Рассказ для любителей домашних животных (о моём отце)

Автор: castingbyme Я уже писала, что характер унаследовала от папы. Если сказать, что папа был сибарит, долбоёб, любитель женского полу и имел светлые волнистые волосы, как у Серёжи Есенина, то, пожалуй, станет понятно, почему моя мама влюбилась в него по самые уши и отдалась в новогоднюю ночь двадцативосьмилетнему морскому волку. И – вуаля – родилось такое волно- и вольнолюбивое чадо с чисто пацанским разгильдяйством и пофигизмом, для которого самым большим оскорблением звучали папины слова: «Мелко плаваешь».
.
Но наш рассказ не об этом. Наш рассказ о любви папы к животным. С одной стороны, он был страстным рыбаком, поэтому неудивительно, что на нашем балконе зимой стояли вёдра с живцом для очередного подлёдного лова, а подсобные помещения были завалены рыболовными снастями, блёснами и мормышками и экипировкой. Особенно мне запомнились две вещи – плащ-палатка и белый, огромного размера бараний тулуп, как в фильмах про пограничников. С другой стороны, папа был помешан на собаках.
.
Когда мне было лет одиннадцать, папа с мамой приехали забирать меня из Филатовской после операции по удалению слепой кишки (привет, Вансон!) на нашей машине. Посадили меня на заднее сиденье, где я и обнаружила приставшую к обивке собачью шерсть. Мама загадочно намекала ещё в больнице, что дома ждёт меня сюрприз. Сюрпризом была немецкая овчарка по имени Джек, которую папа взял из какого-то питомника, где воспитывали мухтаров. Джек оказался, к моему разочарованию, овчаркой в миниатюре. Я осторожно, чтобы не обидеть папу, выразила сомнения в чистоте породы Джека, на что папа заявил, что Джек ещё щенок и должен вырасти в полноценную овчарку.
.
Сидим мы вечером дружной советской семьёй и любуемся на нашего пса. Мы – это ещё и мой младший братишка семи лет, первоклашка. Я глажу Джека, и тут начинается странный перформанс. Джек обхватывает мою голень передними лапами, сгибается, словно собирается какать, а задними лапами начинает пританцовывать, причём его па имеют вид возвратно-поступательных движений, амплитуда которых всё увеличивается и направлена в сторону моей голени. При этом из его пиписьки появляется розовый блестящий стерженёк. Я говорю, чтобы что-нибудь сказать, так как родители застыли в ахуе: «Ой, Джек танцует!». В ответ – молчание. И тут мой смышлёный братишка выдаёт: «Дура ты, он ебаться хочет». И это в первом-то классе! После немой сцены нас срочно укладывают спать, а наутро выясняется, что Джека вернули в питомник, потому что оказалось, что я была права и был пёсик совсем не щенком, а половозрелым недомерком.
.
По прошествии некоторого времени у нас появилась красавица Альба – годовалая овчарка с прекрасным экстерьером, редкого окраса – чёрная с серебром, как у чернобурки. Но с отвратительным характером. Она сразу выяснила, кто в нашей семье является наиболее слабым звеном, и приходила в мою комнату аж в пять утра, нагло будила меня и требовала вывести её на прогулку. Обалдевшая от недосыпа, я тащилась на соседний пустырь и досыпала стоя, пока Альба делала свои дела. Но она не ограничивалась таким мелочным издевательством. В её программе ещё была игра в догонялки. То есть на команду «Ко мне!» она реагировала очень своеобразно – отбегала на безопасное расстояние и ждала, пока я начну её ловить. На ловлю Альбы уходило по меньшей мере полчаса. Остаток сна я добирала на уроках в школе.
.
Альба была десятимесячным (как утверждали документы) щенком огромного роста, видимо папа, огорчённый неудачей с Джеком, основное внимание при выборе следующей собаки уделял именно росту. Конечно, я не была бы его дочкой, если б не устроила Альбе проверку на счёт половозрелости. Однажды утром, когда Альба сунула свой мокрый нос мне в лицо, я села на корточки, схватила Альбу за передние лапы и стала затягивать её мне на спину. Чтобы проверить, хочется ли ей ебаться, как говорил мой брат. Делом это оказалось не простым. Альба была раза в полтора больше и тяжелее меня, и взгромоздить её ко мне на спину стоило больших усилий, тем более, что она решительно отказывалась понимать, чего от неё хотят. Как я ни подставляла ей свой зад, её лапы соскальзывали с моей спины и никакой ебли не получалось. Успокоенная этим обстоятельством, я даже извинилась перед ней за устроенные мучения и со спокойной душой поплелась на прогулку. Это я теперь понимаю, что она была сукой. Но тогда, шокированная поведением Джека, я об этом не думала.
.
Конечно, я жаловалась родителям на эти ранние побудки, но они делали вид, что собаку завели исключительно по моей прихоти (?!), и мне за ней ухаживать. Хотя папа пообещал, что когда Альбе исполнится год, он договорится с инструктором и её выдрессируют. Но Альба до года не дожила. Вскоре после моего эксперимента она почему-то стала сраться жидким поносом, делая это на бегу. Выглядел сюжет так: Альба срёт под моей дверью, я выхожу и, видя это безобразие, пытаюсь надеть на неё ошейник, чтобы скорей повести гулять, но Альба вырывается и бежит от меня по коврам и паркету, а в это время из неё хлещет говняная струя. Родители вызвали врача на дом, и после всяческих обследований нам сказали ужасный диагноз: у Альбы недолеченная чумка с осложнением на печень, можно попробовать полечить, но прогноз неутешительный. То есть сраться она будет всегда. Так мы лишились Альбы. Но не сразу. Сначала её пичкали таблетками и уколами и даже свозили в Крым, где она, увидев море, радостно бросилась в набежавшую, как поётся, волну, нахлебалась, очевидно, солёной воды, и после этого её в воду нельзя было заманить никакими коврижками. Срач в Крыму, правда, прошёл, и мои родители радовались победе над чумкой, но недолго: по приезде в Москву вся эпопея началась снова, да в таких масштабах, что пришлось Альбу усыпить.
.
Покупку третьего пса мама не стала пускать на самотёк, то есть доверять папе, а поехала с ним в клуб и самолично отобрала медалиста-добермана. Короткошёрстую породу – чтобы не иметь шерсти в супе и компоте, а также на простынях. Привезли маленького Реджа в возрасте трёх-четырёх недель, точно не помню. Зато знаю, почему он назывался Реджем. Родителя его звали Ральф, а маму – Джерри, и моя мама, выросшая на фильмах Раджа Капура, очень хотела назвать его Раджем, но копирайт на это имя был уже выдан братцу Реджа, а согласно клубным законам нельзя было давать два одинаковых имени. Редж был щенком-игрушкой с длинными висячими ушами, которыми он собирал клещей, продираясь сквозь высокую траву газона. Выносить его гулять приходилось на руках, потому что ступеньки он одолеть не мог. Спустя недели две над нам произвели операцию по обрезанию ушей, мама с папой положили его, замотанного в бинты, на супружескую кровать и несли поочерёдно вахту с тем, чтобы он не сорвал длинными и мощными, как у львёнка, лапами, повязки с ушей. Мама возилась с Реджем, как с третьим ребёнком. В клубе нам выдали инструкцию по питанию. Мама стала брать работу на дом и чертить свои чертежи ночами, а днём, согласно инструкции, она делала щенку домашний творог, протирала овощи, прокручивала мясо, кормила его витаминами и рыбьей мукой, толчёной яичной скорлупой и вытирала мелкие лужицы, которые он оставлял по всей квартире. Лужи со временем становились больше, кое-где, в особенно облюбованных Реджем местах, вздулся паркет, ко всему прочему он с особым удовольствием грыз тапочки, ручки и ножки кресел и книги, а также обдирал обои: захватывал зубами неплотно пригнанный уголок и тянул вверх, пока не отрывалась целая полоса. Но и Реджу не суждено было прижиться у нас. С нами в доме жила молодая мамаша с годовалым ребёнком, которая словно следила за тем, когда я вынесу Реджа гулять, и выводила на газон своего младенца, чтобы порадовать его собачкой. Она брала ребёнка на руки и быстро, резким движением, подносила его к морде щенка, ребёнок захлёбывался от восторга, а Редж нервно вздрагивал и жалобно пищал. Как-то я осмелилась попросить тётку выгуливать своего ребёнка отдельно от моей собаки, аргументируя просьбу тем, что щенок со всей очевидностью боится таких наскоков. Тётка разразилась отборной бранью, поклялась отравить собаку, орала, что из-за этих тварей – развели, суки! – детям гулять негде, и несла прочую словесную хуету. Не буду вас утомлять перечислением подробностей, но щенок получил в результате психическую травму и стал постоянно дёргаться и вздрагивать при малейшем звуке, даже во сне. В общем, оказался с хлипкой нервной системой, какой там злобный доберман – защитник семьи!
.
С тех пор папа больше не заводил собак, а завёл аквариум с рыбками. Но это уже другая история, как говорится.