Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Было дело:: - Змей Горыныч 2. (сказка)Змей Горыныч 2. (сказка)Автор: черный конь Змей Горыныч сидел за старым дубовым столом в своей темной вонючей пещере и охуевал. Прямо перед ним на краю тарелки сидел огромный жирный таракан и шевелил усами. Эта падла появилась неожиданно из темноты, стремительно пробежала по столу и накинулась на гороховую кашу, которой Горыныч собирался отобедать. Левую голову стошнило, средняя вылупилась на непрошенного гостя, а правая тихо произнесла: «хуясе дожили…»Таракан игнорировал Горыныча и продолжал жрать гороховую кашу. В целом создавалось впечатление, что ему было глубоко срать на рептилию и её недоумение. В свою очередь рептилии было совсем не срать. Горыныч осторожно взял ложку, тщательно прицелился и.. промазал. Таракан отпрыгнул и реактивно съебнул со стола, наглядно продемонстрировав присущую всему тараканьему виду сообразительность. Горыныч грустно посмотрел в тарелку. Трапеза была испорчена. В животе урчало, и в растрепаных чувствах он вышел на крыльцо пещеры покурить. На улице ярко светило весеннее солнце, пели птицы, а высоко в небе парила Баба-Яга. У неё был весенний гон, она зависла над кронами деревьев и выискивала себе самца. Горыныч спешно заполз в тень, падавшую от скалы. Прошлой весной баба-яга вот так же высмотрела его, а потом заебала в своей избушке едва не до сметри: средний член стерся почти наполовину, а два крайних члена заболели, левый подхватил трипер, правый – хламидиоз. «Ну нахуй эту нимфетку», - подумал Горыныч, вжался в скалу и жадно затянулся сигаретой. Голова была занята мыслями от таракане. Эту тварь нужно было убивать. Срочно. Пока она не расплодилась и не выжила Змея Горыныча из собственного дома. Но тут раздумья Горыныча прервал шорох. Ветви кустов раздвинулись и из них показалась голова Ивана Царевича, его старого друга и соратника в хмельных и развратных утехах. Царевич сделал знак Змею, чтобы тот не шумел и шепотом произнес: - эта старая блядь наверху еще парит? Он имел ввиду Бабу-Ягу, о весенней похотливости которой был наслышан весь сказочный народ. Никому не хотелось кончить свою жизнь в объятьях безумной ненасытной старухи. - Парит, падла, - произнес Горыныч, - О, кажись заприметила кого-то. Баба-Яга стрелой метнулась к земле и скрылась в чаще. Иван Царевич юркнул в спасительную тень. Можно было расслабиться и закурить. - Что привело вас ко мне, о сказочный рыцарь со сверкающим мечом? Вопрос был риторический, ибо цель визитов царевича практически всегда была одна. Иван достал из холщового мешка бутыль самогона и в шутку ебнул этим бутылем Горынычу по той голове, которая подъебнула его насчет рыцаря. - Все шуткуешь, змеюка? Хотя нет, морда у тебя не веселая. Стряслось чтоль чего? Царевич живо расстелил на земле юзаный носовой платок в сопливых разводах, поставил на него бутыль и пару рюмок. Достал из мешка шмат сала, луковицу, бородинский хлеб и пару йогуртов. - Говори уж, по морде вижу, что что-то случилось. Горыныч подсел к Ивану, наполнил рюмки и глядя царевичу в глаза произнес растроенным голосом: - У меня это… Тараканы у меня завелись. Твари. И шопотом добавил: - Я их того... Боюсь. Царевич недоверчиво покосился на Горыныча. Он был уверен, что три тонны мяса с крыльями не боятся ничего. И вот нате вам хуй по всей морде – они боятся обычных тараканов. - Ну, чтоб они сдохли! – друзья чокнулись и смачно опрокинули по рюмахе. Закусили салом с луком. - Горыня, возьми себя в руки. Ты же змей. Почти дракон, тока рассейского разлива. Знаешь что, а ты спали их нахуй. Выжги к хуям всю пещеру. У тебя же три огнедышащих головы. - В том-то и дело что рассейского разлива. Одна голова с рождения не пышет огнем, одна пышет еле-еле, третья вроде более-менее работает, но газ из жопы травит. Что-то с клапаном. Как бы в доказательство Горыныч затушил сигарету и пернул метаном. - Я боюсь сильно пыхать, если пламя на жопу перекинется, ёбну на весь лес что тот тунгусский метеорит. Не вариант, Ваня. Друзья хлопнули еще по рюмашке и задумались. В это время из пещеры выглянул таракан. Наглая усатая морда жадно разглядывала сало и самогон. Медленно, короткими перебежками, членистоногая тварь стала приближаться к месту пикника. Пораженные наглостью насекомого, друзья на миг остолбенели. И тут с неба стремительно упала тень, что-то огромное промелькнуло и опять взмылось ввысь. Таракан исчез. - Что это было? – Горыныч кашлянул и вопросительно уставился на Царевича. - Кажись Баба-Яга. Наверное таракан твой самцом был. Теперь пизда ему. В прямом и переносном смысле смысле. Засунет Яга его себе в пизду и чопиком заткнет, чтобы не сбежал. Горыныч облегченно вздохнул: жизнь снова прекрасна. Сладко пахло сырой землей и цветами. Солнце изливало на землю потоки весеннего тепла. - Ваня, у меня созрел тост. Давай выпьем за любовь! Друзья чокнулись, опрокинули по рюмке самогонки и закусили салом, луком и бородинским хлубушком. А автор сказки поперхнулся слюной и тоже полез в холодильник за салом. Охуенным салом с мясными прожилками. Всем спасибо. 26.12.09 Теги:
1 Комментарии
#0 00:54 27-12-2009ПОРК & SonЪ
Яб с горынычем не стал бухать,дохуя его ,обопьёт сука.Не очень расказ. хорошая сказка Пубертатный капустник. натужно. Еше свежачок не смею и думать, о, верные други,
что снилось сегодня любимой супруге. она в этот час, отдыхая от бдений, обычно погружена в мир сновидений, а мне под будильник проснуться и в душ бы, пожрать и собраться на чёртову службу. и вот я под душем стараюсь согреться, мечтая о сладком релизе секреций, вдруг, свет погасает, и как по заказу, супружница рядом, и вниз лезет сразу, о, сладкие стоны!... Когда молод в карманах не густо.
Укрывались в полночных трамваях, Целовались в подъездах без домофонов Выродки нищенской стаи. Обвивали друг друга телами, Дожидались цветенья сирени. Отоварка просрочкой в тушке продмага.... Однажды бухгалтер городской фирмы Курнык поссорился с Черным Магом Марменом. Мармен был очень сильным и опытным.
И вот Черный Маг Мармен проклял Курныка. Он лелеял проклятье в глубине своего сердца целый месяц, взращивал его как Черное Дитя – одновременно заботливо и беспощадно.... Поэт, за сонет принимаясь во вторник,
Был голоден словно чилийский поморник. Хотелось поэту миньетов и threesome, Но, был наш поэт неимущим и лысым. Он тихо вздохнул, посчитав серебро, И в жопу задумчиво сунул перо, Решив, что пока никому не присунет, Не станет он время расходовать всуе, И, задний проход наполняя до боли, Пердел, как вулкан сицилийский Стромболи.... Как же хуй мой радовал девах!
Был он юрким, стойким, не брезгливым, Пену он взбивал на влажных швах, Пока девки ёрзали визгливо, Он любил им в ротики залезть, И в очко забраться, где позволят, На призывы отвечая, - есть! А порой и вычурным «яволем»!... |