Ливензон. У меня после ареста отобрали все личные вещи. Я видимо стал исключением из правил, потому что по правилам тюрьмы личные вещи не отбирали, забирали мобильные телефоны, колющие, режущие предметы, остальное оставалось у арестованного. Первый месяц мне не разрешали ничего, кроме собственной одежды и зубной щетки, купленной в магазине при тюрьме. Как Левинзон реализовал возможность интернета, я представляю. Тайские надсмотрщики, самые коррумпированные надсмотрщики в мире.
Командоры знаменитой тюрьмы «KLONG PREM», в народе «Бангкок-Хилтон» не исключение. Формула действующая здесь, очень проста. Хочешь комфорта, плати. Можно проводить срок заключения в одноместной камере с неплохим ремонтом, иметь телевизор и даже своего повара, который будет готовить твои любимые блюда свободы. Но если денег нет, европейцу лучше сюда не попадать. Камеры, где нет даже туалета, арестованные опорожняются прямо в угол, набиты заключенными как килькой в банке, отсутствие свежего воздуха, насекомые, грязь, даже не берутся в счет. Питания в его привычном смысле здесь не существует. Тюрьму для приговоренных, а так же находящихся в ожидании своей участи арестованных «KLONG PREM» прославила на весь мир Николь Кидман, снявшись в одноименном фильме. Тюрьма знаменита своей невозможностью побега из нее. «Бангкок-Хилтон» вырос между берегов одного из прорытых в городе в 19 веке городских каналов, «великого города, города ангелов, города вечное сокровище, счастливого города», и это все он, Бангкок.
Я не любил Банкгог, Таиланд, всю вместе взятую Азию Центральную, Восточную, Южную, Среднюю. Рабочие поездки, не более того, которые я совершал в Азиатские мегаполисы, периодически напрягали, при любой возможности, я посылал помощников, планируя в ближайшем будущем свернуть бизнес, продав азиатскую, дистрибьюторскую сеть партнерам. В Азии я не чувствовал себя комфортно. Я не понимал местных, имея с ними общий бизнес, менталитет, традиции, религию, законы. Не переносил жару, антисанитарию, еду. Никогда не понимал туристов едущих с наслаждением вкушать плоды культуры, которая абсолютна, чужда и далека от нас. И возвращавшихся обратно, обвешенными дешевыми цацками восклицая : « О, как здорово!». Европа с Азией, два мира, которые создатель решил противопоставить друг другу на земном шаре, дабы не нарушать баланса сил. Либо для разнообразия, веселья для самого себя. Пусть состязаются в противоборстве друг с другом, подумал он, вылепливая из вечного хауса Европу с Азией.
Оказавшись под следствием тайских правоохранительных органов, ограниченный четырьмя облезлыми кирпичными стенами двух местной тюремной камеры, с перспективой смертной казни либо пожизненного, я платил за нелюбовь к городу «Бога Индры».
Тридцать четыре дня прошло с момента задержания. Международный аэропорт Бангкока «Суварнабхум», деловой самолет зафрактованный мной у частной компании «Эир Сап-с» приземлился утром тридцатого октября, рейсом из «Рейн-Майнский» Франкфурта. На борту остроносого, подтянуто аккуратного «GUIFSTREAM 550» находился я, четыре члена экипажа и товар на 7млн. долларов США, лучшего, марочного экстази чистого МДМА. Экстази к новому сезону туристов. Скрасить их пресный азиатский досуг легким состоянием эйфории. Приземлившись, солнце, ударило по всем углам лайнера, скользя лучами по белоснежной кожаной обивке кресел. Я надел солнцезащитные очки, отстегнул ремень безопасности. Настроение не очень, но я сюда ненадолго.
Через встроенные динамики по периметру салона самолета запела Жанна Агузарова:
-Однажды гостила в волшебной стране, там плещутся рифы в янтарной волне. Кондиционер мерно обдувал меня сверху. Я с ужасом представлял, 35 градусную жару, на ближайшие два дня поездки. Самолет плавно развернулся на полосе, под припев:
-Меня ты поймешь, лучше страны не найдешь, тра-ра-ра-ра…» - медленно поплыл к стоянке миниатюрных, белоснежных лайнеров.
Общаясь с миловидной стюардессой, о сегодняшней погоде я краем глаза увидел через иллюминатор две полицейские машины, мигающие синими маячками. Беззвучно дистанцией метро три от борта самолета, они двигались за нами. Одной секундой стало ясно, по чью душу мигалки. Хотя где-то в глубине я затаил надежду об ошибке в отношении меня. Ведь система поставок, соправаждающаяся тщательной работой с местными властями не давала сбоя последние два года. Делая шаг с восьми ступенчатого трапа, я максимально придавал своему виду уверенности, дабы может, хотя впрочем, они знали, кого ждали.
-Господин Кнутиков, коряво, изломанным русским, обратился ко мне таец.- Маленький, высохший, надвинутой фуражкой на глаза, в отглаженной полицейской офицерской форме перед собой держа на вытянутой руке лист бумаги с печатью и закорючками.- Мы вынуждены Вас задержать по подозрению в контрабанде наркотиков.
Через три часа меня упаковано-оформленного, отобрав все личное, вели в камеру. Закрывшаяся камерная дверь лязгнула прощанием со свободой. Передо мной на площади 80 кв. м лежали, сидели, спали, стояли заключенные человек двести, больше тайцев, меньше других народностей, европейцев не наблюдалось. Камера была прямоугольная, с деревянным полом. Освещение естественное, из двух решетчатых окон, падал дневной свет. По центру наваленная куча разноцветных тряпок, спальные места блатных, они спокойно играли в карты, не обращая внимания ни на кого. Остальные заключенные медленно жужжали, разноголосыми, разноречивыми оборотами и языками о своем насущном, расположившись прямо на голом полу. Мое появление остановило жужжание, переключив внимание осужденных на меня. От такого внимания стало, мягко говоря, не по себе.
Накрыло сильно беспомощностью, дикие, азиатские глаза туземцев сверлили не дыру, а просто поедали, меня одного. Здоровенный, покрытый синими самопальными татуировками: змей, драконов, встал, пошатываясь, подошел ко мне. Он чертами походил на Майка Тайсона, с тайским оттенком, застыв в метре, чуть наклонив голову, с боку осмотрел меня, а точнее мою правую заднюю ягодицу. Минутой позже, он на плохом английском попросил повернуться спиной. Я сделал непонимающий вид. Ткнув указательным пальцем левой руки мне в грудь, он повернул кисть правой руки кругом, явно обращаясь с настоятельной просьбой обернуться спиной.
Лучше сдохнуть, чем ощутить в своей заднице, с десяток грязных, ублюдских тайских членов. Инстинктивно я вытянул средний палец руки и поднес к глазам тайца.
-Пошел на хуй, желтый гандон. Короткой, прицельной фразой. – Выпалил я по-русски.
Пауза, повисшая между нашими глазами, разделенными тридцатью сантиметрами, спертого воздуха, означало одно: сейчас начнут ебать. Ближние к Майку Тайсону прекрасно поняли мой международный жест в их адрес. Медленно приподнимаясь, зеки подходили к здоровяку. Через минуту круг из уголовников вокруг меня замкнулся. Непонятные ругательства, адресованные мне, вылетали плевками из ртов заключенных. Некоторые задирались, провоцируя меня легкими толчками по плечу. Ситуация накалялась, участники с другой стороны ожидали сигнала начала атаки. Я натянулся струной, приготовившись защищаться до конца.
Вместо команды тайца атаковать меня. Я услышал русский окрик, слова зазвенели у меня в ушных перепонках, шанцем остаться живым.
- Стоять, зверье азиатское!!!- русский резко перешел на тайский. Крик медленно приближался, зеки отступили, разжав кольцо, организовав коридор подхода для приближающегося вопля.
Я перевел глаза от здоровяка на подкатывающийся крик. Узбек с чертами таджика или наоборот, человек лет сорока, тощий голый торс, красные семейные трусы, с гербом советского союза вышитым на месте полового органа, надписью СССР.
Он подошел к Майку Тайсону. Короткое объяснение языком понятным только им, понурый вид обиженного Тайсона, мое спасение. Тайсон отступил, ворча себе под нос, видимо местные матерные выражения. За Тайсоном свернулись остальные члены его команды, камера успокоилась.
Спасителя звали Руфим, по национальности узбекский таджик. Роста метр с пятьдесят. Наголо остриженный череп похожий на вытянутую дыню, прикрывался носовым платком на четырех узелках. Вдавленные глаза пожелтевшими яблоками смотрели сквозь меня. Голый торс коричневой кожей обтягивал ребра.
-Не ссы. Сам откуда?
-Голландия, ответил я.
-Они твой, член посмотреть хотели. Член европейца этим гамадрилам, экзотика. Мать природа обделила тайцев нормального размера достоинством. Короче развлекалово ты для них.
-Пойдем, присядем, поговорим, а то я русской речи полгода не слышал. Руфим обратился к блатным. Те без интереса, синхронно осмотрели меня с ног до головы, указали место, где можно разместиться.
Руфим отбывал срок 20 лет за вооруженное ограбление магазина в окрестностях курорта Паттайя. 5 лет он отсидел, такие сроки мало кто выдерживал в тайских тюрьмах, тем более нетаец. Сказалось среднеазиатское советское, перестроечное прошлое, война в Афганистане, российская тюрьма за контрабанду. Руфим с иммунитетом помоичного, дворового кота преодолевал тяготы тюремной тайской жизни.
У него не было денег, что бы сделать свою тюремною жизнь более сносной. Он переболел всем, чем можно переболеть в тюрьме, прикрывал тело, тем, что оставляли сердобольные иностранцы после своих визитов в тюрьму, питался местной бесплатной едой, которую употребляют только тайцы, коричневым рисом, самым дешевым в Таиланде. Руфим несколько раз просил экстрадиции в Узбекистан, дома появлялась возможность выйти на свободу. Узбекистан посылал, куда подальше, говоря о невозможности организовать перевозку и содержание столь опасного преступника, в общем - Родина кидала его во всех смыслах.
Именно Руфим познакомил меня с прейскурантом здешней жизни: свидание с адвокатами, родными вне графика, через перегородку из оргстекла по средствам телефонных трубок-1500 батов, 45$ за 30 минут. Личное общение с родными, адвокатами без перегородки в специальной отдельной комнате - от 2000 батов за 30 минут. Одноместная камера с душем, туалетом, телевизором, кухонными принадлежностями - от 4000батов в сутки. Двух местная камера с теми же удобствами – от 3000батов в сутки. Телефонные звонки, а точнее возможность звонка от 1500 батов за 5 минут, без учета платы за сам разговор. Передачи заключенному вне графика - от 500 батов. Медицинский осмотр - от 500батов. По мелочи: чистая вода – помыться-200батов в месяц, чашка горячей воды-1 бат.
Еще были статьи коммерческих услуг связанных с переводом в другую камеру, установка сантехнического узла, одежда, а так же послабление режима, например дополнительные прогулки, либо даже выезд в город на сутки.
-Можно откупиться, продолжал Руфим, имеется возможность выйти отсюда, заплатив через нужных людей, выкуп. Порядок цифр, ну за мелкое мошенничество тысяч 80 батов.
-Тебя то, за что Антон.
-Контрабанда, наркотиков, крупный размер.
Руфим осекся, помолчав с минуту, он продолжил.
-Выкуп здесь не поможет. Надейся на адвоката, государство и бога.
Я не доверял Руфиму, боясь подставы со стороны местных ментов, вдруг он казачек засланный, поэтому контролировал общение с ним. Но, как оказалось, я ошибся.
Потом, Руфим вызвал надсмотрщика, который организовал телефонный звонок Левинзону. Имея две минуты на переговоры с Москвой, я Левинзону изложил, по сути, о произошедшем.
Он через один день прибыл в город. На следующее утро после моего свидания с Левинзоном я находился в двух местной камере, с соседом американцем Реем, которому инкриминировали 500 грамм героина.
Руфиму я предложил перевестись в отдельную камеру, он однозначно отказался, тогда Левинзон сделал ему банковский счет, на который положил три тысячи долларов и нанял хорошего местного адвоката, с целью сбить срок отбывания за решеткой. Однако помощь адвоката не успела подоспеть. Руфим умер от гепатита через двадцать дней после нашего знакомства, об этом мне сообщил Левинзон.
Тайское законодательство позволяло обжаловать приговор в течение трех месяцев. Приговор о смерти. Рей прошел все инстанции, везде отказ, последняя, Король Таиланда, до решения оставалось 10 дней. Рей выглядел как типичный американец, абсолютно так же он себя вел. Чрезмерная уверенность в себе и величии Америки.
-Тайские власти не посмеют стрелять. Международный скандал со штатами им не нужен. Дорогого стоить будет, казнь американского гражданина. – Говорил всякий раз Рей после встречи с послом Америки. Рея накачали идеологией еще со школы, американская мечта, патриотизм, Америка, своих детей не бросает. Он не сомневался в отличие от меня, что его отпустят.
С одной стороны уверенность Рея вызывала уважение, к системе защищенности, которая создана в стране победившего капитализма с другой жалость, когда по ночам он плакал и звал маму. К Рею постоянно приезжал американский посол. Несколько адвокатов приходили по очереди по два раза в день. Президент США и Госсекретарь Райс обратились с просьбой о помиловании к королю Таиланда, Пумипону Адульядету.
Рей говорил, о подставе местных, шантажирующих, смертью. Но деталями я понял, произошла разводка лоха низшей пробы. Он туристом отдыхал в Камбодже. По пъяни проигрался в карты, не возможность оплатить проигрыш, итог отработка наркокурьером под пристальным контролем местных бандюков. На тайской таможне он занервничал, его желудок просветили, контейнеры с героином темными пятнами отразились на экране рентгена.
Рей был обычный, среднестатистический американец. 25 лет. Большая голова не пропорциональная остальному телу, добродушная улыбка, чересчур излишняя пухловатость, приобретенная вследствие чрезмерного употребления гамбургеров и пива. Работал он менеджером, в логистической компании, платил кредиты за машину с телевизором, ходил в кино с попкорном, смотрел американский футбол с приятелями. Любил маму, сестру, и девушку такую же неуклюжую как он. По выходным посещал с ними протестантскую церковь. Рей не обидел даже муху за свою жизнь. Почему жизнь обходилась с ним именно так? Столько хронических мерзавцев населяет нашу голубую планету, доживают до глубокой старости. А этот маменькин сынок с чистым сердцем и доброй душой попал под жернова ранней, насильственной смерти.
Надежда не умирает никогда. В случае Рея надежда жила видимо даже когда палач пустил пулеметную очередь. Срок по решению о помиловании подходил к концу. 9 и 10 день к Рею, посетители из посольства не являлись, адвокатов тоже не было. Рей воспринял отсутствие адвокатов, как добрый знак, решения его вопроса. Ранним утром 27 ноября камера наполнилась четырьмя конвойными. Во главе бригады средних лет офицер, зачитал по-английски, отказ в помиловании из канцелярии Короля. Затем следовало решение о приведении смертной казни в силу. Прелюдия расстрела из зачитывания бумаг длилась минут пять, Рей непонимающе смотрел на каждого присутствующего, пытаясь взглядом получить объяснения происходящему. Вооруженные конвоиры обступили Рея с трех сторон, офицер попросил, переодеться в принесенную одежду, белые холщевые штаны и рубашку. Рей молча, задумчиво натянул явно маленькую для него размером униформу. Обтянув толстые ляжки Рэя штаны стали похоже на рейтузы. Руки за спиной щелкнули наручниками. Рэй, не говоря ни слова, вышел из камеры в сопровождении конвоя.
Я попросил Левинзона навести справки относительно неожиданно вынесенного приговора Рея.
-Политика, более ничего. Рея сделали пешкой в небольшой, но видимо важной партии политиканов. Нужен был повод для скандала, Рей им стал. – в общих чертах доложил Левинзон.
-Тайцы кстати выставили денежный счет американцам за приведение приговора в силу: оплата услуг палача, одежда смертника, аренда камеры и инструментов казни, расходные материалы. Видимо прикололись.
Рей умер, так, не поняв, почему за 500 грамм героина с явными доказательствами давления на него местных торговцев мелкого пошиба могли убить человека.
Я остался один в камере. Портативный DVD, несколько книг на русском языке скрашивали мое ежедневное одиночество. В жизни я боялся одиночества. По факту окруженный кучей друзей я всегда оставался один пока не встретил Грэг.
Лежа на нарах, уставившись в потрескавшейся от времени и отсутствия ремонта потолок я думал о ней. Думал почему я не прекратил заниматься криминальным бизнесом, ведь Грэг умоляла меня бросить. Два легальных амстердамских кофе-шопа приносили неплохую прибыль, этого хватало безбедно жить. Почему я всегда хотел больше, чем нужно человеку для нормальной жизни? И из-за проклятого хотения перешагивал через своих близких. Мать постаревшую сразу лет на 10, когда меня посадили первый раз. Теперь Грэг, с которой может быть не увидимся никогда. Я приношу только боль.
С каждым днем ареста, увеличивался страх умереть. Я очень боялся, понимая высокую вероятность казни. Первые дни тюрьмы проходили в ожидании главного тюремного полицая, который войдет в камеру и объявит о моей свободе. Основания для этого были, доли в общем бизнесе имели влиятельные люди из властных структур нескольких стран.
Однако появление Левинзона, развеяло миф моего легкого вызволения. Будучи в Москве он попытался связаться с представителями всех завязанных на бизнес сторон. На связь вышел только Мамино мой партнер по Российскому рынку, он сказал Левинзону, что сам в растерянности от происходящего, выйдет на связь, когда станет ясна ситуация.
Каждый день дознаний смешанный с новостями от Левинзона говорил о серьезных намерениях властей Таиланда в отношении меня. Меня сливали, закрыв в чужеземной тюряге, творили что хотели. Словно мышь в мышеловке с захлопнувшейся крышкой, я ждал, того хозяина который решит мою судьбу.
Борьба со страхом смерти превратилась в навязчивую идею, глобального мирового заговора. Поехала крыша? - мгновениями казалось так. Шла борьба меня со мной. Я старался держаться, не раскисать. Камерная тишина навивала депрессию, от которой не спрятаться даже за самыми светлыми воспоминаниями собственной жизни. 33 года возраст смерти Христа за грехи людей, 33 года возраст возможной моей смерти за собственные грехи.
Очередное внеплановое, платное свидание. Ливензон пытается поднять мой умирающий дух. Моей дружбе с ним 10 лет, он адвокат от бога, от того самого еврейского бога, который награждает своих сыновей и дочерей возможностью давать последний шанс своим грешным подопечным, не перегнувшим палку жизненного пути. Андрей в курсе всех моих дел, дел к которым он имеет отношения по факту серьезных геморроев, всплывающих в буре моей деятельности. Он отличный друг, в отличие от меня.
Для Левинзона дружба не проявляется отношением адвокат-клиент, где клиент платит хорошие деньги за свою свободу. Левинзон единственный, кто был рядом с матерью, когда меня первый раз закрыли. Все остальные отвернулись, испугавшись измарать репутацию в тени дилера тянущего срок. Он каждый день навещал мою мать, оставшуюся одну, между миром мещански озлобленных людей показывавшим пальцем и тюрьмой, где отбывал срок ее сын.
Андрей показывает на часы, в распоряжении 20 минут, кликою интернет Internet Explorer, «Apple» русифицырован, мелкие мурашки пробегают по спине, я волнуюсь. За месяц пребывания в тюрьме мне удается прикоснуться к дому. Свидания запрещены, приходит один раз в неделю Левинзон. За нами постоянно следят, Левинзону нет возможности передать мне даже письмо от матери. Сейчас стало легче, точнее мягче режим, следствие подходило к концу, и доказательная база против меня собрана, они знают, чего хотят. Я в электронной почте на яндексе, хочется почитать новости, посмотреть ссылки бывших любимых сайтов, но левая рука Левизона с часовым циферблатом не дает возможности, осталось 17минут. Я прикуриваю новую сигарету.
Закрываю письмо Гарика. Сму жена Игоря, моего институтского друга, торопит дать ответ по поводу октябрьского отдыха. Сейчас ноябрь, они уже, наверное, в ГОА, как мечтали и приглашали меня с женой. Двоюродный брат Миша, жму на прикрепленные фотографии, со снимка улыбается его семья, жена Наташа, двое ребятишек с мягким спаниелем. Гаврюша, тень отца Гамлета, пытает о поездке в Китай. Коти сестра Яноса просит вернуть два фильма Бандероса.
Графа не прочитанных писем, цифра 98. Открываю предпоследнюю страницу почты входящих сообщений.
Грэг: - Антон, пускать фразы, гнобить тебя за твои дела я не собираюсь. Случилось, что случилось. Ты знал. Тебе тяжело. Я, чувствую.
Сигарета быстро тлеет, вытираю выступившие капли пота на лбу. Комната свиданий душит отсутствием свежего воздуха. Медленный вентилятор под потолком лениво рассекает лопастями потную духоту. Сглатываю слюну, эмоциональное напряжение на пределе. Тушу, сигаретный бычок о боковину стола, охрана взвизгивает, указывая мне не металлическую пепельницу, прикрученную к столу.
Грэг продолжает: - Каждый день хожу в церковь, молится, кроме него тебе никто не поможет. Набиваю буквы, через пелену слез. Люблю тебя.
Грэг прилетала в Банкгог сразу после моего ареста. Ее не пустили, тогда Левинзон отговорил Грэг от пребывания здесь. Она вернулась домой, каждый день ждала известий от Левинзона, когда будет назначено свидание. Свидания с родственниками не разрешали. Не разрешали даже за деньги. Левинзон обращался в Российское консульство с просьбой о содействии, консул приезжал ко мне в тюрьму. Он неторопливо пытался убедить, в том, что меня здесь не бросят.
-Россия сделает все возможное, чтобы расследование дела и суд прошли максимально прозрачно, в соответствии местными законами и нормами международного права.
Консул помог, через месяц разрешили свидание с женой. Я ждал приезда Грэг.
Мне очень хочется написать Грэг. Ливензон молча, поднимается со стула, закрывая крышку ноутбука. Ответа не будет.
-Антон, нам нужно проговорить наши дальнейшие действия, по-твоему, вызволению.
От этой фразы Левинзона, я непроизвольно, ехидно улыбаюсь. Откидываюсь телом на спинку стула.
-Да, ну на хуй. Андрей, ты вообще серьезно сейчас говоришь. Моего вызволения! – Эмоции забивают мой разум, я срываюсь на крик. – Мне светит расстрел из крупнокалиберного пулемета. Знаешь, как выглядит казнь. А, Андрюш. Расскажу, историю последнего пути приговоренного. Смертника привязывают крепко к деревянному столбу, глаза завязывают, палач находиться за спиной, их разделяет белый тряпочный экран с мишенью в центре. Короткая пулеметная очередь и его больше нет. Меня больше нет. Как американца Рея, моего сокамерника. 500 грамм героина, понимаешь. А у меня самолет под завязку набитый таблетками. Вызволение. Ха. - Перевожу дыхание.
Мои нервы сдают. Я терплю схвативший меня за кадык гнев. Левинзон глазами психотерапевта отслеживает мое состояние.
-Да, Антон именно вызволения. Левинзон поймав момент моей внутренней усталости, спокойным тоном продолжает.- Здесь тебя приговорят. В лучшем случае дадут пожизненное, потом лет через 30 ты выйдешь. В чем я не уверен.
-Адвокаты тайцы, давят на возможность твоей экстрадиции. Между Россией и Таиландом нет соглашения о взаимной правовой помощи по выдаче подозреваемых и обвиняемых. Но. -Андрей достает из портфеля пакет.
- «Российское МВД и Публичный департамент судебного преследования Таиланда нашли по тебе точки соприкосновения. Я пока не выяснил, с помощью кого найдены точки соприкосновения, но департамент запросил у России документы. Особенно тайцы никогда не щипают тщательно по делам связанным с контрабандой наркотиков. Производство занимает не более месяца при задержании с поличным. Далее приговор. - Ливензон достает из пакета туго прошитую папку ксероксных копий документов, передает мне.
Титульный лист: город Москва декабрь 2007 год «Материалы по запросу Департамента судебного преследования города Банкгог».
Антон Михайлович Кнутиков.
Год рождения 19 июля 1974 года. Место рождения город Москва. Гражданин России.
Прописан ул. Говорова дом. 7 кв.30. Образование, высшее окончил Московский государственный институт иностранных языков в 1995 году. Специальность-переводчик английского и французского языка. К уголовной ответственности привлекался. В 1998 году осужден за хранение и продажу наркотических веществ на срок 2 года. За примерное поведение досрочно освобожден в 1999 году.
Мать: Надежда Владимировна Кнутикова. 1953 года рождения. Образование высшее.
Гражданка России. Работает в ООО «Клепс», бухгалтером. К уголовной ответственности не привлекалась.
Отец: Михаил Львович Кнутиков. Погиб в 1980 году, при невыясненных обстоятельствах.
Я пропускаю листы с биографическими справками о моей жизни. Перелистываю туго прошнурованные страницы. Закладка из белой папирусной бумаги, открывает страницу протоколов допросов. Вордовский текст, скрепленный страницами перевода на тайский язык. От страниц веет сыростью и старостью.
Протокол допроса. Уроженца города Москва, - пропуская преамбулу, я останавливался на имени допрашиваемого, быстро пробегая черные буквы на немного желтой бумаги.
Игорь Столяров 1972 года, вставки краткой биографии.
Вопрос дознавателя, как давно он меня видел и при каких обстоятельствах?
Гарик смущается еще от того, что сильно напился, признаться в этом он не может, потому много неточностей. Впрочем, место последней встречи уже не важно.
-20 июля, на квартире Антона Кнутикова. Адрес: ул. Говорова дом 7 квартира 30. –
Гарик видимо перенервничал, его известили о задержании, и всякая причастность к моей персоне, казалась длительным тюремным сроком. Нервозность чувствовалась в мелочах, которые описывал Гарик, которым ранее он не придавал значения.
-Потом мы сели на диван, большой, коричневый диван. Гости приходили растянуто, точного времени Антон не назначал, сказал, когда придете, тогда придете, отмечать буду 2 дня с пятницы до воскресенья.
-Вечером следующего дня он улетал, в Амстердам. Постоянное место жительство Антона последних 7 лет. У него вид на жительство в Нидерландах. Открыл клуб, или бар я не знаю, не был у него дома, мы не говорили особо о его тамошней жизни.
-В Москву приезжал, к маме два раза в год. Он ее очень любил. Говорил люди в основном гандоны. Все хорошие по монастырям молятся. Плохие на пожизненном. Кругом одни середняки. Ни плохие, ни хорошие, бегают, суетятся, хотят, покупают, продают. Я говорит тоже такой, суетной. Мне никто не нужен, я никому не нужен, так если только чуть. Матери всегда я нужен. Даже такой середнячковый.
-Сидели мы до воскресенья. Угар конечно. Народа много собралось. Одноклассники, однокурсники, короче до хрена народа. Тусовка приходила – уходила. Антон общительный, контакт с человеком сразу находил, цеплял. Последний раз Антона я видел? Я очень пьяный был, помню день ясный, часа 3-4 дня. Он подошел, я на диване полулежал, потрепал по голове, улыбнулся.
-Увидимся, говорит. Я уже в дреме легкой, сквозь сон вижу, он шапку одевает и выходит из квартиры. После дня рождения мы не общались с Антоном.
Я перелистываю показания моих педагогов по школе и институту. Далее родственники, не читаю. Показания моей матери. Ей опять достается от меня.
Надежда Владимировна Кнутикова.
-Антон послушный мальчик, но нестандартный. Творческий. Слабеньким рос, ребята над ним смеялись, он меньше всех ростом в классе. Антон, конечно, комплексовал, назло всякие концерты устраивал, представления, наверное, самоутверждался. Однажды костюм робота одел на урок физики, сам смастерил. Учитель ему, - Кнутиков переоденьтесь, выйдите из класса.
Антон, в ответ: - Формы единой у нас нет, почему Вы меня наказываете.
-Их классный руководитель Мария Федоровна мне звонить: - Антон уроки срывает.
-Другой раз на голову парик, девочкой переоденется, приходит на урок русского языка новая ученица. Учитель 45 минут ходит, выясняет, что за новая ученица. Антон уже в своей одежде сидит.
-Антон не выпивал, не курил. После школы пытался в театральный поступить, не прошел первый тур. В итоге подал документы в институт иностранных языков. У него тяга к языкам, сам выучил английский, без репетиторов. У нас денег не было на такую роскошь. Без отца рос.
Матери задавали два вопроса. Когда последний раз я приезжал к ней. И сколько времени пробыл в Москве. Она теряется, путая зиму с летом.
Общего характера информация, собранная в папке не понятно для чего понадобившаяся тайцам, несла всякую чушь о моем моральном облике, соединенном с последними днями пребывания в Москве. Закрываю бумажную мелодраму со всякой чушью.
-Левинзон, конечно тебе видней, но мне кажется, галиматья в виде характеристик, Тайцам понадобилась лишь, чтобы укрепиться в итоговом смертном приговоре.
-Выглядит это именно так, отвечает Левинзон, - другое дело кто дает такие команды.
-Тайцы по своей инициативе запросили такой материал. Такое происходит очень редко. Кто -то дергает за нитки, твоего производства. Нужно срочным образом понять кто этот кто-то.

-Андрей, у меня есть шанс выйти отсюда. – обращаюсь последней надеждой, взглядом голодной собаки, к Левинзону.
Андрей забирает папку.
-Тебе придется отбывать срок, но в России, лет пятнадцать. Через пять сможешь выйти. Но, мне нужно до конца понять, откуда появился интерес к делу. Важно узнать, кто может стоять за арестом?
-Завтра я встречаюсь с тайцами из департамента, думаю, первичная информация у меня появится, все станет на свои места. Мы начнем действовать.
Жирный тайский охранник орет, в нашу сторону. Время закончилось. Левинзон не торопясь, убирает документы в черную, кожаную папку. Я, молча, поднимаюсь с места, направляюсь к выходу, где меня ожидает сопровождающий до камеры надзиратель. Проходим длинным, узким коридором, идти неудобно, приходится, делая каждый шаг, ставить ноги на ширине плеч, иначе ноги запутываются длинной, тяжелой цепью сжимающей кольцами мои лодыжки. Руки в наручниках. Оранжевая роба, больше похожая на детскую распашонку прикрывающая мое тело сигнализирует окружающим об идущем расследовании в отношении меня. Возможно, через месяц оранжевую робу заменит синяя, для приговоренных к сроку, но вероятней цвет робы будет белый для смертника.