Яблочный Спас

Вовушка спит, и ему снится сон:

Он идёт по сосновому лесу; пахнет смолой и земляничным клопом; на длинных стеблях осоки застыли капли росы.

В прозрачной невесомой вышине между столбов утреннего света тихо поёт свиристель.

Вовушка идёт по едва различимой тропе абсолютно голый, задевая кусты болтающимся удом....

В одном заброшенном саду, притулившись к обсыпанному каменными осколками склону, рос Дед. Он был рослый, острый, как меч самурая, злой, как демон Астарот и ненавидел всех вокруг. Дикую яблоньку, вишенку, сливу и даже старого гриба Чагу, росшего неподалеку на кривой иве....

Я начну исподволь, не сгоряча.

Пару раз наблюдая, как негры мешают дельфинью сперму в мангровых лужах Миссури, мне казалось, что наш мир зародился именно так. Неторопливо перемешанным в круговороте Галактик; выжженном яркими Квазарами; высосанном безумными дочерьми древних Богов....

Кем бы ты ни был - мир тебе и свет.

Пикник (Ц)


В том сне не было ни мира, ни света.

Ледяная траншея тянулась из ниоткуда, упиралась в песчаную гору, змеилась дальше до горизонта. Это была Сирия, которая начиналась на левом берегу обычной питерской улицы со сложной Балканской фамилией Турку, а кончалась в разрывах карьеров Парка Интернационалистов, тоже погибших так далеко....

В детстве, когда город заметал первый ноябрьский снег и лужицы превращались в серые ледянки, я надевал кирзовые сапоги с заломанными отворотами, ватник и обматывал вокруг тощей шеи длинный вязаный шарф цвета ультрамарин.

Кирза охуенно скользила по свежему льду;...

А когда они присели за столик, Толстый спросил Ненужного:
- Зачем?
И Ненужный весь такой подобрался, съёжился и ответил:

- Помнишь, той зимой, когда убрались на хэппиньюер? Синий, синий иней и сучки в рукавицах и без? Помнишь?

Толстый не помнил....

Деревенские кладбища чаще всего расположены на холмах. Почему так? Богу одному ведомо – повелось издревле и повелось: ливни стекают с горы, снега талые не тревожат усопших. Спят спокойно в холодной, но мягкой постели. А по весне над берёзовой рощей вьются скворушки, да прочая птичья мелюзга – вьют гнёзда, растят птенцов, чудно поют соловьи на восходе....

Дед был Сергей Семёнович, а прапрадеда звали Адольф – охуенная смесь.

В утлой печи шкворчали красным берёзовые поленья, осиновые давали дым. Пах он остро и пряно. Гудела устланная кирпичом дымоходная труба. По-над ней тешились ласточки, вили гнёзда, совокуплялись, рожая сизые яйца....

То, что в темном лесу за озером ворочалось, меня вовсе не трогало. В ту сторону даже охотники не особо ездили, хотя места дичью богаты были. А как границу обустроили, да служивые с СВД наперевес ходить стали взад-вперёд, так и вовсе перестали наведываться....

Повернулся боком конь, я взглянул в его ладонь.
Он был не страшный. Я решил – я согрешил.
Значит, Бог меня лишил
Воли, сердца и ума?
И ко мне вернулся день вчерашний? В кипятке была зима?
В ручейке была тюрьма?
Был в цветке болезней сбор,
Был в жуке ненужный спор – ни в чём я не увидел смысла…
Бог, ты, может быть, отсутствуешь?...