Холотропное дыхание Спального района

Автор: Антоновский Холотропное дыхание Спального Района или Как я открыл кассетную матрицу.

День кончался, а я стоял позади КБО и всё дожидался, когда она выйдет со своей йоги.

Сквозь решётку было видно, как лепестки уличного вентилятора, создают бесконечность.
Я стоял за зданием старого комбината бытового обслуживания, курил и наблюдал за вентиляторами. Они напоминали мне большого размера бобины, на которых записана реальность. Отсюда реальность и воспроизводится, решил я. Так я открыл кассетную матрицу.

Моя вышла, вся запыхавшаяся, вся спортивно – возвышаная и мы пошли. Начинало темнеть, и пока мы шли окна в домах зажигались медовым светом, и луна забралась на вершину неба, как беспечный подросток на крышу, и казалось, что сейчас луна достанет сигаретку и прикурит от ближайшей звезды.

Мы шли взявшись за руки, как будто сами ещё школьники, я нёс её мешок со спортивными шмотками и она рассказывала мне про холотропное дыхание, про позы эмбрионов, и луна вторила её словам и передумала курить и тоже всеми своими тремя четвертями сложилась в позу эмбриона, и ветер превращал воздух в движение и дома застыли в этом движении ,но казалось что все эти многоэтажки тяжело и часто дышат.

Вечером позвонили родители и сказали, что уезжают отдыхать, едут в Лазаревское, и чтобы я приходил и кормил животных. Я не видел родителей всё лето, я как и они работал всё лето, потом в августе уезжал, потом опять завертелся и наверное они обиделись, решили что я забыл о них и даже не сказали заранее что уезжают и я уже не успевал приехать их проводить.

Следующий день у меня был свободен.

Ночью мы выключили свет и включили песню Lauren Cristy - Colour of the night, зажгли дурацкую красную лампочку и танцевали представляя, что мы на школьной дискотеке.

Потом музыка кончилась, а мы всё ещё танцевали и не заметили как заснули, кажется в танце.

Утром, ещё не проснувшемуся сознанию казалось, как огромные грузовики тащат тяжелые хмурые облака за окнами. Они нависли надо мной, как пыльные мешки и создали настроение будущему дню: Когда от каждого предмета хочется глотка свежести.

Мне с утра хотелось ещё больше замедлить время, но оно и так казалось замедленным до неприличия, до стоп кадра. Чашка кофе – длилась час и не успевала остыть, надевать ботинки пришлось ещё два, сутки ушли на поиски шарфа и кошелька.

Небо над проспектом было низкое, как будто весь проспект был большим офисным холлом в рабочий полдень, с отличными кондиционерами и серым потолком.
Я преодолевал дистанцию до нужной маршрутки, окутанный мыслями – например о своей любви к безразличию мира вокруг меня. Я думал: Перестань вся эта смесь позднесоветской застройки и пёстрой современности, быть так равнодушна ко мне. Полюби оно меня в один момент, протяни оно ко мне свою могучую энергию и я в ту же минуту сойду с ума и ни о какой любви не может идти и речи.

Я прошёл мимо КБО и заметил, что вентиляторы крутятся медленно, словно по инерции. Кассетная матрица – действительно замедлила бег времени.

Я продолжал думать и о безразличии и в голове придумал мультик:

На небе появляется Луна. Луна закуривает и начинает говорить:

- Все эти годы я мечтаю о безразличии. Безразличие ко мне людей. Но нет! НЕТ! Находятся! Находятся ещё такие – типа этого Андрея Малахова! ( Луна умышленно путает Геннадия с Андреем Малаховым ) которые каждый день рассказывают про новые лунные сутки! Ах если бы вы знали … Как вы земляне мечтаете о славе, я вот уже миллион лет мечтаю о безразличии. И вот наконец-то …
( Луна выкидывает бычок и вслед за ним самоубийцей падает вниз … )

Маршрутка стояла с распахнутыми, словно от удивления чем-то непостижимым дверями. Она была абсолютно пуста, даже без водителя. Я сел на переднее сиденье и стал ждать.

Медленно, по одному, заходили пассажиры. Незаметно, как корзинка с продуктами в супермаркете, маршрутка наполнилась людьми. Последней зашла девушка, она спросила меня – Сколько ехать до проспекта Науки? Я сидел на переднем месте и возможно она приняла меня за человека, который иногда берёт деньги у пассажиров, чтобы не отвлекался водитель.

- 40 минут где-то! – ответил я. Она благодарно кивнула, вставила наушники в уши и села на свободное место.

Но 40 минут конечно же длились дольше положенного и я смотрел на девушку и думал, что она похожа на одну из моих знакомых из прошлой жизни. И когда мы подъехали к проспекту Науки, я сказал
- Пора наверное вам выходить! Проспект Науки!

Она радостно кивнула, мы вышли и тогда она спросила, как ей теперь дойти до Пятёрочки. В том направление, кстати и поехала оставленная нами маршрутка.

- Так Вы вышли раньше – сказал я и улыбнулся … - но я могу вас проводить.

Девушка высоко подняла брови, но согласилась. Пока мы шли, она зачем то спросила меня, где я учился? Кем работаю? И что делаю здесь и сейчас?

Ей было лет 20, и я с удивлением подумал, что мне совсем не хочется секса с ней. При всей её привлекательности, при совершенно моем типаже, мне было тяжело объяснить почему, но видимо я люблю одного единственного человека, и остальные для меня, существуют лишь, как полезные и приятные собеседники.

Девушку звали Наташа и я довёл её до угла Карпинского и Северного, написал на рекламном листке, случайно оказавшемся в кармане своё имя, и остался стоять один, глядя на тот участок проспекта, где когда-то бесконечно давно, когда я учился на первом курсе, шла под проливным дождём, в одной розовой пижаме девушка по имени Ксюша. Шла совершать самоубийство, и цель эта была ясна ей как-то, что асфальт серый, и жизнь такая же цвета асфальта, и только пижама и белье розовые. И я случайно встретил ее, и пришлось её выслушивать, стояли на остановке под проливным дождём … Она в моём пуховике, а я дрожал от холода.

Она рассказывала тогда, что жизнь так и будет бесконечно неинтересной, и что все эти дома останутся стоять, телевизор будет показывать одно и тоже, мужчины – предавать, родители не понимать, подруги завидовать или уходить в никуда. А я сказал ей – ну у тебя же будет ребёнок, говорят это хороший стимул. Она сказала мне, что я ничего не понимаю. В кафе я потратил на неё все свои деньги, мы прогуляли всю ночь до утра, а потом я передал её на руки какому-то парню на белых Жигулях, с которым она помирилась по телефону, и сам пошёл спать домой недовольный.

А теперь здесь и сейчас я шёл к себе домой, по кассетной матрице, которая сонно крутила плёнку, с зыбкими пейзажами, выбитых в окружающем пространстве ощущений, едва уехавшего в свой архив пятилеток прошлого.

Впереди по Верности шёл мой школьный друг Миша ( я узнал его со спины ) под ручку с какой-то блондинкой.

- Ты весь день сегодня ходишь дутый… - запел я на всю улицу. – Даже глаз не хочешь поднимать …

Мишка оглянулся, оглянулась и Блондинка – это оказалась наша бывшая одноклассница Кристина, девушка которая уехала с родителями в Канаду в 8 классе ( уже тогда у неё был наверное 4 размер груди ).

Оказывается она приехала на две недели, сейчас шла с кем-то тусоваться и случайно встретила Мишу, так же как их теперь встретил я.

Мы обменялись парой дежурных фраз на счёт работы, потом Миша рассказал мне, что он идёт с футбола, на мой вопрос как там ответив лишь:

- Быстров свинья, но хорош сука …

Кристина пошла к метро, а мы с Мишей по домам.

Перед домом я зашёл в мой любимый магазин Старая Книга, и купил там по случаю небольшой альбом Американского Искусства за 30 рублей ( 1990 год издания, Лондон.)

Волны бытовой, ностальгической мистики, паутиной обтянули то пространство, где когда то жил я.

На кухонном столе лежала записка оставленная мне родителями. Там были трогательные указания, кого чем покормить и что самому поесть.

Мне не хотелось ничего трогать, ничего нарушать. Мне хотелось чтобы эта тишина, это спокойствие, это течение жизни которое в моей квартире ,свелось практически к нулю, и вовсе превратилось в фотографию.

И я сидел как часть этой фотографии. Фотографии, которая делается с огромной, минутами… часами… измеряемой, выдержкой. Фотографии, которая охватывает не только визуальную часть – трёхкомнатную квартиру, кухню, коридор, меня за столом, двор за окном, но и мои мысли, мои переживания, всё о чём я сейчас вспомнил, всё от чего я грустно улыбнулся или с досадой пожалел, все что происходит со мной и со всеми людьми, которым я сейчас желал только добра и спокойствия.

Неодушевленные предметы задышали. Холодильник тронулся первым, за ним стол, потом окна, стены, дома которые видно было из окна, асфальт, скамейки, деревья, небо …

Потом вместе с ними задышал и я. Наши дыхания совпали.
Я остался наедине с реальностью, с абсолютной трезвостью, с настоящим.
И эта реальность улыбалась мне, она не начиналась в прошлом, и не кончалась в будущем, она была ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС и взгляд упавший на подпись на записке –
“Целуем, Папа и Мама” , этот взгляд тянул свою пуповину, через испытания и счастье, через будущее и прошлое, через миллионы минут и тысячи часов. И не надо было никакой Йоги. И никакого Алкоголя и других стимуляторов тоже было не надо.

Просто вот так.

Кот мяукал и тёрся челюстью о ножку стола. Я открыл для него банку сайры и выложил содержимое в его миску.

Наверное, я рано пришёл, он ещё не успел толком проголодаться.

Я взял листок бумаги и написал родителям письмо. Там были слова – “Извините” ,“Не часто” ,“ Не всегда” ,“до сих пор стыдно” , “и всё таки… простите”, “я – болван”, “Люблю”, “скоро”, “чаще”.

Когда я уходил из дома уже темнело. В субботу люди высыпали на улицу и занимали свои ниши, кто-то в дешёвых суши барах, кто-то у парадных с пивом, кто-то в дорогих машинах мчался куда-то, где им казалось, что будет хорошо.

Неподалеку возле виадука, поднимались фейерверки. Они пытались достать до луны, но та с показным равнодушием, словно мочилась на них, и они затухали. Кассетная матрица заметно прибавила темпа. И я шагал вперёд, стараясь успеть к Своей … к Любимой .. Которая говорила в телефон, что очень ждёт меня. Я сказал что скоро буду и положив трубку в карман, не заметил как побежал …