Мотивации героев

Автор: viper polar red 1.
Несколько минут Антон стоял под прохладным душем. Говорят, что вода лучше всего снимает усталость. Снимает, если усталость физическая. После двухчасового сидения в конференц-зале и ничегонеделания усталость совсем иного рода. Такую ничем не снимешь, разве что водкой.
Антон вышел из душа и с отвращением посмотрел на свой деловой костюм, валяющийся на кровати. Антону даже лень было повесить его в шкаф, так хотелось поскорее избавиться от опостылевшего за день dress code.
Он позвонил домой, чтобы сообщить жене ненужные подробности прошедшего семинара. Промычал, что скучает. Выслушал такой же безэмоциональный ответ и повесил трубку. Надел джинсы, свободную футболку и вышел из номера.

Выходить в город по причине жары не хотелось, поэтому Антон решил выпить в гостиничном баре. «На сегодняшний день – подумал Антон – кондиционер занимает первое место в списке величайших изобретений человечества». Список этот постоянно обновлялся, менялись его лидеры, в зависимости от житейских обстоятельств и социального статуса Антона. После появления в их семье ребёнка, лидерство прочно и надолго захватила стиральная машина. Одно время, лидерами были автоматическая коробка передач, мобильный интернет, электрическая кофеварка, жидкокристаллический монитор и масса других вещей, облегчающих жизнь и делающих её такой безрадостной и ненужной.
В баре было прохладно, немноголюдно и достаточно темно. В общем, имелись всё необходимые составляющие для того, чтобы убить вечер в одиночестве. А может и не убить, если повезёт. И не в одиночестве, если повезёт ещё больше.
Антон занял столик в самом углу. С этого места хорошо просматривалось всё помещение. Сделав заказ, он залпом выпил первую рюмку, и закурил.
«Сейчас войдёт Она, сядет на высокий стул у барной стойки и положит ногу на ногу» — подумал Антон. Налил и выпил вторую. После третьей он понял, что проголодался и подозвал официанта. Изучая скудное меню бара, Антон не увидел, а скорее почувствовал, что к его столику кто-то подходит. Он поднял взгляд и увидел прямо перед собой улыбающегося крепко сбитого мужика.
-- Здорова! Сколько лет! – сказал мужик и протянул через стол широкую ладонь.
Антон не спешил пожать протянутую руку. Мужик явно обознался. Но и не ответить он не мог.
-- Привет… я что-то не припоминаю…
-- Гарринча, ты что? Не узнал?
При упоминании его детской клички на Антона нахлынуло тёплое и приятное чувство. А вместе с ним, ударили по ушам колонки, выставленные через окно на улицу, гомон двора, вечернее «домой, я кому сказала!», сердце сдавили обидой не доигранные казаки – разбойники…
Антон ответил на рукопожатие и пожал плечами.
-- Не узнал, правда.
-- Э-эх. Кореша своего не признал. Стас. Замятин. Ну, узнаёшь?
-- Ну, ё-лы палы – Антон поднялся и прямо через столик обнял друга детства.
Замятин, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул напротив. Повернулся и, не подзывая официанта, крикнул через зал:
-- Давай двести… нет, пол-литра беленькой. Какая там у вас… и это, закусить чего нибудь.

-- Я тебя ещё в зале заметил, Антоха. Всё думал, ты это или не ты. Тебя-то кой чёрт занёс в этот зверинец?
-- По работе.
-- Ну, понятно. А я дело своё открываю, надоело на боссов пахать. Ну, семинарчик так себе. Ожидал большего. Ладно, хрен с ним, с семинаром. Ты-то как? Здесь, в Москве?
-- Нет, я тут в командировке. А живу в Ростове.
-- Понятно. Женат?
Антон кивнул. Замятин шмыгнул своим мясистым, как слива, носом и засмеялся.
-- Лови момент, раз такое дело. Ты всегда девкам нравился, сколько тебя помню. Ленку никогда тебе не прощу.
Стас загоготал, и Антону стало не по себе.

2.
Ленка, Леночка, Ленуся.
Новые жильцы – всегда событие. Переехали они летом, в соседний с Антоном подъезд. Переезд, дело хлопотное. Помогали всем двором, тем более что девочка была – что надо. Стас первым побежал помогать новым жильцам. Таскал тюки, стараясь всё время держаться возле девчонки. Антон только поглядывал изредка, пока не столкнулся с ней в дверях квартиры, выбегая за очередным барахлом. И сразу же – глаза в глаза. Втрескался, что называется, по уши.
Уже позже, зимой – первый невнятный поцелуй в лифте. Провожая Лену, Антон не удержался, нажал на кнопку СТОП, и неумело начал мять Ленкины груди через заячью шубку.

-- Ну и как, сиськи есть у неё? – доставал Стас.
-- Отвали.
-- Гад ты, Гарринча. Я её первый заметил – не унимался Стас. – Имею право знать. Друг ты мне, или нет?
Антон поморщился, в сотый раз пожалев о том, что растрепал во дворе, как прижал Ленку в лифте. Весь остаток зимы Антон и Лена обтирали стены чердаков и подъездов и самозабвенно целовались взасос. До сахарной боли в груди. До распухших губ.
А весной Ленкины родители уехали готовить дачу к летнему сезону и застряли на своём «москвиче» где то на размазне просёлочной дороги. Позвонили со станции, и сказали, что останутся ночевать на даче.
Вместо подъезда – Ленкина квартира. Вместо холодных ступеней лестницы – постель. Пятьдесят грамм, чтобы завуалировать испуганный взгляд. Недолгая и вялая борьба.
-- Ты любишь меня?
-- Люблю. А ты?
И снова, кусочек украденной взрослой жизни.
Уже по прошествии времени Антон понял, что к взрослой жизни, это не имело никакого отношения. ТАК не было уже никогда. Было более искусно и искусственно. Ничего общего, как мёд и сахар.
…
Стас поймал пробегавшего мимо Гарринчу за рукав куртки.
-- Эй, не замечает уже. Совсем взрослый стал, да? – Стас скривил губы в улыбке.
-- Извини, спешу.
Стас оглянулся по сторонам и заговорщически произнёс:
-- Гриня опять к Ленке клинья подбивал. Сам видел.
-- Да ладно.
-- Не веришь? Вчера возле гастронома кадрил её. Зуб даю.
-- Да и хрен с ним – Антон попытался придать голосу как можно больше безразличия. – Он же жлоб.
-- Жлоб или нет, но он мужик почти, в отличие от тебя, — сказал Стас, пытаясь заметить в глазах друга страх или неуверенность. – Смотри, Антоха, настучит он тебе по репе. Видел, как он Виталика отделал?
Антон махнул рукой и вышел со двора. В груди стучало так, что уши закладывало. А под самым солнечным сплетением поселился неприятный холодок. Пройдя пару кварталов, Антон понял, что ему страшно. Он свернул в ближайшую подворотню и присел на скамейку.
«Кадрил Ленку, подумаешь? Поговорили, наверное, и всё. В одном же дворе живём» — лихорадочно думал он, но легче не становилось.
Мысль о том, что Гриня и пара его приятелей отходили Виталика только за то, что тот отказался сбегать для них за сигаретами, не давала Антону покоя. Он представил, что будет с ним, если Гришка положит глаз на Ленку. А ведь так оно и есть, наверное.

Ожидаешь худшего – ожидания твои оправдаются, к бабке не ходи.
Уже через неделю Антона поставили в известность, что третий – лишний. Прямо у дверей его квартиры. Антон вышел из лифта и увидел сидящего на подоконнике Гришу. Тот поманил Антона рукой.
-- Слыш, Антоха. Я тебе так скажу, Ленка – тебе не пара, понял? Закругляйся. Чтоб я вас больше не видел вместе.
Тон был повелительно-снисходительный. Антон слушал и молчал. Он не знал, что ответить. Гриша, видя, что оппоненту нужна помощь, кинул ему спасательный круг в виде вопроса:
-- Ты всё понял?
-- Да, – ответил Антон, чувствуя, как его человеческое достоинство уходит из пяток ещё ниже, ныряет по лестничным пролётам в подвал, а оттуда, всё ниже и ниже, прямиком в ад.
-- Иди, Антошка – Гриня длинно сплюнул на кафель лестничного марша.

Жизнь Антона превратилась в карусель вопросов и ответов, которые он сам себе задавал и сам же на них отвечал. «Что я скажу Лене? Да ничего. Скажу, что всё закончилось. А смогу? А чего не смочь. А что подумает Стас и остальные ребята? Спрашивать будут, наверняка. Скажу, что не срослось. Девок, что ли мало». Вопрос «А не послать ли Гришу нахуй?» засел где-то в глубине Антохиного сознания и на поверхность носа не казал.
Первое время Антон безвылазно сидел дома. На вопросы друзей, «почему не выходишь» отвечал односложно; «занят», «нет времени», «заболел».
С Леной было сложнее. Сказать, что между ними всё закончилось, Антон так и не смог. Надеялся, что со временем всё как нибудь само собой утрясётся. Гриша покрутится вокруг Ленки, да и отстанет. Не будет она со жлобом любовь крутить, не тот уровень.
Так оно и вышло. Судьба была благосклонна к Антону. Отвергнутый Гришка, высокомерно поплёвывая через передние редкие зубы, отпускал пошлые шутки в адрес слабо выраженных Ленкиных достоинств. Антон стал всё чаще появляться во дворе, первое время выползая из подъезда с видом побитой собаки. Лены он старался избегать. Но вечно так продолжаться не могло. Сказывалась заложенная от рождения тяга к воспроизводству, да и Гриша, вроде бы окончательно успокоился. Лена и Антон снова стали встречаться.
…
Подходя к небольшой группе подростков, Антон различил в темноте фигуру Стаса.
-- Лену не видел?
Стас пожал плечами. Остальные переглядывались и переговаривались, пытаясь вспомнить, кто и когда последний раз её видел.
-- Вроде, домой пошла – сказал кто-то из ребят. – Хотя, точно не могу сказать.
-- Твоя баба, тебе лучше знать, – пошутил Стас. Старался безобидно, а получилось зло.
Антон направился к подъезду, поднялся на этаж. Позвонил. Дома Лены не было. Мать пожала плечами.
-- Я думала, она с тобой. Может, она у Светы? Знаешь, где Света живёт?
Антон кивнул и стал медленно спускаться вниз. Когда дверь наверху закрылась, он присел на ступеньку. Затем, решил подняться на последний, восьмой этаж «сталинки». Излюбленное место, где они с Леной проводили часы, пытаясь выжать из минимального комфорта, максимум наслаждения. Всего две квартиры выходили на площадку последнего этажа. В одной проживала почти глухая старушка, в другой, вечно откомандированный служака. Люк на чердак был открыт и Антон услышал наверху какую-то возню и приглушённые голоса. Он медленно поднялся по металлической лестнице. Осторожно высунул голову. Чердак был разделён на три части кирпичными перегородками с деревянными дверьми по центру каждой. Шум доносился как раз из-за одной из перегородок.
Стараясь ступать как можно аккуратнее, Антон прокрался к дверному проёму и заглянул внутрь.
Через вентиляционное окно на чердак пробивался тусклый лунный свет. Первое, что увидел Антон, была белая Гришкина задница. Она размеренно подавалась вперёд и назад. Когда глаза немного привыкли к темноте, Антон разглядел всю картину целиком.
На полу чердака, лицом вниз, лежала Лена. Она уже не пыталась вырваться. Только чуть слышно издавала неприятные хриплые звуки, похожие на рычание обессилевшего зверя. Видимо, рот её был завязан или заклеен скотчем. Двое Гришкиных приятелей сидели на её широко раздвинутых ногах. Гриша, тяжело дыша, восседал сверху со спущенными ниже колен штанами.
-- Нравиться? Хоть попробуешь настоящего мужика, сучка.
Антон сделал шаг назад и оступился. Испугавшись, что его могут услышать, он присел, тихо отполз в тёмный угол чердака и зажал уши ладонями. Его сердце бешено колотилось но, несмотря на это он слышал каждый шорох, каждый хрип и каждое слово, доносившееся из-за перегородки.
Гришка протяжно застонал, и на какое-то время наступила тишина.
-- Серый, давай ты теперь.
-- Я не хочу.
-- Не понял? – в голосе Гришки появились угрожающие нотки.
После непродолжительного молчания и возни, Антон услышал всё те же стоны и хрип. Он хотел встать и бежать как можно дальше отсюда. Не слышать эти мерзкие звуки. Антон попытался подняться, но понял, что совершенно не чувствует собственных ног.
«Главное, что меня не видели», — пронеслось в его голове, — «сейчас я встану и уйду. Тихо и незаметно. Это не моё дело». Антон вспомнил ночь, проведённую с Ленкой, и ему захотелось реветь. На глазах выступили слёзы. Антон сжал зубами свой кулак, чтобы не закричать. Снова попытался встать. На полусогнутых, дрожащих ногах он пересёк чердак по диагонали, уже не боясь поднять шум, с грохотом спустился по металлической лестнице.
…
Перед выходом из подъезда, Антон остановился и перевёл дыхание. Прислушался. Сверху не доносилось ни звука. Никто его не преследовал.
Антон приоткрыл дверь и, стараясь не попадать в свет фонарей, быстро пошёл вдоль стены дома. Домой.

Заявлений в милицию не было. Не было ни разборок, ни видимых последствий. Не было ничего. Только мерзкая и удушливая пустота. Антону казалось, что Лена если и не знает наверняка, то догадывается о том, что он был там и всё видел. Это подозрение приобрело со временем ужасающие формы, превратившись в фобию.
Переезд с родителями на новое место жительства он воспринял как очередной подарок судьбы. За несколько дней до переезда Стас в разговоре с Антоном внезапно спросил:
-- А что у вас с Ленкой-то?
-- А что?
-- Да, как-то странно всё. Она вообще какая-то странная стала.
-- Что ты заладил? Странно, странно. У неё и спроси, а мне, лично – похер. Баб что ли мало? Из-за всякого говна ещё переживать.
Стас только плечами пожал.

3.
-- Слушай, брат, ну ты и нажрался, – Замятин наклонился через столик и заговорщически произнёс – может, по девочкам, а? Я тут знаю одно местечко.
-- Поехали, – не раздумывая ответил Антон.
Поспорив несколько минут на предмет, кто будет рассчитываться, они вышли из бара и направились к проспекту. Мотор поймали почти сразу.
Свежий воздух действует на отравленный алкоголем организм почти всегда одинаково. Не освежает. И не придаёт сил. Глотнув с перепою кислорода, Антон почувствовал мгновенную апатию ко всему без исключения. В том числе и к тёлкам.
Размякнув на заднем сидении автомобиля, он приглушённо сказал:
-- Знаешь, Стас… я вообще-то не готов к блядству.
-- К блядству никто не бывает готов, брат. Это всегда происходит спонтанно. По крайней мере, у меня.
-- Ты скот.
-- Знаю, Антоха.
…
Особенно выбирать было уже нечего. Как на именинах после сладкого стола. Остатки праздника состояли из малочисленной группы жмущихся друг к другу блядей. Яркая помада, зловещие тени вокруг глаз, шпильки, округлые бёдра – впрочем, что ещё нужно для незатейливого мужского счастья?
-- Тебе какая глянулась, а? – Стас не раздумывая и не оборачиваясь на Антона, направился к девушкам, на ходу надевая пиджак.
Антон покрутил головой и заметил на противоположной стороне улицы одиноко стоящую девчонку.
-- Вон та.
-- Какая? – Замятин оглянулся и посмотрел в направлении вытянутой руки Антона. – Одобряю. Я сейчас.
Через минуту Стас вернулся к другу, держа под руку хрупкую девку с пепельно-белой шевелюрой.
-- Люблю блондинок.
Когда троица переходила дорогу, возле девушки на которую указал Антон, остановился автомобиль.
-- Эй, эй! Это наша девочка, ребята, – Стас сделал несколько быстрых шагов вперёд.
Передние двери открылись и из машины вышли двое устрашающего вида парней. Антон сбавил шаг, чувствуя что ситуация выходит из-под контроля.
-- Стас! Слышишь, брат… чёрт с ней.
Вышедшие из машины ребята остановились, преграждая Стасу дорогу.
-- Какие-то проблемы, папаша?
-- У кого? У меня проблем нет, – Замятин остановился, засунув руки в карманы брюк и широко расставив ноги, – а у вас?
Один из ребят открыл водительскую дверь и извлёк из-под сиденья бейсбольную биту. Антон стал медленно пятиться назад, оглядываясь по сторонам. Он окончательно протрезвел и лихорадочно просчитывал пути к отступлению. Стас продолжал оставаться на месте, как ни в чём ни бывало. Стоящие напротив него парни не спешили предпринимать активных действий. Не вынимая рук из карманов, Замятин сделал несколько шагов вперёд.
-- Слыш, мерзота. Ещё шаг…
Стас демонстративно шагнул вперёд и, вытащив правую руку из кармана брюк, потянулся во внутренний карман пиджака. Парни переглянулись. Тот, что держал в руках биту, опустил её на асфальт и опёрся на неё словно на трость. Второй скрестил руки на груди и облокотился на машину.
-- Стойте, где стоите, ребята. Я так понимаю, проблемы вам не нужны?
Один из парней повернул голову чуть в сторону и сплюнул на асфальт, не переставая тем не менее, следить за действиями Стаса. Стас поманил девушку свободной рукой.
-- Иди сюда, милая.
Девушка прошла мимо парней и встала за спиной Замятина.

4.
Всю обратную дорогу в гостиницу Стас трещал без умолку, девицы смеялись, а Антон демонстративно и придушенно молчал.
…
Следующее утро наступило после обеда. Антон и Замятин сидели в баре, за тем же столиком, что и вчера вечером. Пили минералку. Антон безудержно поглощал горячий картофель и бифштекс из телятины.
-- Хорошие девчонки, а? Антоха? – Стас был весел и наигранно порочен.
-- Шлюхи, – не переставая жевать, ответил Антон.
-- Да перестань, Антон. Каждый зарабатывает, как может.
-- Великая заслуга – зарабатывать пиздой.
-- Не пиздой, а любовью, Антон.
-- Да что ты знаешь о любви? Ты когда нибудь, кого нибудь любил?
Замятин задумался на мгновение.
-- Любил, наверное.
-- А я любил, – как будто не расслышав ответа друга, сказал Антон. – Причём, не один и не два раза. Я и сейчас люблю… у меня жена, дети. А ты, сука, нас вчера чуть под монастырь не подвёл! У тебя вообще, мозги есть, или ты их пропил давно?
Замятин зашикал на Антона и осмотрелся по сторонам.
-- Ты чего разорался, брат? Чего тебя понесло-то вдруг? Всё же нормально прошло. Выпили, погуляли…
-- Да пошёл ты… из-за какой-то суки нам могли вчера башку проломить. Погуляли, блять…
Замятин почесал за ухом и виновато улыбнулся.
-- Ну, не из-за суки, а из-за женщины, это во-первых. А во-вторых, нихера бы они нам не сделали.
Антон зацепил вилкой кусок прожаренной телятины. Посмотрел на мясо, заем на собеседника.
-- У тебя что, пушка была?
-- Какая пушка, Антон?
-- Ну, ты в карман за пушкой лез?
-- Да, нет. Нет у меня никакой пушки, и не было никогда.
-- А чего тогда? На испуг брал? Блефовал?
-- Да нет, брат. Просто, сердце прихватило. Испугался немного.
Антон отложил приборы и с нескрываемым интересом посмотрел на Замятина.