Книголюб путешествует

Автор: Саша Акимов Я боюсь летать на самолетах. Поэтому добрался до Германии на пароме. Потом прокатился по стране на скоростном поезде. Ясное дело, что на поезде или пароме шансов погибнуть больше, чем на самолете. Но статистика меня не интересовала. Гораздо приятнее осознавать, что твое средство передвижения находится на поверхности земли или хотя бы воды. История моя не о путешествии, а о поиске.

MUNCHEN

Мюнхен находится в самом центре Баварского плоскогорья. Из Мюнхена уже можно увидеть альпийскую гряду, которая находится всего лишь в семидесяти километрах от города. Я приехал туда рано утром.
Глядел на воды реки Изар. Мне захотелось немного побродить по городу, хотя я и не планировал там задерживаться. Прошел мимо банка, где перед входом стоит огромная бронзовая свинья. Шел себе по улочке, пинал окурки. В темном переулке наткнулся на целый ряд секс-шопов. В витринах манекены. Затянутые в латекс. С плетками в пластиковых руках. Возле Макдоналдса сидели несколько сутулых бомжей. Они с завистью смотрели на немногочисленных посетителей. Глядели им в рот.
На знаменитой Мариенплац — ничего интересного. Мариинская колонна. У основания четыре скульптуры. Война. Чума. Ересь. Голод. Неоготическая ратуша. Старый Петр.
Пошел искать Хофбройхаус. Быстро нашел. Здание с арками. Крыша с красной черепицей. Флаги – синие и белые ромбики. Внутри вполне уютно. Деревянные столики исписаны. На них вырезаны инициалы. Накарябаны имена. Я уселся за столик. Ко мне подбежала девочка-официантка. Убрала прядки волос со лба. Что-то спрашивает. Я тычу пальцем в меню. Hofbrau Dunkel. Литр темного пива.
Выпил пива, жевал сосиску с квашеной капустой. За одним из этих столиков сидел Гитлер. DEUTSCHLAND UBER ALLES. EIN VOLK, EIN REICH, EIN FUHRER. Меня это напрягало. Потому я спешно доел свой жирный обед и ушел.
Только когда я прогуливался по набережной Изара, ко мне стало возвращаться хорошее настроение. Мутные воды меня успокаивали. Всплеск на воде. Прыгнула рыбина.
Пора ехать дальше на юг.
Через Австрию.
Автостопом.

АЛЬПЫ

Почему-то я думал о сказочной картине Сурикова. Ведь тут еще после греков-римлян оставалось много каменных дорог. А уж во времена Наполеона тут были солидные торговые пути. Зачем Суворову понадобилось скакать по заснеженным склонам, будто он чемпион по лыжному слалому? Русский человек – легких путей не ищет.
Мы ехали по платной трассе. Проскочили границу, я даже не заметил, что уже в другой стране. Меня подвозил мужичок, который отправлялся отдыхать на горном курорте. Высадил меня у ледникового озера. А сам поехал в свой санаторий. Я скинул кеды, закатал штаны. Помочил ноги в прохладной водице.
Поймал попутку. Микроавтобус с ржавыми крыльями. Усатый водитель улыбался и был дружелюбен. Я смотрел в окно. Яркое мельтешение. Коровки жуют травку. Заросшие мхом загадочные крепости. Трактор. Фермы. К вечеру уже был в транзитном отеле.
Крепко спал. Без сновидений.
Утро. Я наблюдал восход солнца над Альпами, но не смогу его живописать. Каждый волен увидеть это сам. Тучки цеплялись за верхушки гор. Пронзенные лучами. А я украл несколько яблок на ферме. Двигался по узкой горной тропе. Вышел на шоссе. Нашел автобусную остановку. Осознал, что я уже на севере Италии.
Автобус вез меня к заветной лагуне. Это был долгий путь. Через туннели и древние акведуки. В некоторых местах над дорогой была натянута стальная сетка, чтобы откалывающиеся куски горной породы не падали на трассу.
Я приближался к первой цели своего путешествия.
Уже увидел море.

ВЕНЕЦИЯ

Антонио Квадри: «Этот город, который никогда не брался приступом, стоит на примерно семидесяти островах в центре лагуны; он во всех направлениях разделен двумя большими и 147 маленькими каналами, соединяясь воедино посредством 306 общественных мостов, практически все из которых выполнены из мрамора.
На этих островах и на берегах каналов высятся 27918 зданий, в которых некогда обитало 190000 жителей, а ныне осталось примерно 100000. Эти здания связаны между собой каналами и 2108 маленькими улочками».

Приплыл туда на катере. Десантировался.
Я бродил по узеньким улочкам. Кушал слоеные булочки. Гонял голубей на площади перед Сан-Марко. Ползал в районе трущоб. Придавленный необычайностью этого города. Как слизняк расползался по камням. В сувенирных магазинах – маскарадные маски и венецианское стекло. Какие-то уродцы катаются на гондолах.

Иосиф Бродский: «Чего местные никогда не делают, это не катаются на гондолах. Начать с того, что катание в гондоле – дорогое удовольствие. По карману они только туристу-иностранцу, причем состоятельному. Понятен поэтому средний возраст пассажиров гондолы: семидесятилетний не моргнув глазом отстегнет одну десятую учительского оклада. Вид этих дряхлых Ромео и их немощных Джульетт неизменно вызывает грусть и неловкость, если не ужас».

Мне было так приятно в этом городе, что я захотел написать какую-нибудь милую чушь. Пока мое туповатое вдохновение не ускользнуло, или не вылилось в примитивный восторг среднестатистического человека перед непонятной ему красотой. И никакие Тадзио мне не нужны, чтобы прочувствовать боль одиночества.

«Я прошел по мосту Александра Третьего. Аллегории Сены и Невы на боковых пилонах. Сена –грязная и прекрасная. Такая же, как моя новая возлюбленная. Ей четырнадцать лет, она учиться в школе при монастыре. Пятнышки мазута проплывают по воде. Кривая веточка покачивается на волнах.
Сент-Шапель устрашающе падает в небо. Сколько христиан умерло за свою веру, чтобы величественные церкви и храмы могли стоять по всему миру? Когда вспоминаю истории о мучениках, о добровольно шедших на смерть людях, о глупцах, которые умирали ради чужих идей – мне хочется рассмеяться им в лицо. Жаль, что такая возможность мне уже не представится.
Лежа на диване я любовался репродукцией портрета Сары Бернар, портрет был написан Жоржем Клереном. Розовое платье. Тоненькие ножки. Рыжий огонь волос. Все стены в моей комнате были завешаны афишами Альфонса Муха. Из моих глаз текли слезы.
Сегодня тридцатое марта 1923 года. Сара умерла четыре дня назад. Теперь она лежит под землей на кладбище Пер-Лашез. Черви уже пытаются пробраться к ее подгнивающему телу.
Я прогуливаюсь в парке у стен монастыря. Жду, когда любимая выйдет мне навстречу.
Монашки и другие святоши тоже не прочь заняться любовью, просто им доставляет удовольствие себя мучить. Они профессиональные мазохисты.
Отшельник Святой Антоний чуть не сошел с ума от желания. Грех онанизма – вот грех поразившийся почти всех монашек. Они теребят свои клиторы в темных кельях и приговаривают: «О Матерь Божья, о Святая Дева, прости мне мои грехи! Да сохранит Пресвятая Дева Мария мою пизду в целости! Ведь моя плоть принадлежит только Христу!»
Священники же, особенно те, кто дали обет безбрачия, обходят женщин стороной. Но против алтарных мальчиков и мальчишек из хора они ничего не имеют. Безбрачие подразумевает воздержание от любовных связей с женщинами. А про мальчишек там ничего не сказано.
Но в большей своей массе священники — de doux et tristes impussants.
Кстати о половом бессилии. В Средневековье, когда сексуальные проблемы решала церковь, а не медицина – главной причиной импотенции считалось воздействие на человека бесовских сил. Ну а после 1486 года, когда вышел в свет «Malleus Maleficarum» — все решили, что нужно истреблять ведьм для возвращения себе половых сил. Самое надежное средство – найти и убить ведьму. Сжечь ее на костре.
Так и вижу полыхающие костры. Толпа кричит: «Vade retro Satanas!»
Еще тогда было множество суеверий. Говорили, что от импотенции помогают молитвы, обрызгивание стен дома собачьей кровью и обнесение вокруг дома рыбьей желчи.
Детей ведьм варили заживо, чтобы их бесы вышли из них перед смертью. Дети заживо сваренные, со слезающей лоскутами кожей. Улыбка Торквемады.
А вот и моя девочка. Она надела длинное черное платье. Ее маленькие грудки поддерживает бархатный лиф. Очарование невинности. Сексуальность недоступности и запретности. Ma belle enfant. Моя малышка обняла меня, я почувствовал упругость ее груди. Я безумно хочу ее. Но я давлю в себе похоть.
Фанатик Ловат, который распял себя в Венеции в 1805 году, отрезал себе половые органы и выбросил их в окно. Монашенка Агнесса Бланк-Бекен была томима идеей узнать, куда делась крайняя плоть Иисуса Христа, удаленная при обрезании. Святая Екатерина Генуэзская страдала от отсутствия секса. Она падала на землю и кричала: «Любви, любви, я больше не могу!»
Святая Армелль и Святая Елизавета страдали из-за отсутствия любовника. Их горячие дырки просили любви, но глупые предрассудки в их головах не позволяли им познать любовь.
Мы присели на лужайку в сквере Вер Галан. Здесь остров Сите врезается своим мысом в Сену.
Я люблю свою девочку больше жизни. Она меня тоже. Более нам не нужно ничего. Мы решили остановить этот миг. Решили остаться вечно влюбленными. Вечными страдальцами, но счастливыми страдальцами. Как сказал Манн: «Я презираю тех, кто испытывает сильную любовь. Они обречены на вечные страдания…»
Малышка лежит у меня на коленях. Я глажу ее головку. Это прекрасно. Я достал из внутреннего кармана пиджака флакончик и протянул его своей любимой. Девочка взяла маленькую зеленоватую бутылочку и глотнула из нее. Я взял у малышки из рук флакончик и допил его содержимое. Это рецепт Теотении ди Адамо. Она убивала так своих любовников. Аква Тофана. Яд любви.
В животе все горит. Острая боль пронзает все тело проходя сквозь позвоночник. Я не думал, что будет так больно и неприятно. Моя малышка корчится на земле. Она роет землю руками, будто хочет выкопать яму, чтобы спрятаться там. Я поцеловал девочку в губки, в последний раз. Ее стошнило, и я испил ее рвоты. Мы обнялись, свернулись прямо на земле. Наша смерть – это акт творения.
В момент смерти все растворяется в видении дхармакайи — изначальном свете чистого бытия. В этом состоянии не существует противоположностей. Все существует как целое».

Дух Венеции заставляет работать многие припрятанные размышления.
Ты чувствуешь, что способен писать про то, что причиняет тебе боль.
Ты готов писать о таких вещах, после которых тебя возненавидят.

ФЛОРЕНЦИЯ

Если бы Данте сочинял свою «Божественную комедию» прямо сейчас. Я вынудил бы его придумать еще кружочек ада специально для меня. В своем персональном аду я много всего открываю, вспоминая свое прошлое. Поджариваюсь на медленном огне нелепого бытия. Мой une saison en enfer прямо здесь и сейчас.
Поглядел на воду, бегущую под Понте Веккьо. Плевался с моста. Пошел к Санта-Мария-дель-Фьоре. Перданул глядя на Врата Рая. Живо представил происходившие здесь бандитские разборки группировок Пацци и Медичи. Во время знаменитого покушения заговорщикам удалось убить только Джулиана, сильные удары которому наносил сам Франческо Пацци: «Притом с такой яростью, что в ослеплении сам себе довольно сильно поранил ногу», — писал Никколо Макиавелли. Лоренцо же отбился. Его лишь ранили в шею. Заговорщиков довольно быстро истребили. Архиепископа Сальвиати, Якоппо Пацци и Франческо Пацци повесили на окнах Палаццо Веккьо.
Тут зажигал Савонарола. Тут творили Микеланджело Буонарроти и Леонардо да Винчи. Тут сочинял Данте. Я бродил по тем же самым отполированным камням. Пытался впитать эмоциональный заряд города. Отправился в галерею Уффици. У меня развился синдром Стендаля. Головокружение от избытка предметов искусства кругом.
Я видел красивых девочек. Сидящих прямо на тротуаре.
Иди же сюда.
Беатриче Портинари.
Расстегни мне ширинку.

РИМ

Было очень жарко. И я забыл о своей культурной программе. Когда температура достигла 55 градусов по Цельсию. Я уже не мог ни о чем думать. Где-то на заднем плане. Муссолини и чернорубашечники. Колизей и гладиаторы. Ватикан и прочая поебень. Я просто нырнул в фонтан Треви, как Анита Экберг. Плескался в нем, пока толпа туристов-японцев не бросилась в воды фонтана. Они подумали, что тут так принято. Миленькие японские женщины (кривые зубки, большие глаза, маленькие носики) кидали в фонтан Йены.
Я сбежал оттуда.
Чтобы быть у моря.
В Римини.

РИМИНИ

Рюноске Акутагава «Ад одиночества»:
«И только один из кругов этого ада – ад одиночества – неожиданно возникает в воздушных сферах над горами, полями и лесами. Другими словами, то, что окружает человека, может в мгновение ока превратиться для него в ад мук и страданий. Несколько лет назад я попал в такой ад. Ничто не привлекает меня надолго. Вот почему я постоянно жажду перемен. Но все равно от ада мне не спастись».

Прибыл в портовый город вечером. Отправился в первый попавшийся клуб. На предплечье поставили печать, как в концлагере.
Музыка очень громкая. Нырнул в океан горячей плоти. Пенистые гребни разбивались друг об друга. Полураздетые потные тела. Евротрэш. Меня заводят смуглые тела, маленькие груди, распахнутые рты, выгнутые спины. Громкая музыка выводит из равновесия. Я прижался к молоденькой девочке сзади. Она терлась об меня попкой. По ее спине стекал золотистый пот. Я обнял ее за талию, прижал к себе. Не знаю ни слова по-итальянски. Сказал you are so beautiful. Малолетки под экстази, метамфетаминами и другими стимуляторами – резвились. Щупленький мальчик упал, подергивался на полу. Секьюрити вынесли его на свежий воздух. Я ничуть не устал. Девочка схватила меня за руку. Потащила к туалету. Забежали в женский туалет. Сквозь полиэтиленовые ленты. На полу разлита вода. Девочка насыпала белый порошок на край раковины, сделала дорожку при помощи кредитной карточки. Свернула купюру – десять евро. Втянула одной ноздрей. Сделала новую дорожку. Дала бумажную трубочку мне. Я втянул противный порошок. Кристаллические метамфетамины.
Мы выскочили в зал. Продолжили наши торопливые движения. Лазеры мелькали. Разрубая людей на части. Толпа топит свой разум в агонии ритмичного шума. Два-три повторяющихся семпла вводят людей в неистовство. В кубинской религии, Сантерии, есть бог-громовержец по имени Чанго. Ему посвящен танец, состоящий из повторяющихся движений, когда танцор ловит в воздухе могучую энергию Чанго и собирает ее у себя ниже живота. А у меня внизу живота горячо, я сходил с ума от похоти.
Подобно герою Альберто Моравиа. С хуем наперевес. Под новый хит Scissor Sisters — Sex and Violence. Вывел девочку из зала. Мы держались за руки. Она что-то лопотала. Только на улице я заметил, какой это ребенок. Лет пятнадцать максимум. Она сказала, что ее имя Мелисса. Из-за «скоростей» в моей крови. Сердце билось сильнее. Крепнущий член так уперся в ткань трусов, что мне стало больно. Девочка наклонилась у стены. Выпятила попку. На ней практически не было одежды. Какая-то тряпка на веревочках, прикрывающая письку и соски. Глядя на ее спину, я почему-то думал о стегозаврах. Позвоночник и ребра так хорошо видны через кожу.
Девочка повернулась ко мне лицом. Слюнявые поцелуи. Я быстро нацепил презерватив. Она подняла правую ногу. И мы ебались стоя. Яростно. Покусывая друг друга за плечи.
Пару раз она кончила. Я был терпелив. После быстрого секса, мы побежали в другой клуб. Сжигать свою энергию…

Дионис дурачит людей – обманывая призраком своего уничтожения. А потом жестоко их карает. Его страдания игривые, а муки его жертв настоящие.
В нордической мифологии так же был убиваемый и воскресающий бог – Бальдр. Локи подсунул слепому богу судьбы Хеду стрелу, которая убивает Бальдра. После чего, тот попадает в девять подземных палат. Там он проходит испытания и возвращается познав тайну Одина.

Полдень. Я проснулся из-за того, что поливальная машина обрызгала меня. Лежал возле какой-то стройплощадки. В пыли. Прильнул к экскаватору. Запах раскаленной резины и дизельного топлива. Пришел в себя. Проверил карманы. Все на месте. Просто я вырубился. Челюсть ужасно болела.
Поплелся на пляж. Солнце Адриатики припекало макушку. Чернокожая массажистка. Ходила по пляжу. Предлагая свои услуги. Ее икроножные мышцы красиво напряглись, когда она склонилась к телу толстого австрийца. Ее длинные гибкие пальцы разглаживали жировые складки покрытые веснушками. Ее упругие бицепсы и трицепсы переливались под блестящей кожей. Она могла быть такой спокойной, а через секунду свернуть шею своему клиенту.
Я познакомился с мальчиком из Милана. Изъяснялись мы на калечном английском языке. Прекрасное тело мальчика — будто досталось ему даром. Я бы хотел сделать статую в его честь, если был бы скульптором. Я бы хотел разобрать его на части, будь он трупом, а я анатомом. Но я мог лишь любоваться его мускулатурой. И теперь попытаться описать свои ощущения.

Герой покидает родное место, насильно изгоняется. Переживает ряд приключений и проходит испытания. И возвращается измененным и сильным — теперь уже в другой роли.
Шаман должен пережить смерть, расчленение и полное уничтожение, чтобы обрести новую плоть, новую кровь, новые глаза. Чтобы научится понимать и видеть.

Ночь. Я гулял в толпе горожан. Тех из них, кто живут только ночью. Их жизнь начинается в Часы Пса. Им тяжело быть в одиночестве. Их влечет сила толпы. Но я себя чувствую одиноко в этом стаде. Группка людей дружно танцует. Повторяя движения за ведущим танцором. Это просто люди с улицы. Пляшущие. Вместе. В них нет грации, но есть животная сила.
У фонтана сидели молодые люди. Парни обнимали девушек. Брызги воды летели на меня. Это освежает. Темнокожие лоточники. Торговцы всякими безделушками. Ожерелья из ракушек. Морские звезды. Кораллы.
Я шел к морю. Старый причал. Запах рыбы. Зеленые балки. Поросшие мхом и водорослями. Луна красная. Тусклый шум моря вдали, словно шепот умирающего старика. Несколько лодок лежат на песке. Перевернутые вверх дном. Позади меня свет города. Я ушел, чтобы остаться со своими озарениями наедине.
Море отступило.
Некому дать почитать написанное. Уже неплохо получается. Но поделится не с кем. Такова ответственность творческого человека. Печаль одиночества.
Я шел в сторону красной луны. Следуя за отливом. Мелкие крабы выкапывались из влажного песка. Море вдали. Темное и злое. Сегодня день Хиросимы. Роберт Оппенгеймер процитировал Бхагавадгиту во время испытаний ядерной бомбы: «Если сияние тысячи Солнц одновременно зажжется на небе, Это будет великолепие Моего Могущества. Я приду Смертью, Разрушителем Миров».

Путешествие в Шибальбу – проходило по воде. А воздух в Шибальбе был пропитан вонью трупов и гниющей крови.