Под сенью девушек в Паланге

Автор: castingbyme Мои родители воспитывали меня вразнобой. Каждый тянул одеяло на себя. Мама программировала меня на чистую красивую интеллигентскую жизнь. Ее воспитательное кредо: «Учись, чтобы тебе не пришлось поднимать ничего тяжелее авторучки» так прочно зарубилось у меня на носу, что я с той же упорной настойчивостью передаю его уже второму поколению отпрысков. Мамино детство пришлось на войну. Бабушка отправила её к родным в деревню под Кольчугино, где была своя корова. И мама, и её сестрёнка были благодаря бурёнке мордастенькие и довольные. Бурёнка кормила всю многочисленную детвору, сданную на хранение бабе Марье до разгрома немецко-фашистского изверга. Детям не было никакого дела до причин переселения в избу с тёплой русской печкой и одним большим помещением на всех, они наслаждались сытой деревенской масло-молочной жизнью и полной свободой от каких-либо машин и трамваев. Однако не всё коту масленица, настал и постный день.

Когда бабушка забрала девочек в послевоенную Москву, они узнали, чем жила страна. Окрестные помойки прочёсывались на предмет картофельных очисток, всю крапиву вырубили под корень для приготовления наваристого питательного супа. Я, выросшая в продовольственно довольной семье в эпоху пустых брежневских прилавков, поскольку папа был на престижной и плохо сбалансированной между сумой и тюрьмой должности директора гастронома, укоряла бабушку в том, что она очень не по-утонченно-интеллигентски кромсала хлеб. На что бабушка мне рассказала, что эта привычка осталась с после-войны. «Знаешь, Анечка, время-то голодное было, только благодаря американским продовольственным посылкам и выжили. А придут к тебе гости, кусочек хлеба возьмут, а за вторым руку протягивать стесняются. Вот и резали крупно.»

Мама начала работать, когда ей было шестнадцать. За собственную комнату пришлось поработать и на стройке. Вдоволь натаскавшись кирпичей и раствора, мама и изобрела, очевидно, эту сакральную фразу про вес авторучки. Поэтому «учиться, учиться и учиться» ассоциировалось у меня не с великими ленинскими заветами, а с мамиными долбёжками, благодаря которым всё детство и бОльшая часть юности прошли в библиотеках. Получив тройку по физике, я боялась поднять глаза от стыда, у меня поднималась температура на нервной почве.

Не таков был мой папа. Он больше жил по принципу «жизнь даётся один раз» со всеми вытекающими интерпретациями. Любил хорошо погулять, баловал меня высказываниями типа «если нельзя, но очень хочется, то можно», учил есть маслины и покупал дорогие заграничные вещи. Ему-то не пришлось голодать ни физически, ни духовно. В Самарканде, куда был эвакуирован московский театр оперетты и где работала бабушка, папина мама, он по 50 раз переслушал Кальмана, Офенбаха, Штрауса и умудрился не возненавидеть этот жанр, а, наоборот, стал его рьяным поклонником.

Поэтому во мне укоренились совершенно разные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. И с тех пор я веду двойную жизнь. Она делится на две приблизительно равные части. В первой половине я живу по завету мамы, работаю и возглавляю фирму «приличная среднестатистическая семья», а во второй части происходит отрыв от действительности, а, может быть, наоборот. Иногда мне трудно различать, в какой половине я в данный момент конкретно нахожусь, и тогда происходит сбой, фазы накладываются одна на другую, адекватное поведение в одной части переносится на другую со всеми известными и неизвестными. Никому не надо объяснять, что бОльшую часть времени мне приходится выглаживать и выпрямлять последствия такого перформанса.

В благонамеренной жизни мне почему-то всё больше достаются несъедобные вершки, а в разгильдяйской и сибаритской – сочные зрелые корешки, что, согласно законам диалектики, выглядит вполне убедительно на фоне всеобщего упадка морали и крушения интеллигентских догм о порядочности.

Поэтому сейчас мне трудно различить, в каком промежутке времени и на точке пересечения каких координат со мной произошла эта история.

Здесь – или там — у меня другое поле и окружение. Свои друзья и подруги, свои принципы и признаки. Одна из подруг — наполовину цыганская девушка Лора, вечная студентка, законсервированная хиппи и эмансипе и ментальная проститутка в одном лице. Я люблю поговорить с ней за жизнь и особенно про любовь. У неё существует теория любви, с которой я соглашаюсь исключительно из преклонения перед всем иностранным. В этой любви всё красиво – бескорыстное траханье под пиво и косячок, счастье непринуждённой интеллектуальной беседы с соблюдением гендерного аспекта, и, заметьте, всё это должно происходить если не под мостом, что было бы, конечно, бОльшим соединением хиппёжной теории с практикой, то в коммунальной квартире на 13 этаже (и плевать на предрассудки) с видом на загруженную грузовиками магистраль, железнодорожные пути и бетонные перекрытия термитников какого-нибудь турецко-албанского гетто, а если любовь осуществляется на вилле в 13 районе (опять плевать) с мрамором и фонтанами в патио – это признак продажности и неискренности чувств, и такая любовь с мерседесами и роллс-ройсами не для нас, любящих мотаться неделями по бразильским фавелам и индийским засранным пляжам с рюкзаком на спине.

Лорка долго и тягуче надоедала мне с просьбами сопровождать её в поездке по России, в которой она никогда не была, но наслышана. В её голове смешались все жуткие ужасы об этой азиатской стране, начиная с угнетения русскими коренного якутского населения с целью грабежа алмазов и пушнины и кончая выродками из Газпрома, не желающими снабжать природным газом цивилизованную Европу и очень европейскую травленную диоксином Украину. А как же ей думать иначе? «Прогноз погоды на завтра», говорит телеведущая и продолжает: «В Европе ожидается потепление. Антициклон из Африки принесет долгожданное тепло...» И дальше перечисляются европейские столицы, самая восточная из которых – хорошо, когда Будапешт, а то и его не упомянут. А всё остальное – не Европа. Зато Турция – Европа. Турция практически в Европе. Или мы уже в Турции? В общем, как-то так.

После нудного осмотра обеих столиц и культурного шока, про который я рассказывать не буду, чтобы не утомлять подробностями, я вырвала у совершенно обалдевшей от переворота всех имеющихся ценностей Лоры согласие за все мои мытарства отклониться от протоптанных туристами коридорных дорожек в третьесортных гостиницах и двинуть в Прибалтику, половить янтаря. Лорке янтарь был особенно ни к чему, она больше любит плетённые вручную тряпочные разноцветные браслетики, ну, говорю же, хиппи.

К прибалтийским республикам, а ныне государствам, у меня сложное отношение. С одной стороны, великорусское шовинистическое, с другой – мерзко-завистливое, оставшееся ещё с советских времён. А куда они денутся со своими радиоприёмниками и плавлеными сырками? А хорошо сидеть в погребе со средневековыми сводами и пить не мочу, а приличное пиво! Какс круз ылу, гарсон! (Две кружки пива). А вот на этой улице, которая называется Длинная Нога, снимали нацистко-советского национального героя Штирлица. Ну, Семёнов, ну, молодец! Где же ты такую фамилию откопал? Ведь со смеху умрёшь, зная немецкий. С Таллином (а вот с одним н, на-кось, выкуси!) у меня прочно, как удар током с кормёжкой у павловской суки, связан рвотный рефлекс. Как скажет кто-нибудь – Таллин, так всё начинает пахнуть отвратительным прогорклым подсолнечным маслом и накатывает тошнота. А всё потому, что ездила я туда со своим новоиспечённым мужем на медовую неделю в состоянии двухмесячной беременности с гигантским по размерам токсикозом. В результате я просидела всю неделю в номере «Старого Таллина», а он за это время с лёгкостью лондонского денди спустил все деньги, подаренные нам на свадьбу в неперевариваемом для студенческих мозгов количестве.

Поэтому в Таллин мы с Лоркой не поехали, а поехали на заманчивый литовский курорт в Палангу. Природно-климатический бонус Паланги состоит в сочетании мелкого-мелкого песка и такого же моря с хвойным противотуберкулёзно-лёгочным эффектом пиний, воздух вокруг которых так чист, что хочется заболеть каким-нибудь чахоточным заболеванием и лечиться там долго-долго, хоть и всю жизнь.

От лоркиного плана ночевать на берегу в спальных мешках и какать в море, как принято в Индии, я категорически отказалась. Гостиничный, хоть даже и трёхзвёздочный рай был Лорой отвергнут как несоответствующий её понятиям о свободолюбии и экономии ресурсов, необходимых для отдыха в кабаках после напряженной и изматывающей пляжной работы.

А сколько упрёков пришлось мне выслушать, когда Лорка узнала, что здесь, блин, не Бали и не Гоа, где травку тебе вслед швыряют. Европейский Союз, ты чо, совсем части света перепутала, мать? В результате стойкого абстинентного синдрома мы поругались не на шутку. Я со своим самсонайтом заехала в четырёхзвёздочную „Палангос ветра“, нифига не зная литовского, а английский со словарём, а Лорка с видавшим лучшие времена рюкзаком пошла на поиски дешёвого частного жилья.

В гостинице, где я храбро тыкала в свою краснокожую еэсовскую паспортину, решительно отказались понимать мою варварскую немецкую тарабарщину, но, тем не менее, «согласно законов гостеприимства» предоставили очень приличный номер.

А жара там стояла в эти майские дни совершенно не северная. 30 градусов в тени, и это в то время, когда вся Европа задыхалась от глобального потопа и замерла в ожидании нового ледникового периода назло Гринпису, парниковому эффекту и большой и от этого не очень реальной озоновой дыре.

На следующий день где-то к обеду я добралась до пляжа и, распаренная, решила освежиться. В балтийской волне. Мне удалось обмочить только пятки. 50 – температура воздуха на солнце, 15 – температура воды. Пометавшись между ленивым и чисто символическим, почти невидимым невооружённым глазом прибоем и обжигающим ноги песком и проклиная все природные достоинства Паланги, я поплелась в парк с музеем янтаря. Музей – это, конечно, хорошо, особенно когда ты с пляжными полотенцами и в шлёпках. Нахапав целебного воздуха по самые уши, я смирила гордыню и набрала Лоркин номер телефона. Эта экономная сучка даже не сняла трубку, роминг не хотела оплачивать. Но – прислала смску: встреча у пятой слева от общественного туалета дюны в 20 ноль-ноль. Где, к чёрту, общественный туалет? Пошла на запах. Вынюхала, отсчитала дюны. Ищу мулатку с бордовыми дрэдами, натыкаюсь на лагерь совершенно зачумленных пацанов. Сидят в кружок под дюной и передают друг другу самокрутку. И среди них – Лорочка собственной персоной. Нет, ну — свинья грязи найдёт!

Что хорошо – протягивают мне банку пива, ни о чём не спрашивая, слева, а справа – косяк. Практически ничего не имея в желудке, кроме мороженого и стакана колы, я высосала банку почти в один присест. Папа, привет! Сегодня я – твоя дочка, бери меня с потрохами! Лорка, раскатав свои толстые, словно накачанные гиалуроновой кислотой губы, как ей это присуще в подпитии, поведала, брызгая слюной, что – надо же – встретила знакомых ребят! Так ещё вместе прошлым летом в Никельсдорфе на фестивале Нова Рок «Паннония Филдс» зажигали. Двое – из Венгрии, двое – из Вены, и один – непонятно каким образом затесавшийся русский. Не с фестиваля, но примкнувший к ним Вадик. Пили, курили, купались в чудесным образом нагревшейся, ласковой прибалтийской волне.

Вадик барским жестом положил руку на моё изогнувшееся навстречу бедро. Наглыми, беспардонными и горячими я их обычно люблю больше всего. У Вадика было два существенных преимущества – родная речь и мускулистый славянский стан. Но сегодня у меня не встало. Не было настроения после всех перипетий. Поэтому дальше дело не зашло.

Оказалось, что они подобрали Лорку буквально на улице и притащили её в общагу, то есть в частный дом, снимаемый честнОй компанией для участия в местной тусовке – на «празднике лета» с потрясающим фейерверком на пирсе.

- Лорка, а нас не заберут за растление малолетних? – задала я идиотский вопрос, напрягая последние проблески сознания и извлекая из памяти какую-то статью уголовного кодекса, где она была отложена наряду с другими, похожими и жизненно важными — о наказании за жестокое обращение с животными, сексуальные домогательства и групповое изнасилование, причём все эти статьи применительно к нам обеим в данной ситуации.
- Не ссы и расслабься, — ответил за Лорку Вадик.
- О, Вадюля, с тобой надо быть осторожной. Ты по мове ботаешь?
- Да уж, мы все одной крови. А ты думала, мы – бомжи какие-то? Между прочим, все с высшим образованием, физики-лирики через одного.

Лорка между тем чувствовала себя, наконец, в своей тарелке, или, по выражению моей кольчугинской бабушки, «сыт, пьян, и нос в табаке.»

Узнав, что я остановилась в «Палангос ветра», все они, начиная с Лорки, издевательски расхохотались – да разве так отрываются конкретные пацаны? Будь ближе к природе, и тебе воздастся.

Всей кодлой усевшись в джип одного из парней, мы поехали в гостиницу за самсонайтом. Остановились по моей просьбе за километр, потому что остатки остатков здравого смысла настойчиво шептали, что упитую Лору лучше не выводить в люди, а, потихоньку и ненавязчиво расплатившись с ночной дежурной, слинять.

Дом, в который нас с Лориком привезли, был большой, но жить надо было под чердаком, куда вела прикреплённая к наружной стене деревянная шаткая лестница, похожая на птичий насест. Зато комната была огромная, и практически во всю комнату было раскинуто ложе, способное принять роту.

Лорка хозяйничала, как своя. Вытащила из холодильника ещё пива, поставила на низкий столик корзинку со свежей клубникой, уселась на пол рядом со столом и стала сосредоточенно крутить косяк, посыпая на табак гашиш из банки, напоминающей пудреницу с присыпкой для промежности младенцев. Оба венгра – Томаш и Фос-Дюла (Лёлик и Болек) — не выдержали перегрева и, утомлённые солнцем, захрапели почти в обнимку, при этом раскинувшись по центру ложа. Вадик сообщил, что они – братья, во избежание неудобных вопросов. Я, конечно, накинулась на клубнику, поскольку у меня из ушей уже выступала пивная пена. Незаметно уничтожив всю корзинку клубники за отсутствием посягательств со стороны хозяев, занятых очередным философским мудизмом о ноблессе лесбиянства по сравнению с гомосексуализмом с приведением примеров из греческой, римской, барочной и современной истории ВИЧ-инфекции, ловко дирижируемым поднаторевшей Лоркой, я подвалилась к Лёлику с Болеком и, хваля себя за то, что урвала сочные и сладкие клубничные вершки, уснула богатырским сном.

Сколько я проспала, не знаю, но проснулась от громкого бульканья и рулад, выводимых моим животом. Пятясь задом в темноте, я пыталась нащупать ногами пол, при этом сжимая все имеющиеся ректальные мышцы. В какую бы сторону я ни ползла, кровати не видно было конца. Уже ни на что больше не надеясь, я стала трясти первое попавшееся под руку тело, к счастью, это оказалась Лора.

- Лорочка, я щас абасрусь, где здесь дабл? – задерживая дыхание, просвистела я.
- Вниз по лестнице, во дворе направо, — отмахнулась от меня Лорка.
- Лорка, если ты не хочешь проснуться обосранной, веди меня скорей!
- Горе ты моё, связался чёрт с младенцем, — бормоча ругательства, Лорка схватила меня за жопу и спихнула с кровати.

То ли она могла видеть в темноте, то ли хорошо освоилась, но несколько мгновений спустя, ободрав локти и коленки, мы, как с горки, скатились с лестницы. Часть сдерживаемого мной жопного материала прорвала оборону трусов и вылилась на траву.

- Лор, не спеши, приплыли. Сядь со мною рядом, рассказать мне надо… – я сидела враскоряку на траве, стараясь не дышать носом.
- Ну, чего? – Лорка достала сигарету и закурила, освежая воздух.
- Лор, ты поеблась с кем-нибудь из них?
- Да, а ты как думала!
- А с кем?
- С Антоном. Как он тебе?
- Вау! Ничо так, самый красивый из всех… Ну и как?
- Не знаю, Ань, мне кажется, что я влюбилась...
- Ну ты, блять, совсем охренела на старости лет! Твоя дочь старше! Сколько ему?
- 26.
- Ну, совершеннолетний, и то слава богу. Слушай, мне бы помыться где...
- Подожди, что делать-то?
- Что-что… Съёбывать надо.
- Вот у тебя вечно так, поэтому тебя никто и не ебёт. У тебя же на морде написано: не подходи, отскочь.
- Лор, я этой твоей любви в жизни наелась до рвоты, до естественного отторжения организмом.
- А у меня мама влюбилась в семьдесят и радуется жизни.
- Да знаю я, ты мне своей мамой уже все уши прожужжала. Что с мужем и с любовником делать будешь? Причём со вторым?
- Во-первых, ещё неясно, увижу ли я его в Вене, во-вторых, как чего делать? Про параллельные миры слышала?
- Лор, это уже третья параллель...
- Ничего, я запасливая мышка-норушка.

Мне вспомнилась Маргарита Терехова в фарсовом отрывке из «Декамерона» на сцене театра Моссовета, где она играла неверную молодую жену старого Плятта. «А если у меня ещё остается, и никто не обижен, ведь не за забор же выбрасывать?» У Лорки оставалось на пятерых. Её либидо стремилось к бесконечности. Мужики, и пожившие, и только начинающие возвратно-поступательную жизнь, чуяли его за версту, как кобели течную сучку.

- Лора, сколько мы будем сидеть с этими мужиками, у меня огород дома не полот и корова не доена, — попыталась я давить на жалость.
- Ничего, обойдутся пару дней без тебя, пашешь на них, как негр на хлопковой плантации...

Конечно, Лорка права. Вот так жизнь пройдёт, и даже покаяться не в чем будет.

- Лора, ну хоть для начала пойдём помоемся. Где здесь душ – для промывки душ?

Помывшись в баньке, стоявшей в самом дальнем углу сада, и смыв садовым шлангом следы фруктово-ягодного кайфа, я поднялась на насест, когда уже почти рассвело. Светало рано, темнело поздно. Ночь была коротка, нормальная такая ночь для этих широт. Постепенно мужики начали шевелиться, потягиваться, проверять комплектность основного органа – первое рефлекторное движение утром. Вчера они подарили нам по куску янтаря, который они якобы самолично нашли в воде. Моя программа-минимум была, таким образом, выполнена. Я решила убрать подарок в самсонайт, пока он не закатился под безразмерную кровать, но – чемодан исчез. Все были на месте. Никто не входил и не выходил. Лоркин рюкзак лежал в шкафу. Я не паниковала, не забила тревогу. Наверное, всё объяснится само собой.

- Лор, а чая нету? А то я кофе боюсь пить, как бы опять мой живот не взбунтовался, — обратилась я к подруге, открывшей свою первую утреннюю банку пива и крутившей косяк.
- Ань, поищи сама, у меня в рюкзаке должна быть пачка, правда, фруктового.
- Ты что, вот фруктового мне как раз и не хватало! – Я сделала страшные глаза.
- Тогда пей кофе. Курить будешь?
- Неа, меня ещё со вчерашнего мутит. – Я никак не могла придумать, чем бы мне выманить Лорку на тет-а-тет.

Ребята тем временем потянулись в душ, в комнате остался один Вадик.

- Вадь, будь человеком, спроси у ребят, нет ли где-нибудь чёрного чаю, — попросила я его.

Когда Вадим вышел, я подскочила к Лорке и сказала ей насчёт чемодана. Показала ей пустое место рядом с её рюкзаком. Лора схватила рюкзак и сказала мне шпионским голосом: «Выходим быстро, резко, не по одному!»

Мы привычно съехали с лестницы и вдоль стены дома проскользнули на улицу, где был пришвартован джип. «Праздник лета, фейерверк, любовь, коза деревянная!» — змеёй шипела я по дороге. У машины мы затормозили.

- Лора, клю-ю-ч!
- Какой ключ, блять!
- От машины, Лора!
- Ёёёёёё! Стой здесь, держи рюкзак, я сейчас! — Лорка бросила мне рюкзак и помчалась опять в дом.

Я не могла закурить сигарету, до такой степени дрожали руки. Палец соскальзывал с колечка зажигалки. Наконец с криком команчей «по машинам!» прибежала Лорка, и, не дав мне сказать ни слова, вскрыла машину одновременно с четырёх сторон при помощи дистанционного управления. В ту же самую секунду выбежали из-за угла все четверо парней. Но мы уже успели запрыгнуть на высокие сиденья.Чероки взревел, подпрыгнул козлом и с визгом шин рванулся с места. Один из ребят успел зацепиться за ручку двери, но его отнесло взрывной волной. Лорка гнала машину, не разбирая дороги. Так продолжалось несколько минут, пока мы не увидели указатели на аэропорт.

- Лор, надо остановиться, мне опять припёрло. Пожалуйста!
- Да хоть обосрись, я не буду останавливать.
- Ну надо же решить, что делать! Куда лететь, как лететь, чемодан искать-не искать? Во, янтарь, блин, забыли!
- Если ты не заткнёшься, ты у меня щас янтарём срать будешь!
- Лор, сверни с дороги, может, в полицию надо заявить?
- В полицию? Чтоб и твой муж, и мой узнали, какие мы охуенные лягушки-путешественницы, да? Мозги размягчились, или где?

Лора всё-таки свернула на боковую дорогу, и, пока я справляла нужду под пахучей сосной, открыла багажник.Там был мой чемодан.

- Во две дуры! – В сердцах сказала я.
- Ага, вчера чемодан не занесли в дом.
- Слушай, а почему он открыт?
- Кто?
- Чемодан! У меня числовой замок! Он не должен быть открыт!

Чемодан действительно был открыт, но ничего не пропало. Зато рядом с чемоданом лежал нож, отвёртка и другой инструмент.

- Лора, как ты думаешь, что это значит?
- А то и значит, что физики-лирики — обыкновенное ворье, которое ловит таких старых дур, думающих своим перепревшим в компост мозгом, что они невъебенные красавицы, пользует их, раздевает и сматывается!
- Знаешь, предлагаю пилить в Ригу, там тоже аэропорт.
- А Рига – это ЕС?
- Да, ЕС, ЕС! Они все давно уже продались!
- Ща посмотрим, сколько до Риги. Ты умеешь пользоваться навигацией?
- Слушай, а тут ещё Вильнюс есть. До него ближе.
- Мне кажется, что в Риге больше международных рейсов, надёжнее.

Мы вычислили, что до Риги нам надо ехать около трёхсот километров. Без доверенности, без документов на машину. Не слабо! Хоть бы были билеты! Мы провели почти пять часов в дороге, ехали, соблюдая все правила, не высовывались, без еды и питья.
Запарковали джип на стоянке во дворе одного из рижских домов, улицу сейчас не выговорю. Потом поймали такси и уже на нём приехали в аэропорт. Рейс Люфтганзы на Вену в 14:45. Мы успеваем!

Все смотрели фильмы и читали книжки, как два преступника слёту покупают билеты, сдают багаж и последними вбегают в салон, когда все остальные пассажиры уже сидят в самолёте с набирающими обороты двигателями. Мы же ещё успели до этого купить бигмак, съесть его, выкурить по сигарете и в числе первых занять места у окошка в аэропортном автобусе-экспрессе. Так могут только такие сумасшедшие бабы, как мы с Лоркой.

И теперь я не знаю, что мне досталось в этой истории – вершки или корешки. Побег от ворюг в их же автомобиле через две страны – это верх удачи! Самая же большая удача заключалась в том, что как раз накануне в Латвии сняли пограничный контроль, который был введён в связи с проходившей в Риге сессии Парламентской ассамблеи НАТО! Но об этом мы узнали лишь дома. Дома же, глядя на меня виноватыми глазами, Лорка призналась, что ребят этих она никогда раньше не видела, а про фестиваль выдумала, чтобы я не очень ругалась. Наказание для неё я ещё не придумала. Но, клянусь, оно будет жестоким.

Кто из них любит меня – бог или дьявол? Говорят, что дьявол активнее помогает своим адептам. А у бога надо долго клянчить поспешествования.

*******************************************************

Поскольку я не имею возможности отвечать на комментарии:
Заранее благодарю прочитавших (много букв, простите!);
Заголовок тщательно продуман;
Сюжет выдуман;
Всё, что касается Паланги, в меру тщательно прогуглено плюс личные воспоминания;
Чото ссу Римантасса.