Грустные глаза
Автор:
bubastik
[ принято к публикации
21:02 03-04-2010 |
Pusha | Просмотров: 2347]
Эпиграф
Грустные глаза у грустных людей. Такого человека почти ничего не радует, очень трудно заставить улыбнуться глаза грустного человека. Да, да именно глаза, вам не показалось. Любят сердцем, смеются ртом, грустят и улыбаются – глазами. Вы можете не видеть человека, но если вы увидите только его глаза, которые находятся в момент настоящей грусти или радости, вы никогда не перепутаете эти глаза с другими.
– Мам, а ты чего такая грустная?
– Да нормальная я, доченька, устала много, надо куличи печь и холодец готовить.
– Ах, ну да пасха, мам.
Сказать что Наталья Романова, не любила все этих «божеские» праздники значит, ничего не сказать. Печь куличи, пасхи, красить яйца, нести в храм на освещение, встречаться со своей родней на выходные, потом все это дело мыть и после этого возвращаться в привычную свою рутину: дома – работа – дом. Она не верила ни в бога, ни в дьявола. Ей было тридцать пять лет, она растила дочку, с мужем они развелись, как только родилась Женечка. Мать – героиня. Наталья Романова – надо сказать, занимала высокую должность на одной немецкой фирме, филиал которой находился в городе. Она была заместителем директора. Хорошие деньги, связи, дорогие костюмы, сумочка от Tiffany, туфли от Prado, дочку в Англию на все лето отправляла подтягивать язык. Мужики так и вьются возле нее, а она не хочет, не потому что, не желают, чтобы кто-то обуздал ее женскую сущность или она брезгует мужским членом, нет. Просто – устает. Было пару лет назад, да и то, вспоминать не хочется.
Наталья Романова прекрасно понимала, что при ее то достатке она может, смело заказать себе все что надо приготовить. Но, придет ее мама – попробует пасху и сразу скажет: – Это не мой рецепт это не ты Наташенька делала– и загорятся у матери глаза и будет сидеть, и буравить тебя весь вечер взглядом, а потом обидеться и не будет разговаривать с тобой месяц. Лучше уж убить один день на все это, чем потом целый месяц извинятся. С мамой они и так видятся редко, вот повод – праздник, а праздники Наталья Романова – ненавидит.
Вечер близился к завершению, на часах было: двадцать минут одиннадцатого.
– Мам, что тебе еще помочь?
– Да, уже ничего дочечка иди в кровать, а я скоро закончу.
– А ты пойдешь к Боженьки в домой? Наталья Романова немного опешила от такого вопроса, но сразу поняла все.
– В церковь доченька?
– Да, мам.
– Пойду, утром, когда ты спать будешь.
– А можешь меня разбудить, я с тобой хочу сходить.
– Солнце оно тебе надо вставать ни свет не заря? Ехать со мной, ждать?
– Я хочу, мам, я еще ни разу не была в церкови. – для пущей уверенности Женечка топнула ножкой по полу.
– Ну, хорошо, я разбужу тебя, и мы вместе съездим, посвятить пасхи. А теперь ложись спатки.
Женечка поцеловала маму и ушла к себе в комнату. Она думала о том, как пойдет с мамой в храм, как будет освещать пасхи.
Наталья Романова думала о том, что она дико устала и почему ее дочка хочет поехать вместе с ней, она никогда не говорила с ней о боге.
Наталья Романова закончила печь в половину первого ночи. Пасха была сделана, холодец сварен и застывает, оливье нарезано, морс сварен, яйца сварены и покрашены, курица запечена. Наталь Романова поставила будильник на двадцать минут пятого утра, быстро приняла душ, легла на кровать и заснула.
– Вставай Женечка, пора.
– Встаю, мамочка.
Наталья Романова приготовила, корзинку, туда она положила три кулича и одну пасху, 3 яйца, кусочек буженины.
Они сели в машину. На улице было не очень тепло, если верить термометру, то всего девять градусов тепла. Наталья Романова взяла на всякий случай свитерочек Женечки.
– Вот мы и приехали, – паркуясь возле обочины сказала Наталья Романова
– Ого, сколько народу.
– Да, доченька это все хотят посветить пасхи, они ждут когда закончится молитва и выйдут священники, освещать.
– А мы где будем стоять?
– Сейчас найдем где.
Наталья Романова достала свою корзинку из машины. Людей действительно было много. Все говорили в пол голоса. Заглядывая в чужие корзинки, можно было увидеть и не только «стандартный» набор, но все что угодно.
Через тридцать минут, народ из церкви начал выходить делая коридор, чтобы священники могли пройти. Вышло пять священников. За ними вынесли ведра с водой, монашки тоже чего-то там вынесли ну и началось освещение.
– Мама это уже началось?
– Да, моя дорогая, скоро очередь и до нас дойдет, и мы поедем домой.
– Хорошо, мам.
Священники двигались, не очень быстро, но вот очередь и дошла до семейства Романовых.
– Благословляю, – произнес батюшка и макнул венечек в воду в ведре и начал махать, перед носом Наталья Романовы.
– Спасибо, огромное.
– Эй, дядя, – произнесла Женечка, но священник ее не услышал.
– ДЯДЯ! – заорала Женечка, да так, что все замолкли в одночасье.
– Вы зачем меня обляпали?
– Женечка, как тебе стыдно? Простите нас ради Бога.
– Ради Бога мама? Или Бога ради? – с этими словами Женечка оттолкнула маму и сделала прыжок на батюшку, впиваясь своими молочными зубами ему в нос и откусывая его напрочь. Народ в панике начал пятится назад и орать.
– Вы все обречены, среди вас нет – БОГА!!! – говорила девочка, только ее рот был полностью закрыт, складывалось такое впечатление что, голос шел прямо из живота.
Здоровый мужик выскочил из толпы и что есть силы, ударил девочку по лицу. Женечка только дернула глазом.
– Ты поднял руку на ребенка?! – рыком произнесла она.
– Грешен.
Она с невероятной скоростью вонзила свою ручонку по самый сустав, мужику в пузу, схватила его за хребет и вытащила через живот. Женечка прыгала от человек к человеку, ломая шеи и хребты, вырывая глаза и с особой жестокостью убивая священников, превращая их в фарш. Кровью за пару минут была запачкан весь квартал. Была почти гробовая тишина, если бы не маленькие фонтанчики крови, вздымающиеся вверх из лежащих людей и редкие стоны, тех кто еще жив.
Татьяна Романова – никуда не убежала, она сидела на тротуаре и смотрела как ее дочка, только что убила огромное количество народу или это уже не ее дочка?
Женечка подошла к маме, от нее исходила фырканье и урчание.
– Женечка, что с тобой? – ели произнесла Татьяна Романова.
– Со мной все хорошо мама, мне надоел этот фарс.
– Какой Женечка?
– Вера
– Вера – это фарс доченька?
– Для вас, да.
– А кто ты дочечка?
– Тебе будет в это трудно поверить, но я и есть БОГ. Ваш БОГ. – Татьяна Романова внимательно посмотрела на свою дочь и спросила:
– И что и что будет со мной?
– Ха-ха, вот видишь ты такая же, как и все, так переживаешь за себя, а не за остальных или за меня, ты не спросила, что будет с тобой доченька или с другими людьми, ты переживаешь о своей жалкой душонке, вы все такие, я вас создал совсем для другого, но вы глупы и заслуживаете умереть, я вас создал я и убью. Но, я прощаю тебе, что ты сказал сейчас, но я прощаю тебе то, как ты ходила к врачу и хотела сделать аборт и убить меня.
С этими словами, Наталья Романова на миг почувствовала, что ей очень больно, потом холодно, а потом, никак, последнее что она увидела это грустные глаза своей дочери.
грустные глаза не доминанта
всегда кажется, что у орангутанов глаза печальные, а у гиббонов — ироничные
и похуй на предсмертные ощущения Натальи Романовой…