Данилка

Автор: Улисс Двор — шумен и пахуч, как и всегда. На кортах, высоко в небо вшибая мяч, вертится детвора. Летят оттуда гам и сквернословие, и шарканье десятков ног. Девочки прыгают в резинку, — их двое, а двое мальчиков стоят друг против друга, натянув резинку ногами, и ждут с деланной сердитостью, когда девочки напрыгаются и им разрешат. На лавочке, — у соседнего парадного, — грузно развалившись, — мать одной из девочек, пристроившая на колене ополовиненную бутылку пива;  рядом — суховатая ее подруга, в белом свитерке и тапочках на босу ногу. Приятельницы беседуют, размаривая себя пивом. Низко похохатывают, — особенно та, которая мать, — обмениваются тяжеловатыми остротами да тонким душком пронизанными историями. Топот детских ног шарахается от их голосов, взмывает пугливыми ласточками, рассеивается в тоскливом воздухе вечернего двора…

Кто это?

Ах! Кто это?

Бредет медведем, — широкобедрый, бочком, бочком… В прорезях глаз, утопших каких-то, вдавленных, дрожат зрачки. Голова ворочается туда-сюда, всё ищет, как удобней глядеть.

Данилка!

 

Данилка пустил меня в квартиру. В коридоре пахло жареным луком и котлетами. Его жена вышла из кухни, поздоровалась со мной, вытирая руки о передник.

Данилка провел меня в комнату. Я сел на диван и достал из кофра гитару. В углу стояла кроватка, в которой спал Данилкин сын, а над ней, на тонких ниточках, висели погремушки, которые сейчас легонько покачивались.

Сев рядом, Данилка слушал меня, а потом, когда я кивнул в сторону кроватки и сказал: а ребенок? — заверил: привык, музыка ему не мешает.

— Как тебе? — спросил я, доиграв.

— Нормально. Идем-ка на балкон…

Мы вышли на балкон. Данилка достал из кармана «пакет» и положил на бордюр. Выудил сигарету из пачки; посучивая, выдавил из нее табак. Набил травой и наслюнил, заострив кончик.

Сделав пару затяжек, Данилка вдул мне «парик». Еще один. В глазах защипало и я чуть было не закашлялся.

— Как?

— Хорошо. Давай теперь я тебе.

Я взял у него косяк. Вдул ему как следует.

— Хорошая… — просипел он, когда, после длительного удерживания в легких, выпустил дым.

 На балконе висело белье — мокрые простыни и пододеяльник. Данилка попросил, чтобы я не дымил на них. Косяк тлел, курился белым дымом, а ловкие Данилкины пальцы смачивали его слюной.

— Ты работаешь сейчас? — спросил я.

— Ага…

— Че за работа?

— В студии.

Он играл с известными музыкантами. Его зрачки дрожали, когда он перечислял их. Не так давно Данилка купил новые линзы, и было видно, что он еще не освоился, — голова его то и дело странно поворачивалась, останавливаясь взглядом на разных предметах, будто примеряясь к ним. Сами же линзы, очертившие сизой каймой роговицу, были почти незаметны.

— А у тебя что? — спросил он.

— Ничего. Не работаю нигде.

— Что с твоими темами?

— Говорят — «неформат».

— Кто говорит?

— Все. В студиях, в продюсерских центрах.

— Как студийный музыкант пробовал работать?

— Пробовал. Недолго. У меня характер сложный, — я усмехнулся, — неуживчивый…

— Ну, дело такое… Жрать будешь? — спросил Данилка.

— Не. Не хочу.

— Жена обед приготовила, поели бы.

— Нет, Данилка, правда — не голодный.

— Как хочешь.

Под балконом шли женщина и девочка лет пяти. Данилка следил за ними, упираясь в бордюр выпрямленными руками. Он поманил меня: гляди!

Липкая, как клей, слюна выползла из губ, нехотя отделилась и полетела вниз. Шлепнулась на асфальт позади девочки. Бляха, выругался Данилка. Торопясь, он собрал во рту новую порцию слюны и — теперь уже звучно и с силой — пустил ее вослед уходящим. Женщина взялась за шею ниже затылка и обернулась. Девочка тоже остановилась и, вторя матери, повернула жидковолосую голову. Две пары глаз — пустые и прозрачные — с настороженностью обшаривали все вокруг.

Данилка дергался животом и покрывал ладонью распяленный рот, — он смеялся и от его смеха становилось не по себе. Женщина увидела нас. Неопределенно качнула головой и двинулась дальше, уводя за собою дочь.

 

Стены комнаты были завешены фотографиями. Из кухни доносилось позвякивание посуды и глуховатые голоса Данилки и его жены.

Фотографии были свадебными, цветастыми, и на всех изображались двое: красивая, плотно и щедро сложенная девушка в белоснежном платье, с приколотым к волосам алым цветком, и подслеповатый, округлый в бедрах молодой человек, заостренно-пристальным лицом напоминающий какого-то зверька, всю свою жизнь ютящегося по норам и оттого с опаской зрящего в мир.

В кроватке — крохотной деревянной клетке — лежал ребенок. Он не спал, но и ничем не выдавал своего присутствия, — разве что, изредка покряхтывал. На нем были ползунки, разрисованные розовыми бабочками и голубыми жуками. Игрушки, висящие над кроваткой, тихонько зазвенели, когда я тронул их. Малыш посмотрел на меня и выпятил влажную губу. Волосы на его головке были до странности густыми, светло-каштановыми.

            Я опустил руку в кроватку и тронул темечко малыша. Оно было мягким. Его можно было прорвать одним неосторожным движением. Я надавил, — бережно, аккуратно, — и малыш зашевелился, приподнял крохотные ручки, закряхтел. Я убрал руку. Ребенок смотрел на меня, посапывая, и на его губках выступили пузырьки слюны. Я снова придавил податливую кожу, — казалось, кончики моих пальцев коснулись нежного мозга, еще не созревшего, еще не обросшего костью. Ребенок завилял тельцем и издал какой-то тихий, всхлипывающий звук. Еще немного — и он готов был заплакать. Я убрал руку. В глазах ребенка было теперь какое-то мутно-стеклянное выражение. Ручки то поднимались, то послушно ложились вдоль тела. Я снова потянулся к его голове…

            В комнату вошла Данилкина жена. Я успел отнять руку.

— Идем чай пить!

            — Да я не хочу…

            — Идем! — она улыбалась мне. — Даня сказал, ты стесняешься.

            — Ерунда! Я просто не хочу…

            — Идем. У нас торт есть. А-то сидишь здесь один!

 

Торт лежал в пластиковой коробочке в самом центре стола, свернутый рулетом и начиненный малиновым джемом. Чашки были красные в белый горошек. Над ними вился пар.

            — Когда жениться собираешься? — спросил Данилка.

            — Не знаю… Думаю, не скоро… — я попытался улыбнуться.

            — Встречаешься с кем-то? — спросила Даниклина жена, и отсербнула из чашки, которую только что поднесла ко рту. На пухленьком пальчике блестело обручальное кольцо.

            — Неа, — сказал я.

            — Чего? — вмешался Данилка.

            — Как-то не складывается.

            — Слушай, у Жени есть сестра…

            — Даня, при чем здесь моя сестра! Может, она ему не понравится…

            — Подожди! Понравится, не понравится, — это второй вопрос. Никто никого не заставляет! Просто она тоже ни с кем не встречается, могли бы познакомиться…

            -Вряд ли, — сказал я. — Я сейчас без работы, с деньгами не очень…

            — Аааа… — она поставила чашку.

            — Не зацикливайся на этом, — сказал Данилка. — Ты слишком много думаешь о деньгах. Потому их у тебя и нет никогда. Расслабься! — он положил на стол руки и подвинулся ко мне. — Пусть все идет как идет. Расслабься, и увидишь — жизнь сама все наладит.

            — Думаешь?

            — Конечно! Ты замкнулся в своих проблемах. Нельзя так. Сбрось с себя эту тяжесть!

            — Попробую, — сказал я.