А по утру они проснулись... (критика без единого гвоздя)

Автор: Факультет Жывотных pretty picture black and white everyday
see my tatered canvass bleedign shades of grey
(Biohazard, Shades Of Grey)

Радио работало
Чайник закипал
Ты по фене ботала
Я стихи читал
(А. Машнин)

***

У Клеменьтева не было совести.

У него было много чего разного: жена с дочкой, резиновая надувная лодка, оклад жалованья. У него было даже кое-что лишнее: например, паховая грыжа или "клеенная" бородавка на левом полужопии. А вот совести не было. Совсем.

От неё осталась только фотография. Почти случайно наткнулся на нее в кипе старых бумаг на отцовской квартире. Старое фото в коричневых тонах. Она стоит, в школьном платье, на фоне идиотских зеленых елок, держит руки за спиной и смотрит. Дерзко, как она умела смотреть. Простая подпись на обороте: «помни меня». И он вспомнил всё…

Всё что началось с детского стишка:

Я подругу пригласил
Чтоп как следует нажрацца.
Кто же блять её просил
После пива раздевацца?

А потом получилось как в том анекдоте про парня, которого пригласила девушка в гости.

Они познакомились около года назад. Он был в командировке. Провели вместе вечер перед его отлетом. После трех бутылок мартини на ее маленькой кухне они загорелись как конфорки газовой плиты, но когда он полез к ней в трусики, она отвела его руку. Помню, зайдя в туалет и подрочив, чтобы снять напряжение, он подумал: «дура».

Утром он проснулся от сильного желания поссать и попить. Практически не открывая глаза он направился куда-то в направлении туалета, хоть и мало осознавал куда идти. Но, как всегда, седьмое чувство его не обмануло, и он вскорости ссал в раковину под текущую струю холодной воды, параллельно пригоршней зачерпывая эту самую воду и утоляя ею жажду. Дойдя до комнаты и упав полубездыханным телом на кровать, он огляделся. На диване, стоящем у противоположной стены, лежала обнаженная дама, слегка укрытая простыней. Слегка – это немного неверное слово, так как простыня закрывала не столько ее туловище сколько лицо. «Наверно жарко было. И стыдно» подумал он и заржал. «Хотя хули стестняца, работа такая. Она ж проститутка» укололо его воспоминание о вчерашнем дне.

Потом пришол его друг Лысый. Ну, типа даже не пришел, а приехал. На вольве такой понтовой. Бухой. Там типа телки были, все пироги. Может, даже, отсосал у него кто. Из них. Из телок, в смысле. А он наебенился со страшной силой. В лопопень полную. Ну, вроде как соображает, а двигательные рефлексы серьезно пострадали. От алкоголя. И начал нести какую-то антисемитскую чушь, из которой он запомнил лишь словосочетание «английский язык, относится к садомо-лингвистической группе», нагло скинул ботинки в прихожей и достав из кармана пальто газету «Я русский» приступил к пожиранию борща из кастрюли, в перерывах между едой зачитывая наиболее, /по его мнению/ «смачные места»:

- Вот ты только послушай что эти жыды пишут: “К следующим президентским выборам, которые состоятся в 2004 году, среди аудитории рунета появится примерно один миллион, достигших совершеннолетия юношей и девушек. Это те, кому сейчас 16 лет. Что мы делаем для этой аудитории? Как мы решаем задачу отторжения этих людей от массы протестного электората? Какие пути мы укажем им, и что сделаем для того, чтобы в марте 2004 года они пришли и проголосовали за ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ? Множество проектов и проектиков, сайтов и сайтиков, тысячи домашних страниц. Нет лишь главного. Ресурса - формирующего идеологию. Той самой, сияющей своей неземной чистотой страницы в интернете, с простым, и в то же время многозначным названием. Нам нужен русский ресурс, коллеги. И мы должны создать его здесь”. Ну не суки ли, народ парить!?!?

Он всё тарахтел и причмокивал, этот странный гость, а она скинула простыню, скользнула на кухню и кое-как запихнув в себя бутерброд, оделась и вышла из дома. Она шла в школу, по уже забытой-знакомой дороге и ничего не понимала. Резкий мартовский ветер с размаху залепляет ледяную пощечину. День действительно начался. Пряча нос в воротник куртки, цепляя черные очки - стыло, стыло.

А ведь она просто обыкновенная девочка. Обыкновенная советская девочка, а никакая не проститутка, пучок пятачок, группа крови А, резус отрицательный. Вот только жил у нее в желтой коробочке старый китайский монах.

В классе у нее была почетное, но никчемное пионерское поручение – она была учкомом. А на пионерских линейках, выпучив глаза, под звуки гимна съедала секретные любовные записки. К кому? Не скажем. Но писание тайком любовных записок, а потом проглатывание их под звуки гимна, под ласковым взглядом Ильича, ужасно ее заводило. В такие дни она могла свернуть горы. Вот как-то она пришла с линейки, выпила стакан молока, чтобы избавиться от чернильного вкуса во рту, и ринулась разгребать бабушкин шкаф, полный перчаток, корсажей и странных штучек. На дне бабушкиного шкафа, между зонтиком и тростью с ручкой в форме головы дракона, она и нашла желтую коробочку. Открыла ее – и из коробочки вышел монах. Он был лысый, очень китайский, улыбался, грозил ей пальцем и читал дурацкие стишки:

Они читают Артура по кличке Рембо,
Они любят друг дружку в слуховое окно,
Они красят черным все что можно покрасить,
Ненавидят того, кто не может понять их.

Зря он так. Ведь на самом деле лесбиянками они не были, бандой тоже. Каждая из них по отдельности могла бы показаться обыкновенной, совсем не страшной и не старой и даже милой девушкой. Просто
в свои двадцать пять без нескольких месяцев
она была стервой - просто повеситься!

Впрочем мокрому снегу было на это, то какая она стерва, наплевать. Он всё шёл и шёл. Она тоже не обращала на него никакого внимания. Модные, недавно купленные, дорогущие сапоги уже промокли и потеряли свой презентабельный вид. Куртка из пони, подаренная ИМ на Новый год, тоже промокла. Она шла не обращая внимания ни на что. Ее глаза были наполенны слезами. "Сволочь, какая же ОН сволочь",- думала она. "И с этим человеком я прожила столько лет...". Ей было ужасно обидно. За себя. За то время, которое уже не вернешь. Она шла и шла, обиженная и оскорленная в лучших своих чувствах. "А ведь я ЕГО любила. По-настоящему. Как никого прежде...".

А он… Слезы стихами душили её:

По сухой траве,
По апреля стеклу несешь
Вырванный из моей груди
Дорогого кусок

Он жил тогда в Петрозаводске. Она приехала на поезде по делам. Она первый раз ехала к нему домой. До этого они ходили в рестораны, кино, театр, даже побывали на ипподроме.
А сегодня он пригласил ее к себе домой. Она согласилась практически сразу, ей нетерпелось посмотреть как живет мужчина ее мечты. Ей нравилось в нем все: манера одеваться, говорить, его обходительность и внимательность по отношению. Потом они вместе поехали куда-то в ебеня карельские. Река там была. Красивая северная река. Она притащила его на безлюдный берег. Десять лет прошло, а она помнила этот берег и эту реку, каждую излучину, каждый плес. Она расстелила куртку, наверное, уже осень была? Наверное, осень. Даже если и лето – на севере холодно всегда.

Меж тем пришло время страды и прочей жатвы. Июль давно уже вступил в свои права, демонстрируя сельчанам зрелость культур, налив и всеобщее плодородие. Теплицы неистово сверкали в лучах полуденного солнца, парниковая пленка плавилась и разъезжалась, как помидорова кожа в кипящей воде. Жара стояла такая, что небо, казалось, уже часа два как должно было расплавиться и просочиться сквозь песок в потрескавшуюся землю или обрушиться раскаленным серебристо-оранжевым потоком в море, уже готовое вскипеть и выварить свою зловонную изнанку до густого пара. Утреннее солнце как обычно делало свое дело, превращая нагретое добела побережье и всю линию горизонта в гигантскую яичницу и являло собой оранжевый желток, торжественно венчающий чудо природной кулинарии.

Итак, дело было летом, она и Димон, укуренные пошли в зоопарк пофтыкать в копибара и попить пивка, а Димон, надо сказать отморозок и раздолбай редкосный, да ещё здоровый при этом, но обсалютно безобидный и весёлый человек, хоть и считает что женщины, деньги и работа имеют обыкновение исчезать. Зачастую одновременно.

Ну вот, фтыкают они с Димоном в капибара, пьют пиво и ржут естественно, прикольно за такой-то крысой понаблюдать,фтыкали часа два наверное, потом чё то задолбало и решили они пойти ещё дунуть и направиться к обезьянам:

И тут Димон ей:

Вот ты когда-нибудь видела говорящую ЖОПУ? Нет? А ЖОПУ с ушами и носом? Чё? Сама ты озабоченная! Да, что я ЖОПУ от головы не отличу? Причем тут запах, ЖОПУ хоть духами забрызгай – нихуя это не меняет. Дело так было: собрались, короче, гопы потусоваться, ну там водки выпить, сотиками друг перед другом повыебываться и все такое… Я туда зачем пошел? Сама ты гопник. А если в зоопарк сходишь, так значит ты и сам обезьяна, да? Нет не обезъяна, а опоссум! Да ОПОССУМ!

Унылый опоссум по ветке ползет,
Подкрадываясь к насекомой.
Природы вершится круговорот,
До боли знакомый.

Именно тогда она поняла, что этой ночью он был не с ней. И никой он не Димон. Этой ночью он был далеко. Невиданный снегопад над проспектом и размытая желтизна потусторонних мутных фонарей. Компьютерный клуб. Проклятые минус двадцать (вот оно коварное северное лето!) вышибали у него жгучую слезу, и тротуар, обернувшись вдруг сплошным сугробом, хватал за ноги и силится стянуть с ноги сапог.

И всё это только для того, чтобы утром он, молодой ещё человек проснулся по звонку будильника. Нежно поцеловал в щеку просыпающуюся жену. Смыл с лица остатки сна прохладной водой, и начал готовить завтрак, пока жена приводила себя в порядок и убирала постель. Она любила свежие гренки его приготовления и салат из овощей, а он обожал ее кофе по-восточному. Позавтракав, он вымыл посуду, протер и убрал в шкаф. Они не услышали звонка и приятели Кальян и Димон, потоптавшись у двери, и посопев, спустились вниз, сели в вольву Лысого и укатили, куда-то в дебри таллинских новостроек, описанием которых не нужно утомлять читателя.

Вызванное такси приехало к тому моменту, когда она закончила одеваться. Он открыл дверь и пропустил ее вперед себя на заднее сиденье. За окном авто была весна. То ли весна, а то ли на шахте обвал…

А жизнь — как кошмарный сон
О случайно рассказанной тайне
Мы стараемся выбрать фасон,
Мы со всеми хотим в унисон,

«Дорогой Бог, если ты есть, спаси мою душу, если она есть...» А. Шопенгауэр

***

У Клеменьтева, модного в узких кругах сетевого писателя, не было совести. Ежедневно он пытал двух маленьких людей, мужчину и женщину. Заставляя их каждое утро просыпаться вместе, огорошивая их этим фактом. Ведь мужчина, мучающийся похмельем, точно помнил, что вчера он как обычно просидел до ночи в компьютерном клубе, не пил и уж тем более не знакомился ни с каким женщинами, а женщина помнила, что ещё вчера она была ученица шестого класса, пионерка, отличница и в СССР не было секса.

А писатель Клементьев всё обрушивал на своих героев тонны осадков, палил жарой, как жестокий школяр муравьёв лупой, обдувал ветром. Мужчину он изводил алкоголизмом, женщину мыслями о разбитой любви. Иногда, для смеха, он заставлял мужчину говорить случайным прохожим выспренную чушь или совершать глупые и опасные для здоровья вещи: дрочить в туалете в середине рабочего дня, хамить начальству и милиции, пить жидкости, неприемлимые для приёма вовнутрь. К женщине он был более милостив, слабый пол как-никак, но и ей доставалось - то коробочку с говорящим гадости китайцем подложит в карман пальто, то записку с возвышенными стихами от неизвестного поклонника.

Вообщем бессовестный человек, писатель Клементьев, дурной, правильно про него Сфинкс гадости говорит.